Оглавление

3. 2. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
   3. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
   4. 1. 1
      2. 2
      3. 3
   5. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
4. 1. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
   2. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
   3. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
   4. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
   5. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
   6. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
   7. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
5. 1. 1. 1
      2. 2
   2. 1. 1
      2. 2
      3. 3
   6. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
6. 2. 1. 1
      2. 2
7. 2. 1. 1
      2. 2
      3. 3
   3. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
   4. 1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
   5. 1. 1
      2. 2

1990 год

Пролог

15:45, 18 мая

В обставленном антикварной мебелью кабинете, за окнами, плотно закрытыми тяжелыми темными шторами, не пропускающими в комнату полуденного солнца, разговаривали двое мужчин.

Первый, пожилой, с проседью в волосах, покуривая сигару, расслабленно сидел в удобном дубовом кресле, украшенном резьбой. Прямо перед ним возвышался огромный письменный стол, заставленный дорогими безделушками, включая начищенную до блеска серебряную пепельницу, в которую он стряхивал пепел тогда, когда не стряхивал его прямо на пол…

Второй, помоложе, высокий мужчина, одетый в дорогой костюм, натянутый как струна, стоял у окна. Отодвинув край шторы тонкими длинными пальцами, щуря умные и острые как бритва глаза, он смотрел на оживленную, как и должно было быть в полдень, улицу.

— Сможешь передать ориентиры Милану сегодня? — ледяным тоном спросил тот, что постарше, и стряхнул пепел на пол. И так же холодно добавил. — У тебя мало времени.

— Да. Все готово. Ваши люди могут выезжать.

— Быстро! Отлично. Я в тебе не сомневался. Передай Милану всю необходимую информацию. — Пожилой господин стряхнул пепел на этот раз в пепельницу, и удовлетворенно кивнул. Его тон стал мягче, а губы расплылись в ослепительно белозубой улыбке.

— Мы уже договорились с ним о встрече. Сегодня в полшестого вечера. — Продолжая смотреть на улицу застывшим взглядом ответил высокий респектабельный господин.

17:30, 18 мая

Примерно через полтора часа после встречи с пожилым господином, мужчина в строгом деловом костюме зашел в переполненное кафе на центральной площади города.

Осмотревшись, он направился к столику на две персоны у окна, где уже сидел одинокий посетитель. Легко отодвинув от стола тяжелый деревянный стул, он уверенно сел и положил на стол тонкую бумажную папку, перетянутую резинкой.

— Здесь всё? — открывая папку, и внимательно просматривая исписанные каллиграфическим почерком листки, спросил чисто выбритый и одетый с иголочки щеголь, лет тридцати пяти.

— Да. Милан, вас уже ждут. — Ответил респектабельный мужчина, слегка прищурив глаза.

— Надеюсь, сюрпризов не будет, и все останутся довольны. — Сказал, слащаво улыбаясь, вычурно одетый щеголь.

— А я надеюсь, что в дальнейшем буду иметь дело с кем-то более адекватным. — Ответил, продолжая пристально рассматривать собеседника, высокий холеный господин.

— Поговорим об этом, когда вернусь! Главный мне доверяет. — Наигранно сведя домиком выщипанные ровной дугой брови, продолжая ворошить бумаги, ответил Милан. И прибавил, расплывшись, в очередной приторной улыбке. — Может быть, вы сами нуждаетесь в моих услугах?

На что его собеседник криво усмехнулся и, резко встав со стула, пошел к выходу из кафе.

— Ну-ну, не обижайтесь. Буду рад выслушать все ваши замечания и предложения, — уже в пустоту крикнул Милан, и тихо добавил. — Придешь. Куда ж ты денешься. Но он ошибся. Главный больше не прибегал к его услугам. И высокого господина Милан тоже больше никогда не видел.

6:05, 15 июня

Четыре недели спустя двое мужчин, одетых в пахнущую швейной фабрикой новенькую одежду, только что из магазина, сели в автомобиль с ярко красными плюшевыми чехлами.

— Натан! Милан дал тебе салфетки? — Адам похлопал жилистой рукой с волосатыми пальцами карман кожаной жилетки. — У тебя должна быть еще пачка, на всякий случай.

— Здесь, — чуть опустив солнцезащитный козырек над сиденьем водителя и показывая на герметично закрытый пластиковый пакет, ответил мужчина необычайно крупного сложения с бритой наголо головой. Потом открыл окно, впуская в салон свежий утренний воздух, и по-отечески заботливо потрепал собеседника по плечу. — Не спаришься в кожаной жилетке?

— После полудня сниму, чтоб не вспотеть, — ответил Адам, достал из бардачка зеркало и с удовольствием посмотрел на свое отражение, подмигнул Натану и пропел низким вибрирующим голосом, растягивая слова — «Детка-ам нравя-ятся ковбо-ои.»

