Оглавление

Начиная с семнадцати лет я писал эту книгу — историю своей судьбы. В ней — всё о работе, семье, женщинах и наших отношениях, включая откровенные и эротические сцены. Я рассуждаю о жизни, о собственной глупости и ошибках, о неудачах и редких, но таких важных успехах.

Надеюсь, вам понравится!

18+

НЕОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ ОБЫЧНОГО ЧЕЛОВЕКА

Добро пожаловать в мою жизнь! На этих страницах я без прикрас расскажу о своей судьбе, работе, семье, женщинах и отношениях с ними — вплоть до самых откровенных и эротических сцен.

Я буду рассуждать о жизни и смерти — как своей, так и близких мне людей. Поделюсь историями о собственной глупости, неудачах и редких, но ценных успеха.

Надеюсь, эта книга найдет в вас отклик.

Книга содержит упоминание компаний, входящих в корпорацию Meta (признанную в РФ экстремистской и запрещённой), таких как Instagram, Facebook, WhatsApp.

ПРОЛОГ

Москва… Огромный, яркий, суетливый и жадный город. У него свои законы и свои понятия. Тех, кто не смог его покорить, он поглощает без остатка. Москва слезам не верит — это не метафора, а руководство к выживанию. Сегодня ты на вершине, а завтра, стоило лишь оступиться, — уже на дне. И пока ты падаешь, вчерашний бомж уже занимает твое место.

Москва — сильный город. Он высасывает из тебя все соки, но если у тебя есть амбиции, идея, упорство и хоть немного стартового капитала, возможно, ты кому-то покажешься интересным и сорвешь куш. Здесь тебе могут протянуть руку.

Каждое утро миллионы москвичей просыпаются и едут на работу, мысленно проклиная Москву и ее бесконечное метро с вечной давкой с семи до десяти утра и с пяти до девяти вечера. Если ты смог заработать на машину или попал в кредитную ловушку банка на шесть лет — добро пожаловать в многочасовые пробки нашей столицы.

Но я начну с самого начала.

ДЕТСТВО

Меня зовут Артур. В этой книге я расскажу вам о своей судьбе, работе, семье, друзьях и отношениях. Не знаю, как вам, а мне всегда было интересно, чем живет совершенно незнакомый человек — чему радуется, о чем горюет. Мы едем в метро, стоим в пробках, гуляем в парках, встречая сотни неизвестных нам людей. Мы не знаем, что у них на душе. И я подумал, что, возможно, кому-то из вас будет интересна судьба самого обычного человека.

В общем-то, моя жизнь похожа на настоящий мексиканский сериал. В ней есть все: горечь, радость и необъяснимая мистика. Судьба кидала меня по самым разным уголкам нашей недолгой жизни.

Итак, начну. В далеком 1991 году, холодным декабрьским днем, я появился на свет — неуравновешенный, конфликтный, среднестатистический бойкий ребенок с собственной точкой зрения. Зато веселый, заботливый, самоуверенный и целеустремленный. К сожалению, также неуступчивый, вспыльчивый и прямолинейный. Но при этом — коммуникабельный, смелый, добрый и преданный. Одним словом — со скверным характером.

Родился я в городе, из которого невозможно уехать. Невозможно, потому что он притягивает, как магнит. Москва — это наркотик. Присасывается к телу и душе, как пиявка.

Я родился в Москве, в многодетной семье, где нас было пятеро. Я был последним ребенком и, как полагается младшенькому, до поры до времени оставался маминым «пупсиком» в глазах родни. Своего отца я не помнил вплоть до 2006 года (об этом расскажу позже).

Моя мама тоже была из многодетной семьи — из четверых детей, а она была второй и любимицей своего отца. Мой отец рос единственным ребенком без отца. Он родился в семье дворян и жил с матерью и дедушкой. Дедушка умер, когда папе было шестнадцать, и они очень тяжело переживали эту потерю.

Отец был музыкантом (довольно известным в кругу русских артистов). Он писал музыку, снимался в фильмах (например, «Акселератка»). Вернувшись из армии, он продолжил карьеру музыканта и отчасти вошел в круги русской мафии. Его друг детства женился на девушке из Капотни (где жила моя мама). Он пригласил отца быть свидетелем на свадьбе, а мама была свидетельницей со стороны невесты. Понятия не имею, что у них там творилось на свадьбе, но факт остается фактом: это была любовь с первого взгляда или просто судьба! В общем, всю свадьбу папа «клеился» к моей маме. И они поженились почти сразу.

