Liza Marklund

EN PLATS I SOLEN

roman

Published by agreement with Salomonsson Agency

Copyright © Liza Marklund 2008

Художественное оформление Е.Ю. Шурлаповой

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Часть первая
После Нового года

Новая Андалусия. 3 часа 14 минут утра

Ночь была непроглядно темна. Краем глаза она угадывала купы апельсиновых деревьев, растущих вдоль улицы. Из мусорного контейнера торчали три лохматых кошачьих головы, глаза животных отражали свет звезд, что придавало кошкам призрачный вид.

Дождь прекратился, но асфальт был еще мокрым и блестел в свете редких уличных фонарей. Она прижалась к обочине, прислушалась к плеску воды под колесами и треску цикад в кронах пальм. От стекла тянуло влажным прохладным сквозняком.

Стояла невообразимая тишина.

Притормозив, она остановилась на перекрестке. Где поворачивать налево – здесь или на следующей улице? Судорожно вцепилась в руль обеими руками. Какая беспорядочная застройка, дома возводились без разрешения и без градостроительных планов, и, соответственно, нет никаких карт этого района. Эти новые районы отсутствуют даже на Google Earth.

Нет, все-таки это здесь. Она заметила золотые шары на воротах справа. В темноте все всегда выглядит не так, как при свете.

Включила левый поворот, чтобы водитель следовавшего сзади грузовика видел, куда им надо ехать. Обе машины включили ближний свет, двигаться иначе по этим никудышным улицам было просто невозможно. Конечно, автомобиль с притушеными фарами привлекает меньше внимания, чем машина, светящая прожекторами. Она с трудом объехала большую выбоину посреди дороги и, посмотрев в зеркало заднего вида, убедилась, что водитель второй машины сделал то же самое.

Свет фар автомобилей выхватывал из темноты ворота. Им нужны были кованые железные ворота с двумя бетонными львами по обеим сторонам. Она облегченно расслабила плечи и быстро набрала код на столбе перед одним изо львов. Створки ворот дрогнули и разошлись. Она подняла голову и взглянула в ночное небо.

Тучи пришли из Африки после полудня и плотным слоем обложили все побережье. Где-то за облаками осталась полная луна. Ветер заметно посвежел, но она все же надеялась, что они закончат до того, как облака начнут рассеиваться.

Улицы внутри района были, в отличие от подъездных дорог, ровными и гладкими, как пол танцевального зала, с аккуратными цветными тротуарами и металлическими изгородями. Она проехала мимо трех боковых дорог, а затем повернула направо и съехала с невысокого холма.

Вилла находилась по левую сторону дороги; на юг от здания тянулись террасы и бассейн.

Она проехала мимо дома с десяток метров и припарковала машину у тротуара возле заброшенного участка и принялась терпеливо ждать, пока за ней подъедет шофер грузовика.

Потом она взяла из машины портфель, заперла дверь, подошла к грузовику и забралась в кабину.

У мужчины за рулем был озабоченный вид; на лбу проступали капли пота.

Женщина надела резиновые перчатки, достала шприц и прикрепила к нему иглу.

– Наклонись вперед, – сказала она.

Мужчина застонал и привалился толстым животом к рулю.

Женщина не стала тратить время на обработку кожи на его заднице, а просто быстро воткнула иглу в мышцу почти на всю длину и впрыснула жидкость.

– Вот и все, – сказала она и выдернула иглу. – Сейчас тебе станет легче.

Она пододвинулась, чтобы толстяк смог вылезти из машины, и села за руль.

– Это лучше, чем противогаз? – спросил второй мужчина, сидевший на пассажирском месте, с подозрением глядя на шприц в руке женщины. Он неплохо говорил по-испански, но ведь румынский язык тоже родня латинскому.

– Да, это надежно. Сейчас я тебя уколю, – сказала она.

Он расстегнул ремень, взялся за руль, наклонился вперед, чтобы она смогла достать до его ягодиц.

– Жжется, – сказал он.

– Ты как ребенок, – укорила она.

Потом задрала юбку и последний шприц вколола себе в бедро.

– Так тебе нужен только сейф? – спросил он.

Она улыбнулась, склонилась к портфелю, достала две литровые бутылки «Сан-Мигеля» и поставила их на панель между местом водителя и пассажирским сиденьем.

– Только сейф, – сказала она. – Все остальное ваше. Прошу!

Водитель посмотрел на две пивные бутылки и рассмеялся.

Толстяк уже вытащил из машины инструменты и шланги и сложил их у входа.

– Ты гарантируешь, что они от этого отрубятся? – спросил он с сомнением в голосе. – Похоже, этими штуками никогда не пользовались.

Женщина посмотрела на дом. Среди туч начала проступать луна. Надо было спешить.

Она торопливо набрала код, индикатор загорелся зеленым цветом, и замок с щелчком открылся.

– О да, – ответила она. – Они с гарантией вырубятся.

Принцесса в заоблачном дворце

Свет был абсолютно бел. Он пронизывал все комнаты с круглыми сияющими коронами, бахромчатыми кистями, оленьими рогами; она явственно слышала, как он что-то шептал и посмеивался под стропилами кровли.

Как же легко там дышалось!

В самом деле, воздух был так прозрачен и чист, что она казалась себе перышком, бесшумным голубым перышком, носящимся в сияющих лучах белого света между гобеленами с охотничьими мотивами.

Я сказала, что она была тихой и бесшумной, разве не так?

О, она и в самом деле была такой тихой, такой бесшумной, что совершенно не мешала фюреру.

В замке над облаками все люди говорили тихо и почтительно; толстые ковры на полах и каменных лестницах скрадывали шепот и давали надежное убежище.

Любимым ее местом был Halle, зал, огромный, как целое море, с окнами, смотревшими на облака и заснеженные горные вершины.

Она любила танцевать в Halle, разумеется, тихо и только босиком, а скульптуры, столы и куклы исполняли роль восторженной публики. Платье из тонкой материи развевалось от движения; она скакала и вертелась, пока голова ее не начинала кружиться от счастья и танца. Она возносилась ввысь – принцесса в заоблачном дворце. Она танцевала для коней и мертвых оленей, для изящной потолочной лепнины. Нанна всякий раз пыталась ее остановить, но куда там, она не обращала на Нанну никакого внимания. Нанна была жалкой замарашкой, деревенщина, и не имела никакого права указывать, что могла или не могла делать она, принцесса заоблачного дворца.

Однажды, танцуя, она наткнулась на самого фюрера.

Нанна прыгала рядом и плакала, повторяя, что она просила не баловаться эту глупую девочку, которая, как козочка, могла своевольно часами танцевать в Halle, но фюрер не рассердился, ни капельки не рассердился.

Он лишь поймал ее длинными руками, наклонился и положил ладони ей на плечи. У него были синие глаза с покрасневшими веками, но принцесса не смотрела на его глаза, она не могла оторвать взгляд от волос, росших из его носа.

Она знала, что вела себя плохо.

Как рассердится мама!

Это Нанна виновата во всем!

– Ты моя маленькая истинная арийка, – сказал фюрер и погладил ее по золотистым локонам, а она ощутила исходившую от него силу – такую, о какой папа рассказывал маме.

Она сказала:

– Значит, я благословлена?

Он отпустил ее, выпрямился и направился к себе, а за ним, виляя хвостом, побежала Блонди. Это был первый и последний раз, когда она видела фюрера.

Понятно, что она не все время жила во дворце за облаками.

В Оберзальцберге она с папой и мамой жила внизу, в гостинице «У турка», вместе с другими офицерскими семьями, с турками, как называла их мама. «Почему мы должны ютиться с какими-то турками, а Геббельсы тем временем живут в Бергхофе?»

Мама часто говорила о квартире на Фридрихштрассе, которую вдребезги разбомбили проклятые союзники.

