Бой Святозара. Сквозь Пекло
Часть вторая
Елена Александровна Асеева

И не должны мы быть мирными,

И не должны просить помощи,

Ибо она в мышцах наших и на конце мечей,

И ими мы сечем врагов.

«Велесова книга»

© Елена Александровна Асеева, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Через некоторое время в подземелье явился Гатур и гомозули, однако еду в этот раз они не принесли. У каждого из гмуров в руках были копья и секиры, которые они благоразумно не направляли на темничников, а держали вертикально вверх. Гатур подошел к темнице Святозара, низко поклонился и сказал:

– Славный наследник восурского престола Святозар, по реклу…

– По реклу Велико-Достойный, – подсказал, прервавшемуся гомозулю, Храбр.

Гатур кивнул головой и продолжил:

– По реклу Велико-Достойный, тебя приглашает в свой дворец доброхот, заботник, рачитель, благодетель, заступник, царь всех гомозулей, рассудительный, Гмур Достохвальный и Достопочтенный, Старший Кузнец всех кузнецов, Величайший Ювелир всех ювелиров.

В подземелье наступила тишина, замолчали все темничники, смолк Нынышу, а Святозар поднялся с ложа и пристегнув к поясу ножны с мечом, оправив кафтан и волосы, усмехнувшись, весьма недовольно проронил:

– Ишь, ты, наплел же он себе величаний… а раньше был просто царь Гмур.

– Ты, пойдешь один, – подходя к двери темницы и протягивая к замку ключ, молвил Гатур.

– Нет, – громко ответил Храбр, и, поднявшись с ложа, встал позади Святозара. – Наследник один не пойдет. Он будущий правитель славной Восурии и не должно ему одному ходить.

Гатур тяжело вздохнул, обернулся на темницу, где сидели други наследника и где, приникнув к решетчатой двери стояли, и безмолвно на все взирали Звенислав и Часлав, и добавил:

– Хорошо, но только два сопровождающих, только два.

– Пойду я, – опередив Святозара, произнес Храбр. – Я и Дубыня.

– Почему это ты и Дубыня? – раздраженным голосом спросил Стоян, и, поднявшись с ложа, шагнул к двери.

– Потому что мы с Дубыней, взрослые люди, – незамедлительно отозвался Храбр, и многозначительно посмотрел на Стояна. – И в случае чего знаем, как себя вести не только с Гмуром, но и… – Наставник понизил голос так, чтобы было слышно лишь Стояну. – Но и со Святозаром… А, ты, Стоян остаешься старшим здесь.

– Ну…, – протянул было Стоян.

Но Храбр его резко перебил, коротко и сердито дохнув:

– Никаких, ну! – И кивнув Гатуру, сказал, – пойду я и из темницы напротив ратник Дубыня.

Гатур открыл темницу, выпустил Святозара и Храбра, и, закрыв за ними железную, решетчатую дверь замкнул замок да развернувшись, направился к темнице напротив, где его ожидал Дубыня. Но подойдя к темнице, он остановился, в нескольких шагах от нее, и стал беспокойно перебирать ключи, висевшие на поясе, на длинной связке, точно не в силах найти нужный.

– Гатур, – сказал Святозар, увидев бесплодные попытки гомозуля найти нужный ключ. – Открывай дверь, не бойся моего дружинника Звенислава, не вырвет он твой язык, я обещаю.

Гатур услышав наследника тотчас разыскал нужный ключ, и, подойдя к темнице, все же опасливо принялся открывать замок и поглядывать на присевшего на ложе Звенислава. Когда он, наконец, отомкнул замок и дверь да выпустил Дубыню, то тут же резко закрыл ее, быстро повернул ключ, и, отскочив от темницы, успокоено выдохнул. Дубыня выпущенный на волю подошел к наследнику и Храбру, пожал последнему руку и поправил сзади кафтан на Святозаре. Гатур вновь поклонился наследнику и повел их сквозь подземелье к поднимающейся площадке. Гомозули вооруженные секирами и копьями окружили наследника и наставников, и все еще направляя острые наконечники оружия вверх, пошли следом за гостями-пленниками.

