Заговоренный конь
— Пригожего конька раздобыли, ваше благородие, — сказал старый капрал, седой и кривоногий Мигун, лихой наездник. — Только, знаете, как бы чего не того…
— Что вы хотите сказать, Мигун? — спросил корнет.
— Да вот, конек–то ладный: только он несчастливый.
— Как это — несчастливый? — удивился корнет.
— У него, ваше благородие, — неторопливо рассуждал Мигун, — четыре несчастливых признака. У такого коня наездник того и гляди попадет в беду.
— Какие же это признаки? — спросил корнет. Он смущался немного, разговаривая с младшим по званию, но несравненно старшим по воинскому опыту человеком, и боялся уронить свое достоинство перед подошедшими в это время офицерами.
Мигун крякнул и подкрутил седой ус.
— Этого я вам, ваше благородие, уж извините, лучше не скажу, — ответил он. — Тут ведь знать мало, тут понимать надо; а вы станете перебирать, выбирать и браковать коней, одно беспокойство вам будет. Вы лучше поверьте опытному человеку — верно я говорю, ребята? Конь этот, точно, всем коням конь: и резвый, и смелый, а главное верный прямо до невозможности. Только вы его лучше сбудьте с рук, а то как бы, неровен час… Проиграйте его или там поменяйте, продайте… Я дело говорю, верно, ребята?
Обменять коня в кавалерийском полку, разумеется, не проблема, но нашего корнета смущала нравственная сторона вопроса. По молодости лет, он даже с врагом не согласился бы проделать такой трюк, который, это было теперь очевидно, вчера проделали с ним. Мог ли он, в таком случае, обманом всучить опасное животное товарищу по оружию? Сможет ли он спокойно спать, узнав, что новый владелец рыжего красавца сломал шею на охоте, заболел, проигрался в пух, наконец, получил дисциплинарное взыскание? Мало ли опасностей подстерегает офицера даже во время перемирия?
А перемирие, кстати, кончилось в тот же день. Неприятель, вместо того чтобы, по условию, снять осаду с небольшого укрепленного городка Лимон, попытался взять его приступом, пользуясь тем, что гарнизон ослабил бдительность. Военные действия возобновились. Юный корнет оказался на передовой. Но радость его была не полна. Одну неприятность из–за коня он уже нажил, отказавшись уступить его своему полковнику. Не мог же он, в самом деле сбыть свою напасть поседелому в сраженьях вождю? Равно не мог, в объяснение отказа, сослаться на Мигуна. Оставалось сносить последствия начальственного неудовольствия. «Бойся данайцев, расплачивающихся за проигрыш!» — сказал корнет в сердце своем и решил по возможности на рыжем не ездить.
Главнокомандующий армии, в которой служил наш герой, разработал план чрезвычайно хитрого флангового марша, долженствующего повергнуть противника в полную растерянность, а в дальнейшем способствовать конечному его разгромлению. Для приведения в действие сей стратажемы предписывались различным частям войск особые маневры; в частности, эскадрон легкой кавалерии, где состоял корнет, должен был предпринять ложную атаку, после коей обратиться как бы в беспорядочное бегство. Вечером корнет повел коня (своего прежнего) к полковому кузнецу. Кузнец, имея много дел, так подковал серого, что бедняга наутро оказался хромым. Корнет понял, что обречен, и покорился судьбе.
После недолгого перехода уланы выстроились в боевой порядок ввиду противника, развернувшего свои ряды на опушке леса. Корнет сразу узнал знакомые цвета гусаров и драгун, с которыми третьего дня сражался за карточным столом. Рожок пропел атаку: эскадрон дрогнул и устремился вперед, набирая скорость, подобно потоку жидкой лавы, низвергающемуся по склону вулкана.
Наш герой в первые же мгновения опередил передних. Он знал, что мчится навстречу гибели, и эта мысль приводила его в экстаз. В настоящем упоенье он шпорил коня, который казался ему самим ангелом смерти. Он не заметил, когда ряды противников смешались. Шашку, выдернутую по команде, он все еще держал опущенной к ноге. Где–то в иной стране, незнакомой, дальней протрубили отступление. Рука его и ноги сами вспомнили, чему их учили на бесконечных тренировках, и повернули коня. То есть попытались. Конь не подчинился. С коротким радостным ржанием, похожим на вс
