Штука вот в чем. Ценность поцелуя не в его качестве. Поцелуи не служат какой-то особой цели. Их ценность измеряется ценностью человека, с которым вы целуетесь.
Любые вещи ценны настолько, насколько считаем мы сами. Так же и поступки.
слышал мнение, что предметы искусства абсолютно бесполезны, так как не имеют практического применения, и имеют ценность лишь в глазах смотрящих на них.
Дело в том, что, в сущности, бесполезно все. Ничто не имеет ценности, пока мы ее не определим. Любой предмет может стоить столько, сколько мы захотим.
Человеческое веселье – возобновляемый ресурс, и вы можете генерировать его с помощью дешевых плюшевых игрушек и жареной еды.
Поцелуй, конечно, получился так себе.
Учитывая весьма ограниченный опыт обоих, вам не стоит этому удивляться. Но для влюбленных, чьи романтические переживания прежде сводились лишь к мечтам, пусть и весьма вдохновенным, все прошло нормально.
Штука вот в чем. Ценность поцелуя не в его качестве. Поцелуи не служат какой-то особой цели. Их ценность измеряется ценностью человека, с которым вы целуетесь.
Любые вещи ценны настолько, насколько считаем мы сами. Так же и поступки.
Поэтому для этих двоих тот первый поцелуй был бесценным.
Ах да! Про поцелуй забыл.
Про первый поцелуй возле лапшичного ресторана, под яркими солнечными лучами.
Их губы сомкнулись, разделив тепло. Она трогала пальцами его лицо, а он обнимал ее так, будто решил не отпускать никогда. Они так крепко прижались друг к другу, что их души как будто слились в одно целое. Впрочем, их души действительно соприкасались, вызывая неконтролируемые вспышки тепла.
Если вам доведется там побывать, зайдите в «Лапшичную принцессу». Я слышал, там лучшая еда в округе. Ресторан, разумеется, совмещен с галереей искусств. Там полно картин и каменных башенок. Главное, не чихайте.
Внезапное появление светила не привело к катастрофе, хотя жителям пришлось на собственной шкуре испытать, каково это — обгореть на солнце.
— Тебе нужно все это, — указал я на бумаги, — чтобы объяснить такой простой план?
— Что? Это не план, это мои рецепты.
— Чудесно.
— Большинство из них вовсе не чудесны. Ты не представляешь, сколько комбинаций вполне съедобных ингредиентов могут превратить блюдо в абсолютно несъедобное! Это так забавно.
— Что тут забавного?
— Забавно, когда кто-нибудь это дегустирует.
Юми? — подумал Художник. — Юми! Что происходит?
У меня получилось... — подумала она в ответ.
Как? — изумился Художник. — Ты сломала машину?
Да, — ответила Юми.
Жди меня, — взмолился он, подбегая к растворяющейся Пелене. — Где ты?
В ответ он почувствовал лишь сожаление.
Никаро, — спросила Юми, — помнишь... что ты говорил про истории с грустным концом?..
— Нет, — прошептал он, упав на колени. — Нет...
Юми почувствовала, что тоже уходит.
Прости, — подумала она, — но иногда... иногда конец и должен быть грустным.
Это было искусство. То, что машине, идеальной с технической точки зрения, никогда не удалось бы понять. Ведь смыслом искусства всегда было, есть и будет впечатление, которое оно производит на нас. На его создателя — и на зрителя.