Спустя десять месяцев на свет появился мой старший брат Дима. Через год — сестра Ирина, через четыре года — брат Рома, а еще через год — сестра Марина. И вот, в декабре 1991 года, настал мой долгожданный день рождения!

На самом деле, мама хотела сделать аборт. Отец в то время занимался строительным бизнесом — строил деревянные дома в Германии, Испании и так далее. Это я уже молчу про мафию, с которой он тогда сотрудничал. Наверное, эти гены тоже во мне проявились… Так вот, он узнал о мамином решении, включая дату и время, и просто смылся в командировку на пару недель. Делать ей было нечего — четверых детей оставить не с кем. В общем, она осталась. Так мое потенциальное «убийство» и не состоялось.

Мое детство не было беззаботным и радостным, как у многих. Пока отец жил с нами, у нас было все! Но когда он нас бросил, в семье начался финансовый кризис. У меня не было игрушек, о которых я мечтал. Всего три плюшевых зверя — обезьяна и две собаки. Я играл только с ними. Сажал их в большую картонную коробку и возил по всей квартире. Иногда мама покупала мне машинки, но Дима вечно их ломал и собирал из обломков невесть что.

Так что все свое детство я провел в компании трех игрушек. Конечно, как любой ребенок, я обожал шоколад и конфеты. Но и с этим была проблема. Я хорошо помню, как мне было лет восемь-десять, я встречал маму после работы, и мы заходили в магазин. Я всегда подбегал к кондитерскому отделу и завороженно смотрел на шоколадки. Их было великое множество. Я просил маму купить мне одну, а она отвечала: «Сынок, когда получу денежку, обязательно куплю». Я кивал: «Хорошо». Видимо, я все понимал.

Я даже начал вычислять дни до маминой зарплаты. Когда она звонила и просила встретить ее, я уже знал — сегодня тот самый день. Снова в магазине я подбегал к отделу со сладостями и снова просил шоколадку. Нет, большую я не просил. Мама спрашивала: «Какую хочешь?» И я каждый раз показывал на маленькую «Аленку».

Я рос. Пошел в детский сад. Но вскоре я объявил, что больше туда не хочу, и закатил истерику. Родители забрали документы, и я остался дома.

Наступил долгожданный 1999 год. В этом году я пошел в школу, а мой отец свалил из страны. Он за неделю собрал вещи, поцеловал нас на прощание и укатил в Америку! В Лос-Анджелес. И вот, 1 сентября 1999 года, в восемь утра, я стою с букетом в толпе первоклашек и незнакомых людей перед школой. Жду свой первый звонок и чуть ли не писаюсь от радости. Здесь я проведу восемь лет своей никчемной школьной жизни, так ничему по-настоящему и не научившись, но потом буду с гордостью называть ее «любимой школой»!

В общем, за восемь лет я хорошо всем запомнился! Достаточно вспомнить учителя по черчению, которого мы пинали, а потом дарили ему бутыль водки на Новый год. В восьмом классе мы переехали в Бутово (нам выдали там квартиру как многодетной семье), и я с ребятами из 8 «Б» отмечал свое пятнадцатилетие и отчисление из школы. Кто-то из них пошутил:

— Арт, раз уж ты уходишь из школы, а завтра твой день рождения, то принеси пива!

Я ответил:

— Окей.

Они, конечно, шутили. Но я — человек слова! Сказал — сделаю.

На следующее утро, по дороге в школу из Бутово на Довженко, я вышел из автобуса на улице Пудовкина, купил три двухлитровые бутылки «Оболоня» и с довольной рожей поехал дальше. Было 8:15 утра. Они стояли у входа в школу и ждали меня, чтобы посмеяться. Но не тут-то было! Я подошел, посмотрел на них и пошел в раздевалку. Они впятером последовали за мной и увидели мой портфель. «Мы же пошутили!» — заговорили они. «Вы пошутили, а я купил!» — ответил я.

Вторым уроком у нас была технология. Пока шел первый урок, пацаны сгоняли в палатку и купили еще пива и водки. Мы зашли в класс к Геннадию Васильевичу, поставили перед ним бутыль со словами: «Геннадий Васильевич, у Артура сегодня день рождения. И он уходит из школы. Давайте отметим!» Не знаю, понравилась ли ему эта идея, или он просто не знал, как отказаться, но он закрыл дверь на ключ и попросил нас не мешать пиво с водкой. Затем сел за свой стол и занялся своими чертежами.

