Глава 2

– Нужно сейчас бить, пока их тут не собралась рать несметная, тогда тяжко нам придется. Этим японцам только палец дай – всю руку нам по локоть отгрызут без всякого наркоза!

Фок испытывал чувство настоящей эйфории – удар трех русских дивизий оказался для противника внезапным. Видимо, здесь был провал знаменитой японской разведки, а может, ее агентам просто не повезло.

На пути им попалось несколько изуродованных трупов. Или тут китайцы, что в немалом числе сейчас перешли на службу в русскую армию, свою лепту внесли в зачистке вражеской агентуры. Чем-то не понравились их соотечественники, которых они заподозрили в шпионаже на пользу японцам – расправы не просто жестокие, а лютые. Память у китайцев хорошая, все прекрасно помнили, как в здешних краях девять лет тому назад зверствовал японский экспедиционный корпус. Так что переодетые японцы вряд ли смогли бы прижиться среди местного населения – выловили бы быстро, на раз-два. А вот коллаборационисты у всех народов мира имелись в достатке – всегда найдутся или продажные шкуры, или предатели, причем первое не отменяет второе, тут своего рода полный симбиоз наблюдается.

– Так что смело продвигайтесь вперед, Роман Исидорович, обхватывайте их, постоянно поджимайте с фланга, броском, прорывом идти надо на Дагушань – противника перед вами практически нет! Нужно продвигаться вперед как можно быстрее, а мы их дивизию здесь растреплем, без вашей помощи обойдемся! Ваша цель – Дагушань!

– Я все прекрасно понимаю, Александр Викторович. Можете не беспокоится, мы выйдем к побережью как можно быстрее!

Глаза генерал-майора Кондратенко блестели, он просто рвался в прорыв, такого генерала не подталкивать, а сдерживать нужно. Вот только сейчас необходимо первое, а не второе – стремление проявлять инициативу и решительность у большинства царских генералов практически вышибли за годы правления царя-Миротворца, Александра Александровича, третьего императора, что правил под этим именем.

Да и нынешний правитель Российской империи десять лет вел себя практически мирно. Лишь малой части русских солдат, и то в основном уроженцам Сибири, довелось повоевать, причем относительно – слишком несерьезным противником оказались китайцы во время подавления европейцами «боксерского» восстания. Как ни крути, то не война была, а избиение неумелого противника, пусть и многочисленного.

Эти, с позволения сказать, «победы» при ничтожных потерях вскружили головы русским генералам, и они совершенно необоснованно стали считать, что запросто побьют японских «макак» так же крепко, как и китайцев. А это очень плохой симптом: армия, не знающая, как воевать, но зато преисполненная самомнением, оплачивает свой первый боевой опыт большой кровью, что и показал бой под Тюренченом.

Японцы оказались опасным противником: армию обучали германские инструкторы, а кайзеровское воинство было самым обученным и страшным противником для любой страны мира, включая и Россию. Да и вооружены прекрасно – винтовки Арисака ничем не хуже русских трехлинеек, а пулеметы Гочкиса под японский патрон хоть и поплоше «максимов», но их у противника, как он точно знал, более двух сотен, в то время как в русской армии только начали формировать пулеметные команды. И если бы не флот, вовремя принявший «максимы» на вооружение, сейчас положение было бы аховое.

Та же ситуация и в артиллерии: скорострельная трехдюймовая пушка по всем показателям превосходит японскую полевую 75-мм пушку. Вот только орудий Путиловского завода хорошо если две-три батареи на дивизию, а это 16 или 24 пушки, остальные – старые 87-мм орудия, которых не меньше половины в составе артиллерийских бригад.

А вот японцы подготовились к войне намного лучше, у них в каждой дивизии полк из двух дивизионов, в каждом – по три 6-орудийных батареи. В первом – 75-мм полевые пушки, а во втором – горные 75-мм пушки. Последних в русской армии практически нет. Несколько батарей капризных изделий от путиловцев, да совершенно бесполезные пушки Барановского с их ничтожной дальностью стрельбы в две версты.

