На протяжении всего XIX века почтмейстерскую мудрость неоднократно цитировали, когда речь заходила о неистребимой привычке русских дураков объяснять все домашние неурядицы и проблемы происками иноплеменников. «Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: „Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм…“ – писал Чехов Суворину в 1898 году. – Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты – это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство!»
Вот уже на протяжении почти двух веков многие русские интеллигенты, которым, говоря словами обращенной к ним инвективы Валерия Брюсова (1919), всегда «были любы трагизм и гибель / Иль ужас нового потопа», гадают, «в огне ль, на дыбе ль / Погибнет старая Европа» [7].
Тонконогие юноши, птицеголовые барышни, только что расставшиеся с водянкой отцы семейств ходили по улицам и переулкам и говорили о гибели Запада. Встречался какой-нибудь Иван Иванович с каким-нибудь Анатолием Леонидовичем, руки друг другу жали: – А знаете, Запад-то гибнет, разложение-с. Фьюитс культура – цивилизация наступает… Вздыхали. Устраивались собрания. Страдали.
Тот факт, что на протяжении без малого двух веков фундаменталистская русская мысль – вне зависимости от конкретной исторической ситуации, изменений культурного контекста и политических программ – воспроизводит в прозе и стихах одни и те же профетические формулы, один и тот же набор банальных органицистских аналогий и эсхатологических метафор, показывает, что иррациональное убеждение в смертельных болезнях могущественного и успешного Другого необходимо для оправдания собственных проигрывающих политико-экономических стратегий, патологической ксенофобии и ничем не оправданных претензий на превосходство.
Илья Эренбург пишет имевший немалый успех футурологический роман «Трест Д.Е. История гибели Европы», в котором он, скрещивая марксистскую идею конца капитализма со шпенглерианской идеей конца западной культуры, рисует жуткую картину грядущего упадка и самоуничтожения европейских народов.
ритмы фокстротов, экзотика, дадизм, трынтравизм и все прочие эстетико-философские явления отживающей культуры Европы лишь зори пожара обвала Европы, лишь шелест того, что в ближайших шагах выявит себя ревом животного. <…>
Достаточно одного нумера любой газеты, чтобы увидеть страшную болезнь, под которой ломится Европа» [70]; «она дряхлый Протей, разрушающийся организм» [71]; «Европа приближается к страшному катаклизму» [72]; «Мы довольно долго изучали хилый организм Европы, во всех слоях и везде находили вблизи перст смерти» [73]; «роль теперешней Европы совершенно окончена» [
