Елена Фёдорова родилась на Чукотке в семье военных врачей. Первый полет совершила в двухмесячном возрасте. Это повлияло на выбор профессии. Елена стала стюардессой Международных линий Аэрофлота. Кроме этого она закончила Всесоюзный Университет Искусств — актер драматического театра, курсы тележурналистов в Останкино, работала на Подмосковном телеканале ТРК «Лобня» и писала свои книги, надеясь, что о них узнают не только в России.
Мечта сбылась. Елена — автор более сорока книг, три из которых переведены на английский и находятся в Доме Поэтов в Нью-Йорке. Суммарный тираж её книг более пятидесяти тысяч.
Елена Фёдорова — поэт, писатель, член Союза писателей России и Союза писателей XXI века, стипендиат Губернатора Московской области в номинации «Выдающийся деятель искусств», финалист Национальных Литературных премий «Дама фантастики 2017», «Писатель года 2014».
Авторский сайт: http://efedorova.ru
Елену Фёдорову можно сравнить с ультраплодоносящим деревом неведомой породы, ибо каждая из ветвей этого дерева обладает собственной плодоносной системой. Поэтому сложно найти адекватное измерение и определение творческому размаху, разноцветию и плодородию, свойственным деятельности Елены. В вышедших из-под её изобильного пера романах она выступает в роли своеобразного проводника и трансформатора непредсказуемых и неповторяющихся сюжетных коллизий, которые ей, по её же словам, передают Свыше. И это — неоспоримый факт. В самом деле немыслимо представить, как рождаются в её творческой лаборатории сплавы из глубины столетий с вкраплениями мистических молекул, с ребусами межличностных отношений. Именно такое радужное разнозвучие наполняет все книги Елены Фёдоровой, получившие заслуженное признание, как и их автор.
Одна из значимых палитр дарований Елены — поэзия. Её стихи — это лирические миниатюры, своеобразные фотоснимки пережитых эмоций на переправах её жизненного пути. Они настолько музыкальны и выразительны, что привлекают многих композиторов, создавших порядка двухсот прекрасных песен.
Помимо большого литературного дара, Елена — воистину талантливая актриса. Спектакли, которые она режиссирует и исполняет по своим произведениям иначе, чем первоклассными не назовёшь.
У Елены много званий и регалий. Но главное, она заслуживает высших наград не только как писатель, поэт, актриса, но и как истинно высокочеловечная и духовная личность.
Начиналась жизнь Лены с Неба. Кто знает может именно там с ней стали вплотную контактировать Небесные Силы, чтобы подарить землянам такую неординарную творческую личность как Елена Фёдорова?
Инна Богачинская — поэт, переводчик, Академик Российской Академии Народного Искусства.
Тысяча первое признание в любви…
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею,
то я — медь звенящая и кимвал звучащий.
Первое Послание к Коринфянам 13:1
За окном бесилась и завывала вьюга. С настойчивым упорством она бросала в окна пригоршни снега, стучала в дверь, гремела на крыше черепицей. Ей хотелось всеобщего внимания, а люди, сидящие у камина, как нарочно, не замечали происходящего вокруг. Их больше занимали взлетающие вверх искры, чем вьюжный ночной ноктюрн.
— Люблю смотреть на огонь, — сказала девушка. — Завораживающее зрелище. Юркие змейки проникают внутрь древесины, создают причудливые огненные картины, выпускают на волю сотню искорок, которым уготован краткий, сияющий миг.
— Пока на поленьях пляшет пламя, рождение искр не прекратится, — проговорил юноша, подбросив дрова в огонь. — В нашей жизни происходит нечто похожее: люди рождаются от огня Божьей Любви и, как искры, устремляются вверх.
Жизнь их так же коротка, но не всегда так же прекрасна. Не всегда… — вздохнул. — Порой, лишь на исходе лет человек спохватывается, пытается все переделать, все переиначить. Но… историю прожитой жизни переписать по-новому нельзя, не-воз-мож-но…
— Вы правы, — она посмотрела на огонь. — Историю переписать нельзя…
— Зато можно разложить на слоги слово «Любовь» и узнать нечто интересное, — он посмотрел на ее разрумянившееся лицо.
— И что же мы узнаем? — она улыбнулась.
— Если разложить на слоги Любовь, то получится вот что: лю — люди, бо — Бог, вь — ведение, знание. То есть любить — это знать Бога!
— Удивительная находка! — воскликнула она. — Значит, получается, что тот, кто Бога не знает, не умеет любить по-настоящему. Так?
— Получается так, — сказал он. — Любовь — это великий дар, посланный нам с небес. Бог есть Любовь. И пока горит Божий огонь, тьма не сможет поглотить землю. Люди будут рождаться и как искры устремляться вверх.
Юноша положил еще одно полено в огонь, искры фейерверком взлетели вверх, словно празднуя новое рождение, возрождение…
— В последнее время я все чаще задумываюсь о любви, которая способна творить чудеса. О той любви, которая проникает в наши сердца и делает нас другими, — проговорил он, глядя в огонь. — Об этой Любви мне хочется говорить стихами:
Сотню лет льется свет
Не-обык-но-вен-ный.
Сотню лет все твердят,
Что любовь — нетленна.
Почему же тогда
Люди расстаются?
Почему же из глаз
Слезы льются, льются?
Потому что любовь
Страстью заменяют,
И о Божьей любви
Ничего не знают.
И не могут достичь
Люди совершенства,
И не верят они,
Что любовь — блаженство.
А с небес льется свет
Не-обык-но-вен-ный,
Знайте: Божья Любовь
Вечна и нетленна!
— Вечна и нетленна, — повторила девушка, наблюдая за искрами. — Вы правы, пока горит огонь Божьей Любви, тьма не сможет поглотить вселенную. Не сможет.
Словно подтверждая ее слова, огонь ввспыхнул ярче, сотни искр взлетели вверх. В каминной трубе завыла вьюга. Юноша прислушался к ее завыванию, улыбнулся:
— Все так же, как и сотню лет назад:
Поет метель, горит огонь и вечность…
Простите мне, сударыня, беспечность.
Всему виною этот маскарад,
В котором мы участвовать хотели,
Но передумали из-за метели…
— О чем это вы, мой друг? — она посмотрела на него с интересом.
— О любви, — ответил он. — О любви и о метели, голос которой мы с вами слышим.
Голос метели, голос метели…
Все будет так, как вы захотели.
Все будет так, как вы попросили.
Тайные знаки понять мы бессильны…
— Да, тайные знаки мы не всегда можем понять, — она улыбнулась.
— Пусть так. Но все же, сударыня, позвольте пригласить вас в прошлое. Давайте отправимся в год… 1748.
— Почему именно в этот год, а не в какой-то другой? — в ее глазах появился азарт.
— Потому что именно в 1748 году в сердце Джакомо Казановы вспыхнул огонь любви, — ответил юноша тоном заговорщика.
— Я не ослышалась, сударь? Вы хотите рассказать мне о любви, которая разбила сердце легендарного авантюриста восемнадцатого века, венецианца Казановы?!
— Вы не ослышались, сударыня, я хочу вам рассказать именно об этом человеке, — подтвердил он. — Полное имя нашего героя — Джакомо Казанова де Сейнгальта. Он родился 2 апреля 1725 года в семье актера Гаэтано Джузеппе Джакомо Казановы и дочери сапожника комедиантки Цанетты Джованны Марии Фарусси, которая была примадонной театра Сан-Самуэле, принадлежавшего знатному семейству Гримани. Став известным авантюристом, Джакомо частенько пользовался фамилией матери, чтобы запутать следы. И это у него ловко получалось.
Неординарные способности проявились у Казановы не сразу. В детстве он страдал сильными носовыми кровотечениями, ходил с постоянно открытым ртом и практически не разговаривал. Восьмилетний мальчик был изгоем. Не известно, как бы сложилась жизнь Казановы, если бы не бабушка, которая отвезла внука на остров Мурано к старой колдунье.
Та предрекла Джакомо прекрасное будущее и принялась за дело. Раздев мальчика догола, она завернула его в саван, пропитанный пряными маслами. Затем жгучей жидкостью помазала ему виски и затылок, велела съесть пять сладковато-горьких шариков и уложила Джакомо в сундук. Чтобы мальчику хорошо спалось, колдунья закрыла крышку на ржавый замок и спрятала ключ.
Вечером, когда на небе появилась луна, колдунья открыла сундук и вернула исцеленного ребенка бабушке. Как она и предсказывала, в полночь через несколько дней после исцеления, в комнате Джакомо появилась дама в белых сверкающих одеждах с короной на голове. Она подошла к кровати, насыпала блестящий порошок на голову мальчика и до самого рассвета беседовала с ним на разные темы. Загадочные речи незнакомки Джакомо запомнил на всю жизнь.
С этого дня у него никогда больше не было кровотечений. Зато возник неподдельный интерес к целительству, который Казанова много раз потом применял на практике, расширяя год от года свои познания в медицине.
Колдунья не только вылечила его недуг, но и пробудила заложенные от природы способности. Казанова очень быстро догнал и перегнал по развитию своих сверстников, продвинулся в изучении музыки, математики, основ стихосложения и особенно латыни. Он обладал феноменальной памятью и с удовольствием заучивал наизусть поэму «Неистовый Роланд» итальянского поэта Ариосто и стихи Горация.
К шестнадцати годам Казанова самостоятельно изучил право и по совету аббата Гоцци решил принять духовный сан. Но…
Из семинарии его исключили за любовь к похождениям, которые принесли юноше первые разочарования. Казанова перестал верить женщинам и воспринимать их всерьез. Он пришел к выводу, что любовь — это игра, в которой выигрывает тот, кто ставит на верную карту. Не нужно соблазнять недоступных красавиц, нужно ухаживать за теми, которые сами проявляют интерес и жаждут быть соблазненными.
Казанова не умел долго огорчаться. Потерпев поражение, он убеждал себя, что такова воля судьбы — fata viam inveniunt, и ждал, когда же Фортуна снова ему улыбнется. Фортнуна — женщина, а он — великий соблазнитель, играющий по ее правилам. Если закрывается одна дверь, то непременно открывается другая.
Его выгнали из семинарии, но тут же приняли на службу к кардиналу Аквавива. Правда и там Джакомо надолго не задержался. Желание увидеть мир заставило его скитаться по свету, мастерски перевоплощаясь то в аббата, то в лекаря, то в игрока, то в чернокнижника, то в дипломата. Джакомо ловко завязывал и распутывал любовные и деловые интриги, исколесил всю Италию, побывал в Риме, Неаполе, Константинополе. Когда же он вернулся обратно в родную Венецию, то был обвинен в богохульстве и заключен в тюрьму Пьомбо.
Венецианцы называли это страшное место «свинцовой» тюрьмой. Все знали, что из Пьомбо выхода нет. Тот, кто попал туда, обречен на пожизненное заключение. Но Казанова не желал так глупо заканчивать жизнь. Он верил, что судьба готовит для него множество сюрпризов, и колесо Фортуны еще повернется в нужном направлении. Главное — выбраться из Пьомбо. Выбраться, во что бы то ни стало… И он выбрался.
Казанова стал единственным человеком, который не только совершил неслыханный по дерзости побег из Пьомбо через разобранную кровлю, но еще и увел с собой заключенного в соседней камере священника Бальби.
