Нет. Дьявол оказался таким же нерасторопным, как Бог. Но однажды до меня дошло, что если я продам душу дьяволу, то окажусь в аду. А поскольку мои предки наверняка попадут туда же, мне придется коротать с ними целую вечность. Эта перспектива так меня напугала, что я выбрался из постели и принялся усердно молить Бога о спасении. Его наверняка засыпают различными просьбами, так что у Него нет возможности сразу ответить на мою мольбу. Я понимаю это и прошу простить меня за то, что усомнился в Его могуществе. Молился я до того усердно, что на шум пришла моя мать. По своему обыкновению, она была пьяна. Она спросила, в чем дело, и я объяснил, что разговариваю с Богом. «Правда? Тогда скажи Богу, что твой папаша опять завис с какой-то шлюхой. Пусть сделает так, чтобы у этого ублюдка отсохли яйца».
— Бог ты мой. — У Кристины вырвался нервный смешок.
Чарли знал: ее шокировало не то, что он решил поделиться с ней этой историей. Просто обыденная грубость его матери помогла Кристине лучше понять тот мир, в котором он вырос.
— Мне было всего десять, — продолжил Чарли, — но всю свою жизнь я провел в худшей части города, и никто бы не спутал моих родителей с Оззи и Гарриет. Так что даже тогда я понял, о чем это она, и решил, что ничего забавнее в жизни своей не слышал. С тех пор, принимаясь молиться Богу, я рано или поздно вспоминал пожелание моей матери, и меня разбирал неудержимый смех. Я не мог закончить ни одной молитвы без того, чтобы не посмеяться. Спустя какое-то время я вовсе бросил молиться. А годам к двенадцати-тринадцати до меня дошло, что и Бога-то никакого, скорее всего, нет. А если и есть, рассчитывать в этой жизни все равно лучше только на себя.
Кристина рассказала Чарли о том, как ей жилось с матерью, а позже в монастыре и сколько труда пришлось вложить
