Италии родился в нашем городе в году 1265
Из этого следует, что не только поэзия подобна теологии, но и теология подобна поэзии
Если прилежно вдуматься в этот вопрос, то, кажется мне, нетрудно обнаружить, что древние поэты следовали, насколько это в человеческих силах, по пути, предуказанному Святым Духом, Который, как мы видим из Священного Писания, открывал грядущим поколениям высокий Свой промысл устами многих смертных, внушая им вещать таинственными словами то, что со временем вознамеревался, сняв покров тайны, явить прямыми деяниями. Внимательно приглядевшись к творениям поэтов, мы убедимся, что подражатели не так уж далеки от образца, ибо под покровом вымысла они повествуют о том, что случилось некогда, либо происходило при них, либо, по их предвидению или желанию, должно произойти в будущем; вот почему, если говорить не о конечной цели, а лишь о приемах изложения, а как раз это я сейчас и делаю, то хвалебное слово Григория Великого можно в равной мере отнести и к Священному Писанию, и к поэзии. Он говорит о Писании — но разве не относится это и к поэзии? — что в нем всегда заложен и прямой смысл, и другой, сокровенный, поэтому и мудрому есть над чем задуматься, и простодушному — чем укрепиться, ибо там содержится явное, питающее даже и малых детей, и тайное, преисполняющее восхищения разум просвещенных мыслителей. И да позволено будет уподобить их обоих реке, глубокой и спокойной, которую перейдет вброд маленький ягненок и переплывет огромный слон. А теперь попробую доказать это утверждение.
Постепенно поэты стали уподоблять деяния сильных мира сего деяниям божеств и складывали величавые песни о сражениях и подвигах равно тех и других; по сю пору предметы эти вдохновляют поэтов и служат пищей для их творений. Но так как многие непросвещенные люди убеждены, будто в поэзии нет ничего, кроме вымысла, я хочу, вдобавок ко всему изложенному, коротко объяснить, как велико ее сходство с теологией, а уж потом скажу, почему поэта венчают лаврами.
Я уже рассказывал о том, как преданно Данте служил той, кого всю жизнь любил. По общему убеждению, любовь к Беатриче и побудила его обратиться к сочинению стихов на народном итальянском языке; сперва он просто подражал разным поэтам, а потом, неустанно упражняясь, стремясь как можно лучше выразить свои чувства и стяжать славу, достиг величайшего искусства в складывании стихов на народном языке и не только превзошел всех своих современников, но, сверх того, так очистил и украсил этот язык, что с тех пор многие стремятся — да и будут стремиться — досконально его изучить.
Но к чему эти уговоры? Я ведь не верю тому, что, будь мертвецы способны на какие-либо чувства, Данте пожелал бы покинуть свою нынешнюю могилу и возвратиться к тебе. Он покоится рядом с такими достойными соседями, равных которым ты не можешь ему предложить.
Как долго скорбит Сульмона о том, что ее Овидий похоронен где-то у Понтийских берегов, и как радуется Парма, что сберегла у себя прах Кассия. Пожелай же и ты стать хранительницей останков твоего Данте, попроси вернуть их тебе, притворись, что способна на великодушные чувства, даже если в действительности этот прах тебе не надобен, лицедействуй, но хоть отчасти оправдайся в тяжком проступке. Попроси вернуть тебе его прах.
Он лежит под чужими небесами, и увидишь ты его лишь в тот день, когда все твои граждане предстанут пред праведным судией, который взвесит их вины и покарает по заслугам.
О неблагодарная отчизна, скажи, в приступе какого помешательства или умоисступления осмелилась ты с такой неслыханной жестокостью изгнать из своих пределов бесценнейшего своего гражданина, величайшего своего благотворителя, несравненнейшего своего поэта?
Разумеется, я ничего не могу утверждать, но осмелюсь все же предположить, что на земле он уподобился бы Небожителю.