– Настало время, чтобы хоть кто-то из нас проявил благоразумие, – говорила она, бросая на папу злой взгляд, потому что папа не желал эвакуироваться, ибо это означало обмануть и предать фюрера, изменить ему, но мама настаивала, и в конце концов они собрали все вещи, погрузили их в поезд и поехали в Адлерхорст.

Когда к городу подошли русские, мама заказала партийную машину и отправила принцессу и Нанну с тремя чемоданами кукол и платьев в Харвестехудер-Вег.

Принцесса не желала уезжать, уж очень хотелось ей остаться в Адлерхорсте и ездить во дворец.

Но мама повесила ей на шею бирку с именем, коротко и жарко попрощалась и запечатлела на щеке дочери прощальный мокрый поцелуй, который принцесса тотчас вытерла. Дверь с грохотом захлопнулась, и машина тронулась с места.

Они безостановочно ехали до Харвестехудер-Вега.

Потом остановились близ какого-то городка, название которого выпало из ее памяти. Солдаты унесли чемоданы и увели в лес Нанну, где шофер выстрелил ей в голову, и кровь из раны брызнула на пальто принцессы.

Когда она добралась до Гудагордена, при ней остались только платье, пальто и кукла Анна.

По бирке, которая висела у нее на шее, люди узнали адрес дяди Гуннара и тети Хельги: «Гудагорден, Сёрмлан, Швеция», и благодаря этому принцесса вскоре оказалась под опекой родственников.

Сама я этого не помню, но мне рассказали.

Рассказали, как дядя Гуннар сложил богатую детскую одежду и куклу на площадке в саду, облил керосином и поджег, словно принося жертву.

– Грешник должен гореть в преисподней, – должно быть, сказал он, и, вероятно, был прав.

Газетное телеграфное бюро, 9 часов 13 минут

СРОЧНО!

Государственный обвинитель требует пересмотра приговора, связанного с тройным убийством.

Стокгольм (ГТБ). Государственный обвинитель (ГО) Лилиан Бергквист, как стало известно телеграфному бюро, выступила в понедельник с требованием пересмотреть приговор по делу так называемого Дровосека, финансиста Филиппа Андерссона.

Филипп Андерссон приговорен к пожизненному тюремному заключению за тройное убийство в Сёдермальме (Стокгольм). Все это время он утверждал, что невиновен.

В декабре прошлого года, когда умерла настоящая убийца, Филипп Андерссон смог наконец рассказать правду, говорит его адвокат Свен-Ёран Олин. Убийцей была сестра Филиппа Ивонна Нордин, совершившая это преступление.

Долгих четыре года Филипп Андерссон провел в заключении по приговору суда первой инстанции и по решению апелляционного суда, приговоривших его к высшей мере наказания за убийство трех человек, угрозы, шантаж, а также за преступление, связанное с нарушением общественного порядка. Все жертвы – двое мужчин и одна женщина – были, кроме того, искалечены в результате преступления.

Улики, предъявленные Филиппу Андерссону, были явно недостаточными уже во время первого судебного процесса. Андерссон был осужден на основании таких доказательств, как следы ДНК одной из жертв на штанине его брюк, отпечатки его пальцев на орудии преступления и невыплаченный долг.

Письмо государственного обвинителя в Верховный суд представляет собой резюме обвинительного заключения, которое следует рассмотреть прокурорам.

(Продолжение следует)

© Газетное телеграфное бюро или автор статьи.

Понедельник. 3 января

Анника Бенгтзон заглянула в полуоткрытую стеклянную дверь кабинета главного редактора и постучала по деревянному косяку. Андерс Шюман стоял спиной к ней и сортировал стопки бумаг, разложенных на письменном столе и на полу. Услышав стук, он обернулся, увидел вопросительное выражение лица Анники и жестом указал ей на стул для посетителей.

– Закрой дверь и садись, – сказал он, обошел стол и уселся на свой стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью.

Анника закрыла раздвижную дверь, покосилась на груды бумаг на полу, чтобы ненароком на них не наступить, и заметила нечто, выглядевшее как топографический план редакции.

– Никак мы снова собираемся перестраиваться, – сказала она и села.

– Хочу задать тебе один вопрос, – сказал Шюман. – Как ты видишь свое будущее в газете?

Анника подняла голову и посмотрела в глаза шеф-редактору:

– А в чем дело?

– Сразу перехожу к сути дела. Ты хочешь стать заведующей редакцией?

Аннике стало трудно дышать, она открыла, потом снова закрыла рот и посмотрела на сложенные на коленях руки.

– Ты будешь отвечать за новостной раздел, за освещение событий за сутки, – продолжал Шюман. – Пять дней работаешь, пять дней выходных. Задача – согласование освещения спортивных событий и развлечений с передовицами, обсуждениями и новостями. За тобой будет решение относительно того, какую новость следует помещать на первой полосе. Споры с другими подразделениями будешь решать совместно с руководителями групп. Никаких сетей и прочей ерунды. Будешь присутствовать на встречах руководства и решать вопросы бюджета и рыночной стратегии. Я бы хотел, чтобы ты приступила к работе как можно скорее.

Она откашлялась, но говорить не смогла. Слова застревали у нее в горле.

Работа заведующего редакцией – это большая и тяжкая ответственность. Это фактически второй человек в газете после главного редактора, руководящий всеми подразделениями. Она должна будет направлять работу руководителей новостных, развлекательных и спортивных отделов и прочих мелких начальников с большими связями и амбициями.

– Я хочу провести реорганизацию, – тихо произнес Шюман, не дождавшись ответа Анники. – Мне нужны люди, на которых я могу положиться.

Анника продолжала упорно рассматривать свои руки. Голос Шюмана проплывал над ее головой, отражался от стен и гулко отдавался в затылке.

– Ты заинтересована?

– Нет, – ответила Анника.

– Я удвою твою зарплату.

Она подняла голову.

– Я уже прошла искушение большими деньгами. Оказалось, что с ними не так хорошо, как многие говорят.

Главный редактор встал и подошел к двери. Кабинет был настолько тесным, что Шюман едва протиснулся мимо колена сидевшей на стуле Анники.

– Весь последний год нам угрожало банкротство, – сказал он. – Ты знала об этом?

Он через плечо бросил взгляд на Аннику, чтобы проследить за ее реакцией. Реакции не было. Она лишь принялась крутить на левом указательном пальце бабушкин перстень с изумрудом. Шрам под кольцом был красным и набухшим. На морозе он начинал темнеть и ныть.

– Нам удалось переломить ситуацию, – говорил Шюман о редакции, находящейся за стеклами раздвижной двери его кабинета. – Я уверен, что так будет и впредь, но я не знаю, как долго еще удержусь в этом кресле.

Он обернулся и посмотрел Аннике в глаза. Она отвела взгляд и выглянула за дверь.

– Я не хочу выполнять твою работу, – сказала она.

– Я предлагаю тебе делать не мою работу, а работу заведующего редакцией.

– Может быть, стоит предложить эту должность Берит? Она, несомненно, справится.

– Кто тебе сказал, что она жаждет получить эту должность?

– Ну, тогда Янссон или Спикен?

Шюман присел на край стола и тяжело вздохнул.

– Мне нужны не добровольцы, – сказал он. – Мне нужен умный, рассудительный человек.

Анника невольно рассмеялась:

– И ты просишь об этом меня? Это говорит о явном снижении требований к квалификации сотрудников.

– Альтернатива такова: ты будешь работать по жесткой схеме. Сидеть за столом, звонить по нужным телефонам и выполнять все распоряжения завреда.

Анника вдруг почувствовала, на каком неудобном стуле она сидит, и выпрямилась, чтобы не нажить боль в спине.