Дерзкий побег сделал Казанову знаменитым и открыл для него двери дворянских особняков и королевских дворцов Европы. С 1756 года началось триумфальное шествие Казановы. Во Франции он был принят в высшем свете в качестве мага и астролога, соперничал с графом Калиостро, и ловко обращал в золото человеческую доверчивость.
В Берлине Фридрих Великий предложил Казанове должность начальника кадетского корпуса. Но Казанова не захотел надолго оставаться в этой стране. Его влекла вперед жажда открытий. Ему хотелось покорить весь мир.
В Санкт-Петербурге Казанова был принят Екатериной Второй, беседовал с Суворовым. В Варшаве был обласкан Понятовским. Но не смог надолго задержаться в Польше из-за дуэли с генералом Браницким.
В поисках богатства и успеха Казанова объездил Австрию, Германию, Швейцарию, Францию, Голландию, Италию, встречался с Руссо и Вольтером, пережил несчетное количество любовных приключений, дрался на дуэлях на шпагах и пистолетах, был солдатом, музыкантом, поэтом, даже числился тайным агентом инквизиции.
Несмотря на авантюры и приключения, Казанова находил время для мемуаров, которых осталось бесчисленное множество. Кроме них — более тридцати литературных, философских и политических трудов, а так же перевод «Илиады» Гомера.
В 1775 году, через девятнадцать лет после побега из Пьомбо, Казанове позволили вернуться в родную Венецию. Но радость оказалась недолгой. В 1783 году ему вновь пришлось покинуть любимый город, на этот раз уже навсегда, из-за скандала, разразившегося после выхода его сатирического романа «Ne donna ne amore» — «Ни женщин, ни любви».
На этот раз Фортуна изменила великому соблазнителю. Второе изгнание радости Казанове не принесло. Постаревший авантюрист был уже никому не нужен.
«Мы — мельчайшие частицы в этом мире, где смешались добро и зло. Нам должно жить днем сегодняшним, делать то, что будет выгодно сегодня, ибо чутье наше не ошибается,» — написал позднее в мемуарах Казанова. Он понимал, что галантный восемнадцатый век, век сиюминутной любви и метко сказанного слова подходит к концу. А вместе с ним заканчивается и его время. На сцене жизни появляются новые герои.
Два года Казанова скитался по Европе, пока не нашел приют в чешском замке Дукс у графа Вальдштейна. Тот назначил Казанову хранителем своей известнейшей в Богемии библиотеки, состоящей из более сорока тысяч книжных томов. Были там и книги самого Казановы. На одной из них он оставил дарственную надпись: «Графу Вальдштейну, единственному в мире человеку, которому пришло в голову прекратить, в начале сентября 1785 года, мои скитания, доверив мне свою прекрасную библиотеку».
— В этих словах столько трагизма и нежности, что слезы наворачиваются. Бедный, забытый всеми авантюрист Казанова. Хорошо, что на его пути встретился такой единственный в мире добрый человек, — сказала девушка.
— Да. Граф поступил благородно, поселив Казанову в замке Дукс, где старый авантюрист тринадцать лет выполнял обязанности библиотекаря, получая от графа приличное жалование. Там же Казанова нашел свое последние пристанище. Он умер в июне 1798 года, не дожив до конца блистательного века всего-то двух лет.
Граф Вальдштейн редко бывал в замке Дукс, а вот его дядя фельдмаршал князь Шарль де Линь, один из просвещеннейших людей того времени, был там частым гостем. Ему нравилось беседовать с Казановой.
Вот какую запись оставил князь в своих дневниках: «Джакомо был бы весьма хорош собой, когда бы не был уродлив: он высокого роста и геркулесова сложения, живой и полный ума; но африканский цвет лица, но настороженный, беспокойный, недоверчивый взгляд придают ему несколько свирепый вид человека, которого легче разгневать, чем развеселить. Он — кладезь познания. Но Гомера цитирует столь часто, что способен вызвать к нему отвращение. В рассказы о своих приключениях он вкладывает столько бесхитростности и драматизма, что нельзя не восхищаться им. Но стоит хоть чем-нибудь прийтись ему не по нраву, он становится злым, ворчливым, нестерпимым…
Он всё любит, всего жаждет, и, всем владевший, умеет обойтись без всего… Среди приключений бурной молодости и всей своей авантюристической карьеры он не изменял ни чести, ни такту, ни мужеству… и если и обогащался иногда на счет глупцов обоего пола, то это было для радости людей, окружавших его…
Он горд, ибо он — никто и ничего не имеет… Поразительная сила его воображения, живость, характерная для уроженцев его страны, многочисленные его профессии и путешествия делают из него человека редкого, достойного уважения и дружбы небольшого круга людей, к которому он благоволит».
Князь де Линь любил и защищал величественного, гордого, смешного Казанову, когда его уже никто не любил и не защищал…
Вот, моя дорогая, в нескольких словах биография нашего героя. Но мне хочется вернуться к началу нашего разговора и приоткрыть тайную завесу под названием… — улыбнулся. — Название мы придумаем чуть позже. А пока послушайте пролог:
Он мой лирический герой —
Джакомо Казанова.
Красив, умен, самовлюблён.
Нет… о любви ни слова.
За семь печатей, под замок,
Не говорить об этом.
Оставим верность и любовь
На время под запретом.
На плечи — черный, черный плащ
И — в ночь… О, Боже правый!
Прожить полвека без любви?!
О, времена, о нравы…
Как уголь черные глаза,
И взгляд — ножом по сердцу.
Не говорите ничего
Сегодня иноверцу.
Он вас, конечно, не поймёт.
Вы не судите строго.
Он ночь на помощь позовёт,
Уйдет своей дорогой.
На перекрестке новых лун
Вы встретитесь, быть может,
Но эта встреча никого
Уже не потревожит…
— Уже не потревожит, — повторила она задумчиво.
Юноша бросил в огонь сразу несколько поленьев. Пламя, собиравшееся было погаснуть, вспыхнуло с новой силой, обдав людей жарким дыханием.
— Vous oubliereez aussi Henriette… Вы позабудете и Генриетту… — проговорил юноша нараспев. — Вы позабудете и Генриетту… Так написал Казанова в своих Мемуарах. А нам с вами предстоит узнать, кто же она такая, эта таинственная Генриетта, в которую был влюблен Казанова в пору своей беззаботной юности?
— Думаю, ответить на этот вопрос непросто, — сказала девушка, заметив хитрый блеск в его глазах.
— Вы правы. Генриетта это — мечта, надежда, дама невидимка. Их встреча с Казановой произошла случайно. Хотя, мы с вами знаем, что все случайности в мире происходят не случайно совершенно, — она кивнула. — Провидению было угодно, чтобы Казанова и Генриетта остановились в одной гостинице в соседних номерах.
Любопытная по натуре Генриетта переоделась мальчиком-пажом и под покровом ночи пришла в номер Казановы, чтобы повнимательней рассмотреть веселого постояльца, живущего по соседству. Джакомо, к счастью, спал. Забыв о мерах предосторожности, Генриетта так низко опустила свечу, что на щеку спящего упали несколько капель воска. Казанова проснулся, схватил мальчишку за шиворот, рассвирепел:
— Ты кто таков? Как в номер мой проник?
— Меня зовут Анри, синьор, я слуга вашего соседа, — ответила Генриетта ничуть не смутившись. — Я номер перепутал… случайно… Вы не сердитесь на меня, синьор. Я…
— Сейчас проверим, кто ты есть. И если ты — обманщик, я пристрелю тебя на месте, — Казанова толкнул дверь, крикнул:
— Эй, кто-нибудь, кто знает этого прохвоста?
Распахнулась соседняя дверь, вышел статный венгерский офицер, улыбнулся разъяренному Казанове.
— Я знаю мальчика, синьор, не беспокойтесь. Анри — прекрасный человек. Прекраснейший… Вам повезло, а мне… но, дело не во мне, — посмотрел в глаза мальчишке и с грустью в голосе проговорил:
Я обещал тебе, дитя, и выполняю слово.
Сегодня можете вы стать богиней Анриеттой снова.
— О чем вы тут толкуете?
(Казанова нахмурился.)
Вы в сговоре никак?
Не думайте, что я такой простак,
Что вам поверю на слово.
Вы со слугой на «вы» изволите общаться.
Наверно, нам придется на пистолях драться,
Коль дальше так пойдет…
— Дуэли, драки, пистолеты, — офицер усмехнулся.
Нам ни к чему, поверьте, это.
Повремените до рассвета.
Пускай Анри наш станет Анриеттой.
Вам обо всем потом поведает сама…
Анри…
Вернее, Анриетта, Генриетта…
— Повремените до рассвета…
(пробубнил Казанова).
Анри наш станет Анриеттой, Генриеттой
И обо всем поведает сама…
Мне кажется, что я схожу с ума…
Наверно, перебрал слегка хмельного.
Свободны все.
Вас отпускает Казанова…
Утром Казанову ждал сюрприз. Оказалось, что мальчик-паж вовсе не мальчик, а таинственная незнакомка по имени Генриетта. Так она себя называла. Но никто не мог сказать наверняка, было это имя её настоящим именем или нет. Никто не знал, кто она и откуда появилась. Но то, что она — неземное создание — богиня, было понятно всем вокруг.
Джакомо влюбился до беспамятства, хоть и не сразу это осознал. Встречу с Генриеттой он считал увлекательной игрой. Ему было все равно, кто она на самом деле: комедиантка, авантюристка, шпионка. С ней Казанова был безмерно счастлив. Генриетта умела вести беседы, высказывалась остроумно, любила музыку, прекрасно играла на виолончели, обладала изысканным вкусом, говорила на нескольких языках. Её темперамент был под стать темпераменту Казановы.
— Ты рождена, чтобы составить мое счастье, — не раз повторял он. — Не покидай меня, позволь мне надеяться, что мы никогда не расстанемся. Выходи за меня замуж.
Но Генриетта понимала, что страсть возлюбленного скоро угаснет. Казанова не способен на глубокие и долгие чувства.
— Ты забудешь Анриетту Генриетту, как и прочих своих подружек, — сказала она смеясь. — Но есть еще одна более важная причина, по которой я не могу тебе ничего обещать. Мои родные разыскивают меня. Как только они узнают, где я, мне придется тебя покинуть.
— Давай убежим на край света, спрячемся так, что нас никто не сможет найти, — предложил Казанова.
Генриетта отказалась. Мало того, она заставила Джакомо поклясться в том, что он никому не раскроет её инкогнито, не выдаст её тайн, а будет вспоминать об их любви подобно сладкому сну, который не может длиться вечно.
Мы скоро расстанемся, милый.
Но умоляю,
Ни словом, ни взглядом, ни жестом
При встрече не покажите,
Что знали когда-то меня.
Должны вы запомнить, Джакомо:
Со мною вы — не зна-ко-мы.
Мы никогда не встречались.
Луна нам в окно не светила
И клясться в любви не просила.
И на стекле своим колечком
Я не писала вам слова.
Вам все пригрезилось однажды,
У вас болела голова…
И вам приснилась Генриетта,
Которой не было и нету…
Да, вот еще,
Мне семь печатей
Гонец однажды принесет.
Молю, чтобы не в этот год…
Хочу, чтоб мы смогли с тобою
Еще потешиться игрою,
И нашу молодость продлить,
И чашу радости испить
Смогли мы до последней капли,
Ну а потом…
Все вздор, не так ли?
