Бег дикого верблюда
Никогда не спешит, начиная разбег:
он спокоен и тверд, но ленив.
Тяжелы его лапы в небрежном броске
И знаменьем — лохматая грива.
Не заметить, где он ускоряет свой шаг:
ветры новых времен, как и прежде, встречают в упор.
Но смутит ли того, кто с рождения слышал свой такт,
дрожь пустынь, миражей потревоженный взор?
Переходит такыр, как пролысину сути,
простоту этой бурой каленой земли
перед небом-Таныр*, где судьбы перепутья
караванами троп пролегли.
Иногда он ревет, вдруг почувствовав гул:
кто посмел его горы свернуть?!
И горчичная пена срывается с губ,
где колючками выложен путь.
Его горы смешат порожденьем мышей,
что встречают рассвет на горбах,
его годы спешат изменить ход вещей,
превращая грядущее в прах.
Вырастают барханы на розе ветров,
в них покоятся тени развеянных гроз,
вся пустыня — лишь выживших теплая кровь,
соль иссохших со временем слез.
Погребальный набат или раунда гонг?
Солнце в теме и горб на спине,
Вспышка силы — попытка догнать горизонт,
не увязнув в желтом песке…
Нет начала, но есть постиженье пути,
и когда остается устало брести,
потеряв направленье во тьме,
вдруг находит волною оазис любви
позабытый в полуденном сне.
И тогда ветер ласково треплет за холку,
тайны светлые шепчет родник,
узнает он себя верблюжонком неловким,
что к соску нежной матери жадно приник.
скрывая в себе полураспад тысячелетий?
Боль бессмысленна и это все.
*Таныр (каз.) — Тенгри