– И еще придется разбираться с претензиями по поводу закона о правах работников? – спросила она.

– Профсоюзные споры – не проблема, поверь мне.

– Заставить меня протирать штаны за столом – это чистейшая глупость. Ты же прекрасно знаешь, что я работаю лучше всего, когда меня никто не опекает.

Шюман наклонился к Аннике, но она упорно буравила взглядом его колено.

– Анника, проблемы, которые мы решали начиная с осени, никуда не делись. У нас нет средств на содержание специальных корреспондентов. Дело кончится тем, что ты будешь в непосредственном подчинении у Патрика.

От неожиданности Анника вздрогнула и, подняв голову, посмотрела Шюману в глаза.

– Ты шутишь.

Он сложил руки на груди.

– Эта система вступит в силу на днях. В качестве заведующей редакцией ты станешь его непосредственным начальником. Будешь его направлять на путь истинный. Если же ты останешься просто корреспондентом, то направлять все твои действия станет он, а ты будешь его слушаться.

– Помнится, именно я устроила его сюда на работу, – сказала Анника. – Я не могу быть его подчиненной. К тому же если рассуждать здраво, то Патрик – это последний кандидат…

– Люди, умеющие рассуждать, должны занимать ключевые посты в любой организации. Что же касается шефа отдела новостей, то здесь пригодится энтузиазм Патрика, его неуемный интерес и способность к действию.

Анника почесала затылок и представила себе усеченную редакцию криминальных новостей, Патрика, уткнувшегося носом в монитор и стучащего по клавиатуре, уперев локти в бедра. Она вспомнила, как ему единственному удалось получить у премьер-министра комментарии по поводу отставки министра продовольствия, когда все говорили ему: «Парень, ты в своем уме?» Патрик гонялся за премьером по всему правительственному кварталу Стокгольма, но в редакцию вернулся победителем и уселся строчить репортаж.

– Да, если тебе нужен энергичный энтузиаст, то лучше Патрика не найдешь никого.

– Ты будешь работать в дневную смену с понедельника до пятницы, а потом отдыхать. Никаких сверхурочных, никакой нервотрепки. У нас есть редакции по стране, поэтому ты сможешь ездить заниматься непосредственной работой куда угодно, в том числе и за границу. Запланированную серию статей Патрика о «Кокаиновом Береге» можешь, например, взять на себя. Ты сможешь заняться новостями, а Патрик займется твоей рутиной.

– То есть на меня ляжет и вся писанина? – сказала Анника. – Не получится ли для Патрика отличное алиби, чтобы он мог купаться и загорать?

– Ты ошибаешься. Серия о «Кокаиновом Береге» – это исключительная серия, это инициатива руководства газеты. Мы установили тесный контакт с пресс-центром полиции и с министерством юстиции, чтобы иметь доступ к уникальной информации. Так мы и осуществляем эту работу.

– Что будет с дневными корреспондентами? – спросила Анника и посмотрела на рабочее место Шюмана, заставленное компьютерами, курткой, сумками и бумагами.

– Они будут работать в отделе оформления номера, – ответил Шюман и ткнул пальцем в план, лежавший на полу. – Отдел криминальной хроники будет преобразован в редакцию обсуждений.

Анника встала и, не оборачиваясь, покинула стеклянную клетку главного редактора.

Ей было абсолютно все равно, на каком стуле она будет сидеть или какую статью писать. Муж оставил ее, и теперь дети проводили с ним столько же времении, сколько и с ней. Ее дом сгорел дотла, а страховые деньги оказались заблокированными. Сейчас она жила в трехкомнатной квартире в доме полиции на Агнегатан по устному распоряжению комиссара К., то есть на весьма сомнительном основании, и ее в любой момент могли оттуда попросить.

Она подхватила свои сумки и, покачиваясь под их тяжестью, отправилась по коридору в тесноту новостной редакции. Компьютеры занимали на столах все свободные места, и Аннике пришлось бросить одежду и сумки на пол рядом с рабочим столом. Усевшись в кресло, Анника подняла его выше, проверила соединение с Интернетом и написала письмо на почту комиссара К.: «Я переехала на новую квартиру, но пока не видела даже намека на контракт; поэтому извещаю, что намерена обосноваться на кошачьей ярмарке».

Это должно заставить его задуматься.

Потом она вытащила из кармана один из телефонов, набрала номер министерства и попросила соединить ее с пресс-секретарем министра юстиции, женщиной известной громким, пронзительным голосом.

Анника представилась и сказала, где работает.

– Мне хотелось бы получить комментарий министра относительно выдачи американской профессиональной убийцы по прозвищу Кошечка, – сказала она.

– Зачем вам нужны эти сведения? – спросила пресс-секретарь.

– Я знаю, что она была обменена на убийцу полицейского Виктора Габриэльссона, который содержался в одной из тюрем Нью-Джерси. Я хочу знать, зачем и как это сделано.

– Министр не дает комментариев по вопросам, касающимся государственной безопасности. – Пресс-секретарь заговорила механическим, равнодушным, как у робота, тоном.

– При чем здесь государственная безопасность? – возразила Анника. – Я просто хочу знать, что вы сделали с Кошечкой.

– Как я смогу с вами связаться?

Анника монотонно продиктовала номер мобильного и прямого телефона, по которым ей можно было дозвониться. Так, с этим покончено. Она нажала отбой и тотчас набрала номер коллеги Берит Хамрин. Берит ответила сразу.

– Ты уже деградировала? – спросила Анника.

– Под руководством Патрика, – беспощадно уточнила Берит.

В трубке слышался гул машин.

– Ты где?

– Еду по Е18.

В этот момент Анника увидела Патрика, идущего по коридору к редакции новостей с пачкой бумаг в правой руке и с трубкой во рту.

– Босс идет сюда, – тихо произнесла она. – Будет что-то интересное.

Анника закончила разговор, когда Патрик уселся за ее письменный стол. Она быстро отодвинула в сторону компьютер.

– Ну, черти натворили дел, – сказал новоиспеченный заведующий отделом новостей и пролистал принесенные распечатки. – Квартирный пожар в Халлунде, удушение газом целой семьи на испанском курорте и крушение автобуса в Дании. Начнем с автобуса, посмотрим, нет ли среди пострадавших шведов. Такая неприятность может случиться, потому что сейчас как раз группа шведских школьников возвращается домой с экскурсии в Тиволи.

– Лилиан Бергквист требует пересмотра приговора Филиппу Андерссону, – сказала Анника и включила компьютер, стоявший на коленях Патрика.

– Это уже старо, – ответил Патрик. – Мы это сделали намного раньше ее, когда раскрыли, что настоящая убийца – его сестра. Берит должна написать статью по этому поводу.

«Когда я раскрыла имя настоящего убийцы», – подумала Анника, но ничего не сказала.

– Убийство газом выглядит тошнотворно, – продолжил Патрик, роясь в листках распечаток. – Погибла вся семья, включая собаку. Подумай, что можно из этого сделать так, чтобы было читабельно. Надо обязательно указать кличку и возраст собаки. Люди интересуются Испанией. Эта страна настоящее место паломничества шведов.

– У нас там никого нет? – спросила Анника и вспомнила интервью, которое брала у загорелого человека с суровой улыбкой.

– Он уехал домой в Тернабю на Рождество. Пожар в Халлунде – материал холодный. Там, кажется, почти всех эвакуировали, так что мы не сможем дать фотографию тетушки Хедвиги, сидящей на пепелище на складном стульчике, или добавить чего-нибудь хорошего в эту смесь.

– Хорошо, – сказала Анника и подумала, что Патрик совершенствует свой словарь.

«Чего-нибудь хорошего в эту смесь». Господи помилуй.