Мы пили два урока. А потом начался ад! Это невозможно забыть! Один мой дружище, будучи в стельку пьяным, сидел в кабинете у директрисы, облевал ее кресло, а потом спал под лестницей в ожидании, когда его заберут родители. После этого случая администрация меня возненавидела. Хорошо, что мама к тому времени уже забрала мои документы.

В октябре 2006 года в Россию прилетел мой отец. На месяц. Продав квартиру на Мосфильме и купив две однушки в Бутово, он снова улетел.

Дрался ли я в школе? Конечно. Как и любой нормальный пацан. Первую свою драку я не помню. Скорее всего, мне тогда набили морду, поскольку махать кулаками я еще не умел. Но в школе драки были делом обычным. В начальных классах, примерно в четвертом, я постоянно дрался с одним парнишкой по имени Алешка. Не проходило и дня, чтобы мы не подрались. Я был сильнее и почти всегда побеждал. Его мама состояла в родительском комитете и, разумеется, имела наш номер. Она звонила моей маме и жаловалась, что я избил ее Алешку, и что нам нужно дружить. Моя мама отвечала: «Я воспитываю мужчину. Если не хочет дружить, пусть дерется…» Я с ней согласен. Я ведь родился не девочкой!

Чем старше я становился, тем чаще дрались. Мы ломали парты и шкафы. Один такой шкаф я никогда не забуду. Был у нас парень Сашка. На два года младше, но его кавказские корни не давали ему покоя. Он вечно всем недовольный и на всех бузил. Было это в шестом классе. Чем-то я его задел. Шел урок технологии у Геннадия Васильевича. Я сидел в конце класса, а он — позади меня. А за ним стоял тот самый стеклянный шкаф. И он, как последняя сука, схватил меня сзади за горло и начал душить. К счастью, мы были разного веса. Я встал, и он повис на мне. Он был невысоким. Я резко развернулся, и его голова оказалась у меня в руке. Я начал бить его головой об стол, а потом — об этот шкаф. Хорошо, что не убил. Сашка, если ты это читаешь, прости. Мы были маленькими и глупыми. После школы он попытался напасть на меня с арматурой. Но я уложил его кирпичом. Звучит дико… Дурак, конечно, я был редкостным.

Больше всего я любил драться с новичками — с каждым новым пацаном, который приходил в наш класс. Надо же с самого начала себя позиционировать! Как себя поставишь, так и пойдет. Это работает везде: и в армии, и в жизни. Мне, конечно, тоже могли навешать тумаков. Но я никогда не боялся. Ну, побьют. И что? Главное — дать сдачи хотя бы одному. Чтобы поняли, что ты умеешь держать удар. Будут бить толпой? Что ж, потом отловлю по одному. Главное — чтобы не убили. Хотя я никогда не боялся смерти.

С чеченцами так и вышло. Шел 2007 год. Весной к нам в школу пожаловали чеченцы. Что и говорить, ребята — молодцы! Они всегда держались вместе. Друг за друга горой. Не то, что мы. В общем, начали они «качать права». Но мне же всегда больше всех надо. Вот мы и пересеклиcь на словесной перепалке. Ребята назначили стрелку после школы. К тому времени меня уже отчислили за пьянки и драки, и мама забрала документы. Но мне нужно было доказать свою правоту. Я пошел на эту стрелку, а остальные пацаны пошли за компанию, как зрители. Сложили портфели, окружили нас с тем чеченом, с которым я спорил. Минуты через две мне влетает кулак прямо в нос. Кровищи — хоть ведро подставляй! Нос съехал набок. Чеченцы посмеялись и ушли. Мои пацаны, которые стояли в стороне, подошли, дали воды умыться. Кровь хлестала из обеих ноздрей. Вся куртка и футболка в крови. А мне еще до Бутова ехать, на другой конец Москвы. В общем, я умылся и поехал домой. Это было мое первое сокрушительное поражение в драке. Хоть и нечестное. Но без такого в жизни никак.

Дома я сказал матери, что упал с лестницы. Меня отвезли в травмпункт. Оказалось — перелом носа. Вправляли его спицами и пальцами. Без анестезии. Врач одной рукой вправлял кость, а другой вытирал мне слезы. А слезы лились ручьем. Как им не литься, если тебе в переносицу, прямо под глаза, засовывают бинты на огромных спицах? Адово больно. «Ты, — говорит врач, — молодец, стойко держишься! Остальные меня на чем свет стоит ругали». А я всего-навсего сломал ручку у кушетки — она так и осталась у меня в руке. Я пролежал там около двух недель, пока кости не срослись. Свою половую жизнь я начал в 14 лет в подмосковном лагере «Маяк». Моей первой девушкой стала какая-то 16-летняя полная девочка, которая таскала за меня мой чемодан, когда мы уезжали. Веселый был денек.

