Не надо возвращаться к старикам. Не надо повторять их путь. Но «от них взять» – надо. Взять и идти дальше, вперед… и тогда уж, пожалуй, действительно «без страха и сомненья».
Наедине с ним становилось понятней; он свое, для себя, вырастил в душе. Свою Россию – и ее полюбил, и любовь свою полюбил – «несказанную».
В разговорах за столом, при других, он произносил какие-то слова «как все», и однако не был «как все»,
Вовсе не Фаина, а все та же Прекрасная Дама, Она, Дева радужных ворот, никогда – земная женщина.
Блок читает, как говорит: глухо, однотонно. И это дает своеобразную силу его чтению.
Кое-что забылось. Многое не знается. Мы жили – разным.
Как бы то ни было, эти месяцы мы прожили, благодаря Бугаеву, в атмосфере Блока.
Мой интерес к Блоку, в сущности, не ослабевал никогда. Мне было приятно как бы вызывать его присутствие
Но по каким-то причинам, неуловимым – и понятным
Стороны чисто детские у них были у обоих, но разные: из Блока смотрел ребенок задумчивый, упрямый, испуганный, очутившийся один в незнакомом месте. В Боре – сидел баловень, фантаст, капризник, беззаконник, то наивный, то наивничающий.