Поднявшись на площадке в город, и пройдя немного по дорожке отделяющей жилые постройки от рабочих и хозяйственных дворов, повернули налево и вошли в жилые пределы города гомозулей, где справа и слева от полосатой дорожки из агата, ограненной дымчатыми кварцами, стояли прекрасные дворцы. С одной стороны дорожки стояли дворцы из голубой бирюзы и синего лазурита, а с другой стороны дворцы из зеленого нефрита и желтого сердолика. Проходя мимо дворцов, наследник не мог надивиться на них и понять, выдолблены ли они из цельного куска камня, или очень искусно обложены, настолько, что не было видно ни единой щелочки, трещинки. Иногда между синими и зелеными дворцами мелькали постройки из розового кварца, а между зелеными и желтыми, дворцы из красной яшмы. Разбросанные возле дворцов прудики, окаймленные голубыми лазуритами, были в основном круглые и в них плавали крупные желто-серебристые рыбы. В овальных прудиках, берега которых ограняли синие лазуриты, были построены небольшие стены из зеленого нефрита, и по ним струилась вода, создавая нечто вроде маленьких водопадов. Возле дворцов находились миниатюрно вырезанные из фиолетового кварца кусты и деревья, на которых висели изящные каменные ярко-желтые плоды из яшмы.

Дорожка привела прямо к самому высокому в городе дворцу, из фиолетового аметиста с множеством круглых окошек и невысоких башенок. Стены дворца были украшены синими сапфирами, а полукруглая с широкими ступенями из синего топаза лестница вела к распахнутым, из просвечивающегося фиолетового кварца, дверям. Гатур поднялся по ступеням и остановился возле дверей, дожидаясь, когда поднимутся гости, и поравняются с ним. После он суетливо кивнул вооруженным гомозулям приказывая им, дожидаться его подле лестницы и повел восуров в тронный зал, который начинался сразу за дверьми дворца.

Святозар вошел в зал и оглядел его. Это был, несмотря на богатство, дюже мрачный зал с высоким потолком. Сам зал имел круглую форму. Стены, потолок и пол в зале были обложены фиолетовым аметистом, и украшены редчайшими искусно ограненными алмазами синего, зеленого, розового и даже красного цвета, необыкновенно ярко мерцающими. В первый момент наследник подумал, что драгоценные камни, в стены просто вставлены, но приглядевшись, разглядел на стенах тронного зала рисунки, которые и были украшены драгоценными камнями. Вот зеленые алмазы изображали землю и деревья; синие, розовые алмазы – дворцы; красные -дорожки и мосты, а белые – облака и солнце.

Святозар перевел взгляд со стен и увидел прямо перед собой, в углублении зала, на большом возвышении здоровущий золотой трон, с весьма высокой спинкой венчающейся искусно вырезанной головой гомозуля с зелеными, крупными изумрудами вместо глаз, с раскрытым ртом и вставленным в него красным рубином, и густой золотой бородой, усами да серебряными волосами. На троне сидел маленького роста, красивый гомозуль, с белой кожей лица, с ярко-рыжими волосами, бородой и усами, с нежно-голубыми глазами, прямым носом, высоким лбом и дугообразными, рыжими бровями. У этого гомозуля в отличие от ранее видимых восурами, кожа рук также как и кожа лица, была необыкновенно светлого оттенка, и на ней почти не просматривалось рыжих волос. Он был одет в лазурную без рукавов рубаху, штаны и башмаки, а на голове у него восседал золотой венец со множеством затейливо вырезанных переплетений в виде плетущихся растений и ветвей деревьев, богато усыпанный красными и розовыми ограненными алмазами.

