– С какой стати, – подобрался явно ожидавший такого требования Тарас. – Я не двинусь с места, пока не получу разъяснения, какого черта здесь происходит.
Мама! Мамочка… Несмотря на весь ужас войны, на отсутствие какой-либо информации о том, жива ли Лера вообще, материнское сердце томилось, спешило поздравить с днем рождения, пело колыбельные своей кровиночке, прекрасно зная, что никогда уже ее не увидит.
Как… как вы узнали? – спросила Лера и сама испугалась вопроса.
– Ловили обрывки передач. Связь полностью оборвалась на вторые сутки. А потом тишина. Неделю. Месяц. Год за годом, двадцать лет. Молчание и больше ничего
Вот только ничем не может уже помочь. А небо… Небо только и делает, что плачет радиоактивным дождем. А ведь когда-то давно оно было ванильным, чистым, мягким, спокойным и таким прекрасным, когда солнце садилось за горизонт
Да что там могло остаться, – отмахнулся священник, и девушка впервые уловила в его голосе жесткие нотки. – Пепел, разрушение, боль. Все порушили, стерли с планеты начисто. Нет больше ничего, Лера. Больше ничего нет. И надежды нет. Некуда плыть.
– А бог на небе? Как же он?
– А что он. Бог, – устало проговорил мужчина. – Бог всегда здесь
Эх, ты. Робкий бесхитростный цветок, вопреки всему чудом выросший на развалинах третьего тысячелетия. Как скоро твоя чистая, рожденная до войны красота начнет неумолимо вянуть, и ты превратишься в серокожего морлока с выцветшими безжизненными глазами, обреченного до конца своих дней влачиться под давлением беспросветного серого неба, плачущего отравленными слезами
Священное Писание. Откровение Иоанна Богослова. Звезда-полынь и саранча из дыма, – с грустью усмехнулся он. – Семь печатей и трубящие ангелы. Конец света. Апокалипсис.
– Там про это написано? – удивилась девушка.
– Да. Только с тем отличием, что его должен был устроить Господь, обрушив свой гнев на города в виде огня и серы. Но, как видишь, мы в этом деле его чуточку опередили. Ирония. Береги ее: не думаю, что в мире осталось много таких книг. Быть может, однажды она снова поможет человечеству обрести дорогу к свету во всей этой непроглядной тьме.
Успокойся, ничто в этом мире не делается без промысла Божьего. А раз все случилось, как случилось, значит, такова воля Его.
– Но ведь он же не злой, – отняв от лица мокрые от слез пальцы, с укором пробормотала девушка. – Тогда почему все так? Почему он все разрушил?! Бог, в которого верила мама, никогда бы так не поступил!
– Не он рушил, а человек. Бог всегда испытывает нас. Вероятно, однажды мы в своем неведении и алчности достигли предела его терпения, и он направил чью-то руку нажать на спуск.
– А
Кому вообще дали право за всех что-то решать?! Люди, города, краски, все исчезло. Вы хоть видели, что творит со всем живым радиация? Каждый раз, выходя на улицу, надевали воняющий резиной противогаз. А потом дергались от любого шороха, загнанно меняя в кустах посаженные фильтры, потому что это единственный момент, когда выпускаешь из рук оружие.
Потом мы нашли базу, но оказалось, что все напрасно. Что никакими вирусами, никакой нашей рукотворной гадостью планету не вернуть, что никого уже нельзя вернуть… Ежи говорил, что клин клином вышибают, как же. Видели бы, во что он после вируса превратился и каким стал.