— Если вспотеешь раньше, не перепутай пачки, когда будешь пот вытирать, — ласково улыбаясь собеседнику, сказал Натан, выкладывая на приборную панель открытую магазинную упаковку освежающих салфеток, и, ухмыльнувшись, добавил. — А то все проспишь.

Похищения

Глава 1. Дар

«Рядом, в дух шагах от тебя кто-то гибнет, и мир рушится для него среди крика и мук… А ты ничего не ощущаешь. Вот ведь в чем ужас жизни… Вот почему мир так медленно движется вперед. И так быстро назад.» (Эрих Мария Ремарк)

«София сидела на полу из старых прогнивших досок, покрытых плесенью и слизью. Она не могла полностью распрямить шею — потолок был слишком низким и еще более отвратительным, чем пол, хоть доски и не были гнилыми. Они не были плотно подогнаны друг к другу и в щели проваливались хвосты крыс, бегавших наверху.

Иногда они касались лица Софии. Тогда всё её тело передергивало и она поднимала руку, испачканную дурно пахнувшей грязью с пола, чтобы дотронуться до крысиного хвоста — тварь, испуганная неожиданным прикосновением, убегала. Когда топот маленьких лапок затихал где-то вдали, София глубоко вдыхала спертый воздух и ненадолго расслаблялась.

Передвигаться в этом ужасном подвале можно было только на четвереньках, низко опуская голову. Уже долго-долго, наверно неделю, она этого не делала — не было ни сил, ни желания.

Она просто сидела сгорбившись, прижимая голову к коленям, или лежала, свернувшись калачиком на холодных отвратительно пахнущих досках.

Сейчас она полусидела-полулежала, облокотившись израненной спиной на плохо обструганные доски, впивавшиеся в раны на спине незаметными острыми занозами, и смотрела на чёрную толстую крысу, которая сидела возле маленькой грубо сколоченной дверцы и с причмокиванием облизывала блестящую шёрстку. В дверце были такие же большие щели, как и в «потолке». Сквозь них в убогое жилище Софии пробивался свет, похожий на солнечный.

Все было как обычно, кроме одного — в кармане её лохмотьев лежал маленький ключ от большого амбарного замка, висевшего снаружи темницы.

София чуть наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть узкую щель между дверцей и «потолком», в которую должна была пролезть ее рука, и грязные лохмотья, когда-то бывшие ее платьем медленно съехали с ног. Ключ выпал из кармана. Дрожащей рукой она подняла его и чуть не уронила, таким тяжелым он оказался.

Она собрала последние силы и поползла к дверце, стараясь не уронить маленький и при этом невыносимо тяжелый кусок металла из ослабевших пальцев. Ее уже не пугали крысиные хвосты, касающиеся лица.

Жирная черная крыса, сидящая рядом с дверью, услышав шорох, подняла голову и удивленно посмотрела на девочку. А когда поняла, что София не остановится, нехотя убежала в самый темный угол.

Исхудавшая рука не застряла в щели и стала шарить по дверце с наружной стороны в поисках замка. Ключ вошел в него как по маслу и так же легко повернулся. Через минуту замок вместе с ключом упал в вонючую жижу, собравшуюся в небольшой бороздке, выдолбленной Софией давным-давно, когда она еще надеялась убежать, сделав подкоп. За что была наказана. Ей вырвали ногти на руках. Невыносимую жуткую боль невозможно было забыть, и она больше не повторяла своей ошибки.

Дверца со скрипом открылась, и в глаза ударил солнечный свет. София выползла наружу и встала, на трясущиеся от слабости ноги. В первые минуты было странно и непривычно не сидеть, скрючившись в три погибели.

Оглядевшись по сторонам, она вздрогнула. Ей показалось, что на пожухлой траве холма напротив сарая, под которым была ее тюрьма, сидит еще более толстая черная крыса, чем та, которую она спугнула в подвале.

Страх оказался напрасным. Сощурив, отвыкшие от дневного света, глаза, она разглядела, что перед ней выкусывает блох на пушистом животике обыкновенный черный кот.

Девочка с трудом залезла на холм и огляделась. Вокруг были запущенные поля и пастбища, окруженные старой поломанной изгородью. В строгом порядке, над высокой травой возвышались полуразвалившиеся маленькие домики, когда-то бывшие пчелиными ульями. А прямо у ее ног начиналась заросшая дорога, ведущая через поле к лесу.

Неожиданно по телу пошли мурашки. Стало зябко и страшно. Это уже было! Она выбиралась наружу. Это был уже третий раз. Первые два раза какие-то невидимые цепи удерживали ее, не давая покинуть это страшное место. И она обреченно возвращалась обратно на грязные и скользкие прогнившие доски, чтобы смотреть на свет только через щели маленькой дверцы.

