живое существо не поверяется календарём. Счёт идёт на минуты счастья, что ты испытал рядом с ним.
Нигга родился зимой, выкатившись чёрной каплей из непроглядного сгустка февральских чернил.
Сквозняк, который оставил, уходя, огромный, вырастивший всех наших детей сенбернар, оказался столь силён, что, торопясь унять боль, мы завели сначала одну, потом вторую, потом ещё две собаки.
«Дорога должна ведь привести куда-то…» – убеждал себя я, но тут же внутренне смеялся: большинство дорог в этом лесу, как тому и надлежало быть у русских людей, выглядели будто каракули. Не стоило искать в них смысла – если он и был, то давно иссяк.
, как люблю я утро 1 января. То утро, когда ты почти наверняка знаешь, что будешь идти по улице один – наедине с новым годом
Если мне и было больно – так это за собак. За детей почти нет – ведь им неизбежно придётся обвыкаться с человеческой злостью, и жить среди неё, как сейчас они живут в нежности и заботе
Но всякий маловер однажды найдёт то, во что не верил, – у себя за пазухой.
нет, всё-таки собакам нужны свои лохматые заступники. Надо выстроить скромный домик всех собачьих святых – вот такую же, как у нас, часовенку
Пять душ мерно дышали: четыре мужчины, пришедшие в звериную ночь к матери
Я перебирал снимки его юности – и удивительным образом выходило, что жизнь пса не была короткой. Напротив, она казалась мне очень долгой.
Никак не мог догадаться, в чём тут разгадка.
Наконец, понял: живое существо не поверяется календарём. Счёт идёт на минуты счастья, что ты испытал рядом с ним.
Выходило так, что с Ниггой мне было счастливо – всегда.