Святозар подошел ближе к трону, посмотрел в глаза царя, и слегка преклонив голову, сказал:

– Приветствую тебя царь гомозулей Гмур, надеюсь…

Но царь внезапно замахал на него рукой, и, скривив свое красивое лицо, негромко крикнул на языке Богов:

– Аз сэкэленько нэ рескаво Ас! Нэ великазбой рескаво Ас! Тевся, осегэ, шэлкевэ вай рескаво? – Царь замолчал, и, наморщив свой лоб, злобно добавил, – нэ велуса оянэсевай рескаво аз нэшко сэкэленько.^*1*1

Святозар услышал слова Гмура, лицо его побледнело, губы от гнева задрожали, и, шагнув вперед, он яростно выкрикнул:

– Аз нэшко осегэ.. аз сэтко ДажьБога!^*2*2 Ах, ты неблагодарный, – переходя с языка Богов на восурский, продолжил Святозар, и его бледное лицо стало покрываться красными пятнами. – Неблагодарный царь, неблагодарных гомозулей… Ты, забыл, осегэ – прощелыга, кому обязан жизнью, забыл кто спас твою, превратившуюся в черноту, душу.

Святозар сделал еще шаг вперед, его всего трясло от гнева, а на лбу выступила испарина, и, припоминая язык Богов, он не менее громко крикнул:

– Осталькосэ переге ёшла веласовэ!*^*3*3 Перед тобой, я, Святозар, по реклу Достойный, первый правитель Восурии, сын самого ДажьБога! Восур, который когда-то спас тебя и твой народ от гибели, от злобных женоподобных ягынь… Ах, ты наверно забыл это… Конечно, почему бы тебе не забыть доблестный поступок моего народа, их смерть, их страшные раны, ведь то они, а не ты проливали свою кровь! Почему бы тебе не забыть, ведь это я потерял в той битве своих четверых сыновей, своих другов, и сыновей своих другов. Я чуть не потерял своих восуров и свою жизнь.

Наследник вытащил из ножен меч, поднял его вверх и великий Кладенец, меч ДажьБога, засветился желтым сиянием. А Святозар тяжело задышав меж тем громким, взволнованным голосом, молвил:

– Ты помнишь, этот меч Гмур? Помнишь? Этот меч ты ковал для моего отца. Первый и последний меч, который ты ковал по просьбе Перуна. И ковал ты его, чтобы ДажьБог смог в битве с Чернобогом победить его…. А, потом ДажьБог подарил этот меч мне. Этим мечом я отрубил голову царю ягыней Ерку, который уничтожал и поедал твой народ… А, ты и твои дети, которые обязаны мне и моему народу жизнью, называете меня прощелыгой и татем. Все эти дни вы держали меня и потомков моих другов в темнице, забыв все приличия и законы гостеприимства…. Но я стерпел все это, во имя той дружбы, что когда-то питал к тебе, я ждал тебя сдерживая в себе рвущийся наружу гнев и успокаивая словами, что стоит тебе меня увидеть и ты вспомнишь все, что случилось с моим и твоим народом, когда-то давно… Но, вот, я дождался тебя, я пришел к твоему трону, и что же я слышу от тебя?! Ты который клялся мне в вечной дружбе… Ты пошел еще дальше! Тебе мало оскорбить меня, ты еще оскорбляешь и мой язык!.. Язык каковой создал и подарил мне мой отец ДажьБог! Неблагодарный, неблагодарный!.. – Святозар опустил меч вниз уткнув его острие в фиолетовый аметист пола и тихо добавил, – о! Боги мои, видел бы, ты, себя со стороны Гмур… Ты просто противен в своей неблагодарности… Вы, не дети Богов, вы низкое племя, за которое не стоило проливать кровь.

– Наследник, – очень мягко сказал, стоявший позади него Храбр. – Успокойся.

Святозар оглянулся назад, посмотрел на наставника, и звенящим от гнева голосом, произнес:

– Что ж, Храбр, погляди кругом… Погляди, дорогой мой наставник. – Наследник наново поднял меч и устремил его на искусно украшенный камнями рисунок дворца на стене. – Видишь это прекрасное сооружение, этот чудесный дворец, созданный великим и добрым народом гмуров… Так вот знай, это знаменитый дворец царя Гмура некогда находившийся в городе гомозулей Галарионе и стоял он недалече от реки, оную ныне величают восуры малая Яза. Много столетий назад он был разрушен народом солуанцев, до основания, до последнего камушка… Но тогда, когда я появился на земле впервые этот город, прекрасный и величественный, поражал всех своей мощью и красотой, а чудесный дворец царя стоял в центре Галариона и в солнечных лучах на нем сверкали драгоценные камни, и множество маленьких искусно вырезанных золотых башенок переливались в лунном свете. И в этом дворце долгие, долгие дни, я, истерзанный зубами и когтями злобного ягыни Ерку, тяжело страдая от потери своих сыновей, младшему из которых было лишь шестнадцать лет. Долгие, долгие дни выздоравливал…. А, мой дорогой друг, Гмур не отходил от моего ложа ни днем, ни ночью. Он вместе со своими детьми выхаживал меня и раненных, во время этого страшного сражения, восуров.

Святозар тихо зашептал заговор, и в тот же миг из меча вылетел яркий желтый луч, и ударился об стену, покрыв своим светом синие и розовые ограненные алмазы украшающие дворец царя. Свет словно впитался в рисунок, и стены нарисованного дворца мгновенно раскрылись, показав внутренность его, с широкими лестницами, огромным тронным и пиршественным залом, да красиво украшенные опочивальни. Внутри дворца, где-то в его глубине, распахнулась дверь, живописуя лазурного цвета опочивальню, где на широком деревянном ложе, усыпанном жемчугами, лежал окровавленный Святозар, а рядом на высоком золотом сиденье со спинкой сидел рыжеволосый царь Гмур.

– Ты, забыл, забыл Гмур, как просил о помощи Перуна и его народ дамианцев, – сказывал Святозар, уже вновь обращаясь к царю гомозулей. – Как отказали тебе дамианцы, не решаясь вступить в бой со злобными ягынями, которые потеряли свой истинный вид волшебного народа, превратившись в диких зверей поедающих плоти людей. Ты, забыл, как просил о помощи ДажьБога, но тот не желая гибели своего еще молодого и неопытного народа, отказал тебе… Ты, забыл, как нарушил я повеление моего отца, и поднял своих людей и привел их на бой с ягынями, чтобы спасти тебя, и твоих детей… гомозуль, которые никогда не держали в руках меч и не могли защищаться. – Наследник порывчато потряс мечом, и добавил, – этим мечом, имя которому Кладенец, я отрубил нечистую голову Ерку и уничтожил обросшую злобой и кровью его черную душу.

Святозар смолк, муторно переводя дух, и глядя в голубые глаза Гмура, он вложил меч в ножны и закрыв лицо ладонями, замер на месте.

Царь сидел все это время молча на троне, прикрыв дланью себе рот, и не в силах, что-либо вымолвить, но когда Святозар застыл, он торопливо поднялся с трона, и, спустившись по трем широким ступеням остановился в двух шагах от него. Гмур с трудом, будто она отяжелела от гнета, вздел свою голову, посмотрел на наследника глазами полными слез, и, протянув к нему руки, прошептал:

– Святозар, правитель славной Восурии, по реклу Достойный Бога! Ты, не справедлив ко мне, называя меня отцом неблагодарного племени потому, как я не забыл… Слышишь, Достойный Бога, я не забыл твой доблестный поступок, и той крови, что ты и твой народ пролил за моих детей.

– Что? – отрывая ладони от лица и устремляя взгляд на Гмура, гневно выкликнул Святозар. – Не забыл? Ты назвал меня прощелыгой… а мой язык оянэсевай! Я, конечно, всегда плохо знал язык Богов, но понять, что значит осегэ и оянэсевай не трудно…

– Я не узнал тебя, – негромко проронил Гмур, все еще продолжая держать протянутые к наследнику руки. – Не узнал. Ведь ты, давно умер. Я сам был на твоем погребении… Я помню это и помню, как плакал тогда, как плакал… Ох, нет, друг мой, я не забыл твоей жертвы, не забыл тебя… Но я знал, что тебя нет больше в Яви. И как же, я мог догадаться, что ты вновь возродился.

– Ну, ты мог меня выслушать, – уже менее гневно ответил Святозар. – Ты должен был меня выслушать. А твои дети должны были проявить уважение, к потомкам восуров, предки которых проливали за них свою кровь, тебе не кажется.