А тут вся местность в горных кряжах и сопках, хороших дорог практически нет, а то, что ими здесь называется, больше похоже на тропы, которые при первом ливне станут совершенно непроходимыми для повозок и орудийных запряжек. А полевую пушку, в отличие от горного орудия, которое можно разобрать на части, на спины лошадей не навьючишь, вручную тащить нужно, за колеса, ибо кони в грязи увязнут.

Про тяжелую полевую артиллерию и говорить не приходится – пушки, гаубицы и мортиры устаревших систем, принятых на вооружение в годы Русско-турецкой войны или чуть позже ее. Дальность стрельбы из них уступает японским пушкам, а это крайне скверно: в полевом бою японцы накроют огневые позиции с дистанции, на которой их не достанешь. Как ни крути, но без контрбатарейной борьбы не обойтись, а для русских трехдюймовок, что могут достать неприятеля, есть только шрапнель.

Однако присные от артиллерии генералы приняли французскую доктрину «единства пушки и снаряда», вместо того чтобы поразмышлять на досуге между посещениями в Париже всевозможных борделей и казино. А солдатам за их пустоголовость придется собственной кровью расплачиваться. Осколочно-фугасных снарядов, которые гранатами именуют, на вооружении нет от слова совсем, не предусмотрены они расписанием.

– Вы только в бои не ввязывайтесь, Роман Исидорович, и в лоб не атакуйте, солдат берегите. Обходите их, по сопкам в обход егерей посылайте или полковых охотников, а если местность удобная, то драгун с казаками. И с пулеметами на тачанках обязательно, да с орудиями. Не жалейте снарядов, у вас японцы арсеналом послужат!

Фок знал, что говорил: главной ударной силой «южного отряда» под командованием Кондратенко послужила сводная ВС стрелковая дивизия генерал-майора Горбатовского. Она была составлена из 1-й бригады 4-й дивизии, обстрелянных в бою под Бицзыво 13-го и 14-го стрелковых полков, и 25-го полка из 7-й дивизии, шефом которого был уже Роман Исидорович. Две дюжины новеньких трехдюймовок и 12 пулеметов Максима, а также шметилловские «органы», были уже вполне освоены расчетами, и оставалось надеяться, что будут с толком применены.

Еще были два отряда егерей – свой и переданный из 7-й дивизии, около трех тысяч отборных и сметливых солдат, имевших исключительно японское вооружение: винтовки Арисаки, почти два десятка пулеметов и полный дивизион горной артиллерии, взятый трофеями на одном из транспортов. С ними шли и несколько сотен китайцев, взятых в поход носильщиками – многие хотели повоевать с японцами, пошли в поход без принуждения. Наоборот, со злыми улыбками на лицах зашагали, сгибаясь под мешками, что тащили на спинах.

В авангарде должна была пойти кавалерия, которую только удалось собрать. Фок отдал все, что у него имелось под рукою: Приморский драгунский полк, две конные сотни пограничников и три сотни сибирских казаков. К ним прибавили дивизион конных егерей в виде ездящей пехоты – кавалеристами они не могли быть в принципе.

За неимением кавалерийского генерала во главу пришлось поставить командира приморских драгун полковника Воронова, заставив запомнить импровизированную инструкцию как «Отче наш». В штабе наместника хватало моряков и представителей инфантерии и артиллерии, имелись интенданты и железнодорожники, но единственная парочка кавалеристов пребывала в невысоких чинах ротмистра.

Импровизированную бригаду усилили 3-й Забайкальской казачьей батареей, а также придали две конно-пулеметные команды – восемь «максимов» установили на рессорные повозки, которые Фок стал именовать тачанками. К его несказанному удивлению, название прижилось, войдя в обиход на четырнадцать лет раньше действительного создателя, небезызвестного в истории батьки Махно…

– Постарайтесь выйти к Дагушаню главными силами за четыре дня. Понимаю, сто двадцать верст – большое расстояние, однако поторопитесь, ради бога. Коннице хватит двух суток, егерям – трех, у них повозки и носильщики. Следуйте в авангарде, так будет легче и быстрее принимать нужные решения. И всячески торопите Горбатовского – без пехоты вы не сможете удержать японцев, если они начнут отступать от Далинского перевала. Но думаю, этого не произойдет!

