автордың кітабын онлайн тегін оқу По ту сторону
Елена Фогель

Кітап туралы Қазір оқып жатыр1 Тегін фрагмент

Елена Фогель

По ту сторону...

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Каникулы могут быть разными. Веселыми или скучными, длинными или короткими. Они могут тянуться бесконечно долго или пролететь в один момент. Но самые лучшие каникулы — те, которыми ты можешь гордиться и вспоминать их всю жизнь.

16+

«По ту сторону…»

Елена Фогель

Не смутит смелых сердцем

Неведомый край.

И навстречу судьбе

Не замедлят шаги.

Ты по книжным страницам

Гадай не гадай,

А в делах не предай,

Не споткнись, не солги.

Ворон крылья простер,

Мир от зла оградив.

И услышан героем

Безмолвный призыв.

***

«Ну, наконец-то!»

Река медленно, не торопясь текла по своим речным делам. Вода коснулась ног, зажурчала у колен и подхватила, понесла. Прибрежные кусты закрыли горизонт, и Тим погрузился в плотную темноту. «Прямо переправа у Харона», — мелькнуло в голове, и от этой мысли стало вдруг легко и весело. Впереди послышался шум. Вода заторопилась, словно ей самой было интересно узнать — что же там происходит. И, почти перед глазами у Тима зажегся крохотный огонек. На мгновение ему почудилось, что он на родной Сероструйке, и что у костерка на берегу дед Василий ждет его с котелком ароматной ухи. Но Сероструйка осталась далеко в прошлом, а огонек на берегу мог означать большие неприятности.

Тим нырнул и постарался под водой дотянуть до прибрежных кустов. Но предательское течение вынесло его к самому костру.

— Ты что там, в шпионов играешь, что ли? Вылазь. Фыркаешь как тюлень, на полреки слышно. Я тебя вон откуда заприметил.

От этого голоса Тима бросило в жар, и он в растерянности сделал по воде пару неловких шагов.

— Да что с тобой, малый? Доплавался до гусиной кожи. Садись-ка к огню поближе. Уха, вон поспела. Чуешь аромат-то.

Готовый, казалось к любым неожиданностям, Тим никак не мог поверить, что слышит этот родной, до боли знакомый голос.

— Дед?

— Ну а кто же еще?

«Да кто угодно», подумал про себя Тим, нащупывая рукоятку ножа. Лицо говорящего было плохо видно, человек сидел чуть поодаль от огня, но голос… Выстрелила головешка, взвились искры, пламя качнулось, плеснуло вверх, выхватив из темноты лицо, и сомнения исчезли. «Дед Василий, уха, Сероструйка: значит — дома».

— Ничего не значит, — проворчал старик. — Ты, вон, про нож не забыл — и правильно. Здесь только себе верить можно, да и то — не всегда. На такой случай и нож наготове.

«Я же ничего не говорил», — мелькнуло в голове Тима. «И нож не достал, а просто проверил».

— Ну и ладно. Не зачем язык лишний раз трепать, он ведь не казенный.

— Погоди, дед, ты что, мысли читаешь, что ли?

— А по-твоему, я только воробьев с огорода гонять могу? Ишь, удивился! Небось когда я про три ключа рассказывал — не удивлялся. Сказки, мол, легенды. Похлебай-ка ушицы, да пойдем. Здесь нам лучше не задерживаться.

Тим скинул промокшую одежду, выжал ее и разложил поближе к костру. Дед скинул с себя плащ и протянул внуку. Тим накинул на замерзшие плечи теплую мягкую ткань, присел к огню и осторожно, не торопясь взял в руки миску с горячей ухой. Он так и не наловчился есть с колен и очень боялся опрокинуть на себя все, что было налито ему дедом от души, до самых краев. Пристроившись поудобнее и примостив горячую миску более или менее безопасно, он сообразил, что ложки у него нет, а если бы и была, то достать ее он из такого положения ну никак бы не смог. В растерянности мальчик поднял глаза и прямо перед собой увидел дедову руку с ложкой, тускло поблескивающей в свете костра. «Алюминиевая», — отметил про себя Тим, беря в руки ложку — «Старенькая. Дед всегда ее с собой в дорогу берет, чтобы вес поменьше был». От наваристой, душистой юшки по телу разлилось тепло, костер потрескивал, не отпускал от себя взгляд, вода шумела на близком перекате. И сквозь шепот воды, глухо, словно из-за стены, до Тима донеслось: «… остановился тот олень-золотые рога, ударил копытом в бел камень и потек из камня ключ, вода родниковая. И кто пил из того ключа, тот все языки на свете понимал: и звериные, и змеиные, и людские и немые…». Что это за языки такие — немые, Тим тогда ни у кого узнать не мог. Кто просто не знал, кто говорил, что в старину люди глупые были, вот и навыдумывали всякую всячину. Дед Василий же отвечал, что объяснить такое нельзя, самому понять надо. «Вот, кажется, я и понял», — решил Тим, — «выходит дед водички волшебной попил и мысли читать начал. Это что же, значит, он и птиц понимает и зверей, что они там лают-блеют. Чушь, бред!» Тим поднял голову и перехватил насмешливый дедушкин взгляд. Тот смотрел на внучка, усмехаясь в пушистые усы.

— Эх ты, спортсмен-экстремал. Отдохнул? Тогда поднимайся. Одежка твоя подсохла. Одевайся скорее. Путь неблизкий, а нам его до свету одолеть надо.

По правде говоря, все тело у Тима ныло от усталости, к ногам словно подвесили пудовые гири, но он и сам понимал, что оставаться здесь надолго нельзя.

***

К Сероструйке жители деревни Крапивня всегда относились с опаской. Рыбу, конечно, ловили и на лодках, если надо, плавали. Скотину на водопой тоже гоняли. Но чтобы на бережку, на травке посидеть, отдых устроить или самим купаться, такого не водилось. На первый взгляд ничего страшного на реке не было. Неспешное течение, берега, заросшие разнотравьем, тихие заводи с кувшинками. Ни круч, ни обрывов, ни коварных омутов. Но слава у реки была недобрая. Старики поговаривали про нечисть всякую, ребятню водяным да русалками пугали. Те из взрослых, что уже в годах, рассказывали о водоворотах и подводных течениях. Ну а молодежь и сама в воду не лезла: слишком памятны были случаи, когда на Сероструйке два лета подряд пропадали люди.

Сперва исчезла парочка горожан, приехавших «слиться с природой». Люди с виду были интеллигентные. Не шумели, с местными не задирались, от разговоров не отказывались, мусор не разбрасывали. Был у них, правда, один пунктик: растворение в природе. На солнце смотрели, с птичками пересвистывались, деревья обнимали. Ну и растворились. Да так, что ни местные рыбаки, ни полиция никаких следов найти не могли. Палатка на берегу, снаряжение туристское, кострище, вещи всякие — остались, а люди — нет. Добровольцы местные пошарили по окрестностям, полицейские берега прочесали, даже водолаза из города привезли. Но никого не нашли. На том дело и кончилось. Полиция уехала отчеты писать. А старики все по-своему объяснили. Нашли, мол, приезжие в речке серую струю, по ней на другую сторону и уплыли. «На тот берег, что ли?» «Да какой берег? Берега — вот они — что тот, что этот — наши. А сторона — она и есть — другая». Деревенские на эти речи плечами пожимали. Но со стариками спорить охоты не было.

А потом приехали еще горожане — экспедиция. У них дело серьезно налажено было. По научному. Аппаратуру привезли для съемок. В клубе расположились, пораспрашивали — чем деревня славится, какие промыслы в старину в ней процветали. К умельцам местным в гости пришли, всё секреты мастеров перенять старались. Старший своих сотрудников распределил — кого к Федору-гончару, учиться глину замешивать, на круге гончарном работать, роспись на посуде осваивать; кого к тете Тоне — перенимать узоры, какими она подзорники да наволочки расшивала. Сам у Степана-кузнеца в кузне прописался. С ним он быстро общий язык нашел, стучали в два молотка так, что по всей деревне звон стоял. Ну а молодые в народ пошли. Людей про старину расспрашивали, песни и сказки на магнитофон записывали, у старух все наряды из сундуков перемеряли. Оператор у них отдыху не знал: мотался с камерой по деревне, все снимал. И песни, и разговоры, и работу деревенскую. Приехал с экспедицией один тип, который с местными особо не общался. Он целыми днями возле речки с каким-то ящиком мотался. Все пробы брал. То по берегу гулял, то на лодке катался. Ну и нашел себе приключение. Исчез вместе с ящиком и следов не оставил. И снова ни полиция, ни мужики местные найти ничего не смогли.

Тут деды снова про серую струю заговорили. Кто-то над ними посмеялся, кто-то отмахнулся, а Степану-кузнецу эта струя поперек души легла. Конечно, в деревне много былей-небылиц знали. И про Черную горку, и про три ключа и про трескун-огонь. Но всерьез в них никто не верил. Тогда уж и Баба-Яга с Кощеем Бессмертным на белом свете жили и молодильные яблочки кушали. Глупость какая, ребячьи сказки!

Вот Степан и взялся доказать всему белому свету, что народ на речке пропадал по собственному разгильдяйству, а сказки здесь не причём. Назначил он день, когда на реку купаться пойдет, надежных парней с собой позвал, а ненадежные сами пришли. Всем же интересно. Кузнец разделся и в воду вошел. Для разминки поплавал вдоль берега туда-сюда, потом через реку на противоположный берег наладился. Красиво поплыл, все аж залюбовались. Степан сельчанам с противоположного берега отсалютовал и стал обратно возвращаться. Одолел почти две трети пути и — исчез. Все, кто на берегу был, сначала замерли. Ведь ясно же видели, что не сам нырнул, и под воду его никто утянуть не мог. А так вот разом взял и пропал. Ни ряби, ни кругов на воде не осталось. Парни мигом лодку на воду спихнули, начали реку обшаривать в том месте, где Степан сгинул. Да только все напрасно. Был кузнец — и нет кузнеца. С тех пор в реку никто не совался. Даже табличку на берегу поставили: «Купаться запрещено!» Но и без таблички на это дело охотников не находилось.

В то лето к дому Василия Парамоновича подкатила машина. Приехал из города сын. Только на этот раз приехал он не один, а с семьей. К невестке дед Василий относился с недоверием. Уж очень она ему манерной казалась. Все его попытки завязать добрые отношения принимались свысока и с легким пренебрежением. В ее присутствии он чувствовал себя дремучим лесовиком и никак не мог понять, как и чем сын смог покорить сердце этой дивы. И так уж получилось, что внука дед Василий увидел первый раз за 12 лет. Каждый год Тимофея регулярно отправляли за здоровьем к морю. Невестка считала, что воздух там целебнее, солнце ярче, да и жить в санаторных условиях лучше, чем в дедовом доме. И вот, на тебе, пожаловали. Сын с невесткой через пару дней в город засобирались, дела у них там какие-то все летние планы спутали. Поэтому решили Тима оставить на дедово попечение, чтоб хоть как-нибудь мальчик от школьных трудов отдохнул и сил набрался. Слов нет, обрадовался Василий Парамонович несказанно! С внука все глаз не сводил. Но и тревожно на сердце было: не заскучает ли парнишка в деревенской глуши после курортных красот?

А мальчишка ладный такой был. Росточку среднего, в плечах неширок, но чувствовалось что местным ребятам, в случае чего, спуску не даст. Сразу видно — крапивинский. Только глаза у него были ни в мать, ни в отца — небесные. В том смысле что ни карие, ни серые, а темно-голубые с серым ободком. Вот вырастет — от девчат отбою не будет.

С деревенскими ребятами Тимка сошелся на удивление легко. Будто и не приезжал он вовсе, а все двенадцать лет прожил в Крапивне. Характер у него оказался легкий, веселый. Скучать ему было некогда. Дня не хватало все дела переделать. То в лес по грибы-ягоды, то с пастухом за стадом следить, то на кузню (вместо Степана там теперь его брат работал), то на мельницу. Для него ведь в деревне все в новинку, в диковинку было. Ну а уж по вечерам Тимофей от деда не отходил. И Василий Парамонович рад был такому вниманию — все деревенские были-небылицы, тайны да секреты внуку рассказывал. Так почти все лето и прошло. Без происшествий.

***

На деда Тим налетел неожиданно. От усталости он давно уже шагал в полузабытьи и не заметил, как тот остановился.

— Отдышись немного, — обратился к мальчику старик. — Дорогу попроще мы одолели. Дальше не оплошать бы. Скажи-ка, ты как на эту сторону попал?

— Сам не пойму, дед. Вроде бы шел-шел, ну и… Пришел.

— В речку, значит не лазил?

— Нет! Я с Андрейкой договорился к Глухому Мосту сходить. Он сказал, что в тех местах чертов палец найти можно. Мы как до моста дошли, так и решили, что он в одну сторону пойдет, а я в другую, ну чтобы не мешать друг-другу. Вот и разошлись.

— Погоди-погоди. Как это «решили».

— Ну, так. Чего, мол, друг у друга под ногами путаться. Андрей так тогда и сказал: «Я в эту сторону пойду, а ты в другую». Я-то не понял сразу, что и правда, на «ту сторону» попал. А если честно говорить, то и не верил никогда, что есть она «другая сторона».

— Ну-ну, сказки-легенды…

— Что же теперь делать, дед?

— Смотреть в оба, да ушки на макушке держать. А самое главное — от меня ни на шаг. И все, что велю, делать не раздумывая. Нам сейчас одно нужно — до Царь-дуба добраться. Оттуда прямая дорога на Зеленую Мельницу. А от нее до дома — рукой подать.

Дед Василий пошарил в кармане куртки и вытащил старый потертый кисет.

— Надень его и под рубашку спрячь, — протянул он кисет внуку, — Будет худо, сам понюхай и вокруг себя сыпани. Здесь этого порошка не любят, стараются от него подальше держаться. Только без толку за кисет не хватайся, он не бездонный.

Пока Тим старательно пристраивал кисет за пазухой, дед успел отойти шагов на десять, и ночная темнота почти накрыла его. Тим бросился вдогонку, но громкий свист заставил его пригнуться. «Ну вот, началось» — мелькнула отчаянная мысль.

Свист повторился, причем Тимофею показалось, что свистят с трех сторон сразу. Темнота вокруг стала густой и вязкой. Она потянулась к Тимке невидимыми пальцами, легла под ноги камнями и корягами, вцепилась в одежду непонятными колючками. Боясь отстать от деда, мальчик рванулся вперед, зацепился ногой за корягу и плашмя свалился на тропинку. Свист раздался над самой головой. Чья-то сильная рука схватила его за воротник и резко поставила на ноги.

