Если бы люди умели вот так же притворяться! Если бы не превращали проступок в преступление, делали первый шаг навстречу
Желаю добра этим людям – но не осчастливлю их насильно! Извини, Вождь! Прикажешь уйти в отставку? Или застрелиться?
которое увидел первый раз в жизни, бежал, смеясь от безудержной радости, к протянутым материнским рукам, к набегающей волне… Алекс, замерев от восторга, держит на руках Лапу, свою собаку, настоящую, взаправдашнюю, и Лапа с энтузиазмом лижет его лицо… Алекс, празднующий свой тринадцатый день рождения, сидит перед праздничным пирогом, и горят разноцветными огоньками свечи, и отец, еще молодой и безмерно гордый, говорит про то, что в следующем году его сын станет спецом, пилотом, человеком, обреченным на счастье… Алекс, уже курсант, едва научившийся владеть своими новыми способностями, целуется в городском парке с девочкой-натуралкой, его первой официальной любовницей, неопытной и жаждущей обрести этот опыт с его помощью… Алекс, впервые надевший форму пилота, стоит на плацу, и легендарный мастер-пилот Диего Альварес обходит строй, прикрепляя курсантам к форме нашивки и находя для каждого какое-то свое, особенное, слово… Алекс, потный и обессиленный, выбирается из ложемента, едва держась на ногах, но внезапно сузившаяся горловина канала уже пройдена, пройдена им, неопытным третьим пилотом, и никто из пятисот пассажиров даже не заподозрил, как близка была смерть… Алекс, едва вышедший из госпиталя, затерянный один на чужой планете, без денег и связей, спасает девчонку-спеца, помогает ей п
Я кивнул. Наверное, куалькуа прав. И удачу надо принимать как данность, не задавать вопросов, не искать решений…
– Ты знаешь, куалькуа, мы не умеем обходиться без ответов. Так уж получилось.
Я невольно улыбнулся, вслушиваясь в напряженную тишину внутри себя.
– И знаешь, друг мой, это, наверное, еще большая загадка, чем джамп…
Мне казалось, что он не ответит. Но куалькуа шепнул – тихо-тихо, будто нас возможно было подслушать:
Да, это загадка. Более того. Возможно, это и есть ответ…
– Вам виднее, Владыка.
– Слава Богу, я атеист.
нежности. Потому что
Мы научились, давно научились поступать не так, как хочется, а так, как надо, – и в этом нашли свою подлинную свободу. Даже в единодушном рабстве геометров есть больше лазеек для настоящей свободы, чем в мире Тени, в мире абсолютной вседозволенности. Потому что поступать именно так, как хочется, и есть подлинное рабство. Рабство в самом себе.
