– Меняя обличье, ты остаешься прекрасной, – говорит он с лукавой усмешкой, которую я так люблю. – А твои рожки – это почти что моя самая любимая часть тебя.
буду любить тебя, Грейс, пока солнце не остынет, а звезды не постареют,
Я буду любить тебя, Грейс, пока солнце не остынет, а звезды не постареют, – тихо говорю я.
Его теплые пальцы сжимают мою ладонь, затем отпускают, и он ставит меня перед собой.
И шепчет мне на ухо:
– Твоя армия прибыла, моя королева.
Есть тьма чудес на небе и в аду, Гораций, не снившихся философам твоим.
Она выглядит как привидение, которое забыло умереть.
Иногда две правильности вместе дают одну очень большую неправильность
Ты хочешь помочь мне с этим?
Она поднимает бровь и смотрит на своего отца.
– Значит ли это, что мы сможем расхреначить его?
Я смеюсь.
– Золотце, это значит, что мы сможем расхреначить все.
ничего нерушимого, ничего безопасного в этом новом мире зыбких союзов и несдержанных обещаний.
Я сжимаю руку в кулак.
И умираю три тысячи сто двадцать семь раз.
