Оглавление

Введение

Когда пророк обращается к толпе. Он обращается к ней из симпатии. Он один видит в ней себя. Он знает выход. Он делает новый выбор народной судьбы.

Но толпа видит в новой жизни свои выгоды. У каждого человека свое личное солнце.

Своя путеводная звезда, которая греет отдельно только его одного. Поэтому пророк обречен.

Даже если ему повезет, он победит действующих фарисеев и приведет толпу в новый мир, пророк обречен. Обречены и его самые верные соратники.

Когда толпа приходит в новый мир, ей не нужны больше пророки, ей нужен диктатор.

Самый грозный диктатор знаком людям по историческому опыту, по народной традиции.

Все идеи мира погибают, их поглощают эгоизмы и следовательно судьбы простых людей. Люди, физическое большинство хотят просто жить.

Но прежде чем люди расправятся с пророками, потом с идеями, они сделают самое преданное, честное и фанатичное лицо. Самых активных из толпы зовут Зеремидами. Именно эти люди определяют ход истории, когда диктаторы или толпа расправляются с пророками и талантливыми благородными людьми. Зеремиды — это лидеры инерции.

Пока толпа, увлекаемая пророком, не дошла до заданной цели, эти люди — самые преданные солдаты идеи.

Но когда толпа подойдет к земле обетованной, тогда наступает конец пророчеству. Наступает эра традиции, каждодневная рутина бытия. Да, деградация идеи начинается с триумфа. Пока люди испытывают нужду или чего то боятся, они слушают пророков. Но как только опасность минует, люди успокаиваются, он снова превращаются в простых людей. Они начинают хитрить и обманывать. Дальше все идет по инерции. Зеремиды, которые делали честное и преданное лицо в начале пути, превращаются в новых фарисеев.

Но для чего они лицемерили все время, всю свою жизнь? Потому что они всегда знали, кто они. Пророки открыли им выход из касты отверженных, руны неприкасаемых. Отделили от черни. Забитые еще вчера дети простолюдинов наконец увидели перспективы. Что вчера было недоступно их отцам, стало досягаемым. Ни один храм, ни одна церковь, ни одно правительство не распознавали двуличие, поэтому никому не удавалось узнать зеремидов. Наоборот, новые волны «из народа» захватывали государства. Их вообще нельзя победить, потому что нельзя победить народ. Потому что их бог иерархия, их боги — традиция. Во время инерции, когда революция погибает они — боги. Они лидеры народа.

Глава I

Две жизни, две судьбы, две линии

В ревконе есть две жизни, две судьбы, два пути карьеры и обе эти линии связаны с традицией.

Про линию, связанную с карьерой традиционной элиты, мы знаем — это линия ремидная. Ремид — это человек элиты пост модерна. Но если у народа еще не появилось второе поколение горожан, что будет?

Но как тогда простой человек меняет свой статус, превращается в элиту?

Не сразу же традиционный человек становится авторитетом. Не быстро становится уважаемым человеком. Сначала он Зереф. Зереф — это простой человек, который имеет только обязанности, привычки. Рефлексия традиционного человека — никакая, можно сказать нулевая (потому что зереф ни за что не отвечает). Каждого нового члена традиционной общины воспитывают, берут в оборот отец, старшие братья, клановая родня. Если отец учит свое дитя узнавать, то родня обучают его как жить, с кем дружить: кого любить, кого встречать; кого уважать, а кого только молча сопровождать или шумно прогонять. Когда зереф выходит на улицу, его там тоже ждут точно такие как и он — зерефы. Родня это родня, близкие люди, они ставит первые рефлексы уважения, но широкие социальные навыки общения ему прививает община, народ, все традиционное общество: соседи, знакомые родителей, учителя, авторитеты, уважаемые люди, друзья и товарищи. Так из простого сына отца, общинника и товарища по работе молодой зереф сам превращается в наставника. Он реально вырастает в размерах от каждого общения в мире братьев.

Как у птицы вырастают крылья, так у зерефа растет рефлексия. А что такое рефлексия? Это не просто вопросы — кто я и для чего, а для кого я? Что я сделал хорошего? Кстати, каждый человек задает себе такие вопросы, не осознавая. И не ошибается. Потому что отец и братья постарались, когда его учили уму разуму. Без отцовских тумаков и братских пинков молодой зереф был бы просто Маугли.

Итак, человек ищет одобрения у народа.