Для нас важней всего сейчас —
Вот этот миг, вот этот час.
Для нас с тобой он — самый ценный.
Любить я буду неизменно,
Любить тебя, любить и помнить…
Увы, он слишком поздно понял,
Что Генриетту не вернуть…
Нельзя пройти опять тот путь…
Когда он был юнцом, повесой,
Мальчишкой, баловнем судьбы.
Его судить не вправе вы.
Он нам оставил мемуары о том,
Как стал изгоем старым,
Которого спасла Любовь.
О ней сегодня вспомним вновь…
— Красивое начало для романа в стихах, — проговорила девушка. — Интересно, разгадал Джакомо хоть одну загадку Генриетты Анриетты? Встречались ли они после разлуки? Как сложилась её жизнь? Какие слова она написала на стекле своим колечком? Где это окно? В какой гостинице, в какой стране? Что скажете, мой друг?
— Ответы на эти вопросы есть в мемуарах Казановы. Окно, о котором идет речь, находится в женевской гостинице «Весы», в которой Казанова и Генриетта останавливались незадолго перед разлукой. Родные все же разыскали Анриетту и прислали за беглянкой роскошную карету с кучером, лакеями и компаньонкой.
Генриетта сняла с пальца кольцо — подарок Джакомо, написала алмазом по стеклу: «Ты забудешь Генриетту», швырнула кольцо в снег.
Тринадцать лет спустя, 20 августа 1761 года Казанова вновь остановился в «Весах». Ему дали большую комнату. Он подошел к окну и замер, увидев на стекле начертанные алмазом слова «Vous oubliereez aussi Henriette…» Вспомнив, как Генриетта их написала, Казанова побледнел. Сердце ухнуло вниз и на миг остановилось.
Когда силы вернулись, Казанова распахнул окно и закричал изо всех сил: «Генриетта, где ты? Вернись…» Но она ему не ответила. Ему показалось, что под окном в траве что-то сверкнуло. Он побежал вниз, но ничего, конечно же, не нашел…
Кстати, гостиница «Весы» существует и поныне, и еще в 1928 году постояльцы могли видеть на стекле в одной из комнат слова Генриетты: «Vous oubliereez aussi Henriette…»
— Вы позабудете Генриетту… Грустно, мой друг, — проговорила девушка, глядя на огонь.
— Грустно, согласен. Но если верить мемуарам, то после разлуки пути Казановы и Генриетты пересекались дважды. Один раз это было в 1763 году в провансальском городе Экс, куда Казанова приехал с очередной подружкой Марколиной. Он воспользовался гостеприимством Генриетты, но не узнал её в роли хозяйки дома. Через три года он вернулся в Экс с твердым намерением найти Генриетту, но сделать этого не смог. Генриетта исчезла, словно мираж.
Когда же Казанова тяжело заболел и лежал в горячечном бреду, Генриетта явилась ему в образе ангела. Она ухаживала за Джакомо до тех пор, пока он не пришел в себя. Потом между ними, якобы, завязалась длительная дружеская переписка, в которой Генриетта раскрыла Казанове своё инкогнито. Но письма её не сохранились, и тайна остается тайной по сей день.
Доподлинно известно лишь то, что Генриетта получила письмо с семью печатями, одна из которых была королевской. Письмо ей привез французский кавалер, и Генриетта тут же собралась в дорогу. Возможно, она была сбежавшей принцессой, которую нашли и приказали вернуться домой. Но, вполне может быть, что она уехала с разрешения родителей, дав им слово возвратиться назад при первом же приказе. Остановить её не смогли ни слёзы, ни мольбы, ни угрозы возлюбленного Джакомо.
Казанова пытался удержать Генриетту. Хотел поехать вместе с нею. Хотел помчаться следом. Но она отклонила все его просьбы, приказав никогда не узнавать её, если судьба подарит им случайную встречу.
Возможно, такой строгий запрет нужен был потому, что в замке Генриетту ждал жених. Возможно, по какой-то другой причине она не хотела посвящать Джакомо в свои тайны.
Отказавшись от любви земной, Генриетта обрела любовь вселенскую. Казанова стал для неё чудесным сном, в который она погружалась тогда, когда ей этого хотелось.
Казанова поначалу воспринимал их роман, как одно из многочисленных увлечений. Когда же Генриетта исчезла, он чуть не умер с горя. Жизнь для него потеряла смысл. Он закрылся в комнате и несколько дней провел, как в тумане, оплакивая свою потерянную любовь…
В подавленном состоянии Казанова вернулся в Венецию к своему приемному отцу. Тому пришлось потратить немало сил и золотых цехинов, чтобы возбудить в Джакомо прежнюю жажду к жизни и желание покорить мир.
— Ты венецианец, дитя карнавала. Выбери новую маску, которая принесет тебе выгоду. Употреби всю свою энергию, чтобы жизнь доставляла тебе удовольствие, — посоветовал он.
Казанова внял мудрому совету и, помчавшись на поиски новых приключений, стал впоследствии авантюристом, соблазнителем, любовником и в конце жизни, уставшим стариком, попавшим в капкан смертельной скуки. Спасением от которой стали бумага и перо. Днем и ночью Казанова писал свои мемуары, вспоминая покосившийся домик колдуньи на острове Мурано, уроки дамы Домино, театральное закулисье и будуары красоток, мрачные своды тюрьмы Пьомбо, первые утраты, первые победы, друзей, недругов, многочисленных подружек, которых он любил, как дорогое вино. Об одном лишь сожалел Джакомо, что владение ключом Саломона, которым он пользовался при спиритических сеансах, не позволило ему разгадать тайну Анри-Генриетты. Исчезнувшая из его жизни возлюбленная, осталась сладким сном, который невозможно забыть.
Казанова отправился в страну воспоминаний и грез, когда поселился в замке Дукс. Возможно, он рассказывал князю де Линь о своей любви к Генриетте Анриетте, о своем несбыточном счастье.
И мы с вами, моя дорогая, можем услышать эту удивительную историю, которую мы назовем…
— Любовь Казановы, — подсказала девушка.
— Нет, — юноша улыбнулся. —
Я назову роман — Любовь моя…
И многоточие в заглавие поставлю.
Вам место для фантазии оставлю,
Для домыслов, и вздохов, и упреков…
Без этого в наш двадцать первый век нельзя.
— Да, упрекнуть вас не преминут люди,
Кто ничего не делает,
Тот слишком строго судит,
Всегда других…
— Все так, душа моя,
Не будем больше говорить о них.
Откроем нашу тайну тем, кто хочет
Поразмышлять над вымыслом моим…
Vous oubliereez aussi Henriette…
Casanova. Memoires
Вы позабудете и Генриетту…
Казанова. Мемуары.
Ночь. Тишина и полная луна глядит в окно.
Джакомо пишет.
Метель бросает белый снег на крышу и шепчет что-то:
— Слышишь? Слышишь? Слышишь?
Быть может, это голос Генриетты,
Которая сейчас в окно глядит,
грустит, Джакомо Казанову вспоминает и думает:
— Ужели, Боже мой,
Все это было, было,
Было с нами?
Метель — в окошко:
— Да, моя любовь…
АВТОР
Выстрел метели…
Снова и снова
В губы целует Анри Казанова.
КАЗАНОВА
Радость моя, грустное счастье…
Бесится вьюга. В сердце ненастье.
Сердце мое вдребезги снова…
Отсвет луны.
Кто же вы? Кто вы?
Время решило вечностью стать
И с циферблата стрелки убрать…
Если с тобой мы больше не вместе,
Значит, нарушен закон равновесья.
Алмаз по стеклу,
И в отблеске света слова:
«Ты забудешь
Анри — Генриетту»…
Лунный мой мальчик?
Вздох мой прощальный?
Где же твой замок? Где же он?
— Тайна…
АВТОР
Страсти утихли, канули в Лету
И Казанова, и Генриетта.
Только все громче метель завывает
Истину снегом она заметает…
В замке старинном живет Генриетта.
Но Казанова не знает об этом.
Он укрывается чёрным плащом.
Он ни при чём, ни при чём, ни при чём…
Он — путешественник, рыцарь Луны,
Ночью в чужие врывается сны
И исчезает с лучами рассвета.
Где он живет? Не известно об этом.
Где-то, наверно, в холодной стране,
Где очень легко поклоняться Луне,
Спутнице плутов и супостатов,
Где думать о чувствах не надо, не надо.
Чувства — для барышень кружевных.
Наш кавалер не жалеет таких.
Им головы кружит, сердца разбивает,
О Генриетте украдкой вздыхает.
Только она в его мыслях, одна,
Недосягаема, словно Луна…
КАЗАНОВА
Бледнее Луны вы сегодня, мой свет.
Назад возвращенья не будет, нет, нет.
Не стоит тревожиться по пустякам.
Тревогу давайте оставим врагам.
ГЕНРИЕТТА
Тревогу — врагам.
Дуэлянтам — пистоль.
Хотите стреляться,
Мой юный король?
КАЗАНОВА
Глаза заблестели,
Румянец на щёчках.
Вы, радость моя, не измены ли дочка?
Так резко меняете образ вы свой.
ГЕНРИЕТТА
Я — Ваше подобье, мой юный король.
Я — зеркало. В нем отражение Ваше.
Я — капля вина из оставленной чаши.
Оставленной кем-то, кем-то забытой…
КАЗАНОВА
Довольно, моя дорогая, мы квиты.
Вы — ангел земной.
Я — исчадие ада.
Я — смертный ваш грех.
Вы — земная награда,
Которую я сохранить не сумею.
Но все же, признаться в любви вам посмею.
Люблю…
Вы ужасно бледны, дорогая.
ГЕНРИЕТТА
Меня ты забудешь,
Джакомо…
Я зна-ю…
Воском горячим —
На щёку три капли…
Вы всё забыли.
Не так ли? Не так ли?
Конь ваш стреножен,
Взгляд ваш тревожен,
Надо спешить,
Но отъезд невозможен…
КАЗАНОВА
Воском горячим —
На щёку три капли…
Было всё это
На острове Капри.
Море шумело,
Светила Луна…
— Вы, Генриетта, —
Чужая жена?
ГЕНРИЕТТА
Нет, не жена,
А усталый,
Измученный странник.
Я — лунный свет.
Я — дитя.
Я — изгнанник,
Тайна чужая…
Прощаться пора…
Воск со щеки мой
Сотрите с утра…
КАЗАНОВА
Не уходите. Побудьте со мною.
Будьте моей до рассвета сестрою
И об отъезде своем позабудьте,
Другом моим, умоляю вас, будьте.
Не оставляйте меня, Генриетта!
ГЕНРИЕТТА
Прощайте, мой друг…
АВТОР
Укатила карета…
Воском на щёку упали три капли…
Всё это было на острове Капри…
Когда-то всё это, наверное, было.
Жила Генриетта и крепко любила
Венецианца с огненным взглядом.
И знала, любви ему этой не надо.
Он — плут и картежник, развратник, повеса.
Он — молния. Ночь ему служит завесой.
Его не догонит и сотня гвардейцев.
Он мчится вперёд, а в мыслях злодейство…
Хотя, не злодейство, просто — кураж.
Увы. Казанова — всего лишь типаж,
Прислужник греховной природы людской.
За шалость свою расплатился душой…
На щёку упали
Три огненных капли…
Бездушным не больно.
Не так ли?
Не так… ли…
КАЗАНОВА
Громче литавры, скрипки, валторны,
Силу свою карнавал набирай.
Музыку счастья, любви и свободы
Ты нам, оркестр, сегодня играй.
В небо шутихи и фейерверки
С шумом взлетают: Vivat Karnеval!
В каждом окне отражается маска,
Золотом светится каждый канал.
Песни, веселье, музыка, танцы,
Море цветов разлилось по земле.
Белой голубкой любовь замирает,
Огненный грог нам несут в хрустале.
Алые губы от поцелуев.
Взгляд от тебя отвести не могу.
Маска, скажи, мы с тобою знакомы?
ГЕНРИЕТТА
Если отвечу, что нет, то солгу.
Да, мы встречались с тобою однажды…
Много воды утекло с той поры.
КАЗАНОВА
Маска, поверь мне — ты моя жажда,
Придумай условия новой игры.
ГЕНРИЕТТА
Всё новое то, что тобою забыто.
В подарок мне душу свою и пистоль…
КАЗАНОВА
Бери всё что хочешь, бери что угодно,
К твоим лишь губам прикоснуться позволь.
ГЕНРИЕТТА
Потом, когда звуки мазурки утихнут,
Когда огоньки в домах догорят.
На мостике Вздохов, повеса беспечный,
Ты снова увидишь, увидишь меня…
КАЗАНОВА
Исчезла. С толпой карнавальной смешалась,
Остался на столике огненный грог.
Музыка громче! Скрипки, валторны
Скорей уврачуйте сердечный ожог.
Знаю, не выпадет новая встреча…
Силу свою, карнавал, набирай.
Боже, даруй мне, молю, избавленье,
С белой голубкой нас обвенчай…
АВТОР
Ночь. Тишина и полная луна глядит в окно.
Джакомо пишет…
КАЗАНОВА
Я не храню ни писем, ни колец,
И обещаний не даю напрасных.
К чему слова, когда блаженства миг
Так краток…
Мы в объятьях страстных,
Которые яснее всяких слов
Расскажут нам про истинные чувства.
Любовь разлита в воздухе.
Любовь…
Я — обольститель…
Целое искусство придумали когда-то короли,
Но позабыли маленькую малость:
Хранить не нужно писем и колец,
Храни лишь то, что в сердце задержалось.
ГЕНРИЕТТА
Так значит, в вашем сердце что-то есть?
КАЗАНОВА
Конечно, есть.
Оно — ларец старинный.
В нём столько спрятано…
Однако ж, всё равно,
Меня считают многие невинным.
Всё потому,
Что клятв я не давал
И никаких напрасных обещаний.
Красотку крепко, крепко обнимал,
В лоб целовал обычно на прощанье.
ГЕНРИЕТТА
Тогда меня вы не целуйте в лоб.
Я не люблю подобные прощанья.
Останьтесь у камина, я уйду
Одна…
В метель…
КАЗАНОВА
Постойте, Генриетта!
ГЕНРИЕТТА
До сви-дань-я…
КАЗАНОВА
Она ушла, ворвался ветер в дом,
Свеча погасла.
Стало тихо-тихо.
Я не храню ни писем, ни колец.
Я не храню…
В душе — неразбериха.
Душа, как зверь израненный, скулит,
Кричит и стонет, и покоя просит.
О, Генриетта милая, вернись…
Вернись, вернись, вернись…
Вернись…
Метель слова куда-то прочь уносит.
Уносит в ночь, бросает их на снег
И рвёт на части, словно лист бумаги…
Одну тебя люблю,
Одну… те-бя…
Ах, лютый холод.
Лепорелло, браги подай,
Чтоб я согрелся и уснул,
Чтоб всё забыл,
Забыл, как наважденье…
Я не храню ни писем, ни колец.
Я не храню…
Какое преступленье…
АВТОР
Ночь. Тишина и полная луна глядит в окно.
Вздыхает Генриетта…
ГЕНРИЕТТА
Опять, опять приснился этот сон.
Опять не спать до самого рассвета…
И вспоминать, и сердце бередить,
И сожалеть о том, что рядом нету
Того, кого начертано любить,
Всю жизнь с момента юности беспечной…
Ах, почему так краток счастья миг?
Ах, почему так время быстротечно?
Ветер в трубе поёт о тебе
Песню любви и разлуки.
Не развести, не расцепить
На шее сведённые руки.
Кажется, время замедлит свой бег,
Разлуку отсрочит, отсрочит.
Но искры летят и сгорают дотла,
И время минутную паузу сделать не хочет…
Отыщи меня, отыщи,
Поскорей в лабиринте снов.
Покажи мне, прошу, покажи
Путь к спасенью, моя любовь…
КАЗАНОВА
Увы, дитя, не так всё просто.
Всё так не просто под луной.
И не случайно эти звёзды
Свели тебя, дитя, со мной.
Нам эта встреча стала мукой,
Хоть по-иному быть должно.
Но… видно, было изначально
Предрешено, предрешено
Соединить огонь и воду,
Добавить к свету темный мрак,
Непримиримыми врагами
Нас сделать…
Нет,
Тебе — не враг…
Я — твой наставник,
Твой учитель…
Хотя, чему тебя учить,
Когда ты вся горишь желаньем,
Одним желанием —
Любить.
А я, признаться, не умею
Вот так: всем сердцем, от души…
Увы, дитя, не так всё просто
Мне нужно время… не спеши…
ГЕНРИЕТТА
Издалека, издалека
Плывут по небу облака
И цвет их бледно-розов.
Предвестники морозов
Мы называем их всегда.
За ними стужа, холода,
Предчувствие утраты…
КАЗАНОВА
Да нет же. Эти облака —
Предвестники заката.
Как быстро свой меняют цвет.
Не облака, цветов букет
В руках у милой дамы.
Не будьте так упрямы.
Гоните прочь из сердца грусть,
Цветы завянут, ну и пусть.
Не упускайте счастье.
Пусть будет сладостным оно,
Пускай искрится, как вино,
Пускай пьянит, дурманит,
И даже пусть обманет —
Таков закон блаженства:
Нет в мире совершенства.
Пусть облака себе плывут,
Они с собой нас не зовут,
О них скорей забудьте,
Моею розой будьте…
Дайте руку, погадаю,
Расскажу, что в жизни ждёт.
ГЕНРИЕТТА
Я не верю предсказаньям.
Знаю, всё наоборот
Совершится непременно
И у вас, и у меня.
Будет всё совсем иначе.
Всё не так при свете дня.
КАЗАНОВА
Что ж, тогда мне дайте руку,
Чтоб её поцеловать.
ГЕНРИЕТТА
Вот она. Но не спешите,
Милый мой, с огнем играть.
Вы губами прикоснётесь
К тонким линиям судьбы
И поймете, всё — не вечно,
Счастья краток миг, увы…
Расстаёмся…
Стрела Амура — мимо цели.
Не может быть…
Расстаёмся…
Без слёз и вздохов.
Двери — настежь: уйти, забыть.
Расстаёмся…
Порвались струны,
Песня тихая не звучит.
Расстаёмся…
Стрела Амура мимо цели
Летит, летит…
Рас-ста-ём-ся…
КАЗАНОВА
Перекресток судьбы,
Перекресток дорог.
Расставанье — читаем
Порой между строк.
Расстаёмся… Зачем?
Не подвластно уму.
Дай покрепче тебя
Обниму, обниму.
Перекресток пусть станет
Дорогою встреч.
Встреч, которые нужно
Запомнить, сберечь.
Или лучше пусть будет
Скрещеньем сердец,
Над которым сверкает
Венчальный венец…
Перекрёсток…
АВТОР
Ещё слышны её шаги,
И свечи не потухли,
Но взгляд его холодным стал,
Глаза черней, чем угли.
И мысли мчатся вслед за ней,
Друг друга обгоняя.
КАЗАНОВА
Она — богиня, лунный свет,
С такими не играют.
Она — фантазия, мечта,
Не удержать такую.
Но что же делать, если мне
Не надобно другую?
Тогда признайся ей в любви,
Останови скорее,
Быть может, этот лунный свет
Словам твоим поверит.
И повернётся время вспять,
Чтоб всё начать сначала.
Нет… Лучше всё оставить так,
Чтоб сердце замолчало.
Не стану ничего менять.
Жизнь — это дуновенье.
Огонь любви и лунный свет
Смешались на мгновенье.
Одно мгновение всего
Мы были с нею рядом.
А всё, что дальше — пустота.
Мне ничего не надо…
ГЕНРИЕТТА
А было это или нет,
Теперь уже не важно.
В снегу исчез последний след.
Прощаться, в общем-то, не страшно.
Не страшно сердце сжать в тиски,
Не проронить ни слова.
Не страшно плакать от тоски,
И знать, не будет встречи новой.
Не будет, сколько ни проси,
Ни утешенья, ни прощенья…
Одно даровано судьбой:
Забвенье, полное забвенье.
Забыто, стёрто, сожжено
И пеплом — по ветру… так проще.
На звёздном небе — млечный путь —
Последний, чуть заметный росчерк…
КАЗАНОВА
Было лето, Генриетта,
А теперь зима, смотри.
Со щеки своей снежинку
Мягкой варежкой сотри.
Нет, постой, снежинку эту
Поцелуй пускай сотрет.
ГЕНРИЕТТА
Лучше в губы поцелуйте.
Губы сладкие, как мёд.
На морозе целоваться
Приходилось вам иль нет?
КАЗАНОВА
С вами — нет, моя голубка.
А с другими…
Тоже — нет.
ГЕНРИЕТТА
Так целуйте поскорее
В губы сладкие, как мёд.
КАЗАНОВА
Генриетта. Генриетта
Вы — огонь, я словно лёд.
Замерзаю, замерзаю,
Что со мною, не пойму…
ГЕНРИЕТТА
Я сегодня, Казанова,
Снег в помощники возьму.
Чтобы всё, что было с нами,
Он скорее забелил.
Чтоб Джакомо Казанова
Генриетту позабыл.
КАЗАНОВА
Нет… Не нужно, Генриетта,
Не спешите уходить.
ГЕНРИЕТТА
Лето в прошлом, Казанова,
Нам его не возвратить.
Мягкой варежкой стираю
Со щеки снежинку я.
Ухожу… Прощай, Джакомо.
КАЗАНОВА
Не спеши, любовь моя!
Взрыв метели и затишье.
Никого, лишь снег летит.
Генриетта, Генриетта,
Где, скажи, тебя найти?
ГЕНРИЕТТА
В снеге, в облаке и в ветре,
В бликах солнца и в луне.
В Вашем сердце, Казанова.
Вам легко прийти ко мне.
Руку к сердцу приложите,
Если бьётся, я — жива.
А не бьётся, были лживы
Все заветные слова.
Никому не говорите больше их,
Прошу, мой свет.
Проживёте, Казанова,
Без меня вы много лет…
КАЗАНОВА
Мне без вас и дня не нужно.
Мне без вас…
ГЕНРИЕТТА
Слова, мой свет…
Руку к сердцу приложите.
Бьётся сердце?
КАЗАНОВА
Нет…
Не-т…
Н-е-е-е-е-т…
ГЕНРИЕТТА
В зеркальном отраженьи
Остались наши тени.
А нас с тобой давно уж
В том старом замке нет.
В зеркальном отраженьи
Застыл хрусталик счастья.
Его увидеть можно,
Когда погаснет свет.
Когда большие свечи
Заплачут в канделябрах,
И музыка польётся
С небес, как будто дождь,
Ты в зеркале увидишь
Всё то, что сердцу мило,
Хрусталики былого
В ладони соберёшь.
И будет тихо-тихо
Звучать любимый голос,
Сливаясь с поднебесной
Мелодией дождя.
И ты вздохнешь украдкой,
И сердце затоскует,
Ведь возвратить принцессу
Назад, увы, нельзя…
КАЗАНОВА
Вы — принцесса, Генриетта?
ГЕНРИЕТТА
Да, а, может быть, и нет.
В воду брошу ожерелье,
Чтоб узнали вы ответ.
Коль утонет, я — принцесса.
Не утонет — дочь Луны…
Вы боитесь, Казанова?
КАЗАНОВА
Не ответа, а волны…
Слишком ветрено сегодня,
Волны бесятся вокруг…
ГЕНРИЕТТА
Волны, ветер, все пустое
Для меня и вас, мой друг.
Вы к груди меня прижмите,
И пройдет любой недуг.
КАЗАНОВА
Вы колдунья, Генриетта,
Чаровница…
ГЕНРИЕТТА
Вовсе нет.
Просто Вы в меня влюбились,
Казанова.
Вот ответ.
КАЗАНОВА
Нет, нет, нет…
Мы с тобой договорились
Про любовь не говорить.
ГЕНРИЕТТА
Я забыла, извините.
Нужно тему нам сменить.
Нынче ветрено и сыро,
Тучи темные плывут.
Мне пора. Я вас оставлю…
КАЗАНОВА
Навсегда?!
ГЕНРИЕТТА
На пять минут…
Побегу в свечную лавку,
Свечи кончились у нас.
При свечах устроим ужин
С Вами мы, как в прошлый раз.
Будет снова лунный лучик
Занавески раздвигать.
Будет пылко Казанова
Генриетту целовать.
Называть её принцессой,
Чаровницей, может быть,
И попросит до рассвета
О любви не говорить.
А потом…
КАЗАНОВА
Ни слова больше.
Всё, что будет, будет пусть.
Генриетта…
ГЕНРИЕТТА
Казанова…
Вдох и выдох…
Радость — грусть…
КАЗАНОВА
Мы были молоды,
И думали, что вечность
Для нас свои ворота распахнёт.
Мы были молоды,
И жить всегда хотели
Беспечно, весело,
Без всяческих забот.
Жизнь — карнавал.
Жизнь — бесконечный праздник.
Жизнь — фейерверк,
Что виден всем вокруг…
Но, оказалось всё не так уж просто,
Жизнь огненной геенной стала вдруг.
И переплавившись в горниле испытаний,
Мы поняли, что вечность — это миг.
Лишь тот блажен,
Кто тайну мирозданья узнал,
Кто жизни высший смысл постиг.
АВТОР
Ночь, тишина, и полная луна глядит в окно.
А Генриетта косы расплетает и о Джакомо
снова вспоминает…
ГЕНРИЕТТА
Вы — мой придворный менестрель,
Прилежный ученик Лаири.
Поете песни о любви,
О счастье, радости и мире,
О ежедневных чудесах,
Что нам являет милость Божья,
О том, как трудно быть собой,
Быть совершенно непохожей
На всех, живущих на земле,
На тех, кто жил и правил прежде.
Не умолкай, мой менестрель.
Дай силы вере и надежде.
Пусть громче музыка звучит,
Пусть струны сердца растревожит,
Пускай она воздушный мост
К мечте несбыточной проложит.
Пусть явью станет сладкий сон,
Пусть сбудутся все предсказанья.
Пой, пой, мой добрый менестрель,
Мое небесное созданье.
И, может быть, душа моя
От горьких дум своих очнётся,
И в мир восторгов и любви
Душа моя опять вернётся,
И я забуду обо всём,
Что помнить больше мне не надо.
Твои слова, мой менестрель,
Мне утешенье и отрада.
Я с детства знаю наизусть
Твои баллады, песни, сказки.
Прошу тебя, их повтори,
Добавь в палитру новой краски…
КАЗАНОВА
Генриетта — любовь моя
Безответная, вечная.
Генриетта — отсвет луны,
Незажившая рана сердечная.
Проку нет тосковать о былом,
Время вспять уже не вернётся.
О тебе, о тебе вспоминать,
Ангел мой, мне теперь остаётся.
Перелистывать книгу судьбы
И вздыхать о годах быстротечных,
И жалеть, что в жизни, увы,
Всё изменчиво, зыбко, не вечно.
Всё проходит, вот только рубцы
Остаются в душе и на сердце…
Генриетта, вспомни меня,
Генриетта, прости иноверца.
Мне улыбку свою подари,
Появись словно сон иль виденье.
Возвратиться в юность позволь
На мгновенье одно, на мгновенье.
А потом, пусть кружится метель,
И виски сединою белит.
Генриетта, мой мальчик, мой сон…
В то, что было, никто не поверит.
Да и сам я не верю давно
В эту сказку о призрачном счастье.
Генриетта, я знаю, что нам
Суждено ещё раз повстречаться,
Где-то там, высоко-высоко,
Где-то там, в беспределье незримом
Мы узнаем другу друга, мой свет,
Станем частью одной неделимой.
Генриетта…
ГЕНРИЕТТА
Я Вас просила, Казанова,
Меня не узнавать.
Я Вас просила, Казанова,
Своей не называть.
Ушла в метель…
И долго-долго стояла на ветру.
Ждала, что Вы помчитесь следом,
Приняв мою игру.
Но… Вы остались у камина,
Как будто истукан.
Вы знали, рано или поздно
Раскроется обман,
И Вы забудете о клятвах,
Которыми клялись.
Я Вас простила, Казанова,
У Вас такая жизнь.
А у меня она — другая:
Бегу в метель, в пургу…
Но, что мне делать, Казанова,
Без Вас я не могу.
Вы — мой попутчик, спутник вечный,
Вы — тень моя, Вы — сон.
Без Вас живу, но в каждом вздохе
Я слышу: он, он, он…
Я знаю, новое свиданье
Судьба подарит нам,
И я возьму тебя, Джакомо,
Гулять по облакам…
КАЗАНОВА
Плащ цвета времени надену,
Сегодня я — комедиант.
Вас оценить прошу скорее
Мой поэтический талант.
Слагать стихи для Вас, синьора,
Так сладостно, признаюсь я.
В них я — король, Вы — королева.
Любви волшебная струя
С небес на землю льется, льется,
И замирает чуть дрожа…
Вперед скользит гондола наша
Так плавно-плавно, неспеша.
И мы во власти чар особых,
Любовных, необычных чар
Скрываем свой пожар сердечный,
Бросаем в воду тайный дар,
Чтоб Адриатика скорее
Нас обвенчала под луной,
И чтобы Вы, моя синьора,
Остались навсегда со мной!
ГЕНРИЕТТА
В стихах всё выглядит прекрасно.
Но, Вы — актер, комедиант.
И всем в Венеции известен
Ваш обольстителя талант.
Синьорам Вы поёте песни
И услаждаете их слух.
А утром Ваш огонь сердечный
Увы, потух, потух, потух…
И наша бедная синьора
Одна останется в слезах.
А Вы, Джакомо Казанова,
В других витаете мирах.
Вы одеваетесь аббатом,
Иль Калиостро, иль слугой
И песни новые спешите
Пропеть красавице другой.
КАЗАНОВА
Что из того? Да, я проказник.
Но жизни Вашей каждый час
Я превращаю в яркий праздник,
Дарю Вам счастье. Пусть на час.
Тем и ценней оно и слаще,
Тем упоительней оно.
Нас счастья миг пьянит и манит,
Как золотистое вино.
Сполна, сполна им насладитесь.
Ему отдайтесь, ангел мой.
Пусть Адриатика венчает
Прохладной нас своей водой.
Плащом Вас времени накрою
И попрошу про все забыть.
Оставлю мысль о том, что нужно
Нам всем одно — любить, любить!
Лю-би-ть…
АВТОР
Ночь. Тишина. Метет метель. Луна глядит в окно.
Мечтает Генриетта.
ГЕНРИЕТТА
Вышиваю бисером для тебя кисет.
Только верить этому, знаешь, смысла нет.
Королевам незачем пальчики колоть.
Для другого дела их создал Господь:
Королевством править, свой народ любить,
И от зла, коварства Божий мир хранить.
Гордым королевам не к лицу грустить,
И печалью сердце незачем томить.
Королева твердой быть должна всегда,
Слёзы королевы — талая вода.
Где текла когда-то, там растут цветы
Их для королевы собираешь ты.
И в венок вплетаешь цветик за цветком,
Ждёшь, что королева вдруг придёт в твой дом.
Принесёт с собою вышитый кисет
И тебе подарит в золоте портрет,
И расскажет сказку о своей любви,
И тебя попросит: «Милый, помоги
В ту страну вернуться, где миндаль цветёт,
Где Джакомо юный Генриетту ждет,
Где рассыпан бисер белый по траве,
Где слова и мысли только о тебе».
Только, только, только…
Время не вернуть.
В омуте печали можно утонуть.
Лучше пальчик тонкий уколоть иглой,
Всё, что было с нами, посчитать игрой.
Каплю крови алой промокнуть платочком,
И в романе нашем скорей поставить точку.
Позабыть о милой юной Генриетте
Словно этой девочки не было на свете.
Словно сразу стала гордой королевой
Дочь Луны и Солнца, дочь Адама с Евой.
Словно бы из замка в ночь не убегала,
Словно Казанову в жизни не встречала,
И не знала вовсе, что любить так больно,
И своею жизнью была всегда довольна…
Вдруг, кисет из бисера вышить захотела…
Прихоть королевы —
В этом все и дело!
КАЗАНОВА
Сегодня полная Луна
В окошко заглянула
И в душу мертвую мою
Сегодня жизнь вдохнула.
Я снова молод и красив,
Любим и счастлив снова,
И все вокруг зовут меня:
Джакомо Казанова!
Не перечесть моих побед
И подвигов любовных.
Мой кипарисовый венок
Во многих родословных
Князей, вельмож и королей,
Живущих в мире этом.
Про всех забыл.
Но не могу забыть про Генриетту.
Луны холодное дитя
Меня очаровала
И навсегда меня к себе
Без спроса приковала.
Ушла, растаяла, как снег,
Всё позабыть велела.
Но как забуду я глаза,
Лицо белее мела,
И голос, и разлет бровей,
И губы…
Сердце стонет.
Седую голову свою
Старик сегодня склонит
К ногам твоим, мое дитя,
Мой ангел, сон мой вечный.
Ну, почему?
Ну, почему
Так время быстротечно?
Ну, почему нельзя вернуть
Тебя, дитя, обратно?
Богатство мира — сущий вздор,
Пусть сгинет безвозвратно.
Пусть прахом, пеплом по земле
Развеется скорее,
И пусть никто, никто ему
Отныне не поверит.
Пусть вечно царствует Луна,
Пусть Солнце людям светит,
Пускай в сердцах живёт любовь,
Пусть подрастают дети.
И, может быть, в одном из них
Проснётся Казанова,
И фантастический сюжет
Тогда начнется снова.
Но… попрошу тебя, малыш,
Не торговать душою.