Нет! Нет! Она больше не вернется. Она посмотрела на стертые веревкой запястья рук и поняла, что не может вспомнить, когда и как она развязала тугие узлы: «Не важно. Это не важно. Надо бежать. Я больше сюда не вернусь.» Но не могла сдвинуться с места. Ноги налились свинцом. Появилось чувство, что лучше сдаться, остаться здесь. Это легче, чем бежать. Опять пришли в голову предательские мысли. Она обернулась посмотреть на старый сарай…»

И проснулась.

Открыв глаза, София долго лежала в постели и смотрела в потолок. Майка была мокрой от пота.

Так она просыпалась по нескольку раз в месяц, уже много лет. Иногда даже приходилось вставать ночью, чтобы поменять майку или ночную рубашку. После чего снова приходил сон, а вместе с ним и сновидения. Хорошие и плохие, черно-белые и цветные, страшные и прекрасные — они снились каждую ночь. Слишком яркие, живые и настоящие, чтобы их можно было просто забыть и не вспоминать. Иногда было трудно разобраться, где заканчивается сон и начинается реальность.

Сон с темницей был особенным. Он снился регулярно.

С тех самых пор, как одним летним днем еле живую девочку на лесной дороге подобрал цыганский табор. Тогда ей было восемь лет, и она была похожа на узницу концлагеря, изголодавшуюся, измученную и изувеченную.

А еще через пару месяцев полиция забрала ее у цыган и вернула домой — к отцу и бабушке, которые думали, что потеряли Софию навсегда, как и ее брата, который до сих пор числится в пропавших без вести.

Работники полиции и социальных служб долгое время пытались узнать, что произошло, кто смог сделать такое с ребенком. София не могла ничего вспомнить, только боль, боль, боль… На вопросы о брате девочка тоже не смогла дать ни одного вразумительного ответа, который бы мог помочь в поисках мальчика.

Она целый месяц провела в больничной палате, и еще полгода психологи делали все возможное, чтобы вернуть ей память о случившемся. Не помогли ни лекарства, ни гипнозы, ни специальные программы.

Подробности о своем заточении София узнала, незаметно подкравшись к кабинету главврача детского отделения больницы Бурга, подслушав разговор доктора с ее отцом. Многое девочка не смогла понять.

Лишь спустя годы, София осознала все ужасы, которые творились в старом сарае. Но несмотря на весь кошмар произошедшего, ее отношение к истории было таким, будто речь шла о постороннем человеке.

Раны зажили. Воспоминания не вернулись. Остался только сон.

Со временем София заметила странную закономерность. Когда ей снился именно этот сон, армия пропавших без вести пополнялась человеком, с которым она сталкивалась хотя бы раз в жизни, или просто когда-то видела его фотографию. Невероятным было и то, что снился он в те сутки, когда человек пропадал. И совсем странным был тот факт, что София обязательно узнавала о происшествии одной из первых.

Однако, на удивительную закономерность девочка обратила внимание не сразу. А лишь, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Тогда она и завела календарь «сновидений», где отмечала черными кружочками даты «вещего сна».

Результат не заставил себя долго ждать. Через полгода у нее на руках были статистические данные, недвусмысленно указывающие на то, что это не просто совпадение. В начале это вызвало испуг. София вообразила себя чудовищем, приносящим несчастья. Через какое-то время, подумав о том, что ведь не исчезли же одним разом все, кого она когда-либо видела и знала, София успокоилась.

А через некоторое время она не выдержала и рассказала о сне и календаре «сновидений» школьной подруге Анци — на нее можно было смело положиться и она стопроцентно не входила в число любителей «перемывать косточки» и распространять сплетни. Одноклассники обзывали Анци зубрилкой, черной завистью завидуя легкости, с которой она постигала любые предметы. Она же никогда не злилась и всегда была готова помочь отстающим.

Анци выслушала Софию и, недолго думая, вынесла вердикт: «Это знак свыше. Точно — не проклятие, а дар».

Софии такая трактовка понравилась гораздо больше собственной, и она решила, не без совета Анци, строить дальнейшую жизнь с учетом «сверхъестественной» способности.

Успешно окончила факультет психологии, и получив диплом, зарегистрировала организацию по поиску пропавших без вести «Найди меня».

Но, о странном даре никому не говорила, и попросила Анци, чтобы та тоже никому не рассказывала: «Не дай Бог, кто-то узнает. Точно подумают, что у меня с головой не все в порядке.»

Тем более, что сколько они не анализировали, так и не смогли до конца понять как эту способность можно использовать на практике в полной мере.

Почему сон снится в день похищения, зачем Софии знать об этих людях и что делать с этим дальше? Где искать пропавших? Возможно, просто искателей приключений или отчаявшихся, решивших убежать от ненавистного прошлого, чтобы начать новую жизнь в новом месте и с чистого листа. Ответов не было.

