И Варвара Сергеевна усвоила, что талант составляется из ста двадцати частей белка и четырехсот частей углеводов, она поняла, что пока, до времени, до подвигов более героических, она может служить науке, только снабжая будущего профессора хлебом, жирами и сахаром.
Сахару не было. В бессахарном мезонине Яков Бордюг растапливал печку. У Варвары Сергеевны в груди материнское сердце скреблось, как крот, слепо отыскивая путь к сахару. На Якове Бордюге была надета стеганая солдатская безрукавка.
– Поди сюда! – вдруг скомандовала Бордюгу Варвара Сергеевна. – Стой… Снимай! – она ткнула пальцем в безрукавку. – Так. Можешь идти.
Яков Бордюг ушел. Безрукавка осталась у Варвары Сергеевны. Зачем все это было – пока никому непонятно.
Через неделю Варвара Сергеевна сидела в вагоне. Заря – упитанная, розовая, буржуазная, еще во времена Гомера занимавшаяся маникюром, – с любопытством смотрела в окно. Возле окна, на мешках, три гражданки спали кооперативно, кустом: приткнувшись одна к другой лбами. Над ними, качаясь, свешивалась рука с багажной полки, торчали чьи-то забытые руки из-под скамьи. Все руки – красные от зари и от холода, но Варваре Сергеевне тепло: на ней та самая безрукавка Бордюга, густо простеганная… чем бы вы думали? Гагачьим пухом? Ватой? Нет, сахарным песком.
И под плакатом сидел человек, в кепке, как судьба – одинаково равнодушный к разложению, к смерти, к любви и к прочим гражданским состояниям.
Самодержавие пало. Мученица науки пошла ставить самовар
Но кто поймет до конца женскую душу, где – как буржуазия и пролетариат – рядом живут мать и любовница, заключают временные соглашения против общего врага и снова кидаются друг на друга
законе наследственности есть некая обратная пропорциональность: у гениальных родителей дети – человеческая вобла, и наоборот.
стояли голые столы, на стене висел строгий плакат: «Просят отнюдь граждан на столах не разлагаться». И под плакатом сидел человек, в кепке, как судьба – одинаково равнодушный к разложению, к смерти, к любви и к прочим гражданским состояниям.
приколота записка следующего содержания:
«Я к вам – с сиренью, а вы ко мне – с молчанием. Я так не могу больше. Ваш М.».
В законе наследственности есть некая обратная пропорциональность: у гениальных родителей дети – человеческая вобла, и наоборот
В законе наследственности есть некая обратная пропорциональность: у гениальных родителей дети – человеческая вобла, и наоборот.
ее биография очистилась бы, как углем очищается сахар-рафинад.