Пускай всегда душа твоя
Останется живою.
Своей женою назови
Скорее Генриетту.
Будь счастлив с нею, мальчик мой,
И помни, лучше нету
Твоей красавицы жены,
Твоей подруги милой…
Прощай, Джакомо, ухожу,
Мои иссякли силы.
Сегодня полная Луна,
Сегодня дивный вечер.
Во имя счастья и любви
Пускай зажгутся свечи!
АВТОР
Ночь. Свечи, тишина. Воспоминания тревожат душу.
Успеть, успеть про всё сказать, пока ещё есть силы.
Перо скрипит, Джакомо пишет…
КАЗАНОВА
В наряде мальчика явились вы ко мне.
Вы именем Анри себя назвали.
Меня Вы очень ловко разыграли,
Меня Вы вокруг пальца обвели.
Когда б я знал, что с нами будет после,
Я б выставил Вас сразу за порог.
Признаюсь честно, если б было можно,
Я бы исправил все, что только смог.
Все-все, от вздоха первого до стона,
До слез скупых, что появились вдруг…
О, Генриетта милая, простите
Мне имя Ваше так ласкает слух,
Что не могу его не повторять я,
И Вас я не могу не вспоминать,
И маску карнавальную за маской
Со всех нарядных Коломбин срывать,
И верить, что сейчас, сию минуту
Вы мне пошлёте верный, тайный знак…
Надеяться и понимать подспудно,
Что в жизни нашей всё совсем не так.
Вы далеко, наверное, на Марсе
Живёте, Генриетта, ангел мой.
А я скитаюсь по земле все годы эти
Бездомный рыцарь, очарованный Луной.
Когда она является на небе,
Я жду прихода мальчика в свой дом,
Томлюсь мечтой о милой Генриетте,
Ну, а потом, потом, потом, потом
Я дверь ногой толкаю: Что за мука?!
В такую ночь нельзя, нельзя грустить.
Я — Казанова — сердцеед, проказник,
Я должен жизнь свою шутя прожить!
Сгореть дотла, спалить себя нещадно
В огне страстей, измен, разрывов, слёз.
Играть в любовь, влюбленным притворяться,
Но никогда не говорить всерьёз о чувствах,
Никому не клясться,
И обещаний скорых не давать,
Чтоб на крючок случайно не попасться,
Чтобы заложником любви своей не стать…
Вот так сегодня рассуждаю здраво.
А было время, умереть хотел
Из-за того, что милый лунный мальчик
Мне в сердце выпустил, наверно, сотню стрел.
Я к ним привык.
И даже свыкся с мыслью,
Что Генриетты не было и нет…
Но иногда я вижу, в лунном лике,
Анри проказник зажигает свет.
И снова Казанова юн и весел.
И снова жизнь — прекрасный карнавал.
И снова мысль шальная:
День последний здесь, на земле —
Не точка, не финал!
Он нам даёт возможность стать другими,
Не отрекаться от любви своей…
Мы встретимся, я верю, Генриетта,
В наряде мальчика войди в мой дом скорей…
ГЕНРИЕТТА
Не хочу с тобой расставаться…
Вечность — дождиком по стеклу.
Не хочу с тобою прощаться…
Превращается время в золу.
Нет, не время, а только частички
Наших самых счастливых минут.
Я с тобой не хочу расставаться.
Пусть скорее камин разожгут,
Чтобы черного пепла не видеть
И поверить в пророчество вновь,
И назвать нашу первую встречу
Удивительным словом: «любовь».
Я люблю. Не хочу расставаться.
Я люблю. Не хочу уходить.
Я люблю, и тебе эту фразу
Я готова сто раз повторить.
Я готова, но ты не услышишь.
Ты сейчас бесконечно далёк.
Обо мне пусть скорее напомнит,
Из камина упав, уголёк.
Ты его осторожно поднимешь,
Улыбнешься и бросишь в камин,
И меня обязательно вспомнишь,
Одинокий, седой господин.
И негромко промолвишь два слова,
Словно ты их твердил много лет.
И тебе я отвечу: «Джакомо,
Рада встрече, мой милый, привет!»
КАЗАНОВА
Привет, Генриетта!
ГЕНРИЕТТА
Привет, Казанова!
КАЗАНОВА
Похоже, роман начинается снова.
Похоже, что это ещё не финал.
Я знал это, знал это, знал это, знал!
Я чувствовал,
Ты где-то здесь, где-то рядом.
За годы забвенья — такая награда.
Такая!!! Непостижимо уму…
Позволь тебя к сердцу крепко прижму.
Позволь поцелую в холодную щёчку
Холодной Луны строптивую дочку,
И вспомню всё-всё до последнего стона…
Глаза твои нынче, как небо, бездонны.
Скажи что-нибудь, не молчи, дорогая.
Смотри, как закат за окном догорает,
Вступает в права свои ночь чаровница,
Вуаль опускают на белые лица
Красавицы всех возрастов и сословий…
Не будем сегодня мы ставить условий.
Забудем про всё, любви предадимся,
Друг другом скорее давай насладимся.
Почувствуем вновь притяженье сердец.
Пускай нам подарит Луна свой венец.
Пусть нас обвенчает она, как тогда,
Пусть нам возвратит все былые года,
Когда мы по свету с тобою скитались,
Но почему-то, увы, не встречались.
И вот, наконец-то, награда такая!
ГЕНРИЕТТА
Прощайте, Джакомо…
(И образ растаял…)
КАЗАНОВА
(Заплакал старик:)
Ах, какая напасть.
За что мне такая безумная страсть
К прекрасной мечте, к моей Генриетте,
Которой, наверное, нету на свете?
Наверное нету, а может быть есть?!
И, может быть, даже она где-то здесь?
Не зря же я имя её повторяю,
Не зря же вернуться ко мне умоляю.
Мне нужно услышать всего-то два слова:
Привет, Казанова!
При-вет… Ка-за-но-ва…
АВТОР
Ночь, тишина, глядит в окно луна.
Джакомо пишет, пишет, пишет…
Скрипит перо и музыку любви,
Любви безумной он в минуты эти слышит…
КАЗАНОВА
Сквозь серый пепел облаков
Сверкает розовый закат.
Уходит день за горизонт.
Виват, царица ночь! Виват!
Я — твой бессменный часовой.
Я — твой почетный адъютант.
Герой-любовник, старый Дож,
Мальчишка, пилигрим, педант.
И это всё в одном лице?
Какой пассаж, какой сюрприз.
Сегодня дама Домино
Вручить мне обещала приз.
Я знаю, верить ей нельзя,
Но так величествен закат,
Что я спешу в её вертеп,
Я услужить ей ночью рад.
А утром будет горизонт
Пурпурным золотом сиять.
И я скажу: «Позволь, мой свет,
Скорей оковы с сердца снять.
Я понял, как ужасен плен,
Как жжёт и больно ранит ложь.
Прошу, прости, не уходи…»
Но ты опять, опять уйдёшь.
Уйдешь, едва из облаков
Проступит розовый закат.
Я закричу тебе во след:
— Прости меня, я виноват…
Я знаю, не вернуть ни дня.
Не изменить фортуны круг.
Но каждый день кинжалом в грудь
Вонзает мысль: а вдруг?! А вдруг!
Ты в дом тихонечко войдёшь,
Одевшись в розовый закат.
И я воскликну: «Ангел мой,
Тебя приветствую. Виват!!!»
ГЕНРИЕТТА
Присутствует Вечность
На каждом свидании нашем
Незримо.
И время осколками звёзд
Загорается в небе.
Любимый…
Как сладостно нынче
Звучит клавесин,
Как вздыхает струна на виоле.
Лю-би-мый…
КАЗАНОВА
А дальше ни слова,
Ни слова не помню…
Слова растворились в метели,
И канули в Лету.
Пора бы забыть Вам, мессир,
Про свою Генриетту.
Пора…
Но зачем-то струна на виоле вздыхает,
И память страницы былого
Листает, листает, листает…
И Вечность у двери стоит до рассвета
Каменным стражем.
И время — осколками звёзд…
И в метель за её экипажем
Я мысленно мчусь,
Но догнать не пытаюсь.
Наверно, я так
В промедленьи своем
Перед ней извиняюсь.
Наверное, мне это нужно сегодня.
Кончается век,
И в сияньи гирлянд новогодних
Столетье закружит
В прощальном своем менуэте.
Нет лучше тебя, Генриетта, на свете!
Я выкрикну громко
И в ночи морозной исчезну.
И, может быть, вновь
Через сотню столетий воскресну…
Когда-нибудь я непременно воскресну…
АВТОР
Ночь. Тишина и полная Луна
Глядит в окно глазами Генриетты.
Остались нераскрытыми секреты,
Которые пыталась скрыть она…
Джакомо данной клятвы не нарушил,
Хоть много мемуаров написал.
Он знал, что и у стен бывают уши,
Поэтому о главном промолчал…
КАЗАНОВА
Пишу мемуары о жизни беспечной.
Пусть кто-то считает меня бессердечным,
Пускай говорят обо мне что угодно.
Я был и остался бродягой свободным.
Хотя, не бродягой, а рыцарем розы.
Сударыня, Вам не к лицу эти слёзы.
Утешу Вас с легкостью, к сердцу прижму
И Вашу печаль, как шляпку, сниму.
Монет золотых мне отсыпьте в награду.
А нету монет, не большая утрата.
Колечко мне дайте с руки иль подвеску…
Браниться не стоит. Ну да, я — повеса,
Болтун, похититель сердец, балагур,
Помощник влюбленных, великий Амур!
Смеетёсь. Я счастлив. Пора мне в дорогу,
Другую спешу утешать недотрогу.
Мне любо рассказывать сказки свои,
Мне хочется всем говорить о любви.
И розы дарить с большими шипами
На память красотке, на долгую память.
Пусть помнит до смерти Джакомо она,
Пусть будет верна ему, будет верна.
Хотя, слово «верность» здесь неуместно.
Забытое чувство не сможет воскреснуть.
Не сможет из снега огонь разгореться,
Метель не поможет бродяге согреться…
АВТОР
Метель и бродяга — два родственных слова.
Когда-то их очень любил Казанова.
Бродягою он называл Генриетту,
Что мчит без оглядки по свету, по свету.
Хотел быть метелью, летящей за ней,
Вплетал изумруды он в сбруи коней…
Теперь в эту сказку непросто поверить.
Непросто, когда закрыты все двери,
И он — позабытый всеми старик
Сидит и пишет строчки в дневник.
Вздыхает о том, что года пролетели,
Что лютыми стали нынче метели,
Что некого больше к сердцу прижать,
И сказку последней любви рассказать…
В его мемуарах себя вы узнали,
А значит, не будет точки в финале.
Не станем мы ставить финальную точку,
Украсим наш новый роман многоточьем…
КАЗАНОВА
Медленно-медленно падает снег.
Век на исходе, и времени бег
Все ускоряется. Время, опомнись!
Дай мне закончить последнюю повесть…
Повесть о счастье, которого нет.
Время, помедли, дай мне ответ:
Как объяснить, всё, что было меж нами?
Как удержать мне в руках это пламя?
Как успокоить сердце, скажи?
Время, прошу, не спеши, не спеши.
Медленным стань, словно снег за окном.
Век на исходе… Что будет потом
Нам не известно, а прошлое здесь,
В этой тетради… Взять и прочесть
Мне бы хотелось его половину.