В лагере как раз устроили дискотеку. Было темно, на улице — зима, а комнатку можно было закрыть на замок. И вот я, радостный, трахаю этот кусок сала и сознаю, что я больше не мальчик, а мужик. Правда, лишился я девственности хер знает с кем, но тогда мне было похуй. Главное, что я наконец-то кого-то отымел. 14 лет ждал, как-никак. Это был мой первый опыт. О других я лучше промолчу, а о некоторых расскажу позже. Но именно с этого все и началось.

Секс — это как наркотик. Ты подсаживаешься на него, еще даже не понимая, что это такое. Но, попробовав один раз, уже знаешь — этот «наркотик» будет в твоей жизни всегда!

Наш отец все восемь лет, что жил в Америке, хотел перетащить нас к себе и изредка звонил. Признаться, когда я был мал и разговаривал с ним по телефону, я даже плакал. Со временем это прошло. Он стал звонить реже, и я просто забил на него. Иногда даже говорил, что у меня нет отца. А чего он? Бросил мою маму одну с пятью детьми.

Он запрещал ей учиться, твердил, что он мужик и будет кормить семью сам. Да, у него это получалось, и очень даже неплохо. У нас было все, о чем только можно мечтать. Например, компьютер. В то время их можно было по пальцам пересчитать. Была и приставка «Денди», и многое другое. Но когда он уехал, то оставил маму с пятью детьми — одну, без образования и денег. Он высылал нам раз в два месяца 100 баксов. Может, в Америке это и были охренительные деньги, но у нас их хватало разок сходить в магазин.

Мама у меня — женщина сильная. Я до сих пор поражаюсь, как она смогла воспитать пятерых детей, да так, чтобы мы не стали наркоманами или алкашами. Да без разницы… Всякое бывало… Она устроилась в «Твой дом» и работала с книгами и журналами (позже она свяжет с этим всю жизнь). Вообще, ее никуда не хотели брать — куда такой, с пятью детьми? Будет вечно отпрашиваться, то одно, то другое… Но не тут-то было! Суки, блять… Она воспитала очень здоровых детей.

Помогла ей с работой моя тетя, ее родная сестра. Но через пару лет какую-то суку подвело, и маму уволили. Она снова осталась без работы и денег.

Я спал с мамой в одной кровати — детей было много, а у нас всего двушка на Пудовкина. Просыпаясь ночью, я слышал и видел, как она плачет, уткнувшись в подушку. Она плакала каждую ночь. Наверное, это и сделало ее такой сильной. Не знаю.

Порой нам было просто нечего есть, и в доме была одна гречка с горохом. Этим мы и питались несколько месяцев. Иногда давали пособие для многодетных продуктами. Мои братья и сестры до сих пор не едят ни гречку, ни горох. Она никогда ни у кого не просила помощи. Всегда все делала сама. Мне это от нее передалось, наверное. Я не прошу помощи и никогда не рассказываю о своих планах. Всегда все делаю сам.

Отец уже совсем не звонил. Стоп. Вру. Он позвонил в 2000 году и попросил дать ему развод, чтобы перевезти нас в Америку. Якобы так будет проще и быстрее. Она дала ему развод, а он женился на какой-то стремной толстой американке 26-ти лет, хотя ему самому был уже 41. Ну, я все понимаю… Молоденькая девушка, иностранка. Но с мамой-то как поступил?

АМЕРИКА

Настал 2007 год. Моему брату Роме пришло приглашение из посольства США на собеседование. Через неделю он получил загранпаспорт с визой на ПМЖ и в июне улетел. В конце июня в посольство пошла Марина. И тоже улетела.

В августе того же года приглашение пришло мне. Я, радостный, приехал в посольство. Мне было уже 15. Я видел много девчонок, которые выбегали оттуда в слезах. Дуры! Тогда я их понимал, а сейчас — нет!

В посольстве задавали вопросы: кто такая Шерри Расп (жена моего отца) и все в этом духе. Они забрали мой паспорт, фотографии и сказали ждать письма. Через пару недель пришел большой толстый конверт с надписью «Не вскрывать». Отец купил мне билет в один конец до Лос-Анджелеса.

В аэропорту меня провожали мама и крестная. Я прошел регистрацию и сел в самолет «Аэрофлота». Мне повезло с местом — у окна, сразу за крылом. Рядом сидела бабулька, летела к дочери и внукам. Я воткнул в ухо наушник с жестким металлом («Ария», «Эпидемия») — тогда я слушал именно такое. Слушаю иногда и сейчас.

Тринадцать часов перелета — это адски трудно и скучно. Не знаю, что бы я делал без плеера, а тут еще и надоедливая бабулька попала. Я думал, этот ад никогда не кончится.

Вот мы уже летим над Невадой, значит, скоро Калифорния. Самолет должен был приземлиться в 16:00 по-местному. Мы прилетели ровно в срок, но кружили в небе еще час, потому что на наше место приземлился китайский борт — вдвое больше и битком набитый. Они выгружались два часа! У меня было впечатление, что половина Китая прилетела сюда. А вы еще говорите, что в России много иммигрантов!

Мы сели в аэропорту LAX. Я вышел из самолета и пошел по длинному коридору за всеми. Стадный инстинкт. И что я вижу? Огромные очереди из китайцев и индусов. Ни одного русского лица. На вопрос «Куда тут стоять?» я слышал только «хайнь хунь» или «кем кинь». Я сделал по-русски! Держа в руках свой толстый конверт, паспорт и регистрационную карточку, я прошел без очереди и встал первым. Культуры — ноль, наглости — хоть отбавляй.

Офицер сказал: «Next». Из английского я знал только «hello» и «goodbye», но догадался, что он ко мне. Я подошел и швырнул на стол свои документы. Он посмотрел на конверт, на меня и начал что-то говорить. Я спросил: «Че те надо?» Он понял, что я русский, только взглянув в паспорт. Потом показал пальцем в конец зала, где принимали иммигрантов на ПМЖ. Я послал его по-русски на хер, забрал документы и побрел куда указано.

По пути взял свою сумку. Снова очередь из узкоглазых. Я уже не стал лезть — слишком страшные дядьки в форме и со стволами стояли рядом. Стоял тихо, ждал. Они за полчаса вынесли мне мозг своим болтом. Я был готов вырвать у офицера пистолет и перестрелять их всех к черту, лишь бы настала тишина.

Наконец, моя очередь. Офицер забрал мой конверт, паспорт и карточку. Позвал девушку-переводчицу — и ура! — я услышал русскую речь. Не помню, о чем они спрашивали. Офицер вскрыл конверт, проверил документы, поставил в паспорт печать и вписал номер. Я забрал паспорт, попрощался и пошел на выход.

А там опять очередь! Меня это начало бесить. Там были все — американцы, мексиканцы, китайцы… Я пошел старым методом и встал в начало. Какой-то тупой америкос начал возмущаться. Я ответил: «Иди на хер, я из России!» Он, видимо, понял и заткнулся.

Подошел к выходу, где сидел последний офицер. Разглядывая мои документы, он начал задавать вопросы.

— Че те надо? Не понимаю я по-вашему ни хера! — сказал я.

А он в ответ:

— Колбаса, борщ?

Я подумал, что он угостить меня хочет.

— Нет, спасибо, не голоден. В самолете поел.

Он вытаращил на меня глаза, отдал паспорт и показал на выход. Я взял паспорт и пошел с довольной рожей.

Не успел я выйти, как услышал голос отца: «Артур! Артур!» Только поднял голову — и мне в глаза ударила яркая вспышка. Через пару секунд я увидел Рому, Марину, отца и Шерри Лису Расп (его жену).

Отец изменился — похудел, полысел, поседел. Ему было уже 48. Мы обнялись. Познакомился с Шерри. Она ни слова не понимала по-русски, а я — по-английски.

Был вечер, около девяти, и я ужасно хотел есть, хотя офицеру сказал, что нет. Я не был голоден. Я хотел жрать! Мы сели в «Toyota Avalon» и поехали ужинать. Куда же едут американцы, когда голодны? Конечно, в фаст-фуд. Мы приехали в «Jack in the Box» — тот самый, что напротив моей будущей школы «Taft High School».

Потом мы приехали в апартаменты на Reseda Boulevard. Гостиная — четыре стены примерно 3х5 метров. Через тонкую стенку — крошечная спальня. В гостиной стояли два дивана и шкаф из IKEA. Обеденный стол — тоже оттуда. Рядом — два компьютера (один Шерри, другой отца). Кухня была метра полтора в длину и около метра в ширину. Платили они за это удовольствие 1500$ в месяц. В Москве однушки и побольше, и подешевле.

За два года жизни с отцом я понял, что за последние 8 лет он стал жадным и алчным, хотя раньше таким не был. Приехав, я сразу сел за компьютер, чтобы позвонить маме. В Москве было утро, у нас — глубокая ночь. Поговорил с ней.

На следующее утро мы поехали по магазинам — «Costco», «Walmart» и другие. Меня поразило, что в одном огромном магазине есть всё: одежда, еда, аптека, игрушки. Глаза разбегались. Все продавалось в огромных упаковках. Шоколад, конфеты. Даже молоко в галлонах. Я набрал всего, что хотел. Потом отец решил меня приодеть — купил обычные футболки, однотонные джинсы и странные кроссовки. Я был одет как типичный американец лет сорока. В Москве я бы стал посмешищем, но я не жаловался. Мне было все равно.

У отца был режим: каждое утро он глотал горсть таблеток. Мы с Ромой подкалывали его: «Поделись красными, с них торчишь круче». У отца был инфаркт. Его вылечили, но без таблеток он уже не мог. Вообще, папа очень изменился в этой стране. Я его не узнавал. Раньше это был веселый мужик с шутками и анекдотами, а теперь он даже шуток не понимал и сам редко шутил.

Отец старался быстрее оформить меня в школу. Был уже сентябрь. Рома с Мариной ходили на курсы английского. Иногда у отца возникали глупые идеи — например, чтобы дома мы говорили только по-английски. Мол, и Шерри будет проще. Но это было бесполезно.

В понедельник мы поехали в местный «паспортный стол». Я получил ID и какие-то бумажки для грин-карты. Потом перевели мои российские школьные документы, и мы поехали меня оформлять в «Taft High School». Там задавали вопросы, на которые отвечал отец. Я сидел, как рыба об лед. Забрали мои документы и сказали: «Welcome to Taft High School».

Купили тетради и карандаши. Интересно, что в тамошних школах писали карандашами! Ручки почти не использовали. Это было удобнее. Система образования была совсем другой. Позже вы поймете.

На следующее утро отец отвез Шерри на работу, а Марину с Ромой — на учебу. Мы поехали в школу. Там около трех тысяч человек, и у каждого свой куратор. Их было человек пять. Моя распечатала бумажки, дала карту территории и расписала, где какие уроки. Вы представляете? Карта школы! Она была размером с территорию военной части, в которой я потом служил!

Первые два урока — английский как второй язык. Там было четыре семестра, четыре года. Но если схватываешь быстро, можно закончить экстерном. Сначала мы пошли хрен знает куда. Пришли в какой-то класс. Куратор сказала ждать. Вызвали русскоговорящего парнишку — армянина по имени Артем. Он стал моим переводчиком. Первые дни переводил все, что она говорила. Потом меня повели в класс на урок.

Система обучения была не как у нас. Если в России ты учишься в одном классе, то там на каждом уроке — разные люди. Ты в девятом, а с тобой на математике сидят ребята из двенадцатого и десятого. У каждого своя программа. Можно закончить школу и в 16, если набрал нужное количество баллов.

Мне было трудно. Меня привели в класс, представили: парень из Москвы. Я сел у двери. Рядом — три брата-афганца. На эти два года они стали моими друзьями. С первого взгляда я принял их за латиносов. Я сидел и ничего не понимал, тупил в потолок.

После урока я вышел на улицу со своим расписанием и картой. Там было восемь зданий, плюс бейсбольное поле, футбольное поле, теннисный корт и спортзал для баскетбола. Все как в фильмах. Я заблудился и прогулял два урока, потому что не нашел нужные классы.

Встретил Артема. Он сказал, что у меня математика, и показал класс. Это был последний урок. Я зашел, сунул учительнице свою бумажку и по-русски объяснил, что я новый и не говорю по-английски. Она общалась со мной через онлайн-переводчик. А я ходил с толстым словарем, который привез из России, и пытался найти слова. На это уходило минут по десять.

Что касается образования в Америке, оно было тормознутое. В девятом классе я изучал начальную алгебру, которую в России проходят в седьмом. Поэтому по математике я был отличником. Зато оборудование! Не знаю, как сейчас в российских школах, но тогда о таком можно было только мечтать. Электронные доски, на которых писали и сохраняли в компьютере, проекторы и прочее.

После уроков я вышел из школы и пошел на парковку магазина «Ralph’s» напротив. Там меня ждал отец, забравший Рому и Марину. У школы всегда дежурила полицейская машина. Копы следили, чтобы школьников не сбили, да и сами ученики ездили на тачках, которые не каждому в России были по карману.

Я, естественно, перешел дорогу не по зебре у светофора, а прямо напротив полицейской машины. Не спеша, вразвалочку. Включились мигалки, и коп крикнул мне остановиться. Он вышел, держа руку на кобуре, и начал говорить, что я нарушил правила.

— Че те надо? — спросил я.

Он повторил.

— Не понимаю ни хера!

— From Ukraine?

— Россия.

— Ok. Get the hell out of here!

— Сам пошел на хуй! — ответил я и пошел к отцу.

— Что он тебе говорил? — спросил папа.

Откуда я знаю? Отец объяснил, что так переходить нельзя и мне могли выписать штраф с повесткой в суд.

Мы поехали за Шерри с работы и сразу поесть. Дома мы почти не готовили. Обычно ездили в рестораны со шведским столом. Платили десять баксов и ели, что хотели. Еще и колу наливали. Шикарненько!

На второй день в школе я уже немного освоился. На физ-ре мне выдали белую футболку с надписью «Taft» — она у меня до сих пор на даче валяется. Только на плечи и пузо больше не налезет. Еще бы… Столько лет прошло.

Перед уроком я сидел в форме на перилах, и ко мне подсел Заки, младший из афганцев. Он что-то говорил, а я кивал: «Yes, yes». И вдруг слышу:

— На Севастопольской я жил.

Стоп!

— Ты что, по-русски говоришь?

— Ну да! — ответил он. — Я же с тобой по-русски и разговариваю.

Я долго ржал.

Оказалось, они были политическими беженцами из Афганистана. Через Узбекистан перебрались в Россию, жили в Москве, торговали на рынке бижутерией и снимали квартиру на Севастопольской. Вот мы и подружились. Я называл их небритыми чурками, а они меня — кукурузником. Смешно.

Мы еще мало общались, но через пару недель в Штатах мне начал везде чудиться русский. Слух привыкал к чужой речи, да и я сам начинал понемногу схватывать. Отец говорил, что скоро я буду думать на английском. Бред, думал я. А на деле так и вышло. Когда постоянно говоришь на другом языке, мысли сами приходят на нем.

Как-то раз, спускаясь по лестнице, я услышал матерную русскую речь. Это были узбек Аслан и Юра. Конечно, армяне, узбеки, грузины — все они называли себя русскими. «Эй, пацаны! Вы русские, что ли?» — спросил я. «Да», — ответили они. Мы разговорились. Подружились. С узбеком я не особо общался, а вот Юрик стал моим другом. Сейчас мы редко видимся, но тогда мы подружились.

Поначалу я везде ходил с ними. В школе были завтрак и обед — около 11 и часа дня, каждый по часу. Мне было скучно и одиноко. До знакомства с ними я был совсем один. На переменах все сидели по расам: негры с неграми, латиносы с латиносами, иранцы со своими. Русских было очень мало.

Первый год был для меня как День сурка. Первый урок — английский. В классе нас было немного, в основном мексиканцы. И мы тоже сидели по расам: сначала я, потом афганцы, рядом иранцы, а дальше — вся Латинская Америка. Мне повезло с афганцами, иначе бы я просто затух. Если я не понимал, они объясняли, что говорит учитель. А как американец объяснит русскому на английском, которого тот не знает? Да никак. Без бутылки не разберешься.

После английского была физ-ра. Не знаю, как в других школах, но у нас было так: после звонка территорию закрывали, на ворота вешали замок. Ты шел в раздевалку, оставлял вещи в шкафчике и занимал место с номером на асфальте. Так вышло, что я снова был с афганцами. Скучать не приходилось. И слава богу!

Было пару случаев на физ-ре. Как-то раз после урока я спускался по лестнице, и какой-то черный толкнул меня в спину. На лестнице, блять! Не долго думая, я замахнулся ударить его с левой. Но тут здоровый амбал поймал мой кулак.

— Hey! Bro! Stop!

Я тогда еще плохо говорил по-английски:

— Ты че, сука! Прихуел в край?

— Where you from?

— Russia, блять!

— I am sorry man! I am so sorry.

Пожал мне руку, и мы разошлись.