Для традиционного человека прежде всего коллективная ответственность. Каждый рядовой зереф растет, взрослеет, набирается жизненного опыта, следом растет и число его значение. Он за что то отвечает. Чем больше у зерефа детей, — будущих воинов, тем он опаснее для всех остальных зерефов. Тем могущественней родоплеменной народ.

Наш герой зеремид — это уже не зереф. Хотя он также по привычке желает иметь много наследников. Показатель значения зеремида — его наследники. Зеремид переходит на следующий уровень наследства. Зеремид не учится, а учит людей, которых он берет под свою опеку. Вот так обычный человек, он же единица рода может вырасти в большого человека. Местного значения пока. Даже может превратиться в лидера или даже предводителя — вождя. В новую единицу наставничества и контроля над общиной. В любом случае, спокойная жизни не гарантирована уже никому. Но зеремид, а мы говорим о нем, еще не учитель, еще и не наставник, а скорее опекун, контролер, но все же он выше всех остальных — скромных и послушных, таких же как и он — зеремидов. Если народ 100% подчиняется и следует традиции, то зеремида можно сразу найти. И он будет руководителем.

Других лидеров нет?

Какой народ, такие и ведущие. Какое общество, такая и элита. Все слышали такое выражение.

Каждый зеремид получает очередной неформальный чин, если конечно у него есть хоть какой талант. Самый первый талант для зеремида — это его врожденная воля, страсть. И упрямство. Зеремид может потом долго подчинять других членов и он это сделает. С приходом рынка, например, подобные зеремиды возглавили даже целые отрасли экономики и административные центры. Ведь мы говорим о традиционном обществе, традиционном народе.

Чтобы зеремиды оказались наверху, (а не ремиды — горожане — самая полная элита), должно было произойти нечто неординарное. Ведь самые лучшие правители — ремиды. А феодальная элита — это зероты. Но ни тех ни других здесь в этот момент нет. Как так? Что случилось? Произошло что то ужасное, что зеротов не стало, а ремиды еще не созрели. Ужасное с позиции эволюции, очень грубое с точки зрения постепенного развития. Если зереф превращается не в зерота (феодальную элиту), а в зеремида, а зеремид превращается в ремида- чиновника, в этой последовательности, пожалуй, много неприятностей (для народа). Для зеремида и его семьи в этот момент все прекрасно). Сначала непривычно. Но ремидов нет, а руководить кому то надо, зеремид — это скорее воин, не мудрец, не философ. Если зеремиды стали чиновниками вне эволюционной очереди, значит им нужен контролер, администратор. Или диктатор. Без воспитателя зеремиды разворуют все государство.

Для современного мира денег и удовольствия волевой зеремид- это не лучшая кандидатура министра, администратора. Его можно купить. Он может все продать. Неудачно. (Но для себя он сделает все как надо. От этого страдает все государство)

Только резкая смена обстановки, резкая пертурбация, тектонические сдвиги общества взывают к жизни новые силы. Народ сам выделяет зеремидов. Но от нарушения баланса могут быть издержки. Вышедший из низов зеремид, может убрать всех своих противников. Получить неограниченную власть. Есть и такие побочные эффекты от революционных прыжков. Не учите зерефа принципам, традиционные люди не знают что это такое. Любой традиционный отец не любит, когда ему мешают. Самое главное: у такого общества не может быть три головы. И зеремид руководствуется старой логикой: трехголового существа в природе нет. Оттого традиционные народы является традиционными и выживают в трудные времена. Потому что такому народу не нужна анархия (читай демократия). А нужен отец народа. Диктатор.

И когда СССР распался на части, народы выбрали себе лучших кризисных руководителей — зеремидов?

Да. Потому что при Советской власти подбирали «трудящихся». А все «трудящиеся» — это кадры из народа, а простой народ не любит принципиальных людей. Простой народ воспринимает принципы как эгоизм. Поэтому выбирали по наитию, выбирали по привычке. Зеремиды вышли вперед еще при колхозном строе. У советской номенклатуры (а она была вся сплошь зеремидная — крестьянская, народная) было все расписано, все четко установлено, кто, когда и что будет возглавлять. При СССР также все было традиционно. Ты работаешь на систему, система работает на тебя. Чиновниками — бюрократами становились не все, точнее в секретари попадали не все кандидаты. Наверху не было людей с улицы. Происходил жесткий отбор на «качество». Все зеремиды проходили учет и контроль. (Вот откуда при развале появился подходящий зеремид — лидер. И там, где оказался зеремид — лидер, там произошло меньшие трагических событий. Меньше было потерь и изъянов. Зеремид — это лучший реформатор для зерефов). Оттого что каждый зеремид хорошо знает свой народ.