Подружки только предположили, что, возможно, в качестве бонуса к предчувствию, прилагается хорошая интуиция или что-то еще в этом роде, что будет помогать в поиске «потеряшек».

Сон за двенадцать лет, со дня первой отметки в календаре, ознаменовал исчезновение тридцати трех человек. Семнадцать из них нашли — живыми и здоровыми.

Не без участия Софии, которая не ждала активных действий от полиции, и с первого же дня исчезновения человека не только расклеивала объявления о пропавшем без вести, но и бегала по лесам, полям и подворотням с другими добровольцами в поисках любителей природы и путешествий, неуравновешенных подростков и даже домохозяек, впавших в глубочайшую депрессию и решивших, что бродяжничество лучший способ решить все проблемы.

С полицией она взаимодействовала удаленно. Она подбрасывала идеи в полицейский участок, отправляя анонимные письма. Софии хватало одного дня, чтобы накидать план возможных поисков. Идеи приходили в голову сами из ниоткуда, как ей казалось. Либо близкие пропавших без вести чудесным образом сообщали ей информацию, которую им даже в голову не пришло рассказать полиции.

Все это дало повод думать, что их предположение с Анци о бесплатном приложении к дару — интуиции и «еще чего-то чего мы не понимаем» — оказалось верным.

И вот София с подачи Анци уже начала подумывать о том, чтобы явиться в полицию и предложить свои услуги «не в письменной форме». Подружки еще не знали, что их уже рассекретили.

Когда София пришла в полицейский участок, Александр, начальник полиции Бурга, не дожидаясь приветствия, объявил, что «через месяц сотрудничества с доброжелателями, наконец и сам вычислил помощника-анонима» и обняв Софию за плечи повел к себе в кабинет «поговорить по душам». И предложил ей совмещать работу в организации «Найди меня» с должностью психолога в полиции. Ей эта идея пришлась по вкусу. Теперь, она могла получать сведения о «потеряшках» и об обстоятельствах их исчезновения полную информацию.

Поэтому, увидев в очередной раз «вещий сон», София решила в первую очередь поехать в полицейский участок.

На первом этаже в «обезьяннике» веселыми возгласами ее встретила парочка, прокутивших всю ночь весельчаков со свежими синяками и царапинами на лицах, и проститутка, одетая в какой-то немыслимый наряд желтого цвета.

София поднялась на второй этаж. Александра еще не было на месте. Соломон, самый молодой офицер полицейского участка, рассказывал Яцеку, заместителю шефа, захватывающую историю задержания девицы в желтом.

— Соломон, как дежурство? — дрожащим голосом спросила София.

— Все, что произошло, сидит на первом этаже. — С гордостью ответил Соломон, и с упоением продолжил рассказывать Яцеку о своих ночных приключениях.

— Слава Богу, — проговорила София себе под нос, и громко добавила, спускаясь к выходу. — Если что, звоните в офис. Яцек с Соломоном привычно кивнули ей вслед. Телефон «Найди меня» они знали наизусть.

Около десяти утра в малюсенькой комнатушке, которую София с гордостью называла офисом, раздался звонок. Яцек сообщил о пропаже детей в местечке Крони и попросил собрать добровольцев, чтобы прочесать окрестности.

В одиннадцать утра в офис Общественной организации по поиску пропавших без вести «Найди меня», до отказа забитый волонтерами, вошла пожилая женщина, представившаяся Полиной Тироль. Так София узнала, что в Бурге у нее есть еще одна однофамилица.

«Неужели эта милая старушка родственница постоянной клиентки нашего „обезьянника“ Анны Тироль? Возможно, мать. Если это так, то бедняжке можно только посочувствовать. Может ей и лет совсем не так много, насколько она выглядит. От такой дочери не только состаришься раньше времени…» — думала София, пытаясь угадать возраст женщины.

Глава 2. Робик и Соня

1

В шесть утра Полина разбудила внуков, чтобы отправить за парным молоком к соседке-отшельнице — Миле, которая больше общалась с козами и коровами, чем с людьми. Но с Полиной у них была старая дружба и несколько общих секретов. Поэтому старая дева не была против, чтобы вместо закадычной подружки за молоком приходило «молодое поколение».

В день происшествия она, как обычно встала пораньше, чтобы погладить постиранные с вечера вещи ребятишек — белый сарафан в коричневый горошек для Сони и единственные брезентовые шорты Робика с выцветшей майкой когда-то синего цвета.

Всего неделю назад, в их первый день в Крони, у нее слезы на глаза наворачивались, когда внуки, не переставая нюхали постиранную одежду, высушенную на улице, и все повторяли и повторяли: «Бабушка у нее такой приятный запах!»