— Сказано же было — не отставай, — в приглушенном голосе звучала досада и Тимофею стало неловко за свою нерасторопность. Схватившись за поднявшую его руку, он припустился бежать, стараясь изо всех сил. Но дед шагал так, что на один его шаг приходилось делать три. Скоро в висках у Тима застучали молоточки, а ноги налились свинцом. И вдруг молнией мелькнула мысль: «А кто это свистел, когда я упал». Он запоздало сообразил, что совсем недавно дедушка шагал помедленнее, и рука, за которую он держался, показалась ему чужой и незнакомой. «Дед, это ты?», мысленно спросил Тим, вспомнив, как тот у реки читал его мысли. Но ответа не получил.

В ночной темноте мальчик еле-еле различал дорогу. Понять, кто идет с ним рядом, практически было невозможно. Но бежать неизвестно за кем было просто опасно. Тим резко вырвал руку и бросился в сторону. Он обогнул разлапистый куст, перепрыгнул рытвину. Хлестнула по груди ветка, зацепилась за куртку, ноги запнулись за поваленный ствол и Тим, падая, резко нырнул вниз, прячась от возможной погони. В первые мгновения он ничего не слышал, кроме гулких ударов сердца. Но вскоре он смог уловить тихие голоса. Слов ему разобрать никак не удавалось, и мальчик затаил дыхание, понимая, что если бы он удрал от деда, тот уж давно бы окликнул его. Неведомый спутник стоял неподалеку и с кем-то переговаривался. Голос его звучал гулко, как в бочке. Ему отвечали надсадным сипением. Чувствовалось, что сипящий едва сдерживает злость. Тим боялся пошевелиться. Куда подевался дедушка, и в какой стороне находится Царь-дуб он и представить не мог. Самым разумным казалось затаиться и выждать. Внезапно рядом с Тимом зашуршала трава и над ухом кто-то прошептал: «Отползай потихоньку назад, а потом беги вправо, что есть мочи». В другой раз Тим сильно засомневался бы, прежде чем принять такой совет, но сердце, гулко ударившись в груди, подтолкнуло, и Тим осторожно сдвинулся с места. Он, затаив дыхание, отползал все дальше от тропинки, на которой остались шептаться незнакомцы, боясь зацепить какую-нибудь особенно хрусткую ветку. Рядом с ним слышался легкий шелест. И от этого на душе становилось спокойнее. То, что нужно бежать Тим тоже понял моментально, словно внутри него прозвучал сигнал. Он подскочил и, не разбирая дороги, не задумываясь ни о чем, помчался в темноту. Мимо мелькали стволы деревьев, он отмечал неровности под ногами и летящие навстречу ветви, но обдумать свои действия не успевал. Ноги несли его сами по себе, лавируя между препятствий. Мальчику казалось, что он превратился в ночную птицу, летящую через темный лес. Он ориентировался в темноте, полагаясь на неведомый ранее опыт и внутреннее чутье. Страха не было и в помине.

Наконец его вынесло к просторной поляне и Тим замер в изумлении. На противоположном ее краю, залитый лунным светом, словно колонна неведомого храма, высился огромный ствол. Крона могучего дерева лишь угадывалась в высоте. И если бы Тим вообще ничего не смыслил в том, какие вообще бывают деревья, то по размерам и величавости он сразу бы понял, что перед ним именно тот самый заветный Царь-дуб, до которого ему нужно было добраться. Огромные ветви шатром накрывали половину поляны. Тим невольно заробел перед таким великаном.

В тени ствола он уловил легкое движение, неясный силуэт слегка раскачивался там, словно звал подойти.

— Ну, что стоишь, — раздалось над ухом, — давай бегом, пока лихие не нагрянули. На этот раз Тим узнал дедушкин голос, но тот, кто стоял рядом на деда совсем не был похож. «Ох, и влип же я», — мелькнуло в голове мальчика. Словно в ответ на эту мысль прозвучал короткий смешок — «Беги, не раздумывай!». И Тим припустил через поляну.

Как только он достиг края тени силы словно оставили его, ноги подкосились и Тим свалился бы на землю, если бы сильные руки не помогли устоять.

— Эх ты. Я же говорил тебе — не отставай, не мешкай….

— Да не ворчи, ты, Василь Парамоныч, — раздался тоненький слегка скрипучий голос, — от лихих уйти — это, надо сказать, не всякий сможет. На парнишке лица нет, а ты разговоры разговариваешь. Пойдем-ка лучше в сторожку, вам до Зеленой Мельницы еще идти да идти. Отдышитесь, подкрепитесь — и в путь. А вам до рассвета, сам знаешь, управиться во как надо.

От стремительного развития событий, Тим совсем растерялся. Но сердце стучало ровно, и он почти успокоился. Глаза постепенно привыкали к полумраку. У самого ствола мальчик различил небольшую избушку. Крыша ее была покрыта листвой, стены утопали в траве, ни окон, ни дверей не было видно. Днем она, скорее всего, походила на холмик у корней могучего дерева. Он уже хотел спросить у дедушки, кто же хозяин этого дома и чем занимается в такой глуши, но, обернувшись, вместо деда Василия увидел незнакомый силуэт. Стройная статная фигура, скрытая под широким плащом, никак не могла принадлежать сухонькому и невысокому Василию Парамоновичу. Тим услышал легкий скрип и шагнул на звук. Под рукой он почувствовал прохладную стену, ноги нащупали невидные в темноте ступеньки, мальчик осторожно спустился по ним и замер, боясь наткнуться на что-нибудь в темноте.

— Ну, вот и пришли. Сейчас я света добуду.

Раздалось легкое постукивание, в темноте замелькали искры и, словно ниоткуда, возник огонек. Тим огляделся. Избушка оказалась уютной: деревянный стол, лавка вдоль него, в углу разместилась аккуратно застеленная кровать. На полу лежал пестрый половичок. Словно к соседской бабушке в гости зашел. Вот только вместо хозяйки перед ним стояло диковинное создание. Небольшого роста, покрытое волнистой, мягкой на вид шерсткой, оно смотрело на мальчика огромными глазами.

— Проходите, гости дорогие, располагайтесь. Сейчас угощение поспеет.

Мохнатка развернулся. В лапках-ручках у него очутилась скатерть (Тим готов был поклясться, что прямо из воздуха) и хозяин, взмахнув ею как заправский фокусник, накрыл стол. Из опыта Тим знал, что в непонятных ситуациях лучше не делать резких движений. Поэтому не спешил принять приглашение. К тому же, он боялся оглянуться на того, кто вошел с ним и тихо стоял рядом, дожидаясь пока хозяин колдовал над угощением. А таинственный спутник не торопился представиться, словно выжидая, когда мальчик сам обернется к нему. Терпеть неизвестность стало совсем невыносимо, и Тим медленно повернул голову. В этот же момент стоящий рядом начал снимать широкий плащ и перед изумленным мальчиком из-под него появился дед Василий. Тим от неожиданности охнул и бросился к деду на грудь. Тот крепко обнял внука, а затем подтолкнул к столу.

— Чем, Кудря, потчевать будешь?

— А вот, что лес вырастил, то и на стол. Грибочки соленые, корешки печеные, травы заварные, ягодки заливные. Чем богаты, тем и рады.

— Вот спасибо. Садись, внучек. У Кудри талант есть такой: что ни сготовит, все на пользу идет, сил прибавляет. А нам на голодный-то желудок далеко не уйти.

Тим с сомнением поглядел на стол. Дома мама всегда заботилась о том, чтобы ребенок был накормлен правильно. Баланс жиров-белков-углеводов, минеральный состав, наличие витаминов — все тщательно проверялось, вычислялось по многочисленным таблицам и руководствам. Поэтому полезная еда в его представлении должна была быть безвкусной. Но выбирать не приходилось. Тем более что после дедовой ухи на далекой Сероструйке, угощаться ему не приходилось. Однако, от мисок, которые щедро наполнял Кудря, запах шел очень даже аппетитный. Грибы были приправлены душистыми травками, печеные корешки ничуть не уступали по вкусу разваристой картошке, а ягоды, сваренные на меду, таяли во рту. Мальчик не смог отказаться от добавки, предложенной гостеприимным хозяином.

А тот тем временем завел неспешный разговор с дедом Василием.

— Что дальше-то делать будешь, Василь Парамоныч. Лихие просто так не отстанут. Думаю, они на всех тропинках наблюдателей поставили, чтобы вас не упустить. Вам прямой путь на Зеленую Мельницу заказан. Кружить придется.

— Кружить нам некогда. Опоздаем до первого луча, надолго здесь застрянем. А Тимофею нельзя на этой стороне оставаться. Не приспособлен он для нее.

— Это понятно. Не понятно, как вы идти собираетесь. Лихие, если чего задумали, так просто не отступятся.

— Вот я и думаю. А нет ли у тебя, Кудря, где-нибудь в потайном кузовке, обманной травы. Если получится лихим глаза отвести, мы время-то и выиграем.

— Опасное это дело, с обманной травой не шутят. Да и мало у меня ее осталось. Слабое зелье получится.

— Нам привередничать не годится. Слабое, оно все лучше никакого. Главное дело — время выиграть, глаза лихим отвести. А доберемся до Мельницы, я у Мокряша помощи попрошу. Нам ведь от него до дома рукой подать.

— Хорошему человеку помочь приятно. Но подождать придется.

Кудря открыл какую-то дверку в стене, достал туесок и вышел из комнаты.

Дед заметил, что Тимофей, отложив ложку, внимательно смотрит вслед хозяину.

— Что, внучек. Насмотрелся ты диковинок, на всю жизнь хватит.

— А это кто, дед?

— Поддубник. Он у здешнего лесовика в помощниках. За порядком следит, ссоры замиряет, кого надо — похвалит, кого — поругает. Его здешний народ уважает, слушает.

— А лихие? Они — кто?

— А кто себя забыл. Есть в здешних местах два ключа. Один сверху течет, вода в нем сладкая, чистая…

— Живая?

— Не совсем. Про живую воду и мертвую потом уже сказки сложили. А здешние ключи, хоть и разнятся друг от друга, но по-другому. Хотя, если рассудить, и они и умертвить и оживить могут. Попьет человек, или другой кто, водички из первого ключа и станет у него на сердце радостно, мысли хорошие в голове заиграют и все у него ладится, за какое дело не возьмется. А вот второй ключ, хоть на вид не хуже первого, надо стороной обходить. Потому что течет он с нижних пределов и вода в нем как бы отравлена. От нее сердце изнутри выгорать начинает. Дотла. А пока оно горит, такая тоска и злоба наваливаются, что весь белый свет не мил. И мается бедолага, не знает, как эту сердечную боль унять. А от воды этой еще и мысли про злодейства, да пакости на ум приходят. Только пакостями сердце не лечится.

— Ну, так надо их чистой водой напоить или облить, чтоб наверняка.

— Ишь, резвый какой. Не так все просто. Если от ключей воду унести, она все свои свойства теряет. Просто родниковой становится. Ну а если кто дурной водички попробовал, тот чистую на дух не переносит. И к роднику с верхней водой ему путь заказан. С собой же бороться злоба сердечная мешает: с дороги сбивает, морок наводит. Может и рад бы злыдень к верхней водичке добраться, только чем ближе он к ней подходит, тем хуже ему становится. Все болеть начинает, ноги слабеют, тоска наваливается. И убегает он от спасения своего прочь. Хорошо если не придет в голову еще раз из нижнего ключа напиться. Тогда — пиши пропало. Так и в лихие попасть недолго. А вот оттуда уже назад ходу нет. Все про себя лихой забывает: какого он роду-племени, чем раньше занимался. Ни друзей, ни родни. Только злоба сердце ест.

— А от меня они чего хотят?

Дед внимательно посмотрел на внука. Тот сидел перед ним и ждал ответа, искренне убежденный, в том, что старший знает решение всех головоломок, которые встретились ему в этом странном месте. Василий Парамонович невольно позавидовал молодому неведению, которое щитом прикрывало мальчика от излишних страхов и волнений. Когда-то и он сам без робости проходил мимо смертельной опасности, просто потому, что не подозревал о ней. Вот так же и Тимофей. Сколько ловушек он смог избежать благодаря молодости, неискушенности, невосприимчивости ко злу. Эх, нам бы ваши годы…

— Нелегкий вопрос ты мне задал, внучек. Нет у меня на него ответа. Думаю только — неспроста ты так легко на эту сторону попал. Большой интерес к тебе у лихих, об этом крепко подумать нужно.