– Да, да, да, – вздыхая, заметил Гмур. – Ты, прав мой дорогой друг, но и я, и мои дети за века стали другими, Достойный Бога.

– Не называй меня так, Гмур, – сказал наследник и утер со лба испарину. – В этой жизни я наследник Святозар, сын правителя Ярила, по реклу Щедрый, и живу я в моей любимой Восурии, в престольном Славграде.

– Хорошо, хорошо, Святозар, как пожелаешь, – очень мягко протянул царь. Он сызнова сделал шаг вперед и протягивая к наследнику руки, спросил, – ты, позволишь мне обнять тебя, мой светлый спаситель? Позволишь, мой дорогой и любезный друг?

Святозар какое-то мгновение колебался, но глянув в наполненные слезами глаза царя, шагнул навстречу старому другу и раскрыл объятья. Гмур тут же, радостно вскрикнув, кинулся к наследнику и крепко его обнял, чуть слышно молвив:

– Ах, Святозар, Достойный Бога… Какая радость увидеть тебя вновь, через столько веков.

Наследник выпустил Гмура из объятий, а тот, привстав на носочки, протянул руку вверх и кончиками пальцев, погладил его по щеке, да хмыкнув носом, принялся утирать свои мокрые глаза.

– Да, – тихо согласился наследник. – Гмур, друг мой, что случилось с тобой за века… Зачем ты ушел в эти горы, зачем держишь темницы. Ты, всегда был чистым и светлым гомозулем, что случилось с твоей душой?

Гмур надрывно вздохнул, словно слова наследника разрывали его душу на части и ласково поглаживая перстами его по руке, принялся пояснять:

– Ты, умер Святозар, и у меня больше не стало друзей. Еще какое-то время я поддерживал связь с твоим сыном Боголюбом, который тоже бился против ягыней и помнил меня и нашу с тобой дружбу. Но твой внук Истислав и твой правнук Судимир им было не до дружбы, они вели войны, стараясь защитить свой народ и свою веру… Ах, друг мой любезный, золотые века канули в лета… Много веков прошло с той битвы, и я, и мой народ всегда помнили о доблести твоих людей, но сами восуры забыли о том, как бился ты, мой добрый друг, и как бился твой народ… Нет, восуры, никогда не обижали гомозуль, никогда не гнали нас с наших земель, но с Ра-реки пришли солуанцы, а с южного моря приплыли поллы, они стали нас уничтожать, убивать моих детей, разрушать города и забирать наше богатство. И тогда я решил, что надо бежать, бежать из этого мира и спрятаться в горах глубоко, глубоко в горах… К тому времени дети Пана Виевича захватили все Ултакские горы, и я решил поселиться со своим народом в Арапайских горах… И хотя здесь жили люди, у которых на высоких горных вершинах стояли крепости, а в ущельях лежали деревушки, но их было не много, и они были мирными… А я поселившись в подгорном мире, совсем отстранился от людей… Мы почти перестали выходить на поверхность земли, а города свои строили глубоко под землей… и жили, жили, жили здесь века.

– Эх, Гмур. – Святозар положил руку на плечо друга, который едва доставал ему до груди, и заметил, – если бы ты немного потерпел, я бы помог твоему народу… Оно как ты ушел в горы незадолго до моего второго возрождения.

– Откуда ты это знаешь? – не прекращая гладить Святозара по руке, и заглянув в его глаза, спросил царь.

– Когда я возродился на земле второй раз и ДажьБог позволил познать мне мою душу, – объяснил Святозар. – И я все вспомнил, то первого кого захотел увидеть, это был…

– Это был я…, – тихо закончил за наследника Гмур, и, опустив глаза, уставился в пол.

– Да, это был ты…, – вздыхая, продолжил Святозар. – Но вы не жили на своих землях, а солуанцы уже разрушили твой прекрасный город Галарион… И никто не знал, куда ты ушел.

– Значит, ты не смог бы мне помочь, – горестно молвил Гмур. – Когда мы покидали свои города, они не были разрушены, они были целыми.