Второй случай был, когда мы сидели на своих номерах на асфальте. Латиносы начали обсуждать меня. Мои имя и фамилию им было трудно выговорить, поэтому меня коверкали: «Атим», «Арм», «Арфур». Я к тому времени уже более-менее говорил. И вот один здоровый мексиканец начал гнать на русских. Я ему сказал:

— Не городи хуйню на русских (Don’t shit on Russians).

Тут вмешался учитель:

— Man, I know who are Russian. They better not mess with. Today, it something you said. Tomorrow will come the Russian mafia and bury you right on that baseball field.

В переводе: «Мужик, я знаю, кто такие русские. С ними лучше не связываться. Сегодня ты ему что-то сказал. Завтра приедет русская мафия и закопает тебя прямо на том бейсбольном поле».

Словосочетания «русская мафия» боялись все, как огня. Япончик в 90-е свое дело сделал, навел страху на всю Америку. Сицилийская мафия рядом с ним отдыхала. Меня там и боялись, и уважали. Я всегда гордился, что я русский. Это честь — быть из России.

После физ-ры был урок математики, где я получал только А+, а потом — технология, где мы делали поделки из картона, папье-маше, рисовали на зеркалах и прочую хрень. Потом была каллиграфия у мисс Назарян — армянки с русскими корнями, которая не знала ни слова по-русски, но очень меня любила. Ради меня она выучила «здравствуйте» и «до свидания».

У меня была специальная каллиграфическая ручка со сменными картриджами и насадками. Мисс Назарян разрешала мне писать по-русски. Я каллиграфическим почерком выводил стихи Есенина, Пушкина, а иногда и матерные.

Например:

Или:

Она ничего не понимала, но ставила мне А+.

После школы картина была одна и та же: отец забирал меня, мы ехали за Шерри, потом ужинали и домой, где папа продолжал работать. Шерри училась на удаленке. Вечера мы проводили за телевизором, иногда смотрели русские фильмы с субтитрами.

Через 4 месяца мне исполнилось 16. Отец не давал нам денег на карманные расходы, и я понял: нужно зарабатывать самому. Опыта работы в этой стране не было. Куда мог пойти 16-летний подросток? Ну конечно, в «Макдоналдс»!

Собственно, туда я и устроился. В Штатах нет таких досок объявлений, как «Superjob» или «Hh». Просто вешают табличку «Hiring» — «Ищем сотрудников». Что интересно, в «Макдоналдсе» и других забегаловках работали в основном мексиканцы. И многим было далеко за 30. Часто они работали там всю жизнь. У них не было образования. Если у нас диплом — часто просто бумажка, то у них без образования на работу не устроиться.

Мой английский был еще не идеален, я не все понимал. Но работа стала отличной практикой. Что самое интересное, когда живешь в чужой стране и учишь язык, мозг потихоньку перестраивается. Тебе начинает казаться, что все вокруг говорят на твоем языке, но это не так. Примерно через полгода ты начинаешь не только говорить, но и думать на английском. И в русской речи появляется акцент. Ты начинаешь вставлять английские слова в разговор.

Начался 2008 год. Новый год мы «отметили» всей страной. Они, по сути, его не празднуют. У них главное — Рождество. Католическое. Все вешают эти носки у камина, ждут Санту. По телевизору круглосуточно идут рождественские фильмы. В общем, Америка отмечает Рождество. А на Новый год — кусок торта, бокал шампанского, и все. Так как знакомых у нас почти не было, на этом наш праздник и закончился.

Первые полгода мы больше времени проводили с семьей. Отец сразу решил показать нам Америку. Возил в парки аттракционов — например, в «Six Flags». Это огромные парки с адскими горками, на которых действительно стремно. Ездили в «Disneyland», «Universal Studios» — их собственный парк, построенный по мотивам фильмов, с экскурсиями. Отец показывал нам все местные достопримечательности. Ну а вечером, естественно, ужинали в ресторане. Там это абсолютная норма.

Марина устроилась няней и после учебы ездила на работу на автобусе. У них автобусную систему называют «метро». А наше метро — это «subway». Я же каждый день после школы приходил домой, переодевался в форму «Макдоналдса» и шел на работу пешком. От дома было недалеко. Выходные у меня были в воскресенье и понедельник, в остальные дни я работал с 3 до 8.

Кстати, оплата труда там почасовая. Минимальная ставка на тот момент была 7$ в час. Я и работал за эти деньги. А потом приехал владелец «Мак