– Есть еще пара вещей, о которых можно было бы подумать, – сказала она, стараясь говорить спокойно и непринужденно. – У меня есть данные о том, что правительство замешано в странное дело с выдачей преступницы, и в два часа у меня встреча с одной женщиной, которая, вероятно, сможет дать интервью…

Но Патрик уже сорвался с места и шел в отдел тематических статей.

Она долго смотрела ему вслед и решила не кипятиться. Если он не считает нужным слушать своих, гм, подчиненных, то это его проблема.

Анника откинулась на спинку стула и оглядела редакцию.

Да, практически это единственный ее шанс.

Шюман велел ей прийти завтра в восемь часов утра. Он снова будет уговаривать ее принять какой-то руководящий пост. Он делал ей подобные предложения уже несколько лет, но тогда все это выглядело как-то иначе. Такие должности, как шеф отдела новостей или выпускающий редактор, он пытался навязать ей и раньше, должность начальника отдела криминальной хроники она некоторое время занимала, но никогда прежде он не предлагал ей стать заведующей редакцией.

Так, так. Она вздохнула. Значит, если все сложится, как он сказал, то она будет работать пять дней, а пять дней будет свободна. Получается, пост она будет с кем-то делить, скорее всего, с Шёландером. Значит, не одна она будет отвечать за все ляпы и глупости, которые неизбежны в работе с новостями, ей придется проводить бесконечные встречи по финансовым и бюджетным вопросам, заниматься рыночным планированием и решать персональные дела.

Лучше заняться пожаром в Халлунде, подумала она и по прямому номеру позвонила шефу отдела экстренной помощи.

Причина пожара – курение в постели. Жертва одна – льготный пенсионер. Огонь потушен. Было сильное задымление. Эвакуации жильцов дома не производилось.

– Кто погиб? – спросила Анника.

Шеф принялся рыться в бумагах.

– Квартира принадлежала… сейчас, одну секунду… фамилия погибшего Йонссон… ничем не знаменит.

Если не знаменитость, то никого эта история не заинтересует.

Она положила трубку.

Катастрофа с автобусом действительно коснулась группы детей, но это был не школьный класс, а команда, ехавшая на спортивный турнир в Аальборг. Автобус занесло на повороте, и он упал на бок в канаву. Дети выбрались из автобуса через кабину водителя. Происшествие имело место на дороге в Юлланд.

Анника послала электронное письмо в редакцию иллюстраций и попросила их подобрать какие-нибудь страшные фотографии исцарапанных детишек. Большего, чем фотографии с подписью, эта история не заслуживала.

Газовое убийство в Испании стоило того, чтобы с ним помучиться.

У Патрика была распечатка телеграммы, полученной от ГТБ. В сообщении были три строки, в которых значилось, что семья с двумя детьми погибла, предположительно надышавшись какого-то газа.

Она начала искать в Сети сайт единственной испанской газеты, название которой знала, – El Pais.

Она, прищурившись, вгляделась в дисплей, начав кое-что понимать. Два года испанского языка в гимназии – это, конечно, не бог весть что, но в газетных заголовках, к счастью, речь редко идет о расщеплении атомного ядра. Испания была европейской страной, занимающей первое место по числу погибших на дорогах пешеходов – 680 человек за прошлый год.

Анника убрала статью и принялась искать дальше. Она стала искать что-либо вроде «Целая семья погибла в Коста-дель-Соль» или что-то в этом роде.

Ничего!

Хотя El Pais была общенациональной газетой, ее главная редакция, вероятно, располагалась в Мадриде и мало интересовалась событиями, происходившими где-то близко к Африке.

Но погибшая от воздействия газа семья должна же была удостоиться внимания хотя бы в Сети?

Анника пошла к автомату и налила себе кофе в пластиковый стакан. Каждый удар по клавише отдавался в левом указательном пальце жгучей болью. Это было даже смешно, каким чувствительным может быть палец к пустяковому порезу.

Она вошла в Гугл и задумалась. Вдыхание газа? Такого словосочетания она прежде никогда не слышала. Но как называется, когда накидывают на голову пакет и дышат газом?

Она набрала «употребление газа» и не получила ни одного ответа.

Может, возникло какое-то недоразумение с переводом? Может быть, телеграфное бюро просто ошиблось?

Анника осторожно подула на кофе и сделала глоток. Как ни парадоксально, но кофе оказался крепче, чем дома.

Она снова вошла в Гугл и набрала «вдыхание газа», и на этот раз ответов было великое множество.

«Шофер уснул под воздействием газа, который он вдохнул», – было сказано в четвертом ответе. Текст принадлежал Шведскому радио и относился к времени праздника принцессы света 2004 года. Несколько ящиков компьютерных мониторов было украдено из грузовика на заправке «Шелл» в Вестра-Ера на шоссе 40 к западу от Йенчепинга. Кража произошла в ночное время. Ни шофер, ни его собака, заснувшие в кабине, не заметили преступления. После пробуждения шофер испытывал головную боль и плохо себя чувствовал. Полиция предполагает, что он был усыплен каким-то газом. Были взяты анализы, чтобы проверить, не сохранились ли в крови следы газа.

Надо смотреть дальше, подумала Анника и заскользила взглядом по экрану.

«Воры отравили собаку газом – в Стокгольме быстро нарастает число взломов вилл», – прочла она. Это была перепечатка статьи из «Метро» недельной давности.

Анника вошла в архив газеты и продолжила свое словотворчество.

«Вор применил газ против туристов – четыре человека уснули в машине. Газ гексан в больших дозах может приводить к самым разнообразным нарушениям» и «Режиссер триллеров ограблен с помощью газа – это было ужасное зрелище».

В статье речь шла об одном шведском режиссере, которого ограбили в собственной квартире на испанском побережье. Он и его подруга проснулись утром и обнаружили, что двери взломаны, а все вещи вынесены.

– О, я вижу, что мы, как рядовые пехотинцы, снова здесь, – сказала Берит и поставила свою сумку рядом с сумкой Анники.

– С Новым годом и все такое, – откликнулась Анника.

– Ну и как твои дела? – спросила Берит, вешая пальто на стул.

Анника положила руку на соседний стол.

– Спасибо, – ответила она. – На самом деле хорошо. Каждый следующий год должен быть лучше предыдущего, ибо ничто другое в принципе невозможно…

Берит поставила свой ноутбук на стол и оглядела редакцию.

– Значит, здесь сегодня ты, да я, да мы с тобой? – задала она риторический вопрос. – Всех остальных рационализировали?

Анника тоже осмотрелась.

Патрик стоял в спортивной редакции и оживленно беседовал с кем-то по мобильному телефону. Несколько сетевых администраторов возились там, где раньше была редакция развлечений, а теперь производили продукцию исключительно для киберпространства. Один редактор из воскресного приложения расхаживал из угла в угол среди мониторов. Туре, дежурный мастер, воплощение недовольства, сонно готовил макеты газетных рубрик для уличной рекламы.

– Газетная война – это обычная война, – сказала Анника. – Начальники передвигают территориальные войска, возводят укрепления и швыряют умные бомбы. Когда Шюман с тобой разговаривал?

Берит Хамрин ткнула пальцем в стакан кофе.

– В пятницу. Скажи, это можно пить?

– Пить нельзя. Мне он звонил утром. Он хочет ввести тебя в руководство?

– Да, шефом отдела новостей, – ответила Берит. – Я сказала спасибо, но, спасибо, нет.

Анника отвернулась к монитору. Ей Шюман предложил более высокую должность.

– Вот, сижу и пытаюсь что-нибудь найти в связи с испанским газовым убийством, – сказала она. – На южном берегу Испании целая семья была насмерть отравлена газом.

Берит тем временем направилась мимо компьютеров к кофейному автомату.