Первая встреча с лихими врезалась в память Тиму намертво. Он к тому времени успел поблуждать по иноземью, усвоить кое-какие правила. Одно из них гласило: в любой момент жди подвоха. Местные обожали надуть, облапошить, провести любого, а уж доверчивого новичка грех было не оставить в дураках. Незнание законов никого от ответственности не освобождало. Но объяснять эти законы Тиму никто не собирался. Приходилось усваивать их через собственные ошибки и промахи, стараясь не потерять себя. Поначалу Тим то и дело попадал впросак. И не всегда он сталкивался с безобидными розыгрышами. Вернее сказать, безобидных не было вообще. Ему срочно нужно было приобрести здешний вид. Как мог, Тим старался раздобыть себе одежку, в которой не чувствовал бы среди окружающих белой вороной. Выделяться здесь было не принято. Как-то раз, его чуть было не покалечил здоровенный детина, только за то, что мальчик не мог толком объяснить ему, что такое кеды и почему они не похожи на обычные шитые башмаки. Детина орал так, словно Тим оскорбил его в самых лучших чувствах, мол, как он смеет вообще показываться на глаза добрым людям с такой нелепицей на ногах, уж лучше выбросил дурь из головы и ходил бы босиком, иначе он собственноручно ему эту дурь и выбьет, вместе с мозгами. При этом здоровяк держал Тимку одной рукой за воротник, а другой пытался содрать с его ног кеды. Тима спасло лишь то, что воротник его любимой клетчатой рубашки с треском оторвался, и мальчик сумел выскользнуть из здоровенных, но неуклюжих лап. Дрожа от возбуждения, он шел по кривой улочке мимо покосившегося забора, пытаясь приладить воротник на место. Попытки конечно же были бесполезными, но Тим не осознавал этого, плохо соображая после стычки. Когда из переулка, пропитанного темнотой, сыростью и ночным туманом выскользнула тень, Тим не придал этому значения. Ну прохожий и прохожий. В здешних краях не принято было приглядываться друг к другу, интересоваться чужими делами. За излишнее любопытство можно было и в глаз получить. Поэтому мальчик лишь ускорил шаги. Но прохожий не отставал. Он шел за Тимофеем, как бы тот не прибавлял шаг, сворачивал за ним во все переулки и даже умудрился очутиться перед ним после очередного маневра. Преследование было молчаливым и неотступным. Это пугало больше всего. Наконец нервы у Тима не выдержали. Он развернулся и, с криком бросился преследователю навстречу. Размахивая руками, истошно крича, он налетел на него и провалился в пустоту. Мальчика словно затянуло в водоворот. Он потерял ощущение пространства и времени, его вертело и несло, в ушах стоял гул. Так, наверное, чувствует себя птица, попавшая в вихрь. Прекратилось все внезапно. Тима словно швырнуло с высоты, и он очнулся на холодной земле, под забором. Все тело ныло, в голове стучали молотки, из носу текла струйка крови. Над ним склонилась старушка. Закутанная в сто одежек, она казалась в темноте узлом, забытым на улице при поспешном переезде. Взяв Тима за подбородок, женщина развернула его лицо вверх и при лунном свете стала разглядывать мальчика. Вытащив из рукава какую-то тряпицу, она аккуратно вытерла ему кровь. «Ну, что сидишь? Вставай. Земля-то холодная, застынешь». Тим с трудом встал, держась за шершавые доски забора. Голова кружилась. Старушка взяла Тимку за руку и повела за собой по темной улице. Ноги слушались плохо, но Тим шел, крепко держась за женщину. Ему очень не хотелось остаться на этой улице одному. Наконец они остановились возле неприметной в темноте калитки. Старушка подняла руку и та, ворчливо скрипнув, приоткрылась, пропуская хозяйку. Тиму почудилось, что прорези в досках прищурились, оценивая его. Тропинка, белевшая в темноте, подвела пришедших к ступенькам, ведущим в дом, и, поднявшись по крутым ступеням, Тим наконец почувствовал себя в безопасности. Откуда возникла такая уверенность, он не знал, но на сердце было спокойно и тихо. Старушка зажгла свечу, с любопытством оглядела мальчика и склонилась к заслонке небольшой печки. Там вскоре загудело пламя, и раздался тихий, но уверенный посвист закипающего чайника. «Что же ты, птенчик, один по темноте бродишь. Так и в беду попасть недолго». Тим молчал, боясь неосторожным словом навлечь на себя очередную беду. Старушка тих рассмеялась. «Не бойся, птенчик. Я не ем маленьких мальчиков на ужин. Садись к столу. Расскажешь, что с тобой стряслось. Да и подкрепится тебе не помешает». И тут Тима прорвало. За несколько дней, что он провел в непонятной стороне, ему не с кем было поговорить без опаски, спросить совета, поделиться сомнениями. О том, чтобы попросить помощи — не могло быть и речи. Тим научился молчать, не торопился вступать в разговоры, мог отшить назойливого собеседника. Но он устал быть постоянно начеку. Слова лились из него потоком. Страхи, сомнения, вопросы… Старушка слушала молча. Когда слова у Тимки закончились, она так же молча налила в чашку чай и поставила рядом с ней тарелку с большим куском пирога. «Ешь, а я подумаю». Тим внезапно понял, что отчаянно голоден. Пока он, не жуя, глотал куски пирога, шумно прихлебывая чай, старушка выложила на стол сверток. Размотав тряпицу, в которую тот был завернут, она раскрыла небольшую, но толстую книгу. На ее страницах разместились рисунки, таблицы, странные надписи. Женщина начала медленно перелистывать листы. Ее движения были плавными, пальцы то порхали по строчкам, то замирали на месте, ощупывая изображение. Порою она поднимала глаза вверх, словно книжные строки парили в воздухе. Это было не чтение, а безмолвный разговор со старым знакомым. Наконец, она взглянула на Тима. «Ты не здешний, птенчик! Говоришь не так, одет не так, думаешь тоже не так, как делают в этих местах. Я не слишком поняла, откуда ты взялся, но здесь ты не просто чужой, тебе здесь не место. У тебя что-то есть. И это что-то очень нужно дурным людям, тем, которые служат злу. Они будут преследовать тебя, пока не добудут эту вещь. Но отобрать ее они не могут, иначе сила этой вещи растает. Они постараются сделать так, что ты сам захочешь отдать ее. Но если ты это сделаешь, то перестанешь быть собой. Нет, ты не умрешь, но обречешь себя на вечное страдание, а это может оказаться хуже смерти». Тим потрясено поставил чашку на стол. «Какую вещь? И что мне с ней сделать? Выбросить, уничтожить? Я смогу после вернуться домой?» «Разумнее всего вернуть ее хозяину. А он уже решит — возвращаться тебе или нет». Тим подскочил со стула. «Да что за вещь-то. И хозяин ее… Как узнать, кому принадлежит то, о чем я понятия не имею?» Старушка молча встала и ушла вглубь дома. Пошуршав в темноте, она вынесла еще один сверток и протянула его мальчику. «Вот, переоденься. В своей одежде ты слишком заметный. На твои вопросы я не вижу ответа. Но могу сказать, что опасность ходит рядом с тобой. Кстати, ты знаешь, с кем ты хотел подраться в темном переулке, или незнание предало тебе силы, и храбрость твоя была безрассудной?». «Я просто перепугался. А дедушка говорил, что если пойти навстречу своему страху, он исчезнет». «Похоже, так и случилось. Твой дед — мудрый человек. Его совет сегодня спас тебе жизнь. Лихие не привыкли к отпору». «Лихие?» «Это зло, которое охотится за тобой. Но выходит, что и с ним можно сладить. Удачи тебе, птенчик».

****

Скрипнула дверь и в избушку протиснулся Кудря. В лапках он бережно держал небольшой горшочек. По его осторожным движениям можно было понять, что зелье приготовлено и хозяин не хотел бы допустить какой-нибудь оплошности и пролить даже капельку содержимого. Над горшочком поднимался легкий пар, от которого Кудря смешно морщил нос.

— Ну вот и готово все. Покушали? Давайте я со стола–то приберу, да и к делу. Его нужно тепленьким пить.

До Тимофея долетел запах, показавшийся ему очень знакомым. Где-то он уже слышал этот аромат. Но вот на что он был похож, этого Тим понять никак не мог. В нем словно смешались воспоминания о местах и событиях. Летний дождь и первый снег, парное молоко и бабушкины пирожки, лесная земляника и нагретая на солнце дорога — все, как в калейдоскопе, мелькало в голове мальчика, пока он зачарованно смотрел на Кудрю. А тот, пристроив горшочек подальше от края стола, сноровисто прибрал все чашки-плошки на привычные для них места.

— Давай, Василь-Парамоныч, пробуй. Ладно ли сварено.

— Нет, Кудряша. Я твое зелье пить не буду. Не так уж и много его получилось. Тимофею бы хватило. Тем более что я и по запаху чувствую — зелье первый сорт!

— А как же ты идти собираешься? По тебе лихие вмиг мальца разгадают. Вы и через поляну пройти не успеете.

— Я в плаще пойду. Он на время всем глаза отведет. Нам бы только мимо дозорных проскочить, зелье твое тоже ведь недолго действует.

— Что ж, может и прав ты, Парамоныч. Смелому удача помогает. Пей, Тимоша. Да только все до капельки.

Тимофей, робея, взял горшочек. Он неожиданно оказался очень тяжелым, и мальчик засомневался, сумеет ли он осилить все его содержимое. Но заметив ободряющий взгляд деда, сделал первый глоток.

Вкуса он не почувствовал. Язык онемел, словно после заморозки в кабинете у зубного врача. Тим глотал непонятно что, не ощущая ни температуры, ни плотности напитка. Перед глазами потемнело, и разноцветные огоньки понеслись в стремительном кружении.

— Молодчинка-молодец.

Голос Кудри раздавался словно внутри головы и Тим никак не мог сообразить, когда это он успел надеть наушники и включить плеер.

— Смотри ка, Парамоныч. Действует зелье, да еще как действует. Ну да времени у вас в обрез. Ступайте, не мешкая.

Мальчик запоздало сообразил, что никаких наушников у него нет, просто все звуки вокруг приглушал шум в ушах.

Дед, укрытый плащом, снова неуловимо преобразился. Он, не говоря ни слова, крепко взял внука за плечо и подтолкнул к выходу. На ватных ногах тот пошел к выходу, гадая, как будет выглядеть. Зеркал в избушке Кудри, разумеется, не водилось, а понять что-либо в ночной темноте он никак не мог.

Прохладный воздух немного освежил мальчика. По всему телу пробежали веселые мурашки. На мгновение Тиму показалось, что он нырнул в прозрачную воду, кожей ощущая движение вокруг себя. И в этот же момент проснулись все его чувства. Запахи и звуки ночи волной нахлынули на него. Он даже почувствовал вкус воздуха. Тиму захотелось вприпрыжку пробежаться кругами, опрокинуться на спину. Ему нужно было время, чтобы привыкнуть к новым ощущениям. Но дед стремительно шагал вперед, не давая опомниться. Пришлось осваиваться на ходу.

«Интересно, на кого я похож», — Тим безуспешно пытался разглядеть себя, но целостного образа не получалось. Трава жестко хрустела под ногами, дед спиной закрывал звездное небо. Тиму пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него и мальчик вдруг понял, что бежит на четырех лапах. «Да что же это такое» — с негодованием подумал он, — «не хватало только зверем обернуться, тварью бессловесной. Понять бы — какой породы? Волк или барсук какой. А может и вовсе — ежик. Вот ужас-то». Но додумать все неудобства своего положения он не успел…

Справа от себя Тим уловил легкое движение, словно прозрачная ткань упала с ветки. Невесомая тень беззвучно скользнула к нему. Инстинкт зверя толкнул мальчика и Тим легким прыжком ушел от соприкосновения. Трава сзади вспыхнула и рассыпалась искрами. В призрачном свете он успел заметить, как впереди, наперерез деду неслись двое. Как ни странно, тот остановился, поджидая бегущих.

Тим вжался в землю, замер в ожидании их столкновения. Трава щекотала нос, от нее пахло свежестью. Тим почувствовал, как его уши насторожились и развернулись в сторону людей. Не успев удивиться, Тим осторожно начал подкрадываться к ним. Но ни дед, ни те, кто стоял перед ним, не обращали на мальчика никакого внимания. Тогда он поднялся на лапы и, не таясь, подошел совсем близко. Дед мирно переговаривался с незнакомцами. И, судя по всему, они держали перед ним отчет. Голоса звучали тихо и ясно.

«…велено поймать, обыскать и все, что при нем, отобрать и Самому принесть. А он как сквозь землю провалился, ни следа, ни запаха», — говоривший посмотрел в сторону Тима. — «Смотри-ка, лисенок. И не боится, бестия».

«Ты на пустое не отвлекайся, Зяма» — оборвал говорившего дед — «прежде дело сделать надо. Вас дозорными назначили, вот и зрите по сторонам, старайтесь. А лисенок — мой. Мне его Кубарь в подарок прислал. Как собачонка за мной ходит. Забавный».

«А может, мы беглеца не там ищем?» — вступил в разговор второй дозорный. — «Я огоньки какие-то в стороне видел. Может это он в шапке-невидимке мимо нас прошмыгнул. А мы и прозевали?»

«Если прозевали, я с вас головы поснимаю. Куда там огоньки твои полетели?»

Дозорный махнул рукой в сторону Дуба. «Ну, так и нечего тут стоять, марш вдогонку. Да помните — за промахи не только я с вас спрошу, а и повыше кто».

Не дожидаясь, пока дозорные скроются в ночной тьме, Тим подошел к деду. «Ну, что, парень, освоился?» Голос звучал в голове Тима и тот понял, что дед снова разговаривает с ним мысленно. «Куда теперь», — так же в мыслях спросил он деда. «Нам дорога одна, на Зеленую мельницу. Ты вот что, малый, если со мной разминуться придется, держи путь на Свечу. Так местные Полярную звезду называют. Самое главное — воду найти. Мельница — она ведь на реке стоит. Прислушивайся, принюхивайся так к реке и выйдешь. А там уж заплутать трудно пойдешь вверх по течению как раз к мельнице и выйдешь. Только смотри, сразу к мельнику не суйся. Оглядись как следует. Лихие — народ непростой. Может там уже и поджидает кто, ими назначенный». «А ты разве не со мной идешь?» «С тобой. Это я на всякий случай». «Похоже в этой стороне что ни подумаешь, все сбывается. Ох, чувствую я, что одному мне придется к этой мельнице добираться».

Тим подумал это для себя, не ожидая ответа. На душе у него было очень неспокойно. Опыт подсказывал ему, что до конца приключений еще далеко. Дед шел молча. Под плащом его фигура едва угадывалась. Порою казалось, что ткань движется сам по себе, а внутри нее летит пустота. Тима успокаивало лишь то, что обострившимся слухом он слышал дыхание деда и шорох травы под его ногами. К своим ощущениям он привык очень быстро. Лапы бежали ровно, не заплетаясь. Трава приятно щекотала подушечки, земля пружинила, помогая легкому бегу. Хвост, как антенна, улавливал вибрации леса. Уши чутко ловили ночные звуки. Тим не только слышал каждый шорох, но и понимал, что этот шорох значит: вот зашевелилась птица в гнезде, крыльями прикрывая птенцов; пробежал по своим делам еж, вынюхивая по сторонам на обед спящих жуков; хрустнула ветка под осторожной лапой ночного охотника. Нос рисовал свою картину окружающего мира. Запахи сплетались и перемешивались друг с другом создавая в голове вполне конкретные образы, которые подтверждали все, что услышали уши.

Постепенно ритм движения захватил Тима. Все органы чувств работали четко и не требовали постоянного контроля, дед шагал молча, опасности поблизости не ощущалось. Путники в полной тишине скользили по ночному лесу. Над их головами нависали густые ветви, в темноте которых перебегали странные огоньки. Они мерцали, кружились, перескакивали с места на место, затухали и зажигались, посылая друг другу таинственные сигналы. Стволы деревьев, облитые лунным светом, наступали со всех сторон, словно исполняя сложный танец: то появлялись из тени, то уходили в нее. Казалось, что деревья живут своей отдельной жизнью, внимательно наблюдая за происходящим под их кронами. На Тима навалилась непонятная дремота. Такое уже случалось с ним. Не теряя из внимания ни одного звука или запаха, он погрузился в плотный тугой поток ощущений и начал растворяться в нем. Границы тела стали прозрачно-неощутимыми и мальчик не мог с полной уверенностью сказать, где заканчивался он сам, а где начинался лес. Порою Тим улавливал непонятные слова, отдельные фразы, переговоры. Они звучали внутри него на непонятных языках, но каким-то образом смысл услышанного был ему понятен. И смысл был в том, что вокруг все спокойно, все заняты своими делами, и никто не обращает внимания на одинокого путника с ручным лисенком посреди ночного леса.

Постепенно среди привычных ощущений Тима стали беспокоить странные звуки. Они шли ниоткуда, и мальчик никак не мог определить, что же может так звучать. Звуки сплетались в мелодию, смысл которой ему никак не удавалось понять. В ней сочетались нежность и стремительность, мягкость и холодная безжалостность. На зов этой мелодии хотелось идти, не задумываясь и не рассуждая. Но страха перед ней не возникало. «Дед, что это?», — Тим в недоумении обратился к скользящему рядом плащу. «А ты подумай сам — на что похоже? Ну-ка, представь». Мальчик мысленно попытался прикоснуться к мелодии. «На воду похоже…». «Верно, мы скоро к Обманке выйдем. Вот ты ее и услышал».