– Почему, Александр Викторович? Если твой фланг обхватили, вышли в тылы, то необходимо отступить, чтобы не попасть в окружение…

– Это японцы, Роман Исидорович, не европейцы, на это я и сделал расчет. Для командующего Второй армией генерал-лейтенанта Ясукато Оку, как и для его генералов, важно не потерять лицо. Они рвутся через Далинский перевал, стремясь выйти к железной дороге, а потому обхват левого фланга воспримут как временную неудачу и вначале не придадут этому значения, примут за конный рейд при небольшой пехотной поддержке. Этим вы выиграете пару дней, за которые должны пройти как можно дальше на северо-восток – стоит перевалить за сопки, и будет намного легче.

– Я постараюсь. – Кондратенко вставил сапог в стремя и уселся в седле.

Фок не стал садиться на свою лошадь, взял коня генерала под уздцы и негромко сказал:

– Не вздумайте лезть в драку и показывать излишнюю храбрость – генералу она не к лицу! Ваша задача – выполнить приказ от и до, с разумной инициативой, конечно, тут я только приветствую любое начинание. В Ташичао прибыли эшелоны Девятого Тобольского пехотного полка, все его четыре батальона отправятся за вами следом. Больше ничем не могу подкрепить – резервов нет, будет через два дня только ваша бывшая Седьмая дивизия, и то только в том случае, если Квантуну ничего не будет угрожать. Не нравится мне, что адмирал Того пока не выказывает намерений, но мало ли что будет, пока стоит «туман войны»…

Фок задумался на минуту, продолжая держать коня железной хваткой. Затем чуть громче сказал:

– Ладно, всего не предусмотришь. Держите связь посыльными – моим китайцам-проводникам всецело доверяйте, это люди проверенные и мне служат честно. Упор делайте на внезапность, артиллерийский и пулеметный огонь, офицеров выбивать в первую очередь – у вас великолепные охотники! И делайте выводы, что хорошо, что плохо. Все, езжайте!

Фок отпустил поводья и хлопнул коня ладонью по крупу – генерал Кондратенко поскакал вслед уходящей на восток колонне, за которой вилась пыль. За ним устремились офицеры и два десятка конвойных казаков.

– Надеюсь, у него все получится, иначе мой замысел коню под хвост пойдет. А сейчас нужно ехать к Надеину и Гернгроссу, пальба у них нешуточная началась! Должны сбить японцев с сопок, первая удача всегда войска окрыляет…

Глава 3

– Флот делает все, что в силах, побеждая врага на море. – Алексеев обвел взглядом собравшихся за столом генералов – шел военный совет, и на нем присутствовали все генералы, как из его штаба, как наместника, так и штаба Маньчжурской армии.

– Вчера отряд наших кораблей под командованием контр-адмирала Матусевича пресек обстрел Дальнего японской эскадрой, выйдя в море и дав бой. Совершенно разрушен и полностью сгорел, выбросившись на скалы, броненосец береговой обороны «Хэйэн», разбит артиллерийским огнем и потоплен самодвижущимся минами бронепалубный крейсер «Сайэн». Тяжко поврежден броненосец «Чин-йен» и флагманский крейсер вице-адмирала Катаоко «Ицукусима», еще два вражеских крейсера избиты настолько, что можно сказать одно: победа одержана замечательная. Весь Пятый броненосный отряд японского флота выбит в полном составе!

