Ты — мой алтарь и эшафот,

Моё блаженство и мученье!

О, сцена, уж который год

В тебе ищу я утешенье,

Но ты поблажек не даешь,

У нас с тобой иной обычай:

Ты, затаившись, молча ждешь

Меня, как зверь свою добычу.

Ты знаешь, я опять приду,

Наперекор слепому страху,

Как в гипнотическом бреду,

Сложить главу тебе на плаху

И напоить из ран моих

Всех, кто собрался для забавы,

И от капризных вкусов их

Дурной ждать или доброй славы.

Венец ли, гибель прочишь мне,

Тебе я верность соблюдаю.

Я на тебе, как на войне —

Живу, служу и умираю.

Взошел на сцену. Скромен, прост. Ему

Навстречу зал с плесканьем рук подался,

Но сразу же отхлынул, стушевался

И, словно оброненный в тишину,

Умолк под ясным взглядом светлых глаз,

Которым он провел, как будто гладя,

Ни на кого в отдельности не глядя,

По залу, точно зная, что сейчас,

Пока еще не слышит ничего,

Но преисполнен каждый предвкушенья,

Произойдет чудесное рожденье

Живого звука из-под рук его.

Однажды мы осмелимся уплыть

За горизонт рутины и банальности,

И будем вольно петь и говорить,

Перебирая темы и тональности.

И песня эта, этот разговор,

Поддавшись прихотливости течения,

Сплетутся в многокрасочный узор,

Что наших судеб станет отражением.

И созерцая жизни кружевьё,

Начал и окончаний совокупности,

Мы, как по карте, вновь пройдём её,

Чтобы вернуться в гавань нашей юности.

Вдали от суеты и тщетных дел

Напев и слово ясностью наполнятся,

И всё, что каждый прежде не успел,

Там, как мечта, само собой исполнится.

Я много лет в глубокой тишине

Безропотно сношу свое забвенье.

О, как давно смычка прикосновенье

Не пробуждало отклика во мне!

А ведь, бывало, он, начав игру,

Моей струны коснуться мог небрежно,

И всей душой, с восторгом и надеждой

Я отзывалась трепетно ему!..

Не знаю, сколько миновало дней

С тех пор, как мы в безвременной разлуке,

И только память о заветном звуке

Я сохраняю в немоте своей.

И грезится, что будем мы вдвоем,

Он вновь прильнет к моим ожившим струнам,

И мы, как прежде, в полнозвучье юном

Забытое согласье обретем.

О, если бы могло случиться вдруг

Такое чудо на одно мгновенье,

То целый век безмолвного смиренья

Я отдала бы за единый звук!