Тим встряхнул головой, и с него словно соскользнула невидимая пелена. Звуки леса стали обычными, запахи немного потускнели. За шумом ветвей он явно услышал шум воды на камнях. «Давай поторапливайся, зелье-то скоро действовать перестанет» — поторопил внука Василий Парамонович. «Помнишь, как действовать-то надо, если разминемся?». «Помню».

Действие зелья действительно слабело. Тим все еще оставался в лисьем обличии, но ощущения немного изменились, потускнели. Он перестал чувствовать себя частью леса, растворяться в нем. Звуки и запахи больше ничего не говорили о той тайной жизни, что бурлила вокруг. Тиму вдруг стало нестерпимо обидно от этой потери. В нем словно образовалась трещина, сквозь которую постепенно, но неотвратимо уходило что-то очень важное и родное, без чего жить будет очень тоскливо и одиноко. Захотелось остановиться и, присев на задние лапы затявкать, завыть, подняв морду вверх. С трудом преодолев столь неподходящее желание, Тим прыжками помчался вперед. Обгоняя деда, он первым выскочил не берег. На мелких камнях переливались, искрились, мерцали лунные зайчики. Пахло травой, рыбой, свежестью. Струи воды темным шелком струились на перекате и мчались мимо него, сливаясь с ночной темнотой. Там вдали, за поворотом, скрытое речными зарослями невидимо шумело, перекатывалось и гулко шлепало что-то огромное. Гул был ровным и мощным. Тим понял, что это была та самая Зеленая Мельница, от которой должно начаться его возвращение домой.

«Ну, что? Тихо?», — дед Василий скинул капюшон плаща и настороженно вслушивался в шум реки, слегка поворачивая голову. Он подхватил внука на руки и сунул за пазуху. Тим оторопел, но, вспомнив о том, что пока еще остается лисенком, уютно подвернул хвост и лапки и замер, свернувшись клубком. Дед шагнул в реку, вода зажурчала вокруг его ног, и Тим высунул нос, принюхиваясь. Пахло прохладой, травой и рыбкой. За пазухой у деда было тепло и спокойно. Тим лизнул деда в подбородок. Тот усмехнулся в усы и потрепал внуку мягкие ушки. От удовольствия Тимка даже зажмурился.

Василий Парамонович торопясь миновал брод и выпустил лисенка на противоположном берегу. «Давай, малый, беги к мельнице. А я другим берегом пройду, для отвода глаз. Без меня внутрь не суйся. Осмотрись. Я подойду, так вместе и двинемся».

Накинув капюшон, он заторопился назад и скрылся в прибрежных кустах. Тим вздохнул про себя и осторожно двинулся вперед. Он вглядывался в темноту, принюхивался, напряженно прислушивался к окружающим его звукам, но по-прежнему не ощущал ничего, что могло напугать или просто насторожить его.

Скоро шум работающей мельницы стали громче, Тим миновал речной поворот, темнота впереди сгустилась, стала плотнее, и в ее середине замерцал тусклый огонек. Прижимаясь к траве, мальчик подобрался поближе к входу и замер под кустом, росшим поблизости от воды. Прохладная трава щекотала живот. Из-под ветвей хорошо была видна тропинка, ведущая к мельнице из глубины леса. На воде у берега покачивалась еле различимая лодка. Она хлюпала и вздыхала на привязи, изредка задевая берег бортом, поскрипывала на качавших ее речных волнах. Казалось, что река и лодка ведут между собой неспешный разговор. Глаза у Тима начали потихоньку закрываться, и под эту беседу он задремал, устроив голову на передних лапах.

Во сне он снова был мальчиком. Он шел по улице, которая была ему незнакома. Скорее всего, такая улица могла быть в небольшом провинциальном городке. Узкая, с выщербленным, раскрошившимся тротуаром, сквозь который прорастала настырная трава, и старой булыжной мостовой. Между тротуаром и дорогой рос ряд темных, раскидистых лип. Справа от Тима шли дома. Они теснили его к деревьям, клонились, нависали над ним, словно хотели заглянуть ему в лицо. Липы цвели. В их кронах стоял густой, басовитый гул. С ветвей на улицу стекал нежный, сладкий запах. Сквозь этот аромат, под жужжание тысячи пчел Тимка медленно продвигался вперед, словно воздух вокруг был густой и вязкий, как липовый мед. Он явно хотел что-то найти в этих старых, закрытых домах, но ни знака, ни какой-нибудь подсказки обнаружить ему не удавалось. Улица казалось бесконечной, и Тиму было немного тревожно от непрерывного пчелиного гудения. Внезапно мальчик понял, что под ногами у него давно уже нет никакой опоры, а он летит мимо окон на живом ковре, составленном из пчел. Во сне это показалось ему очень правильным и логичным и ничуть не страшным. Ковер был мягким и упруго нес мальчика все выше и дальше. Как он очутился в просторной комнате, Тим не понял. Но принял это как само собой разумеющееся. Пчелиный ковер разместился на стене и тихонько жужжал, колыхаясь от движений насекомых. Вдоль стен комнаты расположились книжные шкафы. Их темно-красная полированная поверхность была покрыта танцующими бликами солнечного света. Солнечные зайчики трепетали на спинке огромного кресла, сверкали в стеклах книжных шкафов, резвились на (светлых) белых половицах. А возле открытого окна стоял стол. Это был большой, солидный, стол с толстой, массивной столешницей. Резные его ножки решительно упирались в половицы, выдвижной ящик под столешницей был слега приоткрыт и из него слегка торчал уголок белого бумажного конверта. И никакие шалости солнечных зайчиков не могли вывести его из равновесия. Стол словно оценивающе поглядывал на Тима, прикидывая: стоит ли иметь с ним дело. Такие столы, в представлении Тимки, делали в старину исключительно из дуба. Всю его поверхность заполняло множество книг. Огромные толстые тома разместились по краям столешницы, книги поменьше стояли на ее дальнем краю под охраной двух грифонов, которые придерживали их с боков, совсем маленькие книжечки расположились аккуратной стопкой возле лап правого грифона а на самой середине стола, на специальной наклонной подставке, лежал огромный фолиант. Его раскрытые страницы, как крылья раскинулись по всей столешнице. Казалось, что стол немного тесноват для такой солидной книжищи. В комнате стояла тишина. Только шелестели липы на улице и ровно, монотонно жужжал пчелиный ковер. Тим подошёл к столу и заглянул в раскрытую книгу. На странице был нарисован какой-то непонятный чертеж, по бокам от него Тим увидел надписи на незнакомом языке, выполненные удивительным, вычурным почерком. Буквы переплетались на странице в волшебном танце. А в нижнем углу стояла печать. Круг с деревом и птицей, раскинувшей крылья на его вершине. В когтистой лапе птица держала ключ. Налетевший из окна ветер, закружился над книгой, страницы замелькали и мальчик очутился на улице, сжимая в руках конверт. Сверху раздался гул и Тим увидел, как огромный пчелиный рой несется прямо на него из распахнутого окна. Он бросился вдоль лип вниз по улице, оглядываться было некогда, мимо мелькали двери домов, заборы. Он свернул в какой-то переулок и нырнул в приоткрытую дверь ветхого домика. Наверху скрипучей, узкой лестницы сидела кошка и невозмутимо умывалась. Увидев Тима, она поднялась, взмахнула хвостом и, оглянувшись на него, отправилась вглубь коридора. Тим решительно стал подниматься наверх. На верхней ступеньке перед ним появилась невысокая, изящная старушка, словно из сказки. В чепчике, серой пушистой шали и круглых очках. Улыбаясь, она молча протянула руку и взяла у Тима конверт. Сверкнув стеклами очков, старушка ласково произнесла: «Запомни три правила, малыш, — не оглядывайся, ничего не отдавай и не вступай в ненужные разговоры. Ну и не бойся ничего. Это совет, а не правило». Тим не успел переспросить, к чему применить все эти слова, как лестница под его ногами закружилась, и он полетел куда-то вниз.

С противоположного берега раздался легкий свист. Тим вскинул голову и насторожил уши, еще не совсем отряхнув с себя сонный морок. Свист повторился. Лодка вдруг перестала вздыхать, замерла и, помедлив мгновение, стала разворачиваться носом на свист. Тим в изумлении приподнялся на передних лапах. Заскрипели уключины, и весла сами собой сделали пару могучих гребков. Веревка было натянулась но, уронив ряд сверкнувших в лунном свете капель, плавно скользнула в воду за уходящей кормой. Лодка быстро пересекала реку, направляемая невидимой, но уверенной рукой. На противоположном берегу она задержалась ненадолго, но что происходило там, в темных камышах невозможно было понять. Кроме плеска воды и скрипа уключин Тим ничего не мог услышать.

Мальчик вжался в землю. Развернувшись носом на него, лодка, сама по себе, медленно пустилась в обратный путь. В ней по-прежнему никого не было видно. Тиму стало страшно, что она почует его, замершего в ночной темноте, выползет на берег и бросится вдогонку, переваливаясь с борта на борт, неуклюже отталкиваясь веслами и грозно скрепя уключинами. Он так живо представил себе это, что невольно начал отползать, боясь выдать себя малейшим шумом. И только упершись спиной в дерево, он сумел стряхнуть с себя наваждение. От ствола пахло теплом и терпкой корой, его шероховатость придала Тиму уверенности, и он усмехнулся про себя недавнему страху. Он настолько перепугался, что не сразу понял, что лисье обличие покинуло его. Он сидел на корточках возле дерева, прислонившись спиной к твердому, нагретому за день стволу. Ноги затекли, но Тим не торопился их разминать. Он медленно привыкал к старым ощущениям, и они казались ему немного странными. Быть лисом ему нравилось больше.

***

В Крапивне у Тимофея, неожиданно для него самого, открылся талант натуралиста. В городе мальчику не довелось близко общаться с братьями меньшими, он и не особо стремился к этому. И вот теперь, погостив у деда и присмотревшись к живности, населявшей деревенские дворы и окрестности, он с удивлением понял, что у местного зверья очень насыщенная и по-своему организованная жизнь, а каждый представитель деревенской фауны был личностью, со своим характером, привычками, симпатиями и антипатиями. И Тиму нравилось быть свидетелем многообразной звериной жизни. Он частенько устраивался в каком-нибудь укромном местечке и незаметно наблюдал за событиями и отношениями, скрытыми от посторонних глаз.

Среди деревенского зверья у него появились свои друзья. Очень привечал мальчика соседский гусак Гоша. Тимке довелось как-то раз выручить из беды маленького гусенка: птенец застрял среди прутьев, пробираясь сквозь прореху в старой изгороди. С тех пор, завидев парнишку, Гоша высоко поднимал голову на длинной, изящной шее, раскидывал огромные серые крылья и, что-то гогоча, бегом устремлялся ему навстречу. Первый раз, увидев бегущего на него здоровенного гусака, Тимка здорово струхнул. Он был наслышан о том, что эти птички умеют здорово щипаться. Но Гоша, подбежав к Тимофею, обхватил его крыльями и прижался всей шеей, стараясь спрятать свою голову у Тимофея под мышкой. С тех пор мальчик и сам не прочь был пообниматься с гусем. Он приседал на корточки, обхватывал птицу под крыльями, а тот клал голову мальчику на плечо и замирал, довольный собой и своим другом. С деревенским мерином Гнедком, на котором старенький почтальон Федот Матвеевич развозил почту, Тим неизменно обменивался «парочкой слов». При встрече на улице, поздоровавшись с седоком, мальчик всегда приветствовал и лошадку, получая в ответ неизменное пофыркивание. А уж если в кармане у него оказывалась горбушка, или кусочек сахара, Тим не жадничая, угощал коняшку, а тот, аккуратно сняв теплыми, мягкими губами с ладони лакомство, тихонько ржал, качая головой.

Но самым преданным другом стал для Тимки дедушкин кот Банзай. Небольшой, с изящной головой, длиннющими усами, поджарый, на высоких лапах, кот не принадлежал ни к одной известной породе. От сиамца его отличал цвет шкурки — благородный серый, пушистый хвост украшали почти черные полосы, а глаза в темноте свергали таким ярко-изумрудным светом, что невольно вспоминались сокровища Голконды. Кличку свою он получил за безрассудную храбрость и талант затевать драки. При этом драчуном Банзай не был. В его сердце горела чистая любовь к справедливости. Стоило коту услышать разговор на повышенных тонах или увидеть назревающую ссору, он весь подбирался и, сгорбив спину, пружинистой походкой направлялся к спорщикам. При этом еще издалека он вздымал, как жезл, полосатый хвост и заводил громкую песнь, в которой говорилось о том, что жить надо дружно. На новичков это производило слабое впечатление — Банзай был невелик ростом — и тогда, после вступительной беседы, кот переходил к решительным действиям, в результате которых по улице летели пух, перья, шерсть, клочки одежды и громкие крики. Второго раза не случалось: стоило Банзаю появиться, как ссора утихала сама собой, а ее участники спешили разойтись в разные стороны. Банзай не разбирался — кто перед ним — человек, собака, гусь. Ему довелось однажды обратить в бегство драчливого козла Бяшку, когда тот вздумал погонять соседского мальчишку. Паренек чудом избежал козлиных рогов, успев взлететь на дерево. Судорожно вцепившись в ветку, он наблюдал сверху, как Бяшка выделывал вокруг ствола победные коленца. И тут появился Банзай. Глупый козел, увлеченный своим триумфом, не обратил на кота никакого внимания. И это было главной его ошибкой. Банзай, спев свой призыв к миру, подобрался и, сделав невероятный прыжок, вцепился козлу в холку. Бяшка, совершенно ошалевший от неожиданной боли, даже не понял, что за ужас обрушился на его спину. В разные стороны полетели клочья козлиной шерсти, а он сам, истошно блея и вытаращив глаза, позорно бежал, забыв про свою жертву. Наверное, позже козел узнал, от кого получил взбучку, потому что с тех пор, завидев Банзая, всякий раз сворачивал в сторону и вел себя при нем смирно.

И вот Банзай решил для себя, что Тимка нуждается в его неусыпной заботе. Когда Тим отправлялся куда-нибудь с ребятами, кот предварительно окидывал взглядом всех собравшихся, словно оценивал их благонадежность, а потом внимательно смотрел вслед уходящей компании, пока те не скрывались из виду. Но когда Тимофей собирался куда-нибудь один, он непременно провожал мальчика, какими бы долгими не были прогулки. Кот стерег его сон, устраиваясь калачиком в ногах, внимательно наблюдал, что и как Тимка ест. Своей репутацией Банзай охранял Тимофея от нежелательных стычек. Гуси переставали шипеть на Тима, если он проходил мимо в сопровождении кота. Драчун Бяшка вообще делал вид, что не замечает его. Даже Сашка-Штырь с противоположного конца деревни не задирал приезжего в присутствии Банзая. Вообще-то Тим никогда не боялся один уходить далеко от дома, но с котом он всегда чувствовал себя гораздо увереннее.