Заявление наместника произвело впечатление не только на штабных, серьезно задумался и генерал Куропаткин, на лице которого наместник уловил мимолетно промелькнувшую гримасу неудовольствия. Бывший военный министр, несмотря на многие полезные черты и ум, имел недостаток, который перечеркивал все. Алексей Николаевич был нетерпим к чужой славе, старался всячески принизить деятельность подчиненных, списывая на них свои просчеты и неудачи, и беззастенчиво возвеличивал достижения – как собственно свои, так и чужие, если была возможность их присвоить. Но такова природа власти, и большинство боевых генералов и адмиралов, пройдя огонь и воду, не выдерживали пения медных труб. Да еще льстецы многое напевали в уши – возле каждого сановника империи крутились рядом прихлебатели с эполетами и погонами на плечах.

– Потом был бой с броненосцами самого Того, их против наших кораблей сражалось всего три. А это означает, что «Сикисима» тяжко поврежден в бою с эскадрой под моим командованием седьмого мая и находится на ремонте. – Момент оказался удачный, и Алексеев не постеснялся еще раз надавить на свои заслуги. – В том самом, где мы утопили два броненосца и несколько крейсеров противника.

Наместник замолчал, достал белоснежный платок и вытер испарину – день наступил жаркий, и в штабном вагоне было душно, несмотря на раскрытые окна. «Сухопутные» переглядывались: уничтожение вражеского броненосца произвело на них впечатление, а вот на тип – береговой обороны, – как он и рассчитывал, они не обратили внимания. Да и ни к чему это, и так ясно, что флот сражается и одерживает победы, несмотря на превосходство врага в силах, а армия все еще «сосредотачивается».

План будущей войны с Японией разрабатывал в прошлом году именно штаб наместника. В нем предполагались следующие мероприятия: в течение трех месяцев с момента объявления войны все девять Восточно-Сибирских стрелковых бригад развернуть в дивизии, добавив в каждый полк по полнокровному батальону, взятому из армейских корпусов. Переброска этого пополнения по железной дороге отнимала, при неблагоприятном обороте, не больше двух месяцев. А два батальона, что имелись в полках, укомплектовались до штатов запасными, которых призывали со всех населенных губерний и областей Сибири.

Кроме того, все три Сибирские запасные пехотные бригады развертывались в течение двух месяцев в полнокровные 16-батальонные дивизии, а потом еще четыре недели должно было уйти на переброску до Ляояна по железной дороге полков и артиллерийской бригады со всеми положенными по штатам обозами.

Эти двенадцать дивизий и были тем местным сибирским ресурсом, на который следовало рассчитывать, начиная войну со Страной восходящего солнца, которая имела больший потенциал. Всего японцы могли выставить двенадцать полевых дивизий, набираемых по территориальным округам. Каждая из них включала в себя две бригады пехоты двухполкового состава, всего 12 батальонов. А также полк артиллерии из шести батарей (36 орудий), кавалерийский полк в три эскадрона, саперный и обозный батальоны – до 14 тысяч солдат и офицеров. Сверх штата шли носильщики, китайцы и корейцы, которых обычно было несколько тысяч человек – японские пехотинцы на марше шли налегке.

Но это было еще не все, при каждой полевой дивизии формировалась резервная бригада усиленного состава в восемь батальонов инфантерии, дивизиона артиллерии и кавалерийского эскадрона. Резервисты вооружались устаревшей винтовкой системы Мурата и только полевой артиллерией. Но большинство солдат имели опыт войны с китайцами и по боевому духу мало чем уступали кадровым частям.

Плюс дивизия японской гвардии, укомплектованная самым отборным человеческим материалом и со своей резервной бригадой. Еще две отдельных бригады кавалерии двухполкового состава – усиленного: не три, а четыре эскадрона каждый полк. Имелось семь отдельных полков полевой артиллерии, несколько дивизионов тяжелых и осадных орудий – армия вполне европейского типа общей численностью четыреста тысяч по завершении мобилизации, с обученным резервом семьсот тысяч человек.