Анна, ее дочь, не обременяла себя заботой о детях. Поэтому гардероб у них был больше, чем просто скромный. Полина стирала каждый день, чтобы у ребят всегда было чистое белье и одежда. «Завтра обязательно съезжу на распродажу и куплю все, что необходимо» — планировала Полина, поправляя скатерть на столе, где уже стоял свежезаваренный чай с цветками липы, собранными вместе с детьми прошлым вечером. К чаю на большой тарелке лежали аппетитные бутерброды с маслом и медом. Удовлетворенная приготовлениями, Полина пошла будить внуков.

Робик встал сразу и стал помогать бабушке будить сестру, которая никак не хотела просыпаться — потягивалась, переворачивалась на другой бок, сворачивалась калачиком под одеялом. Но, когда Робик сказал, что она не в городе, а у бабушки, девочка сразу же встала.

Они быстро умылись, оделись, в приготовленную Полиной одежду, и сели за стол. Бабушкины завтраки, обеды и ужины были для них роскошным пиром. Дома, в городе, часто им удавалось найти только зачерствевший хлеб и пластиковую банку с остатками шоколадно-ореховой пасты, которую они терпеть не могли. А их мать только ее и покупала. И постоянно твердила, что это очень полезно.

После завтрака Полина вручила Робику двухлитровый эмалированный бидон белого цвета, поцеловала детишек и вышла проводить на усыпанную щебнем дорогу, по которой можно было добраться до каждого дома в Крони и до Орны, соседнего местечка, где в пышных зарослях сирени и дикого шиповника стояли старые немного обшарпанные дома, в которых жили такие же старые как их дома хозяева.

Полина проводила внуков взглядом и улыбнулась. Она с радостью наблюдала, как дети с каждым днем здоровеют и расцветают прямо на глазах.

«Вот, что значит свежий воздух и парное молоко.» — Глядя вслед ребятишкам думала Полина и ее слегка затуманенные старостью глаза окутали паутинки от улыбки. Потом она вспомнила, что обещала Робику и Соне приготовить оладьи к обеду и направилась в дом: «Пора готовить тесто для блинчиков».

2

— Робик! Я нашла цветок с пятью лепестками. Съем и мое желание сбудется. — Соня положила цветок на ладонь и закрыла глаза, придумывая, что бы такого важного ей загадать.

— Ты в это веришь?

— Да. Так все говорят. Если съесть цветок с четырьмя лепестками, то желание не сбудется, а если с пятью, то сбудется. Я загадала, что мама будет покупать мороженое каждый день. Смотри-смотри. Тебе бабочка села на руку, прямо на родимое пятно. Теперь ты тоже цветочек!

— Соня, цветы поешь на бабушкиной клумбе, а сейчас пошли домой, а то Полина будет ругаться, — смахивая бабочку с родимого пятна, сказал Робик и поднял бидон с раскаленного щебня. — Надо идти, молоко скиснет.

Мальчик с нетерпением смотрел на сестру: «Дело не в молоке!» Сегодня он хотел вернуться пораньше, чтобы пойти с мальчишками на озеро кататься на плоту. Ему с трудом удалось отговорить Соню остаться у Милы на чай с пирогом. «А теперь еще она решила поесть цветочки.» — Раздраженно думал Робик.

— Нет-нет! Хочу тебе тоже найти!

— Все. Сейчас наломаю тебе сирени, дома поищешь. Я бы загадал, чтобы мама исчезла вместе со всеми своими уродами. Хочу остаться у бабушки! — Робик отломал огромную ветку сирени и отдал ее Соне. Потом взял сестру за руку и потащил по пыльной дороге в сторону поселка.

«Поедим блинчиков, Соня останется с бабушкой, а я пойду с ребятами на озеро. Поплаваем на плоту.» — Мысли Робика прервал звук мотора, приближающейся в облаке пыли машины. Он оттащил Соню к краю дороги, и они повернулись спиной к щебенке, чтобы мелкие камни из-под колес не попали в лицо. Когда шум мотора раздался совсем близко, Робик крепко сжал бидон и машинально закрыл глаза Соне ладонью свободной руки.

Так они стояли, вжавшись в густые кусты сирени, росшие на обочине дороги вдоль дренажной канавы, и ждали, когда проедет машина. Запах цветов окутывал сладким облаком, листья успокаивающе шелестели, движимые легким утренним ветром. Шума мотора больше не было слышно.

«Наверно проехала,» — подумал Робик и открыл глаза. Ветки сирени плавно раскачивались. Он не мог оторвать от них взгляда: «Вечером обязательно нарисую. Вернусь с озера и нарисую. И не нужно ни у кого просить краски и карандаши.» В первый же день, когда они приехали, Полина нашла несколько рисунков в его рюкзаке и сказала, что внук у нее настоящий талант, купила цветные карандаши, кисточки и огромную коробку с красками.

