– Земли, – говорит купец, – там не обойдешь и в год: все башкирская. А народ несмышленый, как бараны. Можно почти даром взять.
Поднял работник скребку, выкопал Пахому могилу, ровно насколько он от ног до головы захватил – три аршина, и закопал его.
Поехали в город, купчую закрепили, деньги половину отдал, остальные в два года обязался выплатить.
Земли, думает, много, да приведет ли бог на ней жить. Ох, погубил я себя, думает, не добегу
сам дьявол, с рогами и с копытами, сидит, хохочет, а перед ним лежит человек босиком, в рубахе и портках. И будто поглядел Пахом пристальней, что за человек такой? И видит, что человек мертвый и что это – он сам.
«Ладно, думает, поспорим мы
«Ладно, думает, поспорим мы с тобой; я тебе земли много дам. Землей тебя и возьму».
Ладно, думает, поспорим мы с тобой; я тебе земли много дам. Землей тебя и возьму».
Живут все в степи, над речкой, в кибитках войлочных. Сами не пашут и хлеба не едят. А в степи скотина ходит и лошади косяками. За кибитками жеребята привязаны, и к ним два раза в день маток пригоняют; кобылье молоко доят и из него кумыс делают. Бабы кумыс болтают и сыр делают, а мужики только и знают – кумыс и чай пьют, баранину едят да на дудках играют. Гладкие все, веселые, все лето празднуют. Народ совсем темный, и по-русски не знают, а ласковый.