По своим людским возможностям Сибирь как минимум втрое уступала, хоть всех мужиков поголовно в Маньчжурию отправь. Наместнику пришлось принимать подготовительные меры заблаговременно. В прошлом году с целью проверки пропускной способности Транссиба в Забайкалье отправили вторые бригады из 31-й и 35-й пехотных дивизий, по восемь батальонов каждая, вместе с приданными артиллерийскими дивизионами, но совершенно без обозов. Бригады проделали путь в шесть тысяч верст, добравшись точно в срок до Читы. Здесь их и оставили на зимних квартирах, наскоро сформировав обозы и нестроевые команды – и правильно сделали. Ведь в конце января нового, 1904 года началась война, а тут полнокровная по своей численности сводная пехотная дивизия оказалась под рукою, и переброска войск в Ляоян не заняла много времени.

Сколачиваемую с февраля Маньчжурскую армию возглавил генерал-лейтенант Линевич, которого солдаты за почтенный возраст 66 лет и непоказную о них заботу именовали папашей. Именно на его кандидатуру сделал ставку Алексеев, хорошо знакомый с ним со времен подавления «боксерского» восстания – именно старик стал фактическим главнокомандующим союзными силами, и ему принадлежала честь взятия Пекина. И хотя Линевич был первым в списке на должность командующего армией, но в столице шли свои интриги – там, чтобы избавиться от строптивого военного министра, решили в корне переиграть ситуацию.

К общему удивлению, командующим Маньчжурской армией назначили генерала от инфантерии Куропаткина, еще относительно не старого, всего 56 лет от роду, героя Туркестанских походов, начальника штаба легендарного «белого генерала» Скобелева. С именем его связывали будущую победу над Японией, в которой сейчас были уверены все присутствующие за столом, кроме одного адмирала.

Евгений Иванович благодаря обстоятельному рассказу Фока теперь знал, каким жутким поражением для России обернется эта война. Причем с главнокомандующего будет как с гуся вода – в неудачах обвинит всех, кого только сможет, ведь именно они своим дурным исполнением погубили его гениальные победные планы. И даже напишет целых четыре тома, восхваляя там себя и очерняя невежд, которые не дали раскрыться во всей красе его полководческому дарованию.

Прибыв в армию 15 марта, Куропаткин первым делом отправил Линевича во Владивосток, командовать войсками Приамурского края. Убрать возможного претендента как можно дальше есть главное правило в любой интриге. Затем Алексей Николаевич стал тасовать людей наместника, как карты в колоде, постаравшись изменить козырную масть. И постоянно писал в Петербург, требуя полной автономности в командовании, хотя любой военный прекрасно понимает, что в единоначалии есть сила. Хорошо, что в Петербурге пока не поддались шантажу – Алексеев остался главнокомандующим, но его права в отношении армии были урезаны. Он мог отдавать генералу Куропаткину лишь общие указания и не вмешиваться в управление корпусами и дивизиями.

Теперь требовалось добиться изменения плана ведения войны, но, судя по насупленному виду Алексея Николаевича, сделать это будет невероятно трудно, скорее невозможно. Но пока была жива надежда на взаимодействие и взаимопонимание, требовалось идти до конца.

– Флот российский победит неприятеля на море, хватит у нас собственных сил – в конце июня в строй войдут вероломно подорванные неприятелем броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан», а также «Победа». А еще государь император повелел подготовить к отплытию в здешние воды Вторую Тихоокеанскую эскадру под командованием вице-адмирала Рожественского. С ее приходом наше могущество утвердится в Желтом море окончательно, и мы можем начать тесную блокаду берегов самой Японии, а также начать подготовку к демонстрации десанта.

Алексеев старался говорить уверенно и спокойно – нужно было внушить сухопутным коллегам уверенность. Евгений Иванович теперь считал каждый час, и на то была причина, которую он тут же озвучил:

– Господа, накануне большой флот транспортов под неприятельскими флагами вышел в море от берегов Кореи. Намечается высадка десанта…

Глава 4

– Простите, господа, но о флотских делах касательно высадки вражеского десанта нам с Алексеем Николаевичем следует переговорить тет-а-тет, ибо того требует ситуация. – Алексеев пресек возможные разговоры и внимательно посмотрел на Куропаткина.