Как-то раз, отправившись на прогулку в соседний лесок, Тимофей наткнулся на чью-то старую нору, расположенную под корнями дерева. От времени вход в нее пообсыпался и порядком зарос вольными травами. Но она была достаточно велика, для того, чтобы парнишка выбрал ее своим тайным убежищем. За неделю Тимофей как мог, расширил вход, вычистил саму нору, и постарался сделать ее уютнее. Банзай с одобрением отнесся к затее мальчика и выбрал себе в обустроенной пещерке удобное местечко. Тим частенько стал приходить сюда в сопровождении кота помечтать или разобрать находки, сделанные во время блужданий по лесу. Постепенно в пещерке собралось немало сокровищ. В основном это были необычные коряги, своей причудливостью напоминавшие диковинных существ. В древние времена они вполне могли сойти за лесных божков, духов деревьев и ручьев. Иногда эти коряжки были страшными, но чаще они вызывали у Тима улыбку. Лесная фантазия не казалась ему злобной. Мальчик расставил их по углам своего укрытия, и каждый раз просил сохранить его от случайных посетителей. Делал он это в шутку, но, вот совпадение, еще ни разу никто не потревожил пещерку. Еще Тим собрал коллекцию птичьих перьев. Пожалуй, их хватило бы на шикарный головной убор знатного вождя какого-нибудь индейского племени. Но мальчик никогда не мог удержаться, чтобы не подобрать еще одно очередное перышко, попадавшееся ему на глаза. В дальнем углу пещерки, в принесенной из дома плетеной корзинке Тим сложил камушки, собранные им на берегах Сероструйки и ручьев, во множестве впадавших в нее. На первый взгляд они были невзрачными и тусклыми, но мальчик помнил, как сверкали и переливались они на солнце, мокрые и гладкие, окатанные водой. Были в его коллекции череп ласки, выбеленный дождями и лосиные рога, которые, честно говоря, в пещерку не помещались, и Тиму пришлось приладить их снаружи. Все это богатство мальчик с удовольствием забрал бы с собой в город, но понимал, что мама ни за что не согласится привезти «весь этот хлам и мусор» в ухоженную городскую квартиру. Все его попытки привезти из поездок к морю какие-нибудь «сувениры» заканчивались скандалом, а ракушки, камушки и крабовые панцири летели в мусорное ведро. Поэтому он в который раз рассматривал свое богатство, выбирал какую-нибудь коряжку поменьше, камушек попестрее или пару перьев, но, в конце концов, с сожалением возвращал экспонаты на место. Правда была у него одна находка, с которой Тим не расставался, и забрать ее с собой был твердо настроен.

Как-то раз они с Банзаем сбились с пути и долго кружили по лесу. Тим безуспешно пытался сориентироваться по солнцу, но оно сбивало его с толку, надолго прячась за плотными облаками. Погода была хмурой, дождь грозился вот-вот накрыть путешественников, а Тим, уставший и сердитый, все никак не мог выйти на знакомую тропинку. Казалось, что через пару шагов он увидит приметную липу с двумя верхушками или, на худой конец, овраг с бегущим по дну ручейком, от которых дорогу домой он знал хорошо. Но приметы все время обманывали, и Тим снова пускался на поиски. Банзай честно пытался не отставать от мальчика, но и его силы были на исходе. Совсем обессилев, Тим решил присесть и хоть немного собраться мыслями. В его рюкзачке побулькивал термос с недопитым чаем, и ждала своего часа пара бутербродов, завернутых про запас. Похоже, час наступил. Выбрав местечко посуше и поуютнее Тим с котом расположились на отдых. Мальчик развернул сверток с бутербродами и налил в крышку горячий сладкий чай. Термос отлично держал тепло и от крышки шел легкий парок. Открыв пакетик с сухим кормом, Тим пригласил подкрепиться Банзая. Пока кот хрустел мясными шариками, мальчик неторопливо жевал бутерброд. Не то чтобы он не хотел есть, но его одолевали мрачные мысли. Он вспоминал свой маршрут, пытался определить направление, в котором находилась Крапивня, вспоминал приметы, ведущие к дому. Но картинка в голове не складывалась. Тиму казалось, что он ходит вокруг дома с закрытыми накрепко дверями и окнами, завешенными глухими ставнями и никак не может попасть внутрь. От мрачных мыслей его отвлекли крики птиц. Это был не привычный повседневный щебет мелких пташек и, не тревожный стрекот сорок. Над головой у Тима кипела битва. Ветви деревьев мешали разглядеть происходящее, к тому же птицы кружили достаточно высоко, но их яростный клекот, резкие, порой протяжные вскрики не оставляли сомнений в том, что дрались они не на жизнь, а насмерть. Тим вскочил и, выбрав открытое местечко, стал наблюдать за происходящим. Банзай, оставив трапезу, с интересом поглядывая в небо, устроился у его ног. Две черные точки на сером небе кружили друг возле друга, то отдаляясь, то сталкиваясь. Они взмывали вверх, исчезая из виду, появлялись из ниоткуда, сцепившись, падали вниз и вновь разлетались, чтобы, развернувшись в небе, броситься друг на друга. Очередное столкновение произошло буквально над головой мальчика. Птицы сшиблись так, что Тим увидел искру, сверкнувшую между ними. Он не успел сообразить, чтобы это могло быть, и придумать объяснение этой вспышке, как на расстоянии вытянутой руки на землю упал небольшой предмет. Банзай подскочил на месте и, выгнув спину, зашипел. Тим осторожно подошел и увидел ключ, воткнувшийся в землю. Мальчик осторожно взял его в руки. Металл был еще теплый. Он грел ладонь, тускло поблескивая в бликах солнечного света. Головка ключа была выполнена в виде птицы, распустившей крылья, а стержень покрывал плотный узор: ветви и листья причудливо переплетались между собой, переходя в ажурную бородку. Зажав в кулаке неожиданную находку, мальчик попытался определить, чем закончилась небесное сражение, но наверху все было тихо и птиц не было видно. Тим спрятал ключ в нагрудный карман и обернулся, чтобы вернуться к рюкзачку и допить чай. Его взгляд упал на дерево, возле которого они с котом устроились на отдых. Это была та самая липа с двойной верхушкой, от которой он мог легко выйти к деревне. Под ней, широко раскинув крылья и вывернув шею, на спине лежал черный ворон. Тим осторожно подошел к нему. На блестящих перьях виднелись бурые пятна. Птица была сильно изранена, но жива. Мальчик, сняв куртку, бережно завернул в нее ворона. Сложив рюкзак и закинув его за спину, он осторожно взял сверток на руки и быстро зашагал домой.

Тим встал, потянулся и стал приводить в порядок одежду. Между тем лодка подошла к берегу, качнувшись, развернулась боком и замерла. Тим молча стоял в тени большого ствола. В сторону, противоположную от него, приминая серебряную от лунного света траву, двинулись невидимые шаги. Похоже, их хозяин был немолод и пользовался посохом. На небольшой полянке шаги остановились, словно в ожидании, и скоро к ним проскользнула еще одна воздушная дорожка. Тим спокойно смотрел, чем закончится встреча. За время своего путешествия он научился чувствовать опасность. Сколько раз он сталкивался с тем, что шумный и страшный незнакомец, от которого шарахалось все живое, оказывался милейшим малым, на которого можно было положиться в горячей ситуации. А вот за ангельским взглядом зачастую скрывались ядовитые клыки. Но как он это понимает, Тим не мог объяснить даже себе. Просто внутри него словно был подвешен маленький звоночек. В случае опасности он начинал дрожать и биться, от его, неслышного для окружающих звона, закладывало уши, и кожа покрывалась мурашками. Но сейчас звоночек молчал, боясь спугнуть невидимок. Лунный свет начал сгущаться над травой, и мальчик увидел два легких силуэта. Они слегка покачивались, кружась вокруг невидимого посоха. Прозрачные руки сплелись, и таинственная пара пустилась в путь. Легкий шорох пронесся им вслед, и тут же в темноте начали вспыхивать яркие фиолетовые искры. Они неслись со всех сторон, кружась, мелькая между темных стволов. Прохлада коснулась щеки, легким вихрем окутала Тима, и он увидел, как огоньки слились в прозрачный, мерцающий шлейф, летящий по воздуху. На мгновение Тиму показалось, что он и сам, невесомый и мерцающий, устремился вслед потоку, и лишь тяжесть в ногах удержала его на месте. По опыту мальчик знал, что вмешиваться в события, смысл которых непонятен, не стоит. Но любопытство пересилило, и он, обхватив руками шершавый ствол, вытянул шею вслед огонькам. В легких светящихся мантиях два призрака плыли рука об руку над серебряной тропой. Перед поворотом они обернулись, и один из них поднял прозрачную руку, приветствуя Тима. Все снова погрузилось в темноту. Лишь луна, скрытая за густыми ветвями слабо освещала едва приметную тропинку. От шершавого ствола ему было тепло. Ночная прохлада обтекала дерево, не задевая Тима. Он припомнил, как однажды, устав от бесконечной и пыльной дороги, попросился в телегу к проезжавшим мимо мужикам. С наслаждением вытянувшись вдоль шершавого борта, он зарылся в душистое сено, и скоро задремал под равномерное шлепанье копыт. Сквозь сон к нему пробивались скрип колес, фырканье лошади и негромкий разговор о хозяйских делах. «… а Седой мне рассказывал, что без них все кончится». «Брехня все. Одна баба ночью в лесу заблудилась, да с перепугу, невесть чего разглядела». «Не скажи. У моего кума брат с ними встречался. Он человек трезвый, да не робкого десятка. Он их совсем близко видел». «Может, почудилось ему?» «Нет, он как раз через лес к переправе направлялся. Сынок у него заболел сильно, ничего не помогало. Вот старики и присоветовали у мельника помощи попросить. Сам знаешь, что мельник наш многих на ноги поставил. Во всей округе только к нему народ и ходит хворобы отгонять. Но не о том речь. Брат кума только к лесу подошел, за которым мельница стоит, как навстречу ему огоньки побежали. Окружили, и ну плясать. Только что по ногам не вскарабкиваются. И звон такой вокруг, словно звезды смеются. А из темноты ему словно голос говорит, чтобы он домой направлялся и к мельнику не ходил, сынок, мол, уже здоров». «А он что»? «Развернулся, и до дому. Аккурат к утру добрался. В калитку вошел, а навстречу ему мальчишечка бежит, румяный, веселый. Радости-то было…». «Может он сам как поправился»? «Куда там! Еле жив был. Отец боялся, что не успеет с лечением-то. А тут вон как вышло. Мать его потом рассказывала, что мальчонка к вечеру совсем в беспамятство впал. Лежал ни жив, ни мертв. И вдруг щечки порозовели, над губой пот проступил, и он, сердешный, вздохнул глубоко-глубоко, на бочок повернулся и уснул, как ангел. Без Хранителей в этом деле точно не обошлось». Мужики, вздохнув, замолчали, а Тим окончательно заснул. И вот теперь, прижимаясь к огромному стволу, вглядываясь в ночь, он вспомнил и телегу, и разговор, подслушанный сквозь сон. Неужели ему довелось повстречать Хранителей, о которых ходило столько легенд и слухов. Считалось, встреча с ними сулит перемену в судьбе. Кому-то несказанно везло в ремесле, иной находил себе невесту друзьям на зависть и жил с ней потом душа в душу. Но были и такие, кому Хранители предсказывали беду. Правда, повстречавшийся с ними, находил в себе мужество и силы справиться с ней или, вовсе избежать неприятностей. Тим гадал, что сулит ему прощальный жест невидимой руки. Хорошо бы возвращение домой. Он до этого момента не задумывался о доме и даже не представлял, как соскучился по деревне, мальчишкам, Банзаю. А как он расскажет о своих приключениях друзьям в школе, родителям? Хотя родителей лучше не тревожить. Да они и не поверят, что за деревенской околицей начинается волшебство. Надо будет деда попросить, чтобы сохранил в тайне все летние происшествия. Иначе на следующий год Тимку вновь отправят в какой-нибудь санаторий под бдительный присмотр оптимистичных инструкторов. Там будет комфортно, безопасно, но и отчаянно скучно. Все очистят, измельчат и красиво разложат по тарелочкам. Даже развлечения будут тщательно продуманы и расписаны. Тимка даже поежился, представив этот культурный «отдых в наручниках».

У дедушки все было по-другому. «Тарелочки» расставлять было некому. Если хотелось пить, нужно было достать воды из колодца. Картошку к ужину копать и чистить самому. За молоком идти через два дома к тете Вале, у которой жила большая, шоколадной масти, корова Зорька. К самостоятельности добавлялась и ответственность. Дед не брал обещаний, не навязывал свое мнение и не ограничивал разными условностями. Он просто был с Тимом на равных. И Тимке это неожиданно понравилось. Мальчик почувствовал, что многое в его жизни зависит лишь от него самого. И если он принимает какое-то решение, то за результат ругает или хвалит только себя.

Порой он включал фантазию и представлял себя то Робинзоном на далеком острове, то первопроходцем в девственных лесах Амазонки. Он частенько убегал в лес, понаблюдать за лесной жизнью. Ему все было интересно: встреча двух ежей на поляне, охота ящериц, зайцы, затеявшие игру в салки, паук, развесивший кружевную сеть между стеблей дудника. Однажды к нему в убежище заскочила маленькая мышка. Вид у нее был взволнованный. Не обращая внимания на дремавшего кота, она пищала и металась под ногами у мальчика, а потом вдруг вспрыгнула ему на колено и замерла. Тим поймал мышиный взгляд, и ему захотелось узнать, что так встревожило малышку. «Ну, пойдем, покажешь что случилось», — неожиданно для себя произнес Тим. Мышь спрыгнула на землю и шустро побежала к выходу из пещерки. Мальчик замер, не двигаясь с места. Зверек остановился и обернулся на Тима. В его глазах читались растерянность и укор. Озадаченный Тим решил проверить, не придумал ли он себе всю эту историю, поэтому поспешил выбраться наружу. Мышиная спинка мелькала среди травы в нескольких шагах. Тим очень боялся потерять ее из виду. Выручал Банзай, неотступно следовавший за зверьком. Вдруг впереди показался небольшой водоем, практически лужа, наполненная дождевой водой. Края ее, мокрые и скользкие, были покрыты вязкой размокшей землей. И вот в этой жиже, как в трясине, завязла еще одна мышка. Бедолага из последних сил старалась выкарабкаться, но справиться с неумолимой грязью не могла. Тимка без колебаний пришел на помощь. Он не только вытащил зверька, но и постарался смыть с него налипшую грязь. Мышка вела себя на удивление спокойно. Она не вырывалась, когда мальчик полоскал ее в луже, и спокойно спрыгнула из его рук на траву. Зверьки обнюхали друг друга, дружно повернули мордочки к Тиму, дружно сверкнули глазками на кота и, так же дружно взмахнув хвостами, не торопясь скрылись в траве. Все эти встречи и наблюдения забавляли мальчика. Но однажды он стал свидетелем странного события не на шутку перепугавшего его.