Робик стоял и смотрел на колыхающиеся ветки сирени как завороженный, а Соня смотрела на него и улыбалась. Она уже нашла еще один цветок с пятью листиками — для брата.

Позади раздался какой-то шум. Робик оглянулся. Прямо за их спиной стояла огромная темная машина, до середины капота покрытая пылью. Дверца открылась и на землю опустилась нога в блестящем желтом ботинке.

3

На столе стояли вазочки с прошлогодним яблочным джемом и три пустых стакана для парного молока. Полина переворачивала на сковородке три последних блинчика, когда в дверь кухни постучали.

— Робик дома? За дверью стояла кучка загорелых мальчишек.

— Идите гуляйте. Я передам Робику, что вы заходили.

«Ну вот, все готово,» — Полина была на седьмом небе от счастья, что внуки гостили у нее и была готова с утра до ночи стоять у плиты, чтобы накормить их чем-нибудь вкусненьким. Тем более, что в ее старом уютном доме Робик и Соня гостили первый раз.

«Анна выглядела напуганной и дерганной, когда привезла их. Конечно, жаль ее. Но еще больнее за внуков. Они не заслужили такую мать. Вернее, Анна не заслужила таких детей,» — размышляла Полина.

Она давно поняла, что они с дочерью стали чужими людьми. Анна сбежала из родительского дома сразу после окончания школы. Полина пыталась сблизиться с ней, часто приезжала в Бург. Но ничего не выходило. Анна избегала контактов с матерью. Мать узнавала о дочери от соседей, чьи дочери когда-то учились в одном классе с ее девочкой.

Как правило, это были дурные слухи и постыдные истории. То Анну видели вдребезги пьяной, то она была выряжена как уличная девка, то она была в компании каких-то громил. Потом она очень долго ничего не слышала о ней.

А о существовании внуков Полина узнала три года назад от одной знакомой на ярмарке. Робику тогда было пять лет, а Соне 2 годика. Полина сразу же приехала из Крони в город, чтобы их увидеть. Но, дочь прогнала ее, не пустив даже на порог квартиры.

После этого Полина иногда приезжала в Бург и приходила во двор, чтобы посмотреть на внуков и передать им маленькие подарочки и деньги. Несколько раз она ждала Анну на улице и просила разрешить Робику и Соне пожить хоть пару дней в ее старом уютном доме. Но Анна грубо отталкивала ее в сторону на глазах у прохожих и шла дальше, как ни в чем ни бывало по своим делам.

Последние два года были особенно тяжелыми. Полина редко видела детей во дворе. А когда подходила к дверям квартиры, то часто выходила на улицу пунцовая как рак. Из квартиры неслись такие жуткие звуки, что невозможно было оставаться там ни минуты: «Что ей делать? Как забрать детей у ее сумасшедшей опустившейся дочери?»

И вдруг, неделю назад Анна сама привезла внуков и сообщила, что оставляет их на все лето. И все. Больше ни слова. Когда дочь захлопнула за собой дверцу такси, Полина подумала: " Ну вот и хорошо. Я больше не хочу ничего знать о твоей жизни. Робик и Соня теперь со мной. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы они остались здесь навсегда.» Втайне она надеялась, что Анна и сама не собирается их забирать.

4

Полина сидела за столом, и несмотря на данный зарок не думать об Анне, в тысячный раз прокручивала в мыслях детство и юность дочери. Что она сделала не так? Почему они стали чужими? Может быть, она уделяла ей слишком мало внимания? Лучше бы она развелась с отцом Анны, когда только узнала о беременности. Он всегда был пьян и постоянно издевался над ними.

— Из-за своей трусости я потеряла и дочь, и лучшие годы. Если сейчас ничего не сделаю, то потеряю и внуков, — вслух проговорила Полина.

Бой старых часов вернул ее на кухню — к блинам и пустым стаканам.

Она посмотрела на часы и поняла, что внуки уже давно должны были вернуться.

«Наверно задержались у Милы. Надо будет пойти с ними туда на целый день. Пусть познакомятся со всем зоопарком старой ворчуньи. А может они отправились на озеро?» — взвешивала все варианты Полина, одевая резиновые сабо на случай дождя. — «Уж слишком парит. Точно будет дождь.»

Полина вышла из дома, прикрыла дверь и направилась к дороге.

«Молоко скиснет пока они дойдут. Ну что ж, будут пить чай с вареньем… Это им тоже понравится,» — улыбнулась она своим мыслям.

Над дорогой висело марево, в траве трещали кузнечики и жужжали пчелы. Ветер лениво колыхал ветви деревьев и кустов вдоль дороги, но совсем не спасал от жары и духоты.

Полина прикрыла ладонью глаза и внимательно смотрела на пустую дорогу, решая, что ей делать: «Идти к Миле или на озеро.»

