Израильских агентов инструктировали: если они сталкиваются с сопротивлением во время атаки, сначала нужно убивать женщин.
Потому что, если женщина доведена до такого состояния, что взяла в руки оружие, она будет драться до последнего и вряд ли сдастся.
Ни один человек не может быть так же хорош, как самые лучшие его деяния.
Израильских агентов инструктировали: если они сталкиваются с сопротивлением во время атаки, сначала нужно убивать женщин.
Потому что, если женщина доведена до такого состояния, что взяла в руки оружие, она будет драться до последнего и вряд ли сдастся.
«Не могу найти ответа — помогите мне в беде! ГДЕ ЖЕ Я? Наверно, ГДЕ-ТО? Или ГДЕ-НИБУДЬ НИГДЕ?»
— Это ведь Юлиана Норвичская первая сказала: «Все будет хорошо, и все, что ни будет, будет хорошо».
— «Мир, что превыше всех земных блаженств, — процитировала она. Потом повернулась к собравшимся. — Спокойная, утихнувшая совесть!» [20]
Они с Рейн-Мари долго стояли перед алтарем уничтоженного собора.
Через несколько дней после бомбардировки кто-то нацарапал на одной из стен: «Отец, прости».
Дело было не в том, что страх пропал. А в том, что прибавилось мужества.
— Я тебе рассказывал о своем первом боевом столкновении?
— Что-то не припомню. Вы написали об этом стихотворение?
— Эпическую поэму, — сказал Гамаш, прочищая горло. Потом улыбнулся. — Non. Все гораздо прозаичнее.
Дело было не в том, что страх пропал. А в том, что прибавилось мужества.