Лишь только паскудная в десять человеческих ростов стена придвинулась к глазам Босого, он постарался вспомнить, что он любил. И ничего не вспомнил, кроме клеёнчатой скатерти на столе, а на этой клеёнке тарелку, а на тарелке голландскую селёдку и плавающий в мутной жиже лук.
произошло что-то, вследствие чего никогда не вернётся его прежняя жизнь. Не только внешне, но и внутренне. Он не будет любоваться рассветом, как прежний Босой. Он не будет есть, пить и засыпать, как прежний Босой. У него не будет прежних радостей, но не будет и прежних печалей. Но что же будет?
Покойник был начитанный человек.
– Больше я не смею беспокоить вас ничем, – начала Маргарита, – позвольте вас покинуть… Который час?
– Полночь, пять минут первого, – ответил Коровьев.
– Как? – вскричала Маргарита, – но ведь бал шёл три часа…
– Ничего неизвестно, Маргарита Николаевна!.. Кто, чего, сколько шёл! Ах, до чего всё это условно, ах, как условно! – эти слова, конечно, принадлежали Коровьеву.
Маргарита крикнула и подивилась, что голос её, полный как колокол, был услышан сквозь вой оркестра.
– Гроза гнула и ломала гранатовые деревья, – в упоении прокричала Маргарита, – гнула! Трепала розовые кусты!
С особенным азартом рассадив крайнее стекло, Маргарита переехала в следующий этаж и начала крушить стёкла в нём.
– Организованно, организованно, – шептала Маргарита, – и спокойно… – и, вскрикнув тихо: «Ля бемоль!» – она ударила молотком по клавише.
Попала она, правда, в чистое белое ля, и по всей квартире пронёсся жалобный стон.
– Царствую над улицей! – прокричала Маргарита {194}, и кто-то выглянул в изумлении из окна четвёртого этажа.
Зажав щётку ногами, Маргарита сдирала кожуру с копчёной колбасы и жадно вгрызалась в неё, утоляя давно уже терзавший её голод. Колбаса оказалась неслыханно вкусная. Кроме того, придавало ей ещё большую прелесть сознание того, как легко она досталась Маргарите. Маргарита просто спустилась к тротуару и вынула свёрток с колбасой из рук у какой-то гражданки.
Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но и исчезнет мысль о Га-Ноцри и о прощённом игемоне. Это дело не твоего ума. Ты никогда не поднимешься выше, Ешуа не увидишь. Ты не покинешь свой приют. Мы прилетели. Вот Маргарита уже снизилась, манит тебя. Прощай!
Бегемот сбросил кошачью шкуру, оставил лишь круглую морду с усами, был [в] кожаном кафтане, в ботфортах, летел весёлый по-прежнему, свистел, был толстый, как Фальстаф