В Союзе также было эволюционно.

И традиционно: младший растет и превращается в старшего, старший по возрасту и опыту контролирует остальных. Кто старше, тот и возглавляет группу или участок. Еще конечно верхушка смотрела на рвение и старательность зеремида. И находила таланты в задатках (табу — первый уровень запретов — А. Б. У ремидов всегда есть принципы, установки, идеи, которыми они делятся, передают следующим поколениям. Но ремиды слишком культурны и неприятны). Так вот, у молодых ремидов или неофитов системы (зеремидов) есть подобие принципов и зеремиды не такие. Для зеремидов главное — это воля, характер, подавление. Для зеремида важна власть, сама по себе. Они никакие не волшебники, они никогда не придумывали идеи, а только фанатично исполняли, учились, приспосабливались и хотели попасть в систему. Даже угождать, как смирные телки своим строгим родителям, ведь смирный телок двух маток сосет. Если у традиционного отца бездарный, но послушный сын, он ему помогает. Если сын превосходит талантами отцам, то отец не доволен, мешает, более того вредит такому сыну. Вот так и в системе. Зеремиды всегда хорошие подражатели. Они отбирают себе подобных. Из всех талантов им милее слуга. Отсюда в системе главное — это возможность подавления и контроля.

Да, зеремиды хороши ученики. Они всегда только наблюдают. Да, зеремиды подражатели. Что они усвоили, они исполняют. Да, зеремиды любят показуху, «крутят понты». Тем самым ни увеличивают себя в глазах окружающих. Так устроено в традиционном мире, где всегда есть размер и есть иерархия. Все время надо показывать, что ты выше других. Если вы видите человека, что хочет вас подавить — перед вами зеремид. Все зере — отличные актеры или ученики хозяина. Весь мир театр, а все мы в нем актеры, — сказал классик. Многие традиционные люди от желания быть выше играют в зеремидов. Но это уже не власть и не таланты, это просто понты. Традиционный мир наводнен этими понтами, оттого что каждый зереф хочет быть выше другого зерефа.

Итак, любой традиционный отец любит покладистого сына. Так и начальники любят послушных работников, а командиры смотрят на солдат и как бы спрашивают — вы еще живы? А есть ли у зеремидов есть некое подобие позиции, есть хоть какие зеремидные принципы? Конечно есть! Но это не принципы. Это вовсе не то, что нужно государству.

Не стоит беспокоиться, все эти убеждения и принципы только копия.

Только форма от основания. Только отвернитесь и зере уже сзади. Все, что есть у зере, стоит на нестойком зере фундаменте. На глиняном стержне, на песке, на воздухе почти. Зеремиды шатаются внутри, они, можно сказать, болтаются как флюгера, если сильные ветра на улице жизни. Но когда надо, зере останавливаются. Флюгер превращается во флаг для толпы. Люди смотрят на зере и встают рядом. Во весь рост. Потому что зеремиды — это самые радикальные патриоты.

Но какие это принципы?

Это не принципы. Секретари или лидеры ячеек шли просто так к цели из любви к идее? Нет, для зере — это не то. Если человек подчиняется традиции в любой степени памяти, он все равно вернется назад. К заветам старины. Зеремидов просто «тянет в лес, сколько их не корми» цивилизацией.

А что же вторая линия зерефов или вторая линия судьбы? Мы говорим теперь о зефа. (Зефа — это рыночная линия первого поколения зерефов).

Зефа тоже вырастают из традиции. Из обычая. Это те зерефы, которые попали сразу на рынок и не успели превратится в чиновников. Оттого все новые рыночники более похожие на таких же зере домостроевцев. Они натаскают все свои успехи в свои дома, особняки и счета, что все эти дырки, куда натаскают зефа свои деньги, будут напоминать все те же замки, средневековые норы, заполненные припасами. Зефа — полупервобытные, некультурные люди создают средневековье даже в рыночном городе. Весь такой город состоит из замков — жилищ, где зефа совершенно не контактируют друг с другом. Они не замечают или враждуют друг с другом, не замечают нищих, или недостойных их внимания. То есть на линии зефа то же самое: то же самое разделение, явно различение на элиту и на чернь. Зефа вычурно надменны. Это смешно. Но они уверены: если они богаты, значит уважаемы. Короче, зефа — это нувориши, чтобы было понятно.

Так вот, если мы говорим о демократии или следующей станции сосуществования традиционного народа, потому что рынок был занесен в эту степь совершенно внезапно и вопреки эволюции обычая.

