Помню курьез. В числе любителей был в Москве известный гробовщик Котов. Недурно играл. Поставил он «Свадьбу Кречинского» и сам играл Кречинского. Зал бушевал, аплодируя после первого акта, ведь после каждого спектакля Котов угощал публику ужином – люди все были свои. Наконец, второй акт. Вдруг неожиданно, запыхавшись, в шубе вбегает на сцену его приказчик и шепчет что-то Котову на ухо. – Ну? Сейчас. Ступай отсюда! – Да торопитесь, а то перехватят! Кречинский сорвал сначала одну бакенбарду, потом другую и бросился, ни слова не говоря, бежать со сцены. Оказалось, что умер один из богачей Хлудовых, и он побежал получить заказ. Публика не обиделась: дело прежде всего! И стали танцевать.
В театре Родона – оперетка… Своя там публика. Пожившая, износившаяся – старые развратники, наблюдающие обнаженные торсы и рассматривающие в бинокли, не лопнуло ли где-нибудь трико у артистки
Зато верхи были шумливы и веселы. Истинные любители оперы, неудавшиеся певцы, студенты, ученики разных музыкально-вокальных школ, только что начавших появляться тогда в Москве, попадающие обыкновенно в театр по контрамаркам и по протекции капельдинеров.
ам Федор Адамович Kорш ныряет среди публики, улыбается и радуется полному сбору. Как-то священник соседней с театром церкви пожаловался Коршу, что народ мало ходит в церковь. А Корш ему: – Репертуарчик старенький у вас! У меня вот каждая пятница – новинка, и всегда полно…
все люди, любящие вволю посмеяться или пустить слезу в «забирательной драме», лучшая публика для актера и автора. Аплодисменты вплоть до топания ногами и крики при вызовах «бис, бис» то и дело
– Оставьте! Двадцать два, двадцать три… – ткнула пальцем Соня чуть не в самую плешивую голову сидевшего впереди их купца. – Эфти вы насмешки лучше оставьте-с, постарше себя не тычьте, заведите свою плешь, да и тешьтесь. А насчет чужой рассуждение не разводите-с!