Тот чуть кивнул в ответ наместнику и негромко произнес:

– Следует перенести военный совет на час позже, если нет возражений или иных вопросов.

Понятное дело, что генералы все поняли правильно, хоть на их лицах читалась целая гамма разнообразных вопросов, а в глазах плескалась масса возражений, вот только немых – надо быть полным безумцем, чтобы в такой ситуации раскрывать рот. Все вышли, последним покинул салон контр-адмирал Витгефт, бросив взгляд на наместника.

Дверь закрылась, и два высокопревосходительства остались наедине.

– Смотрите, что происходит, Алексей Николаевич, – осторожно произнес адмирал, понимая, что теперь разговор следует вести осторожно и вначале прощупать настроение Куропаткина. – Судя по тоннажу собранных судов, а их вдвое меньше тех, что высадили десант у Дагушаня, японцы собираются перевезти две дивизии с усилением – я имею в виду артиллерию и некоторое количество резервных батальонов, но последних вряд ли больше бригады. Места для десантирования нам известны, нужно только определить, где точно будут высажены вражеские войска, и нанести им потери…

– И позвольте узнать, Евгений Иванович, как же вам стали известны эти самые доступные для высадки места?

Голос Куропаткина прозвучал с неприкрытой язвительностью, адмирал все же сдержался, чтобы не вспылить в ответ. Отношения с командующим Маньчжурской армии откровенно не сложились с первого дня, ведь каждый из них тянул пресловутое одеяло руководства на себя, считая именно свои планы наиболее действенными и полезными для ведения войны.

– Их осталось всего три по самому большому счету. Побережье всего Ляодунского полуострова в целом и самой Квантунской оконечности в частности мелководно. Кроме Порт-Артура и Дальнего есть только один порт, но проход к нему идет вдоль северного побережья Квантуна, а там глубины совсем неподходящие для морских транспортов. Высадка каких-либо больших соединений типа дивизии практически невозможна, побережье прикрыто нашими постами, в случае необходимости подтянем полевую артиллерию, причем быстро – вдоль всего полуострова идет железная дорога. И сколько бы их ни высадилось, всех сбросим обратно в море. Кроме того, в первую же ночь задействуем миноносцы и минные катера – повторится ситуация, под Бицзыво. Японцы только понесут большие потери без видимого результата. Так оно и будет!

Алексеев закончил несколько жестко, так как увидел, что генерал попытался что-то сказать. Отдавать инициативу было нельзя, и адмирал продолжил говорить дальше:

– Про побережье от Порт-Артура до Дальнего и говорить не приходится – любую высадку отобьем, и с суши, и с моря. А с конца июня и о первенстве на море можно подумать – у нас будет шесть броненосцев и два броненосных крейсера против четырех броненосцев и пяти-шести броненосных крейсеров. Практически равные силы, так что можно перехватывать инициативу в боевых действия и отсечь высадившиеся японские войска от поставок военного снаряжения и боеприпасов, или, по крайней мере, серьезно затруднить сии перевозки. И главное, больше не давать возможности перевозить большие подкрепления, когда транспорты идут десятками. Так, как произошло под Бицзыво, но не случилось в Дагушане.

– В Дагушане высадка состоялась только потому, что вверенная вам эскадра не предприняла никаких действий…

– В отличие от Бицзыво, высадка японцев состоялась именно потому, что армия решила спокойно наблюдать две недели за тем, как противник спокойно высаживается на не приспособленное для этого побережье. Две недели генерал Штакельберг спокойно смотрел на это, не предпринимая никаких действий, чтобы нанести противнику хоть какие-то потери и если не сорвать, то затруднить высадку на берег.

– Мы должны всячески избегать решительных боев с японцами, которые могут привести к значительным потерям, – как заученную мантру быстро произнес в ответ Куропаткин.

