верил в перемену места: только бы не эти люди, только бы не эти
обстоятельства, только бы улететь из этого проклятого места и - все
возродится, пойдет по-новому!
он, как и очень многие в таких случаях, всего более
Жила-была одна баба злющая-презлющая, и померла.
И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в
огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да и думает: какую бы мне такую
добродетель ее припомнить, чтобы богу сказать. Вспомнил и говорит богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится
и тянется, и коли вытянешь ее вон из озера, то пусть в рай идет, а оборвется
луковка, то там и оставаться бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись, И стал он ее
осторожно тянуть, и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как
увидали, что ее тянут вон, и стали все за нее хвататься, чтоб и их вместе с
нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами
брыкать: “Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша”. Только что она это
выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей
день. А ангел заплакал и отошел
Молчи, хорошенький
мальчик, конфетку кушай.
Я про высший порядок. Порядку во мне нет, высшего
порядка… Но… все это закончено, горевать нечего. Поздно, и к чорту! Вся
жизнь моя была беспорядок, и надо положить порядок.
Полная восторгом
душа его жаждала свободы, места, широты. Над ним широко, необозримо
опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд. С зенита до
горизонта двоился еще неясный Млечный Путь. Свежая и тихая до неподвижности
ночь облегла землю. Белые башни и золотые главы собора сверкали на яхонтовом
небе. Осенние роскошные цветы в клумбах около дома заснули до утра. Тишина
земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со
звездною
Кто любит людей, тот и радость их любит
любят люди падение
праведного и позор его
Восторженный ли вид капитана, глупое ли убеждение
этого “мота и расточителя”, что он, Самсонов, может поддаться на такую дичь, как его “план”, ревнивое ли чувство насчет Грушеньки, во имя которой “этот
сорванец” пришел к нему с какою-то ди