Неподалеку от деревенской околицы росли три высоченных березы. Рядом с ними любили примоститься на отдых все, кто возвращался в деревню из походов по грибы, по ягоды. Возле белых стволов всегда было сухо и прохладно, полянка поросла мягкой, невысокой травой и была ровной и гладкой. Со стороны леса ее, словно стеной, прикрывал невысокий кустарник. А дорога в этом месте делала поворот, который тоже защищал полянку от посторонних глаз. Тим нередко устраивался здесь в тенечке. Однажды они с Банзаем засиделись возле берез допоздна и не заметили, как яркий, насыщенный красками, летний вечер остыл и уступил место прохладным сумеркам. Внимание парнишки привлекла сорока, поднявшая шум в ветвях у него над головой. Вообще-то Тим был уверен, что в это время все птицы уже спали по своим гнездам, поэтому необычная суета наверху его заинтересовала. К тому же кот, не обращая внимания на сороку, выгнул спину и уставился на дорогу. Приподнявшись, Тим увидел, как со стороны леса к березам не торопясь трусит огромная собака. К этому времени мальчик уже хорошо знал всех деревенских барбосов и жучек, но этого пса видел впервые. Он неторопливо бежал, опустив к земле большую тяжелую голову. А сорока на дереве скакала по веткам и трещала, словно сумасшедшая. Вдруг, перед самым собачьим носом, на землю опустилась большая птица. Тим готов был биться об заклад, что это ворон. Но размер его вызывал удивление. Птица была почти одного размера с псом. Пес остановился и, присев на задние лапы, оскалился. Ворон расправил крылья, словно перекрывая дорогу, и негромко, но властно каркнул. Шерсть на загривке у зверя поднялась, он огрызнулся в ответ и попытался обойти ворона. Тот резко взмахнул крыльями, взметнув дорожную пыль. Мальчик, внезапно похолодев, понял, что там, совсем недалеко от него, стоит не дворовый пес, а матерый волчище настроенный не слишком-то дружелюбно по отношению к встречным. В голове стало пусто и звонко. Страх перед опасным зверем вжал мальчика в землю, не давая пошевелиться. Зато мысли в голове заметались, как сорока на березе. Он лихорадочно прикидывал — успеет ли одолеть расстояние до деревни быстрее волка, что будет, если тот его догонит и что чувствовали бабушка и Красная Шапочка, когда их проглатывали. При этом не мог даже мизинцем двинуть. Банзай прижался рядом и Тим чувствовал, как колотится его сердечко. Тем временем ворон продолжал наступление и волк, сдавшись, уселся перед ним на задние лапы. Они склонили головы друг к другу и застыли. Сумерки сгущались. Силуэты птицы и зверя постепенно тускнели в темноте, и Тим скорее угадал, чем увидел, как волк встал, потянулся и отправился в обратный путь. Ворон исчез, бесшумно растаяв в ночном небе.

Дорога домой оказалась нелегкой. Сердце колотилось у самого горла. Ноги, ослабев, стали словно чужие, и каждый шаг давался с трудом. Шорох ветра в листьях не давал расслабиться. Тим раздумывал — рассказать деду о своем приключении или нет. Вдруг старик разволнуется и не станет отпускать внука одного за калитку. Если бы мама узнала о подобной встрече, она наверняка бы заперла Тимофея в доме на три замка, наняла охранника и позвонила какому-нибудь начальству с требованием оградить мирных жителей от встреч с бешеными хищниками. Но необычность происшедшего не давала парнишке покоя, и он, подсев к деду начал осторожно выспрашивать его, не водятся ли в здешних местах волки. Василий Парамонович внимательно поглядел на внука: «Ты, малый, не темни. Спрашивай напрямик. Я же вижу, что ты сам не свой вернулся. Что случилось-то?» Пришлось рассказывать все по порядку и подробно. Дед не перебивал, слушал внимательно, но с объяснениями не торопился. Уточнил только, точно ли ворон был, или какая другая птица. А после рассказа замолчал надолго. Тим знал, что торопить в таком случае деда не стоит. Обдумает, поразмыслит и в свое время ответ даст. Тем временем дед Василий подошел к сундучку и вытащил из него свистульку. Маленькая глиняная птичка на тоненьком ремешке легла в руку мальчика. «Вот, Тимка, возьми. Тебя сегодня большая беда обошла. Но не всегда такое везение бывает. Держи эту свистульку всегда при себе. Пригодится в недобрый час. Запирать тебя не годится, да и охрану к тебе ведь не приставишь. А свистом на помощь позвать сможешь». «Дед, ты хоть объясни — что это было»? «Не могу я тебе, Тимоха, все сейчас рассказать. Просто поаккуратнее на прогулках будь. Не все у нас тут тихо да гладко. Помни только, что в стариковских сказках много правды, но не для всех она открывается. Многие ее за небылицы считают».

После этого Тимофей долго не решался прогуляться один ни к любимым березам, ни в уютную пещерку. Но и без этого дел находилось достаточно. С деревенскими ребятами он целыми днями пропадал то на речке, то у стада с пастухом. А тут соседский Андрейка пристрастился бегать на кузню. Ну и Тимку с собой звал. Кузнец был мужчина строгий. Слово лишнего не скажет. Пустых разговоров не любил, но уж если рот открывал — заслушаешься. От него ребята узнали про Гром-камень. Как упал он с неба неподалеку от деревни. И как люди к нему лечиться ходили. А потом Громовик этот рассердился на людскую глупость и жадность и исчез. То есть, никуда он не делся — лежит себе на том же месте, только увидеть его не каждый может. Многие его искали, но попадался он на глаза людям случайно и когда те этого не ожидали. А запомнить это место и еще раз выйти к камню никак не удавалось. Словно он от людей прятался. Тимка подумал, что это был метеорит самый обыкновенный, только со временем он в землю ушел да кустами зарос. Но глянул на кузнеца, и возражать расхотелось. Да и про брата его, пропавшего на реке, тоже вспомнил. А вот Андрейка про Громовик долго еще распрашивал: большой он или маленький, какого цвета, пробовал ли кто его на кусочки расколоть. Но кузнец видимо все рассказал — отвернулся к наковальне и такой перестук в кузне начал, что свои мысли не услышишь. Вот и отправились ребята поискать местечко потише. Только неугомонный Андрейка все обдумывал, как они с Тимкой Гром-камень найдут, на кусочки его распилят, а кусочки по больницам раздадут, чтобы врачи всех сразу и вылечили. Правда он сперва хотел камень тот продавать, всем кто попросит. Но Тимофей серьезно ему объяснил, что именно от людской жадности Громовик спрятался. А потерять его во второй раз будет совсем обидно. Тем боле, что вспомнил мальчик о своем соседе Вовке. Тот жил этажом выше и очень часто к нему вызывали участкового врача, а то и скорую. Вот привести бы его в Крапивню, да к Гром-камню сводить.

***

Тим почти не удивился, когда у него над головой раздался шорох и на голову посыпались кусочки коры. На стволе, головой вниз замерла маленькая птичка. В холодном свете луны трудно было понять, какого она цвета. Тимка никак не мог припомнить ее название. Пичуга тем временем посверкивала глазами, рассматривая мальчишку, вертела головой, потряхивала хвостиком. Она оценивала его, словно прикидывая, стоит ли иметь с ним дело. Видимо стоило, потому что, пискнув, птица пробежала вниз по стволу почти до самой тимкиной макушки и остановилась, заглядывая ему в глаза. «Поползень», — внезапно вспомнил мальчик, — «вниз головой по дереву только поползень бегать может. Как это он ночью здесь оказался? Интересно, почему он меня не боится? Что ему надо?» Словно услышав все вопросы, поползень пискнул негромко и перелетел на соседнее дерево. Тим помедлил и птичка, вновь вернулась. Сделав пару кругов по стволу, она пристально поглядела мальчику в глаза и пискнула громче и, как показалось Тиму, строже. Пришлось подниматься и идти вслед за ней. В лунном свете ее легко можно было потерять из виду, но поползень, словно понимая это, не отлетал далеко и порою поджидал мальчика, кружа по стволу очередного дерева.

Осторожно продвигаясь по еле заметной тропе, нащупывая в темноте возможные препятствия, Тим пытался понять: друг или враг указывает ему дорогу. Он уже привык с опаской относиться к любому, кто встречался ему в здешних местах. Поползень внезапно порхнул в сторону, перелетел на покосившуюся сосну, потом еще и еще раз, словно перескочил пару стволов. По инерции Тим двинулся вслед за ним, когда вдруг понял, что птица уводит его с тропинки. Он невольно остановился и присел, стараясь стать незаметнее. Вокруг стояла тишина. Не гулкая, безмолвная, а живая и уютная тишина летнего леса с шорохом листьев, журчанием реки. И в этой тишине Тим почувствовал, не услышал, а именно почувствовал, легкие шаги. Между стволов мелькнула легкая тень, колыхнулась ветка, луна сверкнула на пряжке плаща. Тень практически бесшумно и невесомо скользнула к Тиму и остановилась рядом. «Неужели дед? Как же он так может изменяться?», ошарашено подумал мальчик. «Васильпарамоныч тебя на мельнице дожидается. А меня вперед выслал, чтобы я тебе дорогу показал, да проследил, чтоб не случилось чего» — голос незнакомца звучал нежно и вкрадчиво. «А ты кто?» — Тим задал вопрос машинально, прежде чем сообразил, что вряд ли получит правдивый ответ. «Тебе про это Василий сам расскажет, я только проводить должен, да охранить. Ты необычного ничего вокруг не заметил?». Что-то знакомое было в повадках говорящего, но Тим никак не мог сосредоточиться и вспомнить, что именно. «Вроде нет. Только вот сюда меня поползень привел, а он ведь птица дневная. Как ночью-то летает непонятно». Провожающий резко обернулся вокруг себя, пригнулся и, схватив Тима за руку, прошипел в самое ухо: «Беги без остановки и не оглядывайся. Я тебя прикрою». Мальчик поверил сразу, не успев сообразить, почему он должен доверять незнакомцу, и рванул по тропинке вперед.

Слева затрещал валежник. Кто-то бросился наперерез Тиму. Сзади донесся шум битвы, зазвенело железо. На тропинку выскочил здоровенный детина с дубинкой в огромном кулаке. Мальчик понял, что проскочить мимо не удастся и сделал шаг назад. Со всех сторон тропинку окружал густой кустарник, пробираться через который просто не было смысла. Детина довольно усмехнулся, расправил плечи и выразительно похлопал дубинкой по раскрытой ладони. Драка сзади не затихала, но бесконечно продолжаться она тоже не могла. Нужно было что-то делать. Внезапно Тим ощутил, как под одеждой на уровне груди ему стало тепло. Словно уголек попал за пазуху. Он постепенно разгорался и стал даже припекать Тима. Мальчик сунул руку за пазуху и ощутил мягкий комок. «Кисет!». Глядя детине в глаза, стараясь не упустить из виду грозную дубинку, Тим потихоньку, одной рукой, стал распутывать ремешки, которые стягивали горлышко кисета. Добравшись до его содержимого, он зачерпнул, сколько поместилось в кулаке. Здоровяк, ухмыляясь и поигрывая дубиной, подходил все ближе и ближе. Тим собрался и, резко пригнувшись, бросился вперед, швырнув в детину все содержимое кулака. Не ожидав подобного маневра, тот запоздало дернулся, пытаясь перехватить мальчишку, но прямиком попал в облако порошка, выброшенного ему в лицо. На миг он замер, выпучив глаза, а потом, согнувшись пополам, словно от удара, покатился по траве. В следующий миг вместо человеческого лица проступила страшная, оскаленная харя, на руках показались громадные когти. Пару секунд Тим изумленно наблюдал, как его противник скребет когтями тропинку, тщетно пытаясь подняться и перевести дыхание, но неведомая сила сдирала с него человеческое обличие, ломала и прижимала к земле. Чудище, яростно рыча и брызгая слюной, отчаянно пыталось побороть невидимого противника, но сил на это у него явно не хватало. Рычание постепенно перешло в протяжный вой. Тим стоял, как завороженный. С трудом очнувшись, он буквально заставил себя развернуться и на ватных ногах броситься прочь. Вслед ему донесся жалобный скулеж. Выяснять, чем закончилось превращение, Тиму хотелось меньше всего. Он совладал с непослушными ногами и изо всех сил, не оглядываясь, побежал к показавшейся из-за деревьев мельнице.

На деда он налетел, не разглядев его в ночной темноте. Тропинка как раз повернула к реке, на ее повороте примостился разлапистый куст, перекрывший весь обзор. Василий Парамонович обхватил внука за плечи, слегка встряхнул, а потом пристально оглядел с ног до головы. «Ты как? Цел?». В его голосе звучала неподдельная тревога. «Деда, там… там такое…». Голос не слушался Тима, норовил сорваться, и, что самое неподходящее, в нем слышались близкие слезы. Дед подтолкнул внука: «Давай-ка вперед, не мешкая. Нам задерживаться не резон. А ты молодец! От большой беды ушел». «Это твоему кисету спасибо. Видел бы ты, как чудище от порошка скорежило». «Представляю…». «Слушай, дед, а там еще один был, сказал, что ты ему поручил меня встретить. Он там остался, на него тоже напали». «За него ты не беспокойся, тем, кто напал, не поздоровится. Мы его на Мельнице дождемся». Тим прислушался. В лесу было тихо. Похоже, таинственный провожатый разобрался с теми, кто пытался остановить его на темной тропинке. Он взял деда за руку, для надежности, и зашагал рядом, стараясь попадать в такт с его шагами.