С возвышенности у озера была видна дорога и оно было совсем недалеко от дома. В первую очередь Полина отправилась туда. На берегу собрались почти все жители поселка. По середине водоема плавал плот, набитый детьми.

«Такая жара. Конечно же они здесь. За что их ругать? Бог с ним, с молоком,» — подумала Полина и подошла к берегу.

Но ни на берегу, ни на плоту Робика и Сони не оказалось.

Она спокойно развернулась и отправилась к Миле.

Маленькая тревога и неприятный зуд в области солнечного сплетения, появились у Полины, когда она уже почти пришла к дому подружки, но так и не встретила на дороге детей.

Комок в груди сжался, когда Полина увидела Милу, возившуюся у дома со старой лопатой. Такая тишина, только стрекот кузнечиков и шелест трав на лугу.

Через час Полина была в полицейском участке. Старый Гвидо вдовец, сосед Полины, без вопросов отвез ее в Бург на таком же старом, как он сам, Форде.

Так, 15 июня 1990 года, Яцек, правая рука Александра, шефа полиции Бурга, открыл первое дело о пропавших без вести детях, а София Тироль, руководитель организации по поиску пропавших без вести, и по совместительству психолог в полиции, отправилась вместе с волонтерами добровольцами в Крони. Поиски закончились под утро. Детей не нашли. Потом энтузиасты и просто неравнодушные жители Бурга и его окрестностей искали детей еще две недели. На третьей неделе поиски решили прекратить.

Глава 3. Эрик

1

С четырех лет Эрик вел жизнь свободную и вольготную — мог гулять в свое удовольствие целыми днями, где захочет и с кем захочет. А в пять лет он стал вполне самостоятельным ребенком. Такими, обычно, дети становятся годам к семи-восьми.

И это при том, что он не был сиротой, а его родители не были ни алкоголиками, ни наркоманами. О его семье и слова никто не мог плохого сказать. Да и что говорить дурного? Если мальчик всегда хорошо одет и обут, ухожен и сыт.

Причина самостоятельности Эрика крылась в вечных хворях его матери и сестры. Они всегда были чем-то немного больны. То одновременно, то по очереди. То гастритом. То неврозом желудка. То спазмы кишечника их одолевали.

Николас, отец Эрика, работал круглыми сутками, чтобы оплачивать дорогущие лекарства, врачей и курорты жене и дочери. Отец мог не видеть сына по нескольку дней. Уходил рано, приходил поздно.

Бабушка Хелена целыми днями собирала заметки о болезнях дочери и внучки в газетах и журналах. Периодически наведывалась за книгами в единственную в городе букинистическую лавку. Только раз, а от силы два раза в день, приходила она во двор, чтобы проведать малыша, которого каждый день ровно в девять утра выставляла гулять в Большой двор, где играли ребятишки со всех Десяти Линий Бурга.

2

На название улиц в южной части города фантазии у администрации Бурга не хватило. Улиц было десять, и они были прямыми. Чем не Линии? Так, в городке появилось Десять Линий. Эрик жил на Пятой Линии.

Все Десять Линий создавали фигуру, похожую на заходящее солнце. В качестве солнца выступал Большой двор, а улицы были лучами. Заканчивалась вся эта красота липовой аллеей и огромным пустырем, примыкавшим к шоссе.

«Большим» этот двор назвали потому, что все остальные дворы в Бурге уступали ему в размерах. Даже городской парк был меньше. Окружал двор невысокий забор. Второй оградой, закрывавшей территорию от любопытных глаз, служили кусты сирени и акации, росшие вдоль забора. Во дворе была детская площадка для малышей, а для подростков установили стол для игры в маленький теннис. Красоту во дворе создавали клумбы с однолетними и многолетними цветами, и, конечно, любимые жителями Бурга кусты сирени и акации. Помимо этого, во дворе был небольшой фонтан, служивший в жару бассейном для детей, многочисленные полянки-газоны и лавочки для отдыха, выкрашенные этой весной в белый цвет. По какой-то неизвестной никому причине, скамейки каждый год красили разным цветом. В прошлом году они были зелеными.

В Большой двор вели четыре калитки. Три выходили к улицам Десяти Линий. А четвертая вела на липовую аллею и на пустырь, где на старом бревне в хорошую погоду собирались компании подростков.

Дальше шла автотрасса, а за ней высокий обрыв, с которого открывалась широкая панорама на реку Уллу, одинокие хутора, фермы с большими новыми постройками и на несколько маленьких загородных поселков со старыми обветшалыми домами, построенными еще в прошлом веке. Соединялись берега автомобильным и железнодорожным мостами. Оба нуждались в ремонте, который нынешний мэр города обещал сделать уже на протяжении трех лет, со дня своего вступления в должность. Но каждый раз находились причины перенести ремонтные работы на следующий год.

