– Ничего, все пройдет. Вот увидишь, – приговаривала она. И Петя, как маленький, хлюпал носом, вымочив ее домашний халат слезами и соплями, – завтра проснешься и будет уже полегче. А послезавтра еще легче. И не заметишь, как все забудется. Так быстро, что ты даже удивишься. Надо только потерпеть. Боль она никогда не бывает все время больной. Как с разбитой коленкой. Сначала поболит, потом утихнет. Расковыряешь, опять будет болеть. Не будешь трогать – заживет потихоньку.
Петя хотел позвать на помощь Сашку, Сашкиного отца, дядьку, но бабушки отмахнулись.
– Сами справимся, – ответили они дружно и продолжили пилить. Особенно Петю поразила сила бабы Розы, которая в деловом костюме, в шейном платке с приколотой брошью стояла под лестницей и легко, даже элегантно, как дамскую сумочку, держала бензопилу, пока баба Дуся пристраивала лестницу к стволу
Мужики ведь они простые, как три копейки. Ты с ними по-хорошему, на жалость бьешь, спасибо говоришь, они тебе и больше дадут. А воевать начнешь, так и положенной копейки не дождешься. Они ж как щенки блохастые – пока им пузо чешешь, так они ластятся, а как носом ткнешь в их собственное говно, так и тяпнут за ногу.
Роза Герасимовна вообще была пессимисткой по сравнению с Евдокией Степановной.
– Плохо? Это еще не плохо. Завтра будет хуже, и ты поймешь, что сегодня – еще очень даже ничего, – говорила баба Роза внуку. Это относилось практически ко всему – прогнозу погоды, ценам в магазине, сообщениям в новостях или очередной Петиной хвори.
– Дай бог, чтобы завтра было хотя бы не хуже, – говорила баба Дуся, которая считалась оптимисткой
Да нет, они, можно сказать, дружили, сватьи же все-таки, но… если бы все вернуть назад. По-другому надо было жить. Не цапаться по пустякам. Не завидовать, не мстить, не обижать. Да, задним умом все знают, как надо.
– Я ей говорю, что «накушалась» можно употреблять только в значении «напился водки». А она меня не понимает! Я ей говорю, что есть прекрасные синонимы – «насытилась», «сыта», а «кушать» допустимо, только если речь идет о младенцах! А она меня не понимает! И девочки! У них простые детские глаза без всякого выражения! Вообще без выражения! Круглые глазенки. Как Сергей этого не замечает? Они ведь вообще ни о чем не думают! Там даже мысль не шевелится! И совершенно лишены чувства юмора, как и их мать. А ведь юмор – это признак интеллекта! Хоть какого-то намека на разум!
