автордың кітабынан сөз тіркестері  Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Дарюс Сталюнас

Попечителя раздражало то, что, хотя виленские маскилы и поддерживали распространение русского языка в еврейской среде, но все же они не собирались полностью отказываться от своей еврейскости, то есть перейти в православие: «Чем более в народе развитых личностей, тем сильнее развивается в нем сознание и гордость национальности, тем прочнее становится его самобытность, тем менее остается надежды к слиянию с господствующим народом, силами которого создано и держится государство.

название Белоруссия служило прежде всего инструментом, позволявшим имперским властям обосновать русский характер части земель Великого княжества Литовского.

Различная трактовка публичных функций польского языка на западных окраинах империи иногда приводила к курьезам. Так, начальник III отделения П. А. Шувалов критиковал ситуацию, когда пассажирам, едущим в вагоне по территории Царства Польского или внутренних губерний России, разрешалось говорить по-польски, но во время остановки того же вагона в Ковне говорить по-польски уже было нельзя430.

Та же логика не позволила властям учредить высшую школу в Северо-Западном крае. Имперские бюрократы и влиятельные публицисты, в том числе и редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков, боялись, что и в русском университете поляки сумеют привить другим студентам свои ценности409.

М. Д. Долбилову, дала толчок формированию российского националистического дискурса359

стремление шляхты вырвать у России Литву свидетельствовало о том, что компромисс между русскими и поляками не может быть достигнут прежде всего из‐за спора, кому принадлежит Западный край

Таким образом, присоединив в конце XVIII — начале XIX века имевшее многовековые традиции Польско-Литовское государство вместе с многочисленной еврейской общиной, неизвестной ранее правящей и интеллектуальной элите России, Санкт-Петербург создал целую серию дестабилизировавших империю на протяжении «долгого XIX столетия» национальных проблем, решение которых не было найдено вплоть до конца существования империи, но, может быть, это решение и невозможно было найти.

Сомнения в эффективности политики, осуществлявшейся после 1863 года, которые в конце XIX века все чаще высказывались в бюрократической переписке, привели к тому, что во время революции 1906 года имперские власти предприняли попытку отказаться от политики «обрусения»: и в предложениях высокопоставленных чиновников, и в практике национальной политики появилось достаточно большое количество элементов имперской национальной политики, но уже через несколько лет вновь взяла верх тенденция, для которой было характерно большее количество элементов националистической национальной политики. Как и раньше, перед началом Первой мировой войны в отношении поляков и евреев имперские власти отдавали предпочтение мерам сегрегационной политики. Достаточно часто обе эти группы in corpore считались неисправимо нелояльными по отношению к властям Российской империи. Этноним «поляк» вообще стал использоваться как обозначение нелояльного подданного. Чарльз Стайнведел (Charles Steinwedel) приводит случай, когда и губернатор Уфы был назван «поляком», потому что должным образом не отреагировал на волнения, последовавшие за Октябрьским манифестом 1905 года1100

С точки зрения концепции триединой русской нации белорусы считались русскими, поэтому их власти стремились защищать от поляков и евреев прежде всего. Если руководствоваться уже распространявшейся (но еще не доминировавшей в российском дискурсе того времени лингвистической парадигмой), можно утверждать, что и белорусы-католики, и белорусы-православные в период, предшествовавший революции 1905 года, стали объектом ассимиляционной политики. При этом в рамках однозначно доминировавшей в то время конфессиональной парадигмы белорусы-православные если еще не были стопроцентно русскими, то имели все шансы в ближайшем будущем таковыми стать. В отношении белорусов-католиков национальная политика не отличалась последовательностью. Массовое обращение белорусов-католиков в православие имело место только в 1863–1868 годах. И это значит, что, несмотря на официальный канон о «большой русской нации», в реальности имперские власти после 1868 года мирились с принадлежностью к «чуждой» конфессии части «русских» — белорусов-католиков, что противоречило понятию принадлежности к русской нации в рамках конфессиональной парадигмы.

Если до революции 1905 года белорусы-католики должны были учить Закон Божий на русском языке, то указ от 17 апреля 1905 года предусматривал преподавание этого предмета на «родном языке». На западных окраинах империи сразу началась напряженная борьба между имперскими чиновниками и католической церковью из‐за различного понимания «родного языка» и способа его установления. Католические священники последовательно придерживались позиции преподавания белорусам Закона Божьего на том языке, на котором они молятся, то есть на польском, при этом на начальном этапе предполагалась возможность использования и белорусского языка. В то же время администрация Северо-Западного края в 1905 году придерживалась твердой позиции преподавания белорусам Закона Божьего на русском языке и считала, что окончательное решение о «родном языке» конкретного ученика должны принимать чиновники.