***

С тех пор как Тим очутился в этом чудном краю, ему не раз приходилось сталкиваться с необъяснимым. Мальчик помнил, какая паника охватила его, когда он понял, что находится не просто далеко от дома, а вовсе неизвестно где. Тим тогда отчаянно пытался найти знакомую тропинку, с приметным камнем на повороте, пытался докричаться до Андрейки. Но все было напрасно. Он бестолково бросался из стороны в сторону, пока окончательно не выбился из сил. Опустившись на землю, он попытался успокоиться и вспомнить, что делали знаменитые путешественники в подобных ситуациях, но никак не мог выискать в памяти хоть что-нибудь подходящее. Мысли путались и перескакивали с одного факта на другой. Постепенно Тима охватила злость. Ему было непонятно, почему он должен пропадать непонятно где, в то время, когда Андрейка уже наверняка добрался до дома и в ус не дует, вместо того, чтобы друга разыскивать. Он злился на родителей, которые оставили его одного в глухом краю, почти бросили на произвол судьбы. На деда, который так беспечно предоставил ему полную свободу. «Я же еще ребенок, — негодовал мальчик, — а он даже не спросит — куда иду, когда вернусь». Даже Банзай оказался виноват в случившемся. «То мотался под ногами — не отвяжешься, а то исчез, как сквозь землю провалился». Тим вскочил на ноги и, не в силах больше сдерживаться, пнул ногой камень на дороге. Тот отлетел, ударился о ствол ближайшего дерева и, отскочив, рикошетом, стукнул Тима в грудь. Весьма чувствительно стукнул. Тим ошарашено глядел то на дерево, то на камень и пытался убедить себя в простом совпадении. Для проверки он поднял камень, бросил его в другое дерево. И снова получил ответный удар. «Ну, что, соколик, забавляешься?» — за спиной у Тима раздался скрипучий голос. Крутанувшись, мальчик с изумлением уставился на говорящего. Тот был маленького роста, едва доходил Тимке до груди, одет чудно: куртка, лосины, на голове не то колпак, не то берет, на ногах — мягкие бесформенные башмаки, словно сшитые из ткани. На уроках истории похожую одежку Тим видел на средневековых картинках в учебнике. Но в деревне Тим никого в таком наряде не встречал. Первое, что пришло ему в голову — городские приехали на историческую реконструкцию или квест-«найди драконью пещеру». Но карлик не был похож на переодетого горожанина — слишком уж настоящий. Одежда сидела на нем ловко, держался он с достоинством и вопрос задал не как гость в здешних местах, а как хозяин и старожил. Тим не мог понять, почему он так решил, но чувствовал, что не ошибся. Человечек тем временем подошел к парнишке и посмотрел на него снизу вверх. Тимке показалось, что у его ног разлилось сияние, в котором можно было запросто утонуть, такими невероятно голубыми и ясными были глаза незнакомца. Тим невольно сделал шаг назад. «А ты кто такой будешь, соколик?» — карлик шагнул вслед за Тимом. «Что-то я тебя признать не могу. Наш ли ты? Как сюда попал?». «Заблудился. Шел-шел и вот… вокруг все незнакомое. Андрейка не отзывается, а я обратную дорогу найти не могу. Уже полдня тут кружу, а все без толку». Коротышка отпрыгнул назад, оглядел мальчика с ног до головы, по птичьи наклоняя голову, а затем вдруг начал кружить вокруг Тима, словно принюхиваясь. Закончив свое необычное исследование, он неожиданно рассмеялся. «Значит, ты с той стороны пришел? Сам? И обратно вернуться не можешь?» «Ну да», — Тим удивился такой бестолковости — «я же Вам сказал, что дорогу потерял». Человечек усмехнулся и потер ручки. «Дорогу я тебе, голубчик, покажу. Доведу — куда следует. А что ты мне за это дашь? Награда какая будет?». Тим машинально пошарил в карманах. Пара печенек, взятых в дорогу, коробок спичек, перочинный ножик, камушек, найденный на берегу речки. Пальцы зацепили кожаный ремешок, и мальчик вытащил глиняную птичку-свистульку. «Как же я про нее забыл! Дедушка говорил, что она из беды меня выручит». Он поднес птичку к губам и негромко свистнул. Человечек вскрикнул и, упал на землю, скорчившись и зажав руками уши. «Нет, нет, не свисти больше! Не свисти!» Тим замер от удивления. А человечек, поднявшись на ноги, угодливо улыбнулся и с поклоном сделал приглашающий жест: «Пойдем, соколик. Я тебя провожу. Тут неподалеку». Тим шел за коротышкой, оглядываясь по сторонам и с опаской наблюдая за ним. Тот торопился, вертел головой, прислушивался и, как показалось Тиму, пару раз облизнулся. Тропинка становилась шире, утоптаннее и постепенно стала похожа на дорогу. Вот только куда она ведет, Тиму по-прежнему было непонятно. Места вокруг были незнакомыми.

Тропинка плавно завернула и перед глазами Тима выросла избушка. Обыкновенная такая избушка, бревенчатая, обнесенная невысоким заборчиком. Ничего особенного в ней не было, но Тим невольно продобрался, словно почувствовал опасный подвох. Похожее чувство он испытал не так уж давно, когда с Банзаем чуть не угодил в болото. Они с котом забрели довольно далеко от дома и места ему были незнакомые, поэтому Тим очень обрадовался, увидев на противоположном краю приветливой полянки хорошо утоптанную тропу. Подхватив Банзая на руки, мальчик уже хотел бегом проскочить солнечное местечко, но в самый последний момент затормозил на самом краю тени. Что-то насторожило его, сбивало с толку, не пускало вперед. Банзай тоже повел себя чудно. Вообще-то он редко отказывался от прогулок на руках у Тима, но сейчас он взобрался Тиму на плечо, вцепившись всеми когтями, выгнул спину и тихо, но грозно, заурчал. Внимательно приглядевшись, мальчик заметил перед собой едва уловимое колыхание. «Вот так дела, Банзайка!» — оторопело прошептал Тим. — «Это мы с тобой едва в болото не угодили». Словно в подтверждении его слов на самой середине полянки надулся и лопнул небольшой пузырь. Кот укоризненно мявкнул.

«Что встал, голубчик, пойдем поскорее. Тебе с дороги отдохнуть надо, попить-поесть». Голос карлика вернул Тима на тропу, отогнал воспоминания, но чувство опасности не прошло. Избушка выглядела приветливо, уютно. Она была похожа на дом бабы Нины, известной в Крапивне своим гостеприимством, вкуснейшими пирогами и всегда свежим, душистым вареньем. Тим даже почувствовал нежный запах выпечки и сладких ягод. А человечек все торопил его, суетился под ногами и даже начал подталкивать к калитке. В голове у Тима звенело и он как в тумане сделал шаг… и вдруг ему почудилось, что избушка слегка колыхнулась, словно та полянка под ногами. Он отпихнул коротышку и громко, сто есть мочи дунул в свистульку. А потом еще и еще, так, словно от этого зависела его жизнь.

Похоже, и правда зависела! На глазах уютный домик заколыхался, вывернулся словно наизнанку и обернулся разваленной полусгнившей лачугой из окна которой высунулась перекошенная клыкастая морда. «Уйдет! Хватай его!» — заорала морда, брызгаясь слюной. Мимо уха что-то свистнуло и, обернувшись на глухой стук, мальчик увидел в ближайшем стволе дерева дрожащую рукоять ножа. Он, почти наугад, наподдал коротышку ногой, свистнул еще разок и, развернувшись, рванул на себя застрявший в стволе нож. Карлик, врезавшись в покосившийся забор, застрял среди полусгнивших досок, и это дало Тиму небольшую фору. Испугаться клыкастого мальчишка просто не успел, но понимал, что как только тот выберется наружу, то дело примет совсем уж плохой оборот. Оставалось только бежать. С этим у Тимофея было все в порядке. В школе он всегда побеждал в разных забегах и эстафетах. Вот и сейчас ноги привычно взяли старт. «Только бы оторваться», — Тим мчался по тропе подальше от дома-оборотня, стараясь не сбить дыхание и прикидывая, где можно укрыться. «На тропинке они меня наверняка догонят, надо бы свернуть. Куда только? Здесь все как на ладони!» Впереди справа от себя он приметил небольшую ложбинку. Надеясь, что преследователи в спешке проскочат мимо, не заметив его, Тим бросился к укрытию. Ложбинка была неглубокой, но укрыться в не было можно. Он скатился на дно, в мягкую подушку из травы и листьев и, приподнявшись на локтях, осторожно выглянул из-за края, сжимая трофейный нож в руке. Преследователи показались скорее, чем Тим рассчитывал. Клыкастый верзила, размахивая толстенными руками, неуклюже скакал на коротких, но мощных лапах. Сапоги на них правда были надеты, но назвать нижние конечности ногами Тиму не пришло бы в голову. «А в беге-то он не силен», — подумал Тимка, услышав надсадное задышливое сипение. На плечах верзилы сидел карлик и из-под руки следил за дорогой. Тим вжался в землю. Преследователи проскочили мимо того места, где прятался Тим, поднялись на пригорок и остановились. Мальчик похолодел. Он понимал, что драться ножом не умеет, да и против такого громилы с приятелем он ничего не сможет сделать. Однако бандитская парочка не спешила броситься его сторону. Тиму показалось, что эти двое в нерешительности пытаются отступить по тропинке назад. Тим разглядел из-за стеблей травы, как навстречу его преследователям не торопясь идет, словно прогуливаясь, невысокий стройный человек в сером плаще. Из-за стеблей травы разглядеть его подробно Тиму никак не удавалось, он боялся обнаружить себя. Но даже из укрытия ему чувствовалось, что тот словно поршень оттесняет бандитов назад невидимой силой. Незнакомец поднял руку, и парочка преследователей в нерешительности остановилась. Карлик соскользнул на землю и, скособочившись и прихрамывая, приблизился к нему. А громила замер поодаль, словно готовясь дать деру при малейшем движении в свою сторону. Даже сипеть стал тише. Слов не было слышно, но коротышка отчаянно тряс головой, отмахивался руками и всячески показывал свою непричастность к чему бы то ни было. Громила издали согласно кивал головой. Переговоры закончились. Человек в плаще взмахнул рукой и два разбойника поспешили убраться восвояси. А вот сам он остался стоять на тропе. Мальчик увидел, как тот пристально оглядывает окрестности. «Вот я попал», — мелькнуло у него в голове, — «из огня да в полымя». Тим замер, стараясь не дышать. Мысли в его голове остановились, и парнишка вдруг почувствовал себя словно внутри большого и прозрачного шара. Как долго он так просидел, Тим не мог сказать. Ни солнце, ни чувства не подсказали ему ответ на это вопрос, но когда он поднялся со дна ложбинки, никого вокруг не было. И преследователи и человек в плаще исчезли, не оставив следов. «А не показалось ли мне все это? Я сплю, наверное, и вижу сон! Вот сейчас ущипну себя за руку и проснусь, и Банзай рядом. А может быть и Андрейка». Тим громко вскрикнул от боли, потому что щипок получился от души, но пробуждение не наступило. Все что окружало Тима и не думало исчезать. Под ногами у Тима раздался звонкий смех. От неожиданности он шарахнулся в сторону, споткнулся и упал. На него со склона ложбинки смотрела упитанная серая мышь. Весело поблескивая глазами, она проворно вскарабкалась Тимке на колено и весело спросила: «Ты чего шарахаешься? Мышей боишься?» Усы у мышки забавно шевелились, носик подрагивал, и почему-то именно это показалось Тиму самым убедительным доказательством реальности момента. «Нет, не боюсь» Тиму вдруг самому стало смешно. За ним охотятся два неизвестно кто, а он сидит неизвестно где и болтает с неизвестно кем. Ну, то есть известно с кем — с мышкой, но неизвестно — как это у него получается! Смех быстро сменился отчаянием. Он просто не знал, что ему делать дальше. Мышь, ничуть не смущаясь, взмахнула хвостом. «Ты чего пригорюнился, везунчик?» Тим не нашелся, что ответить. «Я не смеюсь, тебе и вправду здорово повезло. Удрать от Крюка с Кряком — большая удача, да и тот другой не лучше. Тебя бы он может и не тронул, а вот мышам от него радости мало». «Послушай, мышка, ну хоть ты можешь объяснить мне, что происходит. Я потерялся, устал и ничего не могу понять. Ясно только что я не сплю и что домой к вечеру мне не попасть». «Это точно. Не попасть. Но помочь кое-чем я тебе смогу. Идем за мной!» «Ну уж нет! — поспешно вскрикнул Тим, — я один раз пошел за провожатым — еле ноги унес», «Чудак, кому-нибудь довериться все равно придется. А я тебя не подведу. Ты оказал услугу моему роду». «Когда это я успел?». «Давно. Ты спас племянника троюродного братца моей тетушки там, на своей стороне. Наш род не забывает добрые дела. Пойдем». От этой информации Тим окончательно скис. Сказки деревенских старожилов оборачивались не слишком приятной действительностью.

****

Над головой шептались деревья. Они вели свой разговор неспешно и вдумчиво. Мимо них текла река. Она тоже принимала участие в ночной беседе. Ее струи приносили новости издалека и рассказ о них звенел в ночной тишине. А реке вторил ветер. Он бывал в разных краях, там, куда речной воде было не добраться, и видел и знал больше всех. Тим пытался вникнуть в их беседу, уловить по интонациям ее смысл и ему казалось, что сердце его понимало, о чем идет речь, и даже принимало участие в разговоре. Вот только расшифровать все эти речи мальчик не мог.

В удивительную беседу вступил еще один голос. Это скрипело, журчало и шлепало мельничное колесо. Оно словно старалось рассудить всех говорящих, подвести итог их рассказам. Так внуки прибегают к старенькой бабушке со своими заботами, а она, внимательно выслушав всех, хвалит, журит, успокаивает, дает совет. И всем становится радостно и тепло. «Неужели конец всем скитаниям?». Тим почувствовал, что сердце его забилось чаще. Наверное, оно услышало приятную новость, и постаралось ободрить мальчика.

Обогнув густые заросли, дед вывел Тима к невысокому крыльцу. На ступеньках их поджидал маленький, сгорбленный старичок. В его руках светился небольшой слюдяной фонарь. Пламя свечи в фонаре было теплым и уютным, оно слегка подрагивало, словно приподнималось на цыпочки, стараясь разглядеть идущих по тропинке.

— Проходите скорее, хозяин вас уже дожидается. Как заслышал шум у воды, так и заволновался — не вас ли там прихватили? Он Чирка вперед послал, на встречу, а от него ни слуху, ни духу. Как вы с ним разминулись?

— Чирка, говоришь? Не видел я его. А вот разминуться мы никак не могли. С этой тропки свернуть некуда.

— Идите в дом. На поиски я сам отправлюсь.

Старичок посветил гостям, проследив, что бы они не только поднялись по ступенькам, но и скрылись за дверью. Сам же, задув свечу в фонаре шагнул в темноту и пропал среди стволов.