– Позвони Рикарду Мармену, – сказала она, обернувшись. – У меня нет его номера, но он знает обо всем достойном внимания, что происходит на южном берегу Испании.

Анника сняла трубку и набрала отдел международных связей.

Номер был занят.

Пытаясь убить время, она снова зашла в Гугл и, подумав, написала buscar numero telefono espana. Правильно ли она написала: искать телефонные номера в Испании?

Первый же ответ содержал «Белые страницы».

Она попала в точку!

На экране появился бланк, и она его заполнила: провинция Малага, имена Рикард Мармен и нажала encontrar.

Рикард Мармен жил на Авенидо Рикардо Сориано в Марбелье, и на его имя было зарегистрировано два телефона – стационарный и мобильный.

Пришла Берит с чашкой горячего кофе и села рядом.

– Кто этот Рикард? – спросила Анника, взяв трубку.

– Старый знакомый моего деверя. Он живет там уже двадцать лет, в течение которых пытался заниматься любыми мыслимыми делами – и все неудачно. Он арендовал солнечные батареи, разводил племенных жеребцов, открывал гостиницу и даже стал соучредителем фирмы, продающей сборные домики.

– На юге Испании? – с сомнением спросила Анника.

– Я же сказала, что все его дела были неудачными.

– Какой код Испании?

– Тридцать четыре, – ответила Берит и невольно поморщилась, отхлебнув кофе.

Анника начала с домашнего номера. После пяти гудков электронный голос произнес что-то неразборчивое по-испански, и Анника отключилась. Она набрала мобильный номер, и через две секунды в трубке раздался мужской голос:

– Si digame!

– Рикард Мармен?

– Hablando![1]

– Э-э, меня зовут Анника Бенгтзон, я звоню из редакции стокгольмской газеты «Квельспрессен». Ты тот Рикард Мармен… Ты говоришь по-шведски?

– Конечно, сердце мое. Чем могу быть полезен?

Он говорил с заметным гётеборгским выговором.

– Я звоню тебе, потому что мне сказали, что ты знаешь обо всем, что творится на южном берегу Испании, – сказала она и метнула взгляд на Берит. – Я хочу знать, известно ли тебе что-нибудь о каком-нибудь отравлении газом в вашем районе.

– О каком-нибудь отравлении газом? Да у нас не существует других отравлений! Все отравления – газовые. Газовая тревога на виллах Новой Андалусии – явление более частое, чем тревога пожарная. Ты хочешь знать что-нибудь еще?

У Анники зашумело в ушах, а стул качнулся под ней; ей показалось, что она стоит на бегущей дорожке.

– Ну хорошо, – сказала она, – что такое вообще газовое отравление?

– Воры напускают в квартиры и дома какой-нибудь вырубающий человека газ – либо через окна, либо через систему воздушного кондиционирования, а когда хозяева засыпают, эти негодяи обыскивают весь дом. Иногда они садятся на кухне и распивают бутылочку-другую хозяйского вина.

– То есть ты утверждаешь, что это самый распространенный тип отравления? – спросила Анника.

– Самая настоящая эпидемия. Наркотики появились здесь пять-шесть лет назад, а газовые нападения начались немного раньше.

– Почему у вас так распространен этот вид грабежа?

– Здесь много денег на руках, голубка. На кухнях под матрацами лежат толстые пачки купюр. Так обстоят дела везде в районе Пуэрто-Бануса. К тому же здесь очень силен криминальный элемент. Полно бедняков, которые сделают все что угодно за сущие копейки. Осенью они объединились с румынскими бандами, которые уже опустошили сотни вилл вдоль всего побережья от Гибралтара до Нерхи…

– Газетное телеграфное бюро сообщило, что в результате отравления газом погибла целая семья, – сказала Анника. – Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Когда? Сегодня ночью? Где?

– Не скажу точно, – ответила Анника. – Я знаю только, что умерли все, включая двух детей и собаку.

Рикард Мармен не ответил. Либо исчерпался лимит трафика, либо возникла неисправность связи.

– Он что-нибудь знает? – спросила Берит.

Анника покачала головой.

– Смерть наступила в результате отравления газом, ты говоришь? – снова зазвучал голос Рикарда. Все дело было в трафике. – Я могу тебе перезвонить?

Анника дала ему прямой номер и номер мобильного телефона.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила она, положив трубку.

Берит откусила кусок яблока, оставив намерение пить кофе.

– Преступные группировки испанского побережья или какая-то новая организация?

– Новая организация.

Берит надела очки и посмотрела на экран.

– Из этого может получиться нечто очень стоящее, – сказала она. – Для того чтобы этим заняться, мне придется отложить многое другое и потратить куда больше времени, чем мне бы хотелось.

– И что ты делаешь? Пишешь серию статей? Пашешь в саду? Хочешь получить удостоверение водолаза? Осваиваешь латиноамериканские танцы?

– Я пишу мелодии, – ответила Берит, не отрывая внимательного взгляда от монитора.

Анника удивленно воззрилась на коллегу:

– Мелодии? Что за мелодии? Ты сочиняешь поп-музыку?

– Да, шлягеры, помимо прочего. Однажды мы даже послали их на фестиваль мелодий.

Берит оторвала взгляд от экрана. Анника почувствовала, как у нее отвисает челюсть.

– Вот это да! Ты сидишь в «зеленой комнате»? Как это выглядело?

Берит подняла голову.

– Мелодии оцениваются не среди тысячи двухсот лучших. Совсем недавно я слышала одну потрясающую мелодию, сыгранную оркестром в Крамфорсе, в юго-восточном Онгерманланде. Кстати, ты читала протест, поданный Лилиан Бергквист в Верховный суд?

– Нет, еще не успела. Что она пишет?

– Ходатайство о пересмотре приговора…

– О, эта мелодия.

Берит сняла очки.

– Absolutely me, – сказала она. – Среди прочего, я творчески переработала старый текст: to be or not to be. Я работаю в этой газете уже тридцать два года, и если мне повезет, то продержусь здесь еще лет десять. Мне шестьдесят пять, и я иногда подумываю о пенсии. Я ценю возможность ясно судить о вещах и писать статьи, но какие поручения мне выполнять и на каких стульях сидеть, теперь выбираю сама. – Она окинула Аннику оценивающим взглядом. – Я кажусь тебе желчной или покорной?

Анника глубоко вздохнула:

– Нет. Я чувствую себя точно так же. Дело не в том, что мне скоро на пенсию, нет, но здесь происходит столько неожиданных перемещений, что я скоро начну страдать морской болезнью. Потом останется только to be or not to be.

Берит надела очки и снова повернулась к компьютеру.

– Что ты думаешь о шансах Филиппа Андерссона выйти на свободу?

– Ну уж, если государственный обвинитель требует пересмотра, значит, у нее есть для этого веские аргументы, – ответила Анника.

Она перешла на домашнюю страницу генеральной прокуратуры и выбрала нужный документ.

– Ты же видела его в Кумле несколько месяцев назад, – сказала она. – Ты веришь, что он невиновен?

Анника еще раз пробежала глазами письмо генерального прокурора. Она всегда испытывала неприятное чувство, когда читала что-то относящееся к тому убийству. Она в тот вечер находилась в полицейской машине, которая первой прибыла на место преступления, и видела его жертвы.

С тех пор она, копаясь в этом деле, часто сталкивалась с именем Филиппа Андерссона, когда старалась разобраться с убийством полицейской знаменитости Давида Линдхольма. Филипп был приличным преуспевающим финансистом, больше известным по душераздирающим фотографиям, чем по деятельности в «Дагенс индустри». Он прославился по всей Швеции как Сёдерский мясник. К тому же он был другом Давида Линдхольма.

– Убийцей оказалась помешанная сестра Филиппа, – сказала Анника.

Она закрыла домашнюю страницу генерального прокурора.