– Странно, в первые часы и даже дни противник наиболее слабый, не успевает окопаться, поставить собственную артиллерию, именно в этот момент нужно наносить решительные удары. Ибо, как ни велики будут собственные потери, у врага они будут намного больше. Под Бицзыво потери шли один к восьми, к тому же захватили тысячи винтовок, огромное количество патронов и снарядов, десятки орудий и пулеметов. И вражеские корабли не помогли, так как наша артиллерия была вне зоны поражения их орудий – японским канонеркам и малым крейсерам не хватало дальности.

– Нужно беречь наши войска от напрасных потерь, к тому же вся вина за беспрепятственную высадку японцев всецело лежит на генерале Штакельберге, что не предпринял соответствующих мер и во всем положился на отряд генерал-майора Зыкова…

Алексеев прикрыл веками глаза, не желая, чтобы Куропаткин увидел в них вспыхнувшую ярость. Но требовалось как-то договариваться, а потому усилием воли он притушил гнев. Да, теперь он понимал правоту Фока – самое страшное, это когда военный, облаченный большими полномочиями и властью, всегда уверен в собственной правоте и категорически не желает признавать допущенных им самим ошибок.

– Мы сейчас можем как победить в этой войне, так и потерпеть позорное поражение, – тихо произнес Алексеев и посмотрел на Куропаткина, лицо которого приняло скептическое выражение.

– Проиграть? Что за негативное настроение у вашего высокопревосходительства? Да мы на пороге победы: заработала переправа через Байкал, и к июлю нам прибудут резервом сразу три армейских корпуса, с помощью которых мы сбросим любой японский десант в море…

– Вы слишком оптимистично настроены, Алексей Николаевич, – усмехнулся Алексеев. – Ситуация совсем иная, чем вам представляется. Японцы ведь могут выставить до двадцати пяти дивизий, если развернут резервные бригады, как и мы. И вам это хорошо известно. Пока силы неприятеля составляют чуть больше четверти – три дивизии в Первой армии Куроки на реке Ялу и четыре дивизии во Второй армии Оку у Дагушаня, что сейчас штурмуют, пока безуспешно, Далинский перевал. Против нас всего семь дивизий, а мы против них можем выставить одиннадцать, причем не оголяя Владивосток. Этих сил вполне достаточно, чтобы сбросить японцев в море одной частью, а второй выдавить обратно в Корею. И тем достичь победы…

– Какой победы? Они залижут раны и двинут еще восемнадцать дивизий, а мы уже понесем невосполнимые потери.

– Мы их будем бить по частям, а не позволять им бить нас по частям, если станем «накапливать» силы.

Ехидство прорвалось, Алексеев не успел его сдержать, а Куропаткин побагровел. Теперь терять было нечего, и Евгений Иванович решил выговориться.

– Все необходимое японцы получат морем: патроны, снаряды, пулеметы, винтовки, пушки, боевые корабли. За их спиной Англия и Америка, которые вложили в их страну огромные деньги и поставили многое на их победу в этой войне. А три прибывающих корпуса при таком раскладе ничего не значат – будет восемнадцать наших дивизий против двадцати пяти японских. И это при нехватке патронов и снарядов – расход боеприпасов чудовищный, это бой под Бицзыво показал. Не солдатскую кровь лить понапрасну, а избивать врага ружейным, пулеметным и орудийным огнем!

У Алексеева перехватило горло, но он справился со спазмом и стал чуть ли не умоляющим тоном говорить:

– Сейчас Первый и Третий Сибирские корпуса начали наступление на Дагушань. Мы должны сбросить японцев в море. Если этого сейчас не сделать, то японцы перебросят подкрепления и дойдут до железной дороги. Им кровь из носа нужно немедленно брать Инкоу. Это единственный, а потому важный порт, который позволит им выиграть войну с нами. Тогда они смогут беспрепятственно доставлять судами грузы, а не таскать их на спинах носильщиков через всю Корею по тропам.

– А флот будет на это спокойно смотреть?

Куропаткин посмотрел с таким ехидством в глазах, что Алексеева пробрало, и он вскипел:

– Флот воюет и будет воевать, но он погибнет в условиях полной блокады. Пока вы соберетесь с силами, японцы возьмут Порт-Артур – мы только начали завозить снаряды и продовольствие, запасов на четыре месяца. Никак нельзя дать японцам возможность укрепиться на Ляодуне, это будет гибелью для флота: железная дорога как питательная пуповина, по ней идет уголь из Янтайских копей, а без него корабли просто не смогут выйти в море и сорвать вражеские переброски! А я останусь в Порт-Артуре, потому что именно со мной связывают надежды на победу в морских сражениях. И я это уже доказал, причем не раз!

Алексеев «чисто случайно» тронул большой белый крест Георгия II класса, и, видимо, этот жест в сочетании с пламенным спичем произвел на Куропаткина впечатление. А может, и завуалированная угроза – император Николай Александрович был вторым самодержцем после Петра Великого, что искренне если не любил, то относился с благоволением к русскому флоту, строительство которого шло с размахом.

– Продвижение на Дагушань – задумка генерала Фока…

– Наступление разработал мой полевой штаб – генералы Жилинский и Флуг, а Фок выполняет мой приказ как главнокомандующего, ведь Третий корпус, что обороняет Квантун, в моем распоряжении, как и дивизия во Владивостоке. Вся ответственность на мне – и я отвечу, если наступление провалится. Но мне нужно три дивизии, не меньше, ибо японцы готовятся начать десант. Как только определится его место, я брошу в бой этот резерв. Я ведь моряк. Какой прок держать броненосец в порту как резерв, если он нужен в бою, который ведет эскадра!

Укол достиг цели – генерал опять побагровел. Но задумался, и Алексеев хорошо понимал его мысли. Ситуация беспроигрышная, если пошлет дивизии. Выиграет Фок сражение, и Куропаткин объявит, что без его помощи не было бы победы. Проиграет – вся вина падет на наместника, который будет признан дилетантом в сухопутной войне, а командующий Маньчжурской армии станет полностью автономным в своих решениях.

А вот если помощь не будет оказана и японцы перережут железную дорогу в случае удачной высадки нового десанта, то крайним сделают именно Куропаткина, так как Алексеев с его морскими победами сейчас в фаворе.

Алексей Николаевич быстро просчитал возможные расклады и произнес:

– Хорошо, Евгений Иванович, я отправлю вам Четвертый Сибирский корпус генерала Зарубаева, эшелоны с войсками прибыли полностью. А еще выделю Первую Сибирскую пехотную дивизию…

Глава 5

– Вот и хорошо, что вы можете меня видеть, Митрофан Александрович. – Фок крепко пожал руку лежащего генерала Надеина – старика крепко контузило разорвавшимся снарядом. Но дело свое его дивизия выполнила – бригада японской инфантерии, к тому же изрядно поредевшая после неудачной высадки у Бицзыво, была полностью смята стремительной атакой пехоты.

Наступление русских предварял мощный удар артиллерии по двум деревенькам и небольшой китайской крепости, где попытался укрепиться японский пехотный полк. «Бог войны» показал себя в полной красе – противник был вначале ошарашен мощью огня, содрогнулся и позже даже впал в панику. Еще бы – наверное, впервые в этой войне русскими сюда было стянуто более сотни пушек калибра 76 мм и крупнее, вплоть до шестидюймовых полевых мортир. От попадания чугунных бомб весом в полтора пуда каждая, снаряженных даже не пироксилином, а черным порохом, глинобитные домики разносило в куски, только пыль в разные стороны шла…

– Жаль старика, но война есть война, а у японцев тоже имеются пушки. Вернее, здесь имелись, но полностью нами выбиты, как видно. Крепко им тут досталось. – Фок прищурил глаза, как сытый кот, обозревая картину побоища. Война ведь не только кровавый ужас – гибель врага порой выз