– Нет, я бы смог тебе помочь, – откликнулся наследник и сжал плечо царя. – Твой брат Альм, которого я видел почти шесть лет назад, говорил, что между твоим уходом и моим рождением было не больше трех десятилетий… Если бы ты смог их продержаться, я бы не оставил тебя в беде, никогда… Даже если бы еще не познал своей души, я бы не бросил твой народ в беде… Ты же знаешь меня.

– Да, друг, да… я тебя знаю, – откликнулся царь и принялся утирать свои глаза. – Но мы бы столько не продержались, да и откуда я мог знать, что ты возродишься… – Гмур на мгновение смолк, а потом поглядел на наследника и спросил, – но ты сказал, Достойный Бога, что ты встречался с моим братом Альмом. – Царь дотронулся пальцем до перстня на руке Святозара, и, дополнил, – этот перстень я знаю… Я создал его для Альма, и он был очень дорог ему. Одначе раз он на твоем пальце значит вас, что-то связывало, что же, мой друг?

– Я спас ему жизнь, а он наградил меня за это магией, – ответил Святозар и погладил полыхающий белым светом камень на перстне. – Я был его учеником…

– Ах, любезный ты мой друг, – улыбаясь, сказал Гмур. – Спаситель мой, ты оказывается спас не только меня и моих детей, но и моего брата… – А морг погодя словно спохватившись, вскрикнул, – тогда, накроем столы и будем праздновать нашу встречу!..

– Гмур, мои други сидят в темнице, – криво улыбнувшись, заметил наследник.

– Ах, ах, ах! Сейчас же все исправим, любезный Святозар, все исправим, – засуетился Гмур, и махнул в сторону затихшего возле выхода Гатура. – Зови, зови, скорей гомозуль, Гатур… Неси столы, еду, и беги освобождай другов моего Святозара… Да, чего ты стоишь вывернув глаза, бестолочь… – Рассердился Гмур увидев, что Гатур не двигается с места. – Разве ты, не понял кто к нам пришел? Сам победитель Ерку, знаменитый храбрец и витязь Святозар, прозванный Достойным Бога.

Гатур еще какое-то мгновение безмолвно взирал на Святозара, но когда Гмур на него гневно прикрикнул, побежал вон из тронного зала исполнять повеления своего царя. Святозар усмехнулся, посмотрев вслед убежавшему старшему между рядовичей, и произнес:

– Гмур, а Гатур меня не узнал… А ведь видел меня чаще всех гомозулей, потому что покуда я лежал у тебя, он каждый день приносил мне еду и питье.

Гмур подошедший к Дубыни и радостно теперь его обнимавший, словно старого знакомца, засмеявшись, ответил:

– Друг мой, Святозар, да Гатур всегда был глупцом… И неужели ты мог подумать, что он наберется ума за эти века… нет никогда… Бестолочь он, одно слово… Прислал ко мне гомозуля Гейрека с вестью, что явились восуры желающие видеть меня, и коли я не поспешу вернуться, обещающие разрушать мой город Гальматей… Бестолочь, такая… Если бы он известил меня о твоем имени, или хотя бы о том, что ты наследник престола, разве бы, друг мой, я так тебя встретил… Никогда дорогой и любезный мой друг, никогда бы я тебя не перебил и не оскорбил бы.

Гмур подступил к Храбру, по-доброму обнял того, и, погладив по руке, заглянул в его серые глаза. Он с интересом оглядел его крепкий, мощный стан, и с теплотой в голосе сказал:

– Какие у тебя Святозар крепкие ратники, богатыри да и только… А этот Храбр. – И царь благодушно улыбнулся наставнику. – Похож на твоего старшего дружины витязя Мстислава, а тот, – и Гмур указал рукой на Дубыню. – На того юношу, который вызвался на бой с поединщиком Ерку, как же его звали?.. Ах!.. да, Славомир. Ох, славный он был воин, такой славный… Ничего не боялся, ни поединщика, ни ягыней, ни смерти… Наверно поэтому она и отступила от него, ни дала ему погибнуть… После боя, когда ты потерял сознание, именно он тебя на руках и нес до моего дворца… Так на руках и нес, всю дорогу… Такой сильный был, хоть и молодой.

– Что ж, Гмур и немудрено, что мои наставники Храбр и Дубыня, – заметил Святозар, сам по-доброму созерцая дружинников правителя. – Похожи на Мстислава и Славомира, ведь то возможно были их предки, их прапрапра… деды… А, ты, Гмур мне не рассказывал, что Славомир нес меня на руках. Он же был сам весь израненный, как же у него сил хватило то… А Мстислав и вовсе погиб… – и наследник зыркнув на наставников, тяжело вздохнул.

– Друг, мой дорогой, да я тебе много чего не рассказывал, – молвил царь и нанова приблизившись к наследнику, остановился подле него. – Тебе тогда не до этого было, а кое-что я и несмел сказывать, потому как мне запретили говорить…

– О чем это, ты? – поспрашал Святозар и удивленно приподнял брови.

– Да, так…, – пожимая плечами ответил Гмур. – Коли ты не ведаешь, значит и знать тебе того не надо.

В тронный зал стали входить гомозули. Они принесли красные столы, выплавленные из меди и такого же цвета сиденья со спинками, поставили их полукругом да принялись накрывать. Столы были довольно-таки высокими, как раз под таких славных витязей как Храбр и Дубыня, для них поставили широкие, низкие сидения, а для царя и других гомозулей принесли высокие сиденья, чтобы им было удобно сидеть. На золотых и серебряных блюдах по краям украшенных оранжевой яшмой и голубой бирюзой, подали жаренное и вареное мясо и рыбу. А в широких медных мисах густые мясные навары и уху. В зал в сопровождении Гатура вошли Стоян, Часлав, и держащийся за рукоять меча Звенислав, а следом Мал и Изяслав. Гмур кинулся к другам Святозара и как прежде обнимал наставников, обнял каждого из другов, а после, обращаясь к наследнику, и показывая на Стояна, добавил:

– Ну, вот один в один, Славомир… Это ж надо как похож… даже не Дубыня, а этот воин, Стоян, похож на Славомира. У него даже чуб такой же как и у Славомира и также, как и у того ложится волнами.

– Стоян, старший моей дружины, – пояснил Святозар. – И он сын Дубыни.

– А… а…, – протянул Гмур, и, взмахнул рукой приглашая гостей размещаться за столом. – Очень Стоян похож на Дубыню… но больше, все же похож на Славомира.

Гмур усадил Святозара справа от себя и принялся накладывать ему на золотое блюдо мясо и рыбу, да налил ему в высокий золотой кубок чистой воды. Но увидев, что наследник ни к чему, ни прикасается, встревожено глянул на друга и спросил:

– Ну, что же друг мой, что же ты не ешь?

– Гмур, – громким голосом, молвил Святозар, и в зале наступила тишина. – Ни к чему, ни прикоснусь коли ты сейчас же не повелишь своим детям открыть двери темницы и выпустить на волю томящихся там. Да не повелишь накормить темничников как следует… Тут у тебя пятнадцать лет томился в неволи мой родственник, брат моей жены Лыбедь… А ведь он пришел к вам, чтобы обучиться ювелирному мастерству, а вы, – и наследник сердито оглядел притихших за столом гомозулей, сидящих по левую руку от царя.

– Ох, да ты, что… твой родственник, – расстроено закачал головой Гмур. – Сейчас же выпустим всех, а твоего свояка, я сам обучу ювелирному мастерству. Кто ж знал, что он твой родственник… Я сам буду его учителем… сам, мой дорогой друг.

– Теперь он вряд ли захочет здесь остаться, и чему либо учиться, – произнес Святозар. – У него одна мечта скорее вернуться домой… И, знаешь Гмур, мои люди, уходя отсюда, уведут твоих пленников, будь добр, во имя нашей дружбы, даруй им свободу.

На глаза Гмура навернулись слезы, он погладил наследника по руке и крикнул Гатуру стоящему возле входа, выполнить повеление Достойного Бога. Гатур кивнул и тотчас побежал исполнять приказ царя и Святозара. И только тогда наследник прикоснулся к еде.

– И, зачем? – отрