Жолтовский, конечно, не мог не знать, что в мае 1917 года, на волне революционного энтузиазма, Совет ИАХ обсуждал возможность создания в Риме Русской академии художеств (дальше слов дело не пошло).
В творческой характеристике Парусникова, хранящейся в фонде Московского отделения Союза архитекторов СССР в РГАЛИ, читаем: С 1928 года стал сотрудничать с Жолтовским в качестве его помощника по проектированию и строительству здания Госбанка на Неглинной улице в Москве. Впоследствии это сотрудничество продолжилось в Днепрострое, Центросоюзе, Школе ВЦИК в Кремле, Музее Революции, Дворце Советов в Нальчике, Дворце Советов в Москве (1‐й тур) и др.77
видим, их с Жолтовским интересы совпадали, но идея возвести усадебный дом именно в формах итальянской виллы, по-видимому, принадлежала заказчику, а не архитектору.
О том, что экспозиция была детально осмотрена московским гостем, свидетельствует сохранившийся путевой блокнот, заполненный быстрыми зарисовками выставочных интерьеров и отдельных предметов обстановки. Листы испещрены записями на польском языке.
Надо было бы быть таким тонким палладианцем, как наш Жолтовский, чтобы раскрыть в каждом здании мастера глубоко обдуманную композицию масс и комбинацию уровней, игру интервалов и расстановку окон, с помощью которой достигается непогрешимое, безупречное, никогда и никем не достигнутое в такой мере, зрительное впечатление единства», — писал П. П. Муратов46.
Рутинные аспекты профессии, связанные с инженерно-технической стороной проектирования и собственно стройкой, явно противопоставлялись Жолтовским творческой составляющей, вполне реализуемой на стадии эскизного проекта.
Только что вернулся из Италии Жолтовский, он откопал целый ряд вилл Палладио, никому неизвестных, — сообщал в одном из писем в 1908 году художник и искусствовед Игорь Грабарь. — Чудеса в решете. Я видел фотографии. Ни книжка самого Палладио, ни два тома Скамоцци не дают о них представления»53.