За рекой начиналась сельская дорога, которая вела в Крони, один из поселков с восемнадцатью домами, и к фермам, где хозяйственные и наиболее предприимчивые жители Бурга разводили коров, овец и даже построили довольно большую птицефабрику.

3

Утром в пятницу, 15 июня, как и во все предыдущие летние дни, если не шел дождь, бабушка выставила Эрика за дверь с пакетом жареных наггетсов и пластмассовой банкой из-под варенья до верха наполненной ягодами земляники.

«Надеюсь, он не сильно перепачкает одежду», — посмотрела вслед Эрику Хелена и подумала, что, наверно, зря одела внука в светлую одежду. А потом сама себя успокоила — «Ну, хоть, соседи, не скажут, что ходит в одном и том же».

Эрик в шортах цвета хаки и белой майке с изображением сценки из мультика «Питер Пен» смотрелся отлично. За плечами мальчика висел его верный спутник — ярко желтый рюкзак в форме мишки, в котором лежало все, что могло пригодиться в течение дня — детский плед, ведро с формочками и совком, бутылка с водой и начатая пачка песочного печенья.

Довольный завтраком из кукурузных хлопьев с молоком, улыбающийся Эрик, пошел ко двору.

Каждый день он начинал с того, что расстилал плед во дворе на полянке и съедал всю провизию, собранную бабушкой. Он не был жадиной и всегда делился, с гулявшими во дворе детьми. Поэтому за первые пять минут прогулки от еды не оставалось ничего.

Этим утром наггетсы и чернику Эрик с удовольствием съел вместе с Марией, спозаранку убежавшей из дому от строгой бабушки Катерины.

Наевшись, девочка выбежала из двора и скрылась за домом N3 на Пятой Линии, в котором они жили вместе с Эриком, только в разных подъездах. Он даже не пытался догнать ее, а аккуратно сложил плед, испачканный крошками наггетсов и раздавленными ягодами земляники, в рюкзак и пошел к фонтану.

Его уже раза три вылавливали оттуда старшие ребята и отводили домой, где бабушка кричала и ругалась, а потом переодевала в сухую одежду и отправляла обратно во двор. Но, Эрик не сдавался и упрямо шел к фонтану нисколько не переживая, что бабушка снова будет ругаться: «Пусть кричит и ругается. На улице так жарко, а вода такая прохладная! В нее так здорово падать и нырять! И совсем не страшно.»

4

Эрик подошел к скамейке около фонтана, примерно в 9:30 утра, снял рюкзак и полез в воду, где уже игрались девочки постарше.

Он начал ходить по воде, резко поднимая то одну, то другую ногу, и хохотал каждый раз, когда брызги разлетались в стороны, сверкая на солнце как бриллианты. Нечаянно он поскользнулся на заросшем водорослями дне и упал.

Чьи-то крепкие руки достали его из воды и поставили на землю. Эрик закашлялся. Спаситель, высокий мужчина, одетый как ковбой из мультиков, похлопал мальчика по спине. Их окружили дети, и стали решать кому в этот раз вести Эрика домой.

Хотя он сам прекрасно помнил путь домой, ему нравилось, что с ним рядом идут старшие ребята. Особенно, девочки в красивых ярких платьях.

Отвести горе-ныряльщика домой вызвался спаситель. Против ковбоя он тоже не имел ничего против. Эрик поднял голову, чтобы рассмотреть его лицо. Но солнце так ярко светило в глаза, что были видны только размытое загорелое пятно и светлые волосы, спадающие на плечи завитушками. «Как у девчонки.» — Подумал Эрик.

В одну руку спаситель взял со скамейки ярко желтый рюкзак в форме мишки, а второй рукой крепко сжал руку мальчика и повел его в сторону дома.

По дороге Эрик любовался блестящими желтыми ботинками ковбоя, которые казались ему похожими на больших игрушечных утят.

5

Бабушка Хелена спохватилась о внуке в три часа дня. Она как обычно пришла проверить все ли у него в порядке, но не нашла во дворе. Когда сказали, что еще рано утром мальчика повел домой какой-то дяденька у нее случился сердечный приступ, закончившийся обширным инфарктом. И ближайшие пять дней, до возвращения остальных членов семьи Эрика с курорта, Хелена провела в морге местной больницы. Родители и сестра Эрика узнали о случившемся только на следующий день, когда утром в номере их отеля зазвонил телефон. Но, вернулись домой они только через четыре дня, 20 июня, когда истек срок туристических путевок.

Поэтому дело в полиции открыли по факту исчезновения без заявления близких родственников, опираясь на свидетельские показания детей, гулявших во дворе. Это был третий ребенок, пропавший 15 июня.

Волонтеры получили данные и фотографию Эрика от Софии, которая упросила Яцека перед тем, как опечатать квартиру до приезда родителей мальчика, найти там фото малыша.