Время, постой, не толкай меня в спину.
Дай задержаться на пару минут…
Знаю. Нельзя. Нас в дорогу зовут.
Я вместе с веком в забвенье шагаю,
Тайны свои я с собой забираю.
Вам оставляю на память три слова.
Запомните их:
Вас любил Казанова…
Выстрел метели завершил историю любви великого авантюриста Джакомо Казановы и Генриетты…
Нас не станет,
А жизнь на планете продлится…
Будут так же рассветы вставать,
Будут дети рождаться,
Будут верить, любить, расставаться,
И, наверно, о нас будут помнить потомки,
В мир пришедшие после нас…
Венеция открытая всем ветрам, находится между водой и небом. Город то залит солнцем, то затянут пеленой густого тумана. Венеция, словно знаменитая белая маска — баута и черный плащ, сама стала символом карнавала. Едва гаснет последняя свеча уходящего дня, в городе начинаются новые приготовления, создаются новые маски.
Маски изменят до неузнаваемости лица. Маски раскрепостят людей, заставят господ прислуживать рабам, а рабов усадят на троны. Сотни Коломбин, Пьеро, Арлекинов, Домино будут разгуливать по узким улочкам, кататься в гондолах, влюбляться, жить веселой, беззаботной жизнью без «завтра» и «вчера», наслаждаться сиюминутностью венецианской вечности.
И, может быть, кто-то из них увидит и поймёт тайные знаки, которые хранит для нас Ве-не-ци-я…
Я умею читать между строк,
И разгадывать тайные знаки,
Я могу, Вас услышав без слов,
Записать всё, всё, всё на бумаге.
Ваши чувства, и Ваши мечты,
Ваши мысли, и промахи Ваши,
Чтоб из них получились стихи —
Полуночные шёпоты наши…
По земле идёт Любовь
Канули в Лету времена, когда в литературных кафе читали свои стихи Анна Ахматова, Николай Гумилев, Борис Пастернак, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Вячеслав Иванов, Иннокентий Анненский…
Мало кто помнит поэтические театры и театры у микрофонов. Новое время диктует новые виды искусств.
Но, несмотря ни на какие веяния времени, человеческие души тянутся к прекрасному, отзываются на доброту и красоту поэтических строк. Именно поэтому интерес к поэзии не ослабевает.
Одним из первых спектаклей театра на Таганке в 1965 году стал поэтический спектакль «Антимиры» на стихи Андрея Вознесенского, о торжестве поэзии и человечности, о торжестве щедрого, красочного мира над антимирком самоубийств и стриптиза. Каждый новый показ привносил в ткань спектакля нечто особенное, видоизменял его. Число зрителей возрастало день ото дня. Люди слушали, сопереживали, говорили стихами.
Удивительные метаморфозы происходят и с нашим спектаклем, который был поставлен в 2006 году Натальей Трапезниковой. Актёры не играют свои роли, а живут стихами, балансируя на грани чувств и бесчувственности.
Вначале они молоды и беспечны. Любовь дает им крылья, зовёт за собой в мир иллюзий. Но чтобы сохранить этот хрупкий мир, чтобы не потерять любовь, им придётся стать другими…
Любовь
В мире нет случайных встреч.
В мире нет случайных песен.
Мир наш так безумно тесен,
Что по замыслу небес
Видеть таинство сюжета,
Слышать пульс и жизни бег,
Вобрать в себя всю энергию света
И одарить ей всех, всех, всех…
Доверено Поверенному свыше
С красивым именем Поэт…
Он точно знает, что такое вдохновение,
И открывает нам любви секрет.
Вдохновение — это вдох,
Той любви, что дарует нам Бог,
Это света искрящий поток,
Это милости Божьей глоток.
Замирая, я делаю вдох
И вдыхаю мелодию строф.
В них звенит, оборвавшись, струна,
Отзывается болью чужая вина,
И чужая обида рыдает навзрыд,
Чьё-то сердце составом по рельсам стучит.
Ты, услышав мелодию строк,
Вдруг почувствуешь крови приток,
И поймешь, вдохновение — вдох,
Той любви, что дарует нам Бог!
ОН и ОНА
На сегодня отложим мы грусть,
Загадаем побольше желаний,
И отправимся в дальний путь
По долине воспоминаний.
Вновь покажется небо синей,
А вокруг все таким безмятежным,
И разлука отступит, мы ей
Здесь напротив поставим надежду.
На сегодня отложим мы грусть.
Нет, пожалуй, на годы отложим.
Будет наш сегодняшний день
Непохожим на все, непохожим…
ОНА
Я в ваш невыспавшийся сон
Явлюсь плясуньей босоногой,
Чтобы позвать с собой в дорогу
Туда, где розов небосклон,
Где невозможно удержаться,
Чтобы не петь, не танцевать,
Душою заново рождаться
И солнце в губы целовать.
ОН
Скажите мне, Вы не мираж,
Вы не растаете с рассветом,
Как сон, как дым от сигареты
Не растворится образ Ваш?
Скажите мне, в какие дали
Я должен Вас позвать с собой,
Чтоб Вы возлюбленною стали
Из нимфы с белыми крылами,
Чтоб стали Вы моей женой.
ОНА
Ах, что Вы нет, я не мираж,
Земная девочка, земная.
Хотя, порою, я иная,
Какая, и сама не знаю:
Шучу, смеюсь, пою стихи…
Стихи пою…
Послушай! Слушай.
Вы ещё не знаете, Вы пока не знаете,
Что я к Вам из прошлого тихо постучу.
От обиды, злости, подлости и зависти,
Я Вас непременно, милый, излечу.
Помогу увидеть синь небес бездонную,
Помогу услышать, как шумит река,
Научу вас солнце собирать в ладони,
И летать на белых, белых облаках.
ОН
Летать на белых облаках — чудесно.
Мы будем вместе солнышко встречать,
Пить с лепестков росу, петь песни,
На «ты» друг друга станем величать!
ОНА
Мой друг, прошу, не многословьте,
Коснитесь лучше губ моих
И поэтической строкою
Зажгите легкокрылый стих,
Где всё так искренне, без фальши,
Где сыплет медленно снежок,
Где вышиваю я на пяльцах
И за стежком кладу стежок.
Где вы без слов меня поймете,
И ваш упрек не будет груб.
Мой друг, прошу, не многословьте,
Коснитесь лучше моих губ.
ОН
Я боюсь без тебя остаться,
Потеряться, растаяв в ночи,
Испугаться не достучаться,
Позабыть, где оставил ключи.
Я боюсь, что другой твои руки
Будет нежно к губам прижимать.
Я боюсь, что мне ревность в разлуке
Не удастся скрыть и унять.
ОНА
Как глупо меня ревновать.
Не лучше ли нам убежать.
Улететь, умчаться в Париж!
ОН
По-французски ты говоришь?
ОНА
Vi, mon ami.
Париж улыбается всем,
Различий меж нами не ищет.
И манит нас голосом птичьим
Подняться на крыши.
Зачем?
Затем, чтобы звон колокольный
Потряс нас, пронзив высоту.
Чтоб мы осознали с тобою,
Что наши печали не многого стоят
На вечном вселенском мосту.
ОН
Дурманил с тобою нас воздух Парижа.
И небо казалось нам чуточку выше.
И ульем пчелиным предстал Сакре-Кёр.
А вместо Бастилии с факелом ангел
И площадь Конкорд, где свободы простор.
На мягкой траве Елисейского поля
Мы пили с тобою вино из Прованс.
И ветер Парижа трепал наши волосы,
А старый француз улыбался: «Бон шанс!»
ОНА
«Бон шанс» отзывалось потом на Монмартре.
И эхом «Бон шанс» в Люксембургском саду.
А Эйфеля башня «большим канделябром»
Торчала нарочно у всех на виду.
Лукаво луна нам с тобой улыбалась,
Когда мы смотрели на сонный Париж.
И эхом «Бон шанс» нас с тобой провожало,
Спадая каскадом с округлости крыш.
ОН
Небо в Париже совсем не такое.
Небо в Париже совсем голубое
Без белых, бегущих вдаль, облаков,
Но им восхищаются сотни веков.
Его воспевают певцы и поэты,
Как в зеркале в нем можно видеть сюжеты
Спектаклей, сонетов, романсов, поэм,
Под небом Парижа так сладостно всем.
Мы можем на мягкой траве распластаться,
Иль птицами быстрыми в небо умчаться,
Сроднившись с тобою, великий Париж!
Скажи, дорогая, о чем ты грустишь?
Нам воздух Парижа подарен с тобою,
И образ Парижа возьмем мы с собою.
Нам стоит глаза на мгновенье закрыть,
Чтоб в небе Парижа свободно парить…
И о любви говорить, говорить…
ОНА
Мы будем с тобою вместе,
Я буду петь тебе песни,
Я буду звонко смеяться,
Ты станешь мной восхищаться.
И от этого восхищения
В наших душах наступит прозрение,
В наших душах родится созвучие —
Светлой радости благозвучие.
Светлой радости, Божьей милости,
Возвышающей над бескрылостью,
Над земной суетой-усталостью
К небесам с их рассветной алостью.
ОН
Сердечный ритм выстукивает дождь,
Сердечный ритм полуночного бденья.
Дурман бессонницы опять бросает в дрожь.
Что делать, чтобы прочь прогнать сомненья?
Что происходит? в толк я не возьму,
Лишь притяженье чувствую меж нами.
Я задыхаюсь, я едва дышу
И говорю… нет, я шепчу стихами.
Простыми строчками, созвучными дождю,
Я объясняю тихо, как умею,
Всё то, что знаю, знаю и люблю,
И то, на что я права не имею.
Сердечный ритм с дождем ноябрьским схож,
Сердечный ритм полуночного бденья…
Прошу тебя, любимая, открой
Причину грусти и своих сомнений…
ОНА
Давай отпразднуем с тобою этот год.
Год счастья, нежных встреч, разлук, невзгод,
Год перехода нашего на «ты»…
Я замолчу. Пусть скажут всё цветы.
Пусть лепестками жёлтыми шуршат
И о любви моей твердят, твердят…
ОН
Говорят, что желтый — цвет разлуки.
Никогда ты этому не верь.
Желтый — это солнце, это счастье,
Цвет любви, что постучала в дверь.
ОНА
Мой голос дрожит, выдавая волненье.
Прими, мой хороший, вот эти цветы.
ОН
Мне, жёлтые розы? За что, дорогая?
ОНА
За то, что уже целый год мы на «ты».
За тот поцелуй, неумелый, украдкой,
За солнце, что ярче, когда ты со мной…
И, может быть, даже за то, что не стану,
Не стану я Вашей законной женой…
ОН
Грань запрета кинжалом отточенным
Между мной и тобой пролегла:
Вседозволенность в недозволенность
Неизбежно переросла.
Невозможно. Нельзя. Не положено.
Острым лезвием блещет кинжал.
Щёки бледные, руки холодные
Нет! — как горный смертельный обвал…
ОНА
Ты останешься во мне
Звуком прожитого лета,
Ароматом, звоном, цветом,
Светом солнца на стене.
Ты останешься во мне
Стоном осени, быть может,
Увяданьем, осторожным
Привыканьем к пустоте.
Ты останешься зимой,
Лютой стужею, морозом,
Поскользнувшимся прохожим,
Белоснежной немотой.
Ты останешься весной.