– Насколько близко ты знаешь Рикарда Мармена?

– Можно сказать, что я его знаю и не знаю, – ответила Берит. – Его знает мой деверь Харальд, с которым Торд имеет обыкновение путешествовать и ловить рыбу и который жил в конце семидесятых в своей квартире близ Фуэн-хиролы. Когда дети были еще маленькими, мы ездили туда на неделю каждое лето. Рикард из тех людей, которых постоянно толкают и они неизменно оказываются внизу. Кстати, я не вполне уверена, что Филипп Андерссон невиновен.

– Да, он очень неприятный тип, – согласилась Анника и вставила слова «шведы на южном берегу Испании» в поисковую строку Гугла. Поисковик выплюнул сайт www. costadelsol.nu[2]. Сайт загрузился, и Анника приступила к чтению. Она узнала, что на южном берегу Испании есть шведская радиостанция, которая круглосуточно транслирует рекламу. Там же издаются ежемесячный шведский журнал и шведская новостная газета. Там работают шведские риелторы, шведские рестораны и поставщики продовольствия, существуют шведские поля для гольфа. Там можно найти шведских стоматологов, ветеринаров, банкиров, строителей и организаторов телевизионных студий. Она читала форумы, в которых говорилось, что раньше было лучше; нашла она на сайте и календарь праздников, размещенный шведской церковью. Мэрами Марбельи часто были шведы или люди, женатые на шведках. Например, Анхела Муньос называла себя просто Титти.

– Господи, – сказала Анника, – похоже, Марбелья поистине такое же воплощение Швеции, как дождливое лето.

– Да, но там чаще бывает солнце, – возразила Берит.

– Сколько шведов там проживает?

– Около сорока тысяч, – ответила Берит.

Анника удивленно вскинула брови:

– Это больше, чем в Катринехольме.

– Но это только постоянные жители, – заметила Берит. – Там намного больше шведов, которые живут в Испании только часть года.

– И там, в этой шведской идиллии, убили целую семью.

– Райский уголок, – саркастически заметила Берит, подняла трубку и позвонила в генеральную прокуратуру.

Анника тем временем начала читать статью «Последние новости из Испании».

Испанская полиция провела грандиозную операцию по изъятию наркотиков в Ла-Кампане. Из хранилищ было изъято 700 килограммов кокаина. В преступлениях, связанных с торговлей наркотиками, подозревают троих руководителей запрещенной баскской партии ЭТА. Опасаются, что в этом году снова будет засуха. Выборы провалились в Сан-Педро, а Антонио Бандерас потерпел поражение в Марбелье.

Анника закрыла Гугл и перешла на страницу архива «Квельспрессен».

Многие шведские знаменитости имели дома или квартиры в Испании – деятели шоу-бизнеса, артисты, звезды спорта и финансовые акулы.

Она подняла трубку и позвонила в пункт международной связи. На этот раз удача ей улыбнулась. Она попросила дать ей телефонные номера ресторана «Ла-Гаррапата», «Шведского журнала», газеты «Сюдкюстен» и агентства недвижимости «Ваза». Все эти учреждения находились в провинции Малага.

Она обзвонила их.

Никто из шведов, ответивших по этим испанским телефонам, ничего не знал о смертях, связанных с отравлением газом, но все знали множество сочных историй о других отравлениях, вообще массу историй о местной промышленности, погоде, людях и уличном движении.

Анника узнала, что в провинции Малага живет более миллиона человек, из них полмиллиона в самой Малаге и еще пара сотен тысяч в Марбелье. Средняя зимняя температура восемнадцать градусов, а летняя – двадцать семь. В году там триста двадцать солнечных дней. Марбелья была основана римлянами в 1600 году до Рождества Христова и называлась вначале Салдуба. В 711 году город завоевали арабы и назвали его Марбила. В некоторых районах города до сих пор сохранились остатки римских сооружений.

– Мы скакали в звериных шкурах, когда тамошние жители пользовались водопроводом и воздушными кондиционерами, – сказала Анника, положив наконец трубку.

– Не пообедать ли нам? – спросила Берит.

Они обезопасили компьютеры, чтобы никто не смог отправить с них сообщений.

Анника рылась в сумке в поисках талонов на питание, когда зазвонил ее прямой телефон. Номер на дисплее состоял из одиннадцати цифр и начинался с тридцати четырех.

– Анника Бенгтзон? Это Рикард Мармен. Я тут разобрался с газовыми отравлениями. Знаешь, все сходится.

Видимо, он все-таки отвлекся от своих дел, ибо теперь в трубке не было слышно никаких посторонних шумов.

– Ага, – сказала Анника, уже отчаявшаяся найти талоны.

– У вас есть какая-нибудь информация о семье?

– О погибшей семье?

Она наконец обнаружила обтрепанный талон в ключнице.

– Вы там в курсе, что это семья Себастиана Сёдерстрёма?

Она едва не спросила кто, но, вместо этого, просто умолкла и затаила дыхание.

– Это профессиональный хоккеист? – спросила она и уронила талон на пол.

– Ну, он уже лет десять как закончил выступления за НХЛ. Он теперь живет здесь и владеет теннисным клубом. Насколько я знаю, погибла вся его семья, включая тещу.

– Себастиан Сёдерстрём мертв? – громко спросила Анника и замахала рукой, чтобы остановить Берит, которая уже шла в столовую. – Погибла шведская семья?

– У него была жена и двое маленьких детей.

– Что случилось с Себастианом Сёдерстрёмом? – спросил невесть откуда материализовавшийся Патрик и подошел к Аннике.

Анника повернулась к нему спиной и заткнула пальцем свободное ухо.

– Надежна ли эта информация? – спросила она.

– Абсолютно.

– Кто может ее подтвердить?

– Не имею ни малейшего понятия, дорогуша. Но теперь ты это знаешь.

Рикард Мармен отключился, не дождавшись ответа.

– Что там случилось? – еще раз нетерпеливо спросил Патрик.

Берит вернулась и поставила сумку на прежнее место.

– Набери «Себастиан Сёдерстрём» на сайте paginasblancas. es, – сказала Анника.

Берит ввела пароль, зашла на сайт и прочла: Лас-Эстрельяс-де-Марбелья, Новая Андалусия.

Номер был девятизначный и начинался с цифр 952.

– О чем идет речь, что произошло? – снова спросил Патрик, воздев руки к потолку, чтобы подчеркнуть свое возмущение и замешательство.

– Надо посмотреть одну вещь, – ответила Анника и набрала номер виллы в Лас-Эстрельяс-де-Марбелья. Через пять гудков ответил электронный женский голос. Анника положила трубку и набрала прямой номер пресс-центра министерства иностранных дел.

– Не возлагай на этот звонок слишком больших надежд, – предупредила Берит, заметившая, какой номер набрала Анника. – Они обычно узнают обо всем позже всех.

После цунами и Фукусимы министерство встряхнулось, и какое-то время служащие пресс-центра реагировали на обращения оперативно, однако постепенно все успокоилось, и жизнь там вошла в привычную сонную колею.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, я звоню из редакции газеты «Квельспрессен», – представилась Анника, когда в министерстве наконец сняли трубку. – Мне необходимо подтверждение гибели от газового отравления семьи в Лас-Эстрельяс-де-Марбелья в Южной Испании, а также подтверждение того, что эти люди были гражданами Швеции.

– У нас пока нет такой информации, – несколько в нос ответила дама на другом конце провода.

– Ты не будешь так любезна посмотреть, не поступила ли уже такая информация? – медоточиво осведомилась Анника и положила трубку.

– Мой испанский слишком беден, чтобы объясняться с испанской полицией, – призналась Берит.

– Мой еще беднее, – вздохнула Анника.

– Надо позвонить в Интерпол, – предложила Берит.

– Лучше в Европол, – возразила Анника, – они работают оперативнее.

– Да в чем дело, наконец?! – взревел окончательно вышедший из себя Патрик.

Анника обернулась и удивленно посмотрела на коллегу, то есть, пардон, начальника.

– У меня есть источник, который утверждает, что убитая газом семья на южном берегу Испании – это Себастиан Сёдерстрём, его жена, двое детей и теща.

Патрик развернулся на каблуках и сел, прижав к губам обе руки. Помолчав, он воскликнул:

– Это же спортсмен!

Анника сделала три шага, приблизилась к Патрику и обняла его за плечи.

– Успокойся, – сказала она, когда Патрик поднял голову и посмотрел Аннике в лицо. – Мне нужны подтверждения. Не надо пока тревожить спортсменов. Нельзя заставлять их писать свои руны, пока мы не будем на сто процентов уверены.

– Их надо обзвонить, – предложил Патрик.

– И что ты им скажешь? Что мы думаем, будто он убит? Даже если это правда, мы не знаем, оповещены ли его родственники.

– Ты же сама говоришь, что они все погибли.

Анника застонала.

– Может быть, у него есть братья, сестры и родители.

Она подошла к нему еще ближе, готовая вцепиться в кадык.

– Послушай моего совета, шеф. Умерь свой энтузиазм. Иначе ты так плюхнешься в канаву, что полетят брызги, а это случится, если ты будешь продолжать в том же духе.

От такого внушения Патрик побледнел.

– Однако шефом назначили не тебя, – сказал он и быстрым шагом направился в спортивную редакцию.

– Это дело надо взять под контроль, – сказала Берит и взялась за телефонную трубку.

После недолгих переговоров стало ясно, что испанская полиция подтверждает смерть пятерых жителей пригорода Марбельи, последовавшую, по некоторым данным, от отравления газом. Говорить о личностях и национальности умерших можно будет только завтра после обеда.

Они решили сделать паузу и поспешили в столовую.

– Спорт – не самая сильная моя сторона, – констатировала Берит, когда они с порциями гуляша уселись за стол у окна. – Кто этот человек?

Анника надкусила хрустящий сухарик и посмотрела в окно, на серые сумерки.

– Довольно долго выступал за профессиональные клубы НХЛ, – сказала она. – Сначала в «Анагейм Дакс», потом в «Колорадо Аваланш». Играл в защите. В начале девяностых несколько лет подряд выступал за шведскую сборную. Мне кажется, что он играл, когда «Тре крунур» брали золото на чемпионате мира девяносто первого года в Финляндии и девяносто второго года в Чехословакии…

Берит положила вилку на тарелку.

– Откуда ты все это знаешь?

Анника отхлебнула минеральной воды и с трудом ее проглотила.

– Это был кумир Свена, – ответила она, и Берит больше ни о чем не стала спрашивать.

– То есть это закатившаяся спортивная звезда, – сказала она и проследила за взглядом Анники, которая с тоской смотрела в черноту за окном.

По стеклам окна били крупные капли дождя.

– Подумай, он достиг величия, когда ему было двадцать четыре, – подала голос Анника. – Весь остаток жизни он вспоминал о том, что было тогда.

Они выпили кофе и вернулись в редакцию.

Патрик нетерпеливо расхаживал взад и вперед у стола Анники.

– У меня есть для тебя дело, – сказал он. – Завтра во второй половине дня Кикки Поп будет вести на радио программу по П1. Я хочу, чтобы ты позвонила Эрику Понти и спросила у него, что он думает по этому поводу.

Анника внимательно посмотрела на Патрика. Да, шеф начинает самоутверждаться. Она хотела было рассмеяться, но передумала.

– Хочешь поиграть со мной в перетягивание каната? – спросила она. – Я занимаюсь убийством в Марбелье, это главная тема. Есть масса шведов, которые здесь…

– Этим может заняться Берит, я хочу, чтобы мое задание выполнила ты.

– Ты говоришь мне, чтобы я позвонила Эрику Понти и попыталась заставить его лить грязь на коллегу, да еще и женщину? Которая к тому же молодая блондинка?

– Он и так уже прославился гадостями, которыми осыпал множество красоток.

Анника села за стол и неестественно выпрямила спину.

– Несомненно, Понти надутый индюк и самовлюбленный нарцисс, но он отнюдь не глуп, – сказала она. – Он однажды критиковал женщину, блондинку, но эта критика была обоснованной. Но вспомни, сколько дерьма ему пришлось после этого съесть. Неужели ты думаешь, что он снова на это пойдет?

Патрик смотрел куда-то поверх головы Анники.

– Ты позвонишь Эрику Понти, – повторил он.

Анника наклонилась вперед, взяла трубку и позвонила в «Экот».

Эрик Понти не пожелал давать никаких комментариев ни по поводу Кикки Поп, ни по поводу ее программы.

– Воистину, какая неожиданность, – едко заметила Анника, взяла с пола куртку и направилась к выходу.

– Куда ты пошла? – крикнул ей в спину Патрик.

– У меня встреча в два часа, – ответила она, обернувшись через плечо.

– С кем?

На этот раз Анника остановилась, обернулась и пристально взглянула в глаза Патрику.

– Есть одна вещь, она называется защищенный источник. Ты когда-нибудь об этом слышал?

– Нет источников, защищенных от твоего руководителя, – отчеканил он, и Анника увидела, как вспыхнули его уши.

– Их не существует для главного редактора, – поправила она его.

После этого она вышла из редакции, села в машину и протянула пропуск добряку Туре.

Дождь усилился, и Анника всю дорогу ехала с включенными дворниками. Было всего половина второго, но уже начинало темнеть. Сумерки незаметно окутывали мерзнувших пешеходов, грязные уличные фонари и большегрузные фуры с мерцающими фарами дальнего света.

Она ехала на запад, к Енчёпингу, мимо Риссне, Ринкебю и Тенсты. Миновала высотный дом, ратушу, опустевшие школы и покинутый футбольный стадион. Перед кольцевой железной дорогой Анника внезапно попала в затор. Она принялась всматриваться поверх стоявших впереди автомобилей, стараясь понять, не случилось ли какое-то происшествие, о котором надо было сообщить в газету. Но кажется, все было спокойно. Хотя, возможно, под машину попал пешеход или кто-то пытался перебежать путь перед идущим поездом. Такое случается нередко.

Скоро движение, однако, восстановилось. Машины снова покатились плавно и без остановок. Здания стали скромнее. Начались промышленные районы. Дорога теперь была проще. Глинистые брызги летели в ветровое стекло из-под колес ехавших впереди автомобилей. Дворники едва справлялись. Анника попыталась послушать радио, но передавали рекламный блок, и она выключила приемник.

Пейзаж за окнами становился все более унылым. Промышленные предприятия закончились, вдоль дороги теперь попадались только елки. Длинные ветви протягивались к машине, как к такому же грязному «вольво», в котором она в тот декабрьский день нашла Александра.

У Брунны она свернула вправо, к Ролигхетену. Дождь прекратился, и сразу наступила тишина. Анника плохо ориентировалась на дороге, но компенсировала этот недостаток детальными картами и цветными схемами, которые сама для себя рисовала. Сейчас надо было свернуть влево у Лерберги, потом направо, потом, через восемьсот метров, снова направо, проехать мимо Форнста. Дальше надо миновать военный учебный лагерь и повернуть направо.

Она ехала в Лейонгорден, в старый фамильный дом у Лейондальшён, где жила Юлия Линдхольм со своим вновь обретенным сыном.

Анника давно обещала их навестить, но медлила до сегодняшнего дня. Она не знала, чего ждать от этого визита. До этого они с Юлией встречались всего дважды, и оба раза при чрезвычайных обстоятельствах.

Первый раз они встретились на месте преступления, на Санкт-Паульсгатан в Сёдермальме. Тогда Юлию она видела вместе с ее коллегой Ниной Хофман, вместе с которой в тот вечер ехала в полицейской машине 1617. В вызове на первый взгляд не было ничего особенного – обычная квартирная ссора, и Анника вызвалась сопровождать полицейских, хотя те и приказали ей держаться сзади. Потом, когда дело приняло серьезный оборот и полицейские обнаружили трупы, Нина выгнала ее на улицу.

В другой раз Юлия была в положении подозреваемой в убийстве своего мужа, известного полицейского Давида Линдхольма, и сына Александра. Никого не интересовало, что она с самого начала говорила о своей невиновности, пыталась всех убедить, что не убивала мужа, что его застрелила другая женщина, которая похитила их сына.

Сына Юлии, Александра, Анника видела один раз, в ту ночь, когда столкнулась с ним в доме Ивонны Нордин недалеко от Гарпхюттана. Мальчик был похищен и находился у Ивонны в течение семи месяцев, прежде чем Анника его нашла.

Свет фар выхватил из сумрака красную стену. Она была у цели. Анника въехала в сад, поставила машину на ручной тормоз и оставила мотор работать на холостых оборотах.

Лейонгорден представлял собой приземистый и темный одноэтажный дом, стоявший на самом берегу озера Лейон-даль. На первый взгляд этот дом мог показаться детским садом или домом престарелых. Фонарь, висевший над крыльцом, освещал небольшую детскую площадку. Серая вода озера виднелась в глубине, за домом.

– Я хочу по-настоящему тебя поблагодарить, – сказала ей Юлия по телефону, и эти слова немного смутили Аннику.

Она пригладила волосы, выключила мотор и вышла из машины на гравий.

На крыльце Анника остановилась и некоторое время смотрела на озеро. Несколько берез отчаянно карабкались по крутому склону. Их ветви были такими же серыми, как озерная вода. В нескольких сотнях метров от берега виднелся покрытый редким лесом островок. Откуда-то издалека доносился шум моторной лодки.

Дверь открыла женщина в вязаной кофте и меховых тапочках и выглянула на улицу.

– Анника Бенгтзон? Привет, меня зовут Генриетта.

Они пожали друг другу руки.

– Юлия и Александр тебя ждут.

Она вошла в уютный дом. В комнате слегка пахло плесенью. Обстановка напоминала о семидесятых годах. Светлый линолеум, розовые ворсистые дорожки, пластиковые панели. Сквозь полуоткрытую дверь прихожей была видна ярко освещенная комната, напоминавшая гостиную. Там Анника заметила несколько коричневых пластиковых стульев и фанерный стол. Из зала доносился смех.

– Ну, должна сказать, что вести себя надо совершенно естественно, как обычно, – предупредила Генриетта, и Анника почувствовала нарастающую внутреннюю неловкость.

– Нам сюда…

Генриетта свернула налево и пошла по узкому коридору. Справа был ряд дверей, слева ряд окон, выходивших на автостоянку.

– Я сейчас вспоминаю свою единственную в жизни поездку на поезде, – сказала Анника. – Надеюсь, что все будет нормально.

Генриетта сделала вид, что не слышит этих слов. Она остановилась у одной из дверей и тихонько постучалась.

Анника заметила, что на дверях нет ни замков, ни номеров. Она читала о таких приютах для реабилитации, как об учреждениях, призванных обеспечить для пациентов «хороший уход и чувство безопасности».

Дверь открылась. На пол коридора упал треугольник желтого света.

Генриетта отступила назад.

– Это Александр. Он сегодня испек торт, – сказала она и впустила Аннику в комнату. – Скажи, если хочешь, чтобы я забрала его и немного с ним поиграла.

Последнюю фразу она произнесла в комнате.

Анника, оцепенев, застыла на пороге.

Комната оказалась намного больше, чем она себе представляла, и заканчивалась окном и отдельным выходом на террасу. Напротив входной двери стояли двуспальная кровать и детская кроватка, дальше, в глубине, – диван, телевизор и обеденный стол с четырьмя стульями.

За столом сидела Юлия Линдхольм в кофте со слишком длинными рукавами. Волосы были собраны в конский хвост. Мальчик стоял у стола спиной к двери. Руки его судорожно двигались, как будто он что-то лихорадочно дорисовывал.

Юлия вскочила со стула, бросилась к Аннике и крепко ее обняла.

– Как здорово, что ты приехала, – сказала она и еще теснее прижала Аннику к себе.

Анника, протянувшая было руку для пожатия, почувствовала себя полной дурой и неловко ответила на объятие. Дверь за ее спиной тихо закрылась.

– Да, это понятно, – сказала Анника. – Я приехала с тобой повидаться.

– Ко мне пока немногие могут приезжать, – сказала Юлия, разомкнула наконец объятия и села на диван. – Родители были у меня на Рождество, да Нина приезжала несколько раз. Но я сказала, чтобы мама Давида не приезжала, я не хочу ее видеть. Ты с ней встречалась?

– С мамой Давида? Нет.

Анника поставила сумку на пол рядом с диваном и туда же сбросила куртку с капюшоном. Потом она посмотрела на мальчика. Его нежный профиль угадывался за светлыми локонами. Он что-то рисовал большими мелками, рисовал старательно и целеустремленно, не поднимая головы. Анника осторожно приблизилась к мальчику и опустилась рядом на пол, стараясь заглянуть ему в глаза.

– Привет, Александр, – сказала она. – Меня зовут Анника. Что это ты рисуешь?

Мальчик еще плотнее сжал челюсти и стал еще сильнее нажимать мелом на бумагу, нанося на нее жирные черные линии.

– Бабушка такая странная, – сказала Юлия, – и будет только хуже, если мы встретимся, особенно здесь, в этом тепличном и искусственном месте. Мы встретимся с бабушкой, когда вернемся домой, правда, старина?

Мальчик не ответил. Весь рисунок был заполнен острыми черными углами. Анника присела на диван рядом с Юлией Линдхольм.

– Он пока мало говорит, – пояснила та. – Это не опасно, но пройдет только со временем.

– Он вообще что-нибудь говорит? – спросила Анника.

Улыбка исчезла с лица Юлии. Она молча покачала головой.

«Со мной он говорил, – вспомнила Анника, – говорил связными предложениями: Много ли на свете богов? Она глупая. Она очень глупая. Мне нравится зеленый цвет».

Юлия встала перед окном спиной к Аннике. В отражении от окна Анника видела, что Юлия внимательно рассматривает свои ногти. Потом она внезапно бросилась к телефону, висевшему на стене у двери на террасу.

– Генриетта, ты можешь ненадолго забрать Александра? Ну да, сейчас. Огромное спасибо.

В молчании Юлии было что-то электризующее. От этого молчания у Анники пересохло во рту и стало покалывать в пальцах. Она сжала руками колени и принялась рассматривать бабушкин изумрудный перстень. Прошла бесконечно долгая минута, прежде чем няня, или как там она называлась, вошла в комнату и взяла Александра за руку.

– Пойдем посмотрим один хороший фильм – ты и я? Фильм называется «Немо».

Генриетта повернулась к Аннике:

– Это фильм про маленького мальчика-рыбку. Он потерял папу, но потом его нашел.

– Да, – сказала Анника, – я знаю.

Молчание продолжало висеть в комнате и когда они с Юлией остались одни.

– Я работаю в «Квельспрессен», – заговорила Анника, просто для того, чтобы нарушить молчание. – Я хочу спросить: ты не против, если я напишу о тебе в газете? О тебе и Александре, о том, как вы здесь живете.

Юлия продолжала сосредоточенно рассматривать ноготь.