Таков невеселый — печальнее и не придумаешь — конец истории Екатерины Парр.
Зазвонили колокола. Люди склонили голову, и некоторые даже застонали. Глядя на проезжающую восковую фигуру, я подумал: а чего, интересно, Генрих действительно достиг, что принесло его «замечательное царствование»? Мне вспомнилось все, что я видел за последние десять лет: разрушенные древние монастыри, бездомные монахи, выгнанные на улицу слуги... Преследования и сожжения — меня передернуло при воспоминании о том, как Энн Аскью разнесло на Смитфилде голову. Великая война, не приведшая ни к чему и лишь разорившая страну. Если это обнищание продолжится, разразится беда: простые люди не вынесут этого. И всегда, всегда при Генрихе над головой каждого из его подданных маячила тень топора.
Трое осужденных мужчин слушали молча, не в силах унять дрожь.
— Мастер Шардлейк пробудет здесь до завтра, он предстанет перед Тайным советом, — сказал им начальник. — Поместите его к другим узникам, в камеру для заключенных с положением.
падению предшествует гордость, а погибели — надменность.
что мне не понравится, но
ает.
— Гнись под ветром, и не сломаешься.
Гнись под ветром, и не сломаешься.
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною
— С удовольствием, — согласился я. — Хотя сейчас я веду еще одно запутанное дело, которое отнимает много времени. Могу я позволить себе вольность согласиться сейчас на среду, но оставить за собой возможность отказаться в последний момент?