Звонкой радостной капелью,
Дивным запахом сирени,
Птиц весёлых кутерьмой…
Ты останешься со мной…
ОН
Между «да» и «нет» грустные глаза.
Между «нет» и «да» весь в снегу вокзал,
Стынущий перрон между «нет» и «да»,
Приглушенный стон, давняя беда.
Между «да» и «нет» не сомкнется круг,
Нету сил поднять ослабевших рук,
И кружат, кружат прошлые года
Между «нет» и «да» гулким «никогда!»
ОНА
Никогда тропы не найти в снегу,
Никогда по ней не пройти в пургу,
Никогда не пить пересохшим ртом,
Никогда уже нам не быть вдвоём…
Распахну окно, промелькнёт звезда.
Тишина и мрак между «нет» и «да».
Выйду в ночь, в пургу. Нет нигде следа.
Пусто и темно между «нет» и «да»…
ОН
Ты исчезла в межзвёздном пространстве,
Я тебя отыскать не могу.
Только отсвет далёких субстанций
Чертит твой силуэт на снегу.
Силуэт твой такой утончённый
Легче перышка, тронь — улетит,
Тоньше веточки, тронь — поломаешь,
Но увижу и сердце болит
От того, что в межзвёздном пространстве
Я тебя отыскать не могу.
Как же хочется крепко прижаться
К тонкой веточке в мерзлом снегу…
ОНА
Мой поцелуй холодными губами
Не значил ровным счетом ничего.
Когда-то я могла быть рядом с Вами,
Когда-то это было волшебством,
Когда-то сердце бухало упрямо,
Толкая кровь горячую к вискам,
Я ничего, что было, не забыла,
Вот только Вам, поверьте, не отдам
Ни капли слез, ни горсточки забвенья,
Не сказанных, но не забытых слов,
Ни снов моих, где все ещё, быть может,
Всему назло жива, жива любовь.
Я просто на прощанье Вас целую.
Снежинкой белой в прошлое лечу,
И задыхаясь тихо: «До свиданья»
Губами пересохшими шепчу…
ОН
Я стараюсь не думать о ней
И не ждать нашей новой встречи.
Я стараюсь в потоке дел
Помнить фразу, что время лечит.
Я стараюсь в вагоне метро
Не искать на неё похожую
И, в ворвавшемся в трубку «Алло»,
Не узнать мелодичность схожую.
Я стараюсь забыть её…
Только снова, как наваждение:
Каблучки и духов аромат,
И строка из стихотворения.
Я по лестнице вверх стремглав,
Это — явь, или — сон, быть может?
Но фантазию не догнать,
Кто вернуть мне любовь поможет?
Я стараюсь не думать о ней,
Только снова глаза её чудятся,
Тихий голос, духов аромат
Всё никак, ну никак не забудется.
Не забудется та весна,
Не забудутся ночи бессонные,
Когда рядышком шли мы с ней
Без ума, без ума влюбленные…
Я стараюсь, стараюсь,
Я стараюсь не думать о ней…
ОНА
Наша встреча — не встреча,
А сплошная разлука,
Не навстречу друг другу,
А бегом друг от друга
Через сердца разломы,
Через мыслей распады,
Через стон:
«О, прошу тебя, милый не надо…»
Разве можно наотмашь?
Разве можно кинжалом?
Разве Вам меня, милый,
Нисколько не жалко?
Для чего мне все это?
Почему эта мука,
Если встреча — не встреча,
А сплошная разлука?
ОН
Я улыбаюсь тебе из вчера
И дарю тебе желтые розы.
Я знаю, знаю, жизнь — не игра,
Сменит стихи банальная проза.
Золото листьев засыплет снег,
Ветер странствий нас разбросает,
Станет стремительней времени бег,
Что будет завтра? Никто не знает.
Одного я хочу, чтоб родник чистоты
Не потерялся, не замутился,
Чтоб через многое-множество лет
Взгляд твой так же ярко лучился.
Чтоб улыбнувшись мне из вчера,
Ты такой же нежной осталась,
Чтоб со своей драгоценной душой
Ради славы ты не рассталась…
Встреча
ОН
Я так хочу увидеться с тобой,
В твои глаза скорее заглянуть,
Преодолев и время, и пространство,
К тебе вернуться из далеких странствий,
И вечности порог перешагнуть…
Я так хочу услышать голос твой,
Весёлым колокольчиком звенящий,
Такой родной, любимый и манящий,
Дарующий надежду и покой.
Хочу скорей увидеться с тобой…
ОНА
Я понимаю многое, друг мой,
И сердце разрывается на части.
Прости, что не зову тебя с собой
В страну мечты, где иллюзорно счастье.
Что не могу от бед тебя сберечь,
Что тайны вечности тебе не раскрываю,
И спутницей восторженной твоей
По мокрой мостовой я не шагаю.
Прости за то, что слишком много знаю…
ОН
Здравствуй, моя дорогая!
Какая нежданная встреча!
Мы, словно вчера простились.
На все вопросы отвечу
Потом…
А сейчас не об этом.
Сейчас я сказать тебе должен,
Как много было всего
Хорошего в нашем прошлом.
Молю тебя, не исчезай.
Придумай повод, чтоб остаться,
Чтоб расставаясь не расстаться,
Чтоб в вечности не потеряться.
Пусть не исчезнет чистота
Поступков, помыслов и взглядов,
Произнесенных слов и фраз.
Не исчезай, мне верить надо,
Что всё продолжится у нас.
ОНА
Мы не станем менять ничего
В том пасьянсе, что жизнь разложила.
Было — не было, было — прошло,
И в забвение кануло, милый.
Не ищи дополнительных карт,
Не тасуй, не раскладывай снова,
Не вернуть всё, что было, назад,
Не воздвигнуть из праха былого…
ОН
Я — дождь. Я– ливень проливной,
Обрушившийся с неба.
Не уходи, постой, постой
С тобой давно я не был.
Дай заглянуть в твои глаза
И сердца стук услышать.
Не бойся капель дождевых,
И не спеши под крышу.
Мы с тобой совпадаем в пространстве,
Как река, васильки, облака.
Мы с тобой совпадаем в пространстве,
Как с рукой совпадает рука,
Как глаза совпадают и губы,
Как дыханье, биенье сердец,
Как ростка к небесам притяженье
Во вселенной, что создал Творец.
Посмотри, повторяются снова
Облака, васильки и река.
Значит нам суждено совпаденье
Через время и через века.
ОНА
Я хочу быть маленькой девочкой,
И к тебе прижаться щекой,
Не спеши, мой милый, пожалуйста,
Дай побыть немного такой:
Глупою, смешной и наивною,
С лучиком надежды в глазах,
Ничего о жизни не знающей,
Не молящей о счастье в слезах.
Дай вернуться в прошлое, в прошлое,
Где кружит над лесом пурга,
Где не все слова ещё сказаны,
Узелки не все перевязаны,
Где с тобою мы на века…
Ах, как мне безудержно хочется
Броситься в объятья твои
И, забыв о всех неурядицах,
Рассказать тебе о любви.
Я хочу быть маленькой девочкой…
ОН
Ты та же, словно не было тех лет
Прошедших…
Нет, прожитых порознь.
Благословляю солнечную осень,
Благословляю утренний рассвет
За то, что состоялась наша встреча
И мне вернула юношеский пыл,
За то, что вот такой осенний вечер
Во снах моих уже когда-то был.
И вот стою мальчишкой сумасбродным
О чем-то отвлеченном говорю,
А в воздухе кружит и звонко, звонко
Дробится в сердце, как я Вас Люблю!
ОНА
В омут с головой: Люблю!
Глупая, наивная девчонка.
Каждый взгляд твой искренний ловлю,
Хоть глаза твои скрывает челка.
Не беда, что утренний рассвет
Днём дождливым может оказаться.
Жизнь прекрасна, если рядом ТЫ,
Ну, а мне, а мне всего лишь двадцать!
И вновь дрожит в твоей руке моя рука
И звуки музыки слышны издалека,
Мне гладит щёки почему-то цвет стыда,
Когда не знаю что сказать я: «нет» иль «да».
И снова птицею испуганной душа,
Пытаясь разочарованья избежать,
Пытаясь не попасть в силки обид,
Летит неведомо куда, к тебе летит.
Не торопись, глаза мои кричат,
Я не сумею повернуть уже назад,
Огнем пылает след былых утрат,
И две руки, как два крыла, дрожат.
ОН
Постойте, не спешите уходить,
Не закрывайте за собою двери.
Я так хочу ещё, ещё продлить,
Ещё продлить миг нашего доверья,
Когда понятно всё без лишних слов,
Когда всё объяснимо с полувзгляда.
Постойте, я запомнить должен всё,
И лишь потом решать, решать что надо…
Пока ещё незапертая дверь открыта,
Распахнув свои объятья,
Постойте, задержитесь хоть на миг,
Миг этот буду вечно вспоминать я.
ОНА
Я тебя никому не отдам,
Не отдам никому тебя, слышишь.
Даже прожитым этим годам,
Что стучат крупным градом по крыше.
Я разглажу морщинки твои,
Я согрею тебя поцелуем,
Я тебя никому не отдам,
От беды я тебя заколдую.
И сияние глаз твоих
Будет мне долгожданной наградой.
Я тебя никому не отдам,
Рядом ты, и на сердце отрада.
ОН
Скажите, как Вас можно не любить,
Не замирать при каждой нашей встрече?
Скажите, как же можно не ловить
Все Ваши нежно-трепетные речи?
Скажите, помогите мне понять,
Откуда это дивное сиянье?
И как скажите, мне Вас удержать,
Небесное моё созданье?
Скажите, как Вас можно не любить,
Не любоваться Вашей нежной кожей?
Скажите, как мне Вас не ревновать,
Ко всем на улицах прохожим?
Скажите, помогите мне узнать,
Откуда это тайное сиянье?
И как земному Вами обладать,
Земному мне прелестнейшим созданьем?
ОНА
Да будет благословенна
Наша встреча с тобой!
Пусть будет нетленна, нетленна
Возвышенная любовь,
Когда не тела, а души
Восторженностью полны
И вечности луч сияет
На пике у тишины.
Когда лишних слов не нужно,
Всё скажет один лишь взгляд,
И души, безгрешные души
Над грешной землей воспарят.
ОН
Как удивительна любовь
Как будто шелест или шорох,
Как будто трепет или шёпот,
Иль вздох неслышимый такой.
Как удивительна Любовь.
Полёт шмеля, круженье птицы,
Снег, дождь, поющая капель,
Свирель разбуженной синицы,
Или зелень в месяце апрель —
Как удивительна Любовь.
Свечи дрожанье, взглядов нежность,
Прикосновенье губ и рук
Чарующая безмятежность,
Преобразившаяся вдруг в круг.
Как удивительна Любовь…
ОНА
Давайте не будем откладывать
Мы встречу свою на года,
Чтоб горько потом не сетовать,
Что вышло опять, как всегда,
Что вновь суетой карусельной
Промчался невидимо год,
А мы с Вами так и не встретились.
Всё было бы наоборот,
Скажи мы друг другу: До завтра.
До утренней первой зари,
Давайте назначим свиданье
В саду, где поют соловьи.
Давайте не будем откладывать
Мы встречу свою на года,
Давайте встречаться чаще,
Жизнь станет иною тогда.
ОН
Остановится время на миг, на мгновенье,