Рынок нанес удар по матрице традиции. По порядку, по старой инерции.

Когда из средневекового народы было построено государство. Но ведь существуют же на свете и полностью демократические страны.

Так вот. На самом деле получается, что местные домостроевцы в личине зере (или традиционалистов чиновников государства) сели за один стол с зефа торгашами? Домостроевцы должны сесть за один стол с домостроевцами? Личинки почти одинаковые. Обе линии зерефов очень чувствительны к иерархии и статусу. И неудобства начинаются из традиционного старшинства. Все тут путают, кто из них старший, кто главный. Зефа выставляют на свет божий свои деньги, как доводы их значения, а зере или зеремиды называют свою должность, пост, чин. Кто же будет выше? Конечно будет смущение торгаша. Но в конце концов, зеремиды чиновники возьмут верх. И встанут над всеми, над всем народом. А все мелкие и средние зефа бизнесмены подчинятся им, будут делиться как «молодые» с чиновниками деньгами (то есть будут «отстегивать» чиновникам часть прибыли).

То есть, что же мы видим? Мы видим, что любая демократия, там где население натурально, не подготовлено, не имеет поколение с принципами (ремидов, второго поколения горожан), просто обречено на иерархию. Эта иерархия незаметна вначале, сразу конечно не узнать. Но она все таки та же иерархия, где есть элита, и есть условная чернь (есть подчиненные, крепостные ли или еще кто) Новая традиционная элита даже при рынке будет требовать подчинения, точно как феодалы в прошлом требовали дань у вассалов.

Но и зефа будут стараться все купить. Подкупить. Зефа и так называемой демократической оппозиции будут помогать мировые рефаги — скинуть автократов, правителей, не соблюдающих баланс между властями. Для элиты Запада все азиатские диктаторы — это враги человечества. Они знают, что тут живут традиционные народы. Но диктатура местных правителей — это отличный повод контролировать новые государства. Прошу тут же вспомнить восточную притчу о драконе и еще внимательно прочитать, что написано наверху. Даже если новые парни зефа рядом с новой партией зере сядут или изобразят, что они лучшие государственники (то есть, что они демократы), они все равно будут искать, кто же из них выше и старше…

Глава II

Кто в центре города

Падение государства предполагает предварительную деградацию и обесценивание всех государственных институтов и полное нивелирование идеи государства у бессознательных масс

Падение — это необратимое разрушение всех базисных устоев государства и стереотипов мышления бессознательных масс

http. //warrax. croco. net

Очевидное количество вычурных особняков и дорогостоящих автомобилей на фоне добывающей промышленности и автократии. О чем это говорит?

О простых или «народных» идеалах

Если люди мечтает жить именно в трехэтажных особняках, покупать дорогие автомобили — на зависть всем, то это давно известная мечта. «Мечта» эта зародилась она очень давно, почт вечная. И это не привет тяжелого детства и даже не привет от низкой культуры. Это все — проблемы роста. Это проблемы конкретного человека: потом речь идет о плебейской шкале ценностей, отягощенною ею. Экономическая разруха начинается с возвращением старой традиционной культуры. Когда сотни тысяч провинциалов атакуют государственные ценности и заменяют их фольклорными, все так и происходит. Города деградируют и исчезают.

О чем еще?

О конце плановой экономики? О новом старом натуральном обществе, отягощенном заводами и потом с успехом эти заводы разобравшем на металл и кирпичи? О возвращении традиционной культуры? О возрождении заветов отцов и предков?

Падение культуры идет вместе с хозяйственным упадком.

В средние века, например, среди мещан из пригородов, — там где и обитала чернь, тоже ходили слухи. А новые горожане тоже спали и видели себя, живущими на богатой улице. Самое простое — в богатой одежде, то есть для начала — в богатом платье, а потом все остальное.

Политическая урбанизация. Когда поступки верхов становятся идеологией.

Подражательство — это лицо и действие больших масс. Люди передвигаются с места на место. На новом месте договариваются сразу как себя вести.

Люди всегда куда-то мигрировали. Всегда какая-то нужда или насилие вынуждали их покидать насиженное место. Чтобы как то компенсировать дорожные расходы, новый договор мигрантов был со смыслом. Смысл любой компенсации — возмещение потерь. Самый быстрый путь возврата расходов — это спекуляция. Все начинают продавать, что есть. Все мигранты на свете этим занимаются: либо продают, либо продаются.

