Как все-таки странно и запутанно: одно маленькое условие, одно незначительное событие – и полностью меняется дальнейшая жизнь! Так тонкий ручеек, на пути которого положили камень, огибает его и пробивает себе новое русло…
Матвей запер дверь кл
Впервые ему было так больно не за себя, а за кого-то другого. И эта незнакомая, чужая боль терзала почему-то сильнее, чем своя.
Она замолчала. Ветер трепал ее каштановую прядку волос, выбившуюся из-под яркого ободка, но Милослава не замечала этого. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, мимо Матвея. Наверное, вспоминала папу
При этих словах Матвей снова отключился. Тунгусский метеорит его мало интересовал. И все катастрофы, связанные с ним, тоже. У него была своя катастрофа, похлеще всех остальных
Нет, недавно… Отпустили, да… Телефон разрядился, – сбивчиво пробормотал Веня, стараясь ответить обоим сразу. – Да я и сам только что из школы… Справку Олегу Денисовичу относил.
Трусость всегда остается трусостью, независимо от обстоятельств. И от параллельных реальностей.
Странные люди живут в этом поселке: понастроили себе огромные дома, попрятались за высокими заборами от всего мира. И дела нет ни до кого. Лишь бы к ним не лезли
– Алло, – повторила Милослава. – Я вас не слышу.
– Квартира Табуреткиных? – зажав нос двумя пальцами, прогундосил Матвей.
– Нет. Вы не туда попали, – вежливо ответила Милослава.
– Передайте Сидору Сидорычу, чтобы спускался. Навоз уже привезли, – равнодушно прогнусавил Матвей, подмигивая Ватрушкину.
– Я вам сказала, вы ошиблись номером, – голос Милославы посуровел.
– Тридцать мешков, как договаривались. Поднимать будете сами, вы подъем не оплачивали.
– Вы что, русского языка не понимаете?!
– Только побыстрее спускайтесь, а то все крыльцо завалено вашим навозом. Жильцы ругаются, пройти негде.
– Идиоты! – гаркнула Милослава и отключилась.
папа, наблюдая за одевающимся сыном. – Пытка батоном и сосисками.
Матвей подавил тяжелый вздох. И так настроение паршивое, а им всё шуточки