На мельнице было темно. Огонь в очаге слабо освещал большую комнату с высоким потолком, укрытым тенями, колыхавшимися по стенам и сгущавшимися на верху, у толстенных балок. На стенах было развешено какое-то, непонятное Тиму снаряжение, сети, пучки травы, пара закрытых полок. Очаг располагался в дальнем углу. Слева от него стоял накрытый стол. Плошки, миски, чашки в полной готовности ждали, когда их содержимое попробуют голодные путники. В который раз Тиму показалось, что неодушевленные предметы или живые существа, неразумные на взгляд человека, в здешних краях могут мыслить, чувствовать и действовать на свой, немного непонятный и даже пугающий лад. Вот и сейчас он почувствовал, что если откажется от угощения, вся посуда, выстроившаяся на середине стола, придет в негодование, оскорбленная в своих лучших чувствах. Словно в ответ на такие мысли, ярче вспыхнул огонь в очаге, и на мисках и плошках засветились его отблески. Посуда улыбнулась, довольная, что мальчик правильно все понял. Где-то сбоку, в глубине дома послышались шаги, скрипнула и отворилась боковая дверца. В комнату, пригнувшись, вошел худой, очень высокий человек. Его лицо украшали огромные, свисающие до середины груди усы, припудренные мукой. Мука была видна и на его волосах, таких же длинных и прямых, как усы. Мукой были присыпаны и рубаха и сапоги вошедшего. Он хмуро поглядел на гостей, вздохнул и, шагнув навстречу, раскинул длинные руки. Дед крепко обнял его.

— Здоров будь, Мокряш. Вот и увиделись. Как ты тут живешь-можешь?

— Не торопясь живу. Мне спешить некуда. А вот вам поторопиться и не мешало бы.

— Да, уж. Ночь на исходе, а до дома далеко. Без твоей помощи не обойтись.

— Отчего же не помочь старому знакомцу. Только на голодный-то желудок и разговор не пойдет. Угоститесь, а там вместе и решим как вам дальше быть.

Расположившись за накрытым столом, дед повернулся к Тиму.

— Ну, вот что, внучек. Пора нам тебя пораспрашивать.

Тим невольно подобрался, пытаясь мысленно отыскать за собой неведомую для самого себя вину.

— Не пугай мальца, Парамоныч. Он и так натерпелся здесь, не всякому взрослому по плечу. Недавно от вас гость к нам пожаловал. С виду тертый калач. Ни умом, ни силою не обижен. А лихие его как сухарик схрумкали и не поперхнулись.

— Калача-то не Степаном звали?

— Степаном, не Степаном… Сказать не могу. Он имя свое напрочь забыл, да и себя тоже. Служит лихим как собачонка, и ценят его не больше… — Мельник отвел глаза, пристально разглядывая вышивку на скатерти. — Я вот слышал, что нечисти этой понадобился ключ Старого Ворона. Они давно за ним охотятся, да все без толку. Ворон свои тайны хранит надежно. Хотя и у него промашка вышла. Слух прошел, что выследили лихие ключника. Вот только чем дело кончилось, никто не знает. И ключник исчез и лихие суетятся больше обычного.

— Думается мне, Мокряш, что нет у них ключа. Не то бед бы они натворили и не поморщились. Ворон хоть и приставил к Книге стражей, но против ключа никакая стража не устоит. Он для того и нужен, чтобы все силы под замком держать. Ну, или наоборот, отпереть.

Тим почувствовал, как у него начали гореть щеки. Неужели вся эта невероятная история приключилась с ним из-за неожиданной находки в Крапивинском лесу, а странный, узорчатый ключ был той самой добычей, за которой охотились лихие? Ведь птицы над лесом бились именно за ключ. Он хорошо помнил, как донес до деревни израненного ворона, как лечил его, спрятав в дедовом сарае. Дело это было нелегкое. Деревенскому ветеринару хватало хлопот с домашней птицей и скотиной. Он, наскоро осмотрев дикого пациента, выдал Тиму пару советов и отправил домой, вручив упаковку фурацилина и флакон перекиси. Мальчик старательно ухаживал за раненым, и ему было немного обидно, когда однажды ворона не оказалось на месте. Маленькое окно под крышей сарая было открыто, следов кошачьего нападения не наблюдалось, и Тим справедливо решил, что его подопечный почувствовал в себе силы покинуть лазарет. Ключ же он всегда носил с собой, считая своим законным трофеем. Хозяева находки не объявлялись, и отдавать его кому бы то ни было, Тим не собирался. И вот сейчас, слушая разговор мельника с дедом, он невольно нащупал под рубахой кованную птичью голову.

— Ну не тяни, показывай уж, что за пазухой прячешь?

Тиму стало жарко. Смутившись, и покраснев от этого смущения, он вытащил и положил ключ на стол. Тот лег на выскобленные доски спокойно и уверено, посуда подалась в стороны, освободив ему место, огонь вспыхнул, приветствуя гостя, и две головы склонились поближе, рассматривая каждую деталь узора.

— Вот так дела. Где ж ты его раздобыл? И давно он у тебя?

Пришлось Тиму наскоро рассказывать про свое давнее приключение. Дед и мельник слушали молча, не перебивая, изредка обмениваясь взглядами. Они понимающе кивали головами, хмурили брови, чесали подбородки. Но ни один из них не проронил ни слова. Когда Тим умолк на мельнице стало тихо-тихо. Казалось, что даже вода перестала крутить колесо, прислушиваясь к его словам. Наконец дед глубоко вздохнул.

— Эх Тимоха, Тимоха… Думал я, что мы с тобой до рассвета домой доберемся. Да видать — ошибся. Нужно ключ этот хозяину вернуть. Так что задержаться придется.

— Деда, ну, давай его передадим с кем-нибудь, или вот на мельнице оставим. А владелец потом за ним зайдет, когда время будет.

— Ты пойми, Тимка. Это ведь не безделушка какая-то. Этим ключом закрыта книга, в которой спрятан весь здешний мир. На ее страницах перечислены здешние народы, написаны предания и легенды, древние заклинания, пророчества и тайные знания. Применить их по-всякому можно. Поэтому Ворон и поставлен ото всех ее стеречь. Соблазн заглянуть в книгу велик. Но и ответственность нужно иметь большую. Ведь по незнанию можно много бед натворить, если не ту страницу откроешь или слово не так прочтешь. Ну а уж если лихие до нее доберутся, эта сторона и вовсе исчезнуть может. У них, злыдней, ни чести нет, ни совести. И слезы чужие для них ровно вода… А без этой стороны и наша недолго протянет.

Тим в отчаянии вскинул на деда глаза. Но взгляд Василия Парамоновича был тверд. Он указал на ключ внуку.

— Ты отвечаешь за него, Тимка! Думаю, тебя он сам выбрал, доверился, можно сказать. Неужели ты его в чужие руки отдашь? Или на произвол судьбы бросишь?

— И где мне этого Ворона искать? — вздохнул Тим.

— А стоит ли на мальца такую ответственность взваливать? — молчавший до сих пор мельник встал и резко зашагал взад и вперед между очагом и столом. Его тень металась по комнате, то съеживаясь на полу, то нависая над Тимкой. — Он ведь прав: оставьте ключ у меня, я Чирка к Ворону с весточкой отправлю. Так мы два дела разом и закончим. И вы оба домой вернетесь, и ключ кому нужно достанется. Ты, Парамоныч не сомневайся. Сделаем все как нужно — первым сортом. Когда я тебя подводил?

— Так-то оно так, Мокряш, да вот думается мне…

Лицо мельника исказила злобная гримаса.

— Думается? Глупости! Все эти твои отговорки лишь от страха да от зависти, — голос Мокряша внезапно сорвался на крик. Из перекошенного рта полетели брызги — Знаю, что тебе думается: если мол, мельник ключ передаст, то и слава вся ему достанется, а про Василия и не вспомнит никто. Мол, героем другой кто станет, а не внучек твой распрекрасный! И награда мимо вас пролетит и в мои руки попадет. Вот и вцепились вы в ключ этот, чтобы никому до знаний тайных никому не добраться, а все самим с птицей этой решать: кого казнить, а кого миловать!

Мельник вцепился руками в столешницу, словно приготовившись к броску. Дед Василий потрясенно молчал, не узнавая его. А Тим снова услышал внутренний сигнал опасности. Ему на мгновение показалось, что мельник превратился в огромную куклу и что кто-то невидимый и злобный, снаружи дергает его за нитки, заставляя метаться вдоль стены, и говорит за него визгливым голосом нелепые слова. Не сводя глаз с деда и мельника, мальчик осторожно протянул руку, стараясь как можно незаметнее взять ключ со стола, затем поднялся с места и начал потихоньку отходить к двери. Огонь в очаге, словно испугавшись своего хозяина, сник, комната погрузилась в полумрак, и на Тима никто не обратил внимания. Зажав ключ в кулаке, и прижав руки к груди, мальчик замер у дверного косяка. Сердце на мгновение тоже замерло, голос мельника зазвучал, словно сквозь вату, и Тим услышал, как на дверную ручку легла тяжелая когтистая лапа.

Дальше все было как в голливудском боевике. Дверь вздрогнула и, рассыпавшись мелкими щепками, влетела внутрь мельницы. За щепками, развернувшись боком и выгнувшись в прыжке, ввалился детина, успевший окончательно превратиться в монстра. Краем глаза Тим заметил старичка с фонарем, проскользнувшего в комнату вслед за детиной. Поднялась невероятная суматоха и гвалт. Мокряш пытался выкрутить руки деду, старикашка, подпрыгивая и тоненько визжа, норовил оглушить его фонарем, а детина, пытаясь дотянуться до Василия через стол, крушил дубинкой посуду, словно это было делом всей его жизни. Тим успел увидеть, как разлетались глиняные черепки, как дедушка, стряхнув с себя Мокряша и, откинув старичишку под лавку, отбивался от наседающего громилы, плетеной корзиной. Она гневно трещала прутьями и осыпала детину сверкающим дождем высохшей рыбьей чешуей. А на плечо Тима легко опустилась чья-то рука. «Васильпарамоныч справится, за него не бойся, не он им нужен. Пойдем отсюда поскорее, пока они не разобрались — что к чему» Четкий голос звучал в голове у Тимки, и он вспомнил, что точно так же, без слов, немым языком, с ним разговаривал дед. Он бросил последний взгляд на кипевшую потасовку и выскользнул в темноту вслед за незнакомцем.

Некоторое время они молча бежали по тропинке в лес, затем провожатый, резко схватив Тимофея за руку, свернул в глубину чащи.

— Отдышись немного. Ключ с тобой?

Тим не торопился с ответом.

— Хорошо. — В голосе говорящего послышалась усмешка. — Отвечать кому попало ты не обязан. Но что ты собираешься делать дальше. Сейчас на мельнице сообразят, что упустили цель своей охоты. И тогда начнется погоня. А леса ты не знаешь. Интересно, как долго ты сможешь играть с этой веселой компанией в кошки-мышки? Кстати. С рассветом твои шансы на выигрыш могут сильно уменьшиться.

Тим прекрасно понимал, что незнакомец прав на все сто. Но не мог произнести ни слова. Тот, выдержав небольшую паузу, снял шляпу и нагнулся, заглядывая мальчику в лицо. В лунном свете Тимка увидел ясные зеленые глаза, короткие светлые волосы, и правильные, изящные черты лица. Незнакомец был ему откуда-то знаком. Причем знакомство это было хорошим.

— Что ты предлагаешь?

— Не мешкать.

Незнакомец быстро поднялся и небрежным жестом вернул шляпу на место.

— К Ворону дорога неблизкая, но если постараться, на рассвете мы у него будем. А дальше как повезет. Он вольная птица и не сидит в золоченой клетке в ожидании редких посетителей.

Шагая за своим провожатым, Тим напряженно вспоминал, где и когда он мог встречаться с ним. Ну, перед мельницей на тропинке — это понятно. Кроме того, вполне вероятно, что именно он развернул прочь Крюка с Кряком у пререворотной избы. Но Тимка чувствовал, что не эти встречи не давали ему покоя. Все началось гораздо раньше. «И почему я только у деда не спросил о нем» — укорял себя мальчик. — «Иди теперь, мучайся». Задумавшись, он не заметил, как провожатый остановился, и с ходу налетел на него.

— Ну что, дружище, мы на подходе. Нужно быть осторожным. Лихие умеют наводить морок на любого. А тебе ошибиться нельзя. И страху поддаться тоже. Если испугаешься, лихие над тобой власть возьмут. После уж ничего не изменишь. Я буду рядом, но если ты слабину дашь, от меня толку не будет.

— Послушай, почему я тебе должен верить? Я даже не знаю, кто ты!

— Не знаешь? Неужели?

Встретив недоверчивый взгляд паренька, он сокрушенно вздохнул.

— Понимаешь, две наших стороны не существуют отдельно друг от друга. Они связаны очень тесно. Обычные жители не знают друг о друге. Они живут сами по себе, занятые своими делами, не представляя, что под боком у них существует еще один мир. Их большинство. Некоторые из вас чувствуют эту связь, порою встречаются со своими соседями и складывают о них сказки и небылицы. Но есть те, кто умеет переходить из одного мира в другой, присматривая за всеми и поддерживая определенный порядок. Твой дедушка — один из них. Ну и я тоже. Я всегда старался быть рядом с тобой в обоих мирах. В твоем особенно. Тебе еще нужно назвать имя?

Тим отступил на шаг, потрясенно рассматривая своего спутника. Бесстрашие, изящество манер, умение появляться рядом в трудный момент и быть ненавязчивым. Только об одном существе из своего мира он мог бы сказать такое. Но там, в Крапивне, он не был человеком.

— Банзай?

— Конечно. Васильпарамоныч знал, что мне можно поручить твою охрану. И я был очень огорчен, когда потерял тебя на этой стороне. Ты обладаешь немалой силой, если сумел ускользнуть от моего внимания здесь. А я, поверь, приложил достаточно усилий, чтобы отыскать тебя и помочь вернуться домой. Но тебе положено завершить начатое, иначе бы ты давно попал под власть лихих.

— Но там, на нашей стороне, — ты кот, обычное домашнее животное. А здесь ты человек. Как это возможно?

— Не всегда мы видим суть вещей, Тима. То, что есть на самом деле и то, что мы хотим увидеть — разные вещи. Очень сложно разглядеть скрытую суть, но еще сложнее принять ее. Научиться ценить любое проявление жизни. Мы ведь всегда намереваемся переделать окружающее так, чтобы оно было удобным для нас. А как удобнее тому, что нас окружает, нам и дела нет. Многие готовы отстаивать лишь собственную свободу.

— И если ключ от книги достанется лихим, все пойдет по их плану?

— Нас с тобой уж точно не пригласят на совет по исправлению мира… Ну что, ты готов продолжить путь?

Вместо ответа мальчик развернулся и решительно зашагал вперед.

Ночь была на исходе. Мрак становилс

...

автордың кітабын онлайн тегін оқу По ту сторонуЕлена Фогель

Елена Фогель

По ту сторону...

Оглавление

«По ту сторону…»

автордың кітабын онлайн тегін оқу По ту сторону
Елена Фогель