Но среди новых переселенцев есть и такие, которые хотят построить дом. Сразу и в центре. По традиционным ценностям, а новые поселенцы — это традиционалисты, как правило, жить в центре, значит иметь власть в центре. И вот такая привычка — пробраться на государственную должность — самая перспективная. Если бы они жили дома… Но ведь все переселенцы живут на новом месте. Где теперь живут и торгуют одни спекулянты. Значит в центре нового мира отныне будут править и обогащаться (безмерно) самые успешные «центристы». Чтобы сразу всем видно было. Это конечно не хорошо. Это конечно плохо. Очень плохо. Но кто же может их осудить? Они ведь переместились с места на место в разношерстной обезличенной массе. Им надо было как то жить — выживать. Они применяют те приемы, что запомнили и которые работали на родине. То есть рефлексы сельских окраин им с детства знакомые. В развивающихся обществах речь о реабилитации мещанства (жителей окраин) актуальна всегда. Нужен какой-то срок. (Дело не просто в родоплеменной ориентации, — в пригороде о родстве забывают, но тяга к родственникам остается всегда).

Ворон ворону.

Современные родоплесы (люди с родоплеменной начинкой) опережают остальную мещанскую группу только из-за политики. Им, например, разрешается сразу пересесть в шикарные авто. Потому что они — хозяева положения. Никто из толпы их не осудит, наоборот, переехать и сразу «грязи в князи» — это большой фарт, большое везение. Для пропаганды свободы лучше нет рекламы. Оттого что они местные, коренные им положена должность как бы сразу (то есть если они «местные» власть должна быть у них от рождения. Если совместить оба мотива, а это традиционные власть и достаток, получается государственную службу они понимают правильно. По мещански предметно. А это означает сразу переселиться или готовиться переехать в элитный район — в центр города. Вот и ответ.

Что, в цивилизованном в мире так не принято?

Ну, так это там, а это тут. Разница большая. Элитное жилье и экипажи с шоферами одинаковые. Здесь все похоже. Что тут плохого? Такие же люди. Если люди без труда, сразу хотят красиво жить — кто запретит? Это же демократия. А она одинаковая и для дикаря, и для фраера. Что, это означает поражение базовых принципов гражданского социума? А есть ли он, гражданский социум? Точнее, а был ли тут исторически? Ведь как то это дело надо обставить? Вот и получается, что переезд маргиналов в мозговой центр государства, кроме политики, ничем не оправдан. Только политикой! Все фраера мира, они же акулы капитализма это приветствуют. Они сами, их предки катались через океаны не зря. Пусть катаются теперь все. Пусть красиво живут и туземцы. Но это лицемерие всего лишь политика.

Стеклянные бусы однако.

Пока идет реклама красоты рынка. Они ведь что подражают, торговую цивилизацию? А все при торговле ждут, когда кончится продажа. Так? Поэтому со стороны им улыбаются, поддерживают, либеральная традиция представляет это дело романтично — «первоначальное накопление», «издержки роста» типа, на худой конец что это де просто совковые рудименты. Никто не называет это дело нехорошим. Аборигены свободные, катаются на джипах — разве они не растут в глазах родни? «Это демократия» сообщает коммерческое СМИ. Своруй — но не попадись! То есть катаешься и живешь на широкую ногу — не будь лохом — дай наверх, поделись. Это уже протестантская этика. Хочет нувориш — чиновник ездить в дорогих авто или вообще на авто, кто же против? Это права человека. Права человека выше общества. И даже выше государственных интересов. Да, так на самом деле идет деградация, деиндустриализация. Чиновник не должен быть выше гос. интересов. Это закон. Отсюда первое: чтобы понимать что такое государство, надо в нем как бы родиться. Но ведь тут речь идет о внутренних мигрантах. Никто через океан не плывет, как это делали в свое время американцы. В чем же причина, что свои туземные «мигранты» грабят свою родину?

Хотя бы родиться в городе. Или даже в центре города.

Вот уж, действительно, если бы мещане — не граждане понимали, что это такое — государственные интересы.

Но что же они думают? Как то ведь они понимают «государственные» вещи? Мещанам государство непонятно. Нет, что такое должность и пост они догадываются сразу. А больше переселенцам и не надо.

Допустим, не допустим, а так и есть, что все кто представляет «государство», никогда не жили или не сформировались в городской среде. Что тогда важно им?

Для переселенцев любых государственные интересы — это понты и показуха. Так было, так будет. Веками. Переселенцы не могут думать о серьезных таких вещах. Они думают в первую очередь об обустройстве быта. Переехал — надо устроиться. Это первое «догосударст