Ч. 1
Крестьянская семья
1
Ей в отца привелось удаться,
Говорили, что к счастью лик,
При крещении, глядя в святцы,
Как положено, нарекли.
Поднималась, росла Агаша,
Из Петровых первая дочь —
И лицом становилась краше,
И крестьянская зрела мочь.
Счастья мало, а лиха много,
На пути набросала жизнь —
Мизер — сладко, а годы — горько.
Ты попробуй в ней разберись..
2
Кровь родимая, моя бабушка,
Богатырского рода дочь,
Одолеешь сто бед, Агафьюшка —
Есть крестьянская в теле мочь.
Называла мужа « Полишенька»,
Всё сработать по дому мог,
Да за счастьем ходило лишенько —
Революций и войн каток.
Запалюч на работу Полишенька,
А не дали взрастить сынов —
По доносу забрали, видишь ли,
Обвинили на всё село.
Грамотей он один на деревне был —
Приказали: «будь полицай».
А когда революцию сделали,
То попал под донос подлеца.
Сгинул бедный на стройках «века»,
Навсегда разлучён с семьёй,
И печник, и столяр, и пекарь —
Работяга, мастеровой.
3
В сорок первом война уводила
Друг за другом сынов на фронт,
В сорок третьем Егора убила,
А второй инвалидом придёт.
Остальные пока недорослые
На плечах у неё с войной.
И держались планы колхозные
Бабьей силушкою одной.
Жизнь, казалось, лишь ею вертится,
Даже Бога забрал супостат.
Всё терпением бабьим мелется,
Видно, так небеса велят.
Впереди счастливая, лучшая
Жизнь. Готовься к ней, не ропща.
Весь народ у нас — запалючий,
Врозь, семейно и сообща.
Кровь родимая, моя бабушка,
Богатырского рода дочь,
Нареченная миру Агафьюшка,
Есть крестьянская в теле мочь.
От тебя одно завещание —
На терпение и доброту,
Чтоб пришло в семью непечальное —
Счастье скромное, по труду.
Ты сегодня в глазах потомков
Богатырша, краса очей,
Коренная — не шла сторонкой,
Ломовая — без помочей.
Для семьи, будто солнца лучик,
Поспевала всегда, везде,
Как и муж, была запалючей,
А свои желанья в узде.
Кровь родимая, моя бабушка,
Богатырской землицы дочь,
Нареченная миру Агафьюшка,
Помогай ей, крестьянская мочь.
Немыслимое испытание
1
Сколько силы ей было «дадено»,
Силы духа — семье послужить,
А за жизнь проявлено, найдено
Драгоценных сокровищ души.
Вот однажды военной ночкою,
После дённых колхозных трудов,
Вышла Гаша корову Дочку
Подоить, напоить сынов.
Обернулась кормилица, слыша
Стук ведра да засова щёлк,
Из проёма дверного вышел
За хозяйкой голодный волк.
Чуть не бросился да наткнулся
На огонь материнских глаз,
Встал, как вкопанный, Дочка грузно
У стены, вздохнув, поднялась.
И застыли против друг друга.
Между ними моргасик тлел.
Будто вздрогнул он от испуга,
Будто, охнув, от страха сел.
И уставились, не мигаючи,
Зверь с крестьянкой, глаза в глаза.
Фитилёк метался над баночкой,
А меж ними молний зигзаг.
Ко всему был готов зверина:
Ведь голодному нет преград,
Он бы кинулся ей на спину,
Да она не отводит взгляд.
Вечность выстроили секунды,
Матерь Божья застыла в углу,
Неподкупные строгие судьи
Поместили весы на полу.
По вражде каждый равно правый,
И победный тут клич ничей!
Он готов для подлой расправы,
А она — ради жизни детей!
Материнской любовью ведома —
Не поддаться, не уступить!
Трое младшеньких спали дома.
Двум досталось фашистов бить.
На смерть дрались её сыночки,
Чтоб фронты не сползали вспять.
И она должна так же точно
Крепостною стеной стоять.
Упиралась взглядом горячим,
Силясь дикому донести:
Не видать ему здесь удачи,
И с добычею не уйти!
Показалось… вдруг зазвонили
Все небесные колокола,
Волка очи её слепили,
Расступалась ночная мгла!
Раньше срока утро вставало,
Потрясённая схваткой, Луна
Небеса заре уступала,
Чтобы зверя спугнула она.
Ветер вполз, шевельнул солому,
Ярость страх унял до конца.
Если мать — вся защита дому,
В ней две силы, её и отца.
Вышла Гаша с полным ведёрком,
Под мерцанье последних звёзд,
Молоко было горьким — горьким,
Да седыми пряди волос.
Дадено — просторечие, дано
Пядь — древнерусская мера длины, изначально равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки — большого и указательного. 1 пядь = 1/12 сажени.
