Небольшая квадратная комната освещалась двумя факелами. Света было много. Даже слишком много...
Каждый шаг приближал ее к телу, лежавшему на грубом деревянном столе. Она не знала, с чего начинать этот страшный осмотр.
С вывихнутых пальцев? Со следов ожогов? С глубоких ран на теле и лице? Это по-прежнему было его лицо, которое упорно пытались изменить до неузнаваемости.
У Селены подкашивались ноги, но она заставила себя подойти к столу и взглянуть на обнаженное покалеченное тело, которое она...
Которое она...
Чувствовалось, Фарран занимался любимым делом не один час, однако желаемого результата так и не достиг. На изуродованном лице не было ни гримасы боли, ни следов отчаяния.
Должно быть, ей снится кошмарный сон. Или она попала в ад. Другого объяснения быть не могло. Она не имела права оставаться в мире, где мучили и пытали Саэма, где она, как последняя дура, бродила по улицам, даже не подозревая, что в это время Фарран жег ему кожу, выворачивал пальцы, выдавливал глаза и...
Ее вытошнило на каменный пол.
Сзади послышались шаги. Рука Аробинна легла Селене на плечо, другая обняла за талию. Он попытался увести ее прочь.
Саэм... мертв.
Его больше нет.
Она ни за что не оставит его лежать в этом холодном подземелье.
Селена вырвалась из рук Аробинна, молча сняла свой плащ и прикрыла им обезображенный труп. Потом взобралась на деревянный стол и легла, крепко обняв Саэма.
Его тело все еще слегка пахло им самим. Селена даже уловила слабый запах дешевого мыла, которым она из жадности заставляла его мыться, потому что жалела свое душистое лавандовое мыло.
Селена уткнулась лицом в окоченевшее плечо. От него исходил другой запах. Странный, напоминающий мускус. Ее Саэм так никогда не пах. Селену чуть не вытошнило снова. Запах въелся в его золотисто-каштановые волосы и в посиневшие, разбитые губы.
Она не оставит его.
Раздались шаги: Аробинн ушел.
Селена закрыла глаза. Она не оставит Саэма.
Она его не оставит.
Меня зовут Селена Сардотин, и я не буду бояться
Красота была оружием Селены, и она его постоянно совершенствовала. Хотя порою красота делала ее уязвимой
Она безучастно смотрела на обломки часов, осколки тарелок и разбросанный сервиз. Эта тишина никогда не закончится. Конца не будет. Только вечное начало.
— Я хочу увидеть тело.
Селена усомнилась, что рот, произнесший эти слова, был ее.
— Нет, — мягко возразил Аробинн.
Она повернулась к нему и, оскалив зубы, повторила:
— Я хочу увидеть тело.
Серебристые глаза Аробинна округлились.
— Не нужно этого делать, — сказал он, качая головой.
Только не стоять на месте. Надо двигаться. Идти. Все равно куда. Сейчас она застыла как изваяние... А если она еще и сядет...
Селена вышла. Спустилась вниз.
Улицы ничуть не изменились. Небо было ясным. Ветерок, налетавший с реки, все так же ерошил ей волосы. Только не останавливаться. Идти. Переставлять ноги. Возможно... возможно, они перепутали тело. Или Аробинн намеренно ей солгал.
Она знала: Аробинн идет следом. Он и не собирался таиться. В какой-то момент к нему присоединился Сэльв — образец бдительности и заботы о своем хозяине. Тишина то накатывала, то отступала, и тогда Селена слышала лошадиное ржание, выкрики уличного торговца, детский смех. Но потом исчезли все звуки, и лишь глаза подсказывали Селене, что жизнь вокруг продолжается.
Произошла ошибка. Чудовищная ошибка. Нужно посмотреть — и убедиться.
Рука Аробинна уже потянулась к медной дверной ручке, как вдруг он обернулся. Его серебристые глаза странно блестели. (Наверное, эти глаза будут преследовать ее до конца жизни.)
— Селена, как бы я ни обращался с тобой, я тебя искренне люблю.
Слово «люблю» ударило по ней, словно камень, сброшенный на голову. Прежде она никогда не слышала от него этого слова. Ни разу.
Воцарилось долгое молчание.
Шея Аробинна одеревенела. Он тяжело проглотил скопившуюся слюну и сказал:
— Я делаю то, что делаю... от страха. И потому что не знаю, как выразить свои чувства...
Это было произнесено тихим, едва слышным шепотом.
— Все то, что было... летом... Я разозлился, что ты выбрала Саэма.
Кто сейчас говорил с нею? Предводитель ассасинов? Отец? Влюбленный в нее человек, боявшийся признаться в любви?
С его лица вдруг упала маска, и Селена увидела душевную рану, нанесенную ею. Такими же ранеными были и его красивые глаза.
— Останься со мной, — прошептал Аробинн. — Не уезжай из Рафтхола.
У Селены перехватило дыхание.
— Я уеду, — справившись с волнением, сказала она.
— Нет, — повторил он. — Не надо.
«Нет»... Это слово она твердила ему в тот страшный вечер, перед тем как он начал ее избивать. Она думала, что весь свой гнев он изольет на Саэма. Она ошиблась. У Аробинна хватило гнева на них обоих.
— Понимаешь, если у нас с тобой это произойдет, мне захочется... и всего остального.
Саэм прекрасно ее понял. Понял, какой смысл вкладывала она в слово «это». Оно означало не только их телесную близость и потерю ею невинности. Вряд ли Селена так уж берегла свою девственность. Но она берегла свою независимость и очень боялась, что отношения, возникшие между ними, сдвинут ось ее мира в сторону Саэма Корлана.
— Я могу подождать, — прошептал Саэм, целуя ей ключицы. — Нам принадлежит все время, какое есть в мире.
Наверное, он был прав. Провести с ним все время, какое есть в мире...
За такое сокровище можно было отдать любую плату.
Не стой овечкой. Толкайся, пихайся, кусайся. Нападающие должны понять, что с тобою лучше не связываться.
тоже боюсь, — тихо признался он. — Хочешь, расскажу, как я с этим справляюсь? Только ты не смейся. Когда мне становится совсем страшно, я говорю себе: «Меня зовут Саэм Корлан... и я не буду бояться». Я уже давно повторяю эти слова. Много лет.
Как тебя зовут? — спросил незнакомец.
— Меня зовут Ветер, — прошептала она, наклоняясь к нему. — Меня зовут Дождь. А еще — Прах Земной. Мое имя — фраза из полузабытой песни
Когда мне становится совсем страшно, я говорю себе: «Меня зовут Саэм Корлан... и я не буду бояться». Я уже давно повторяю эти слова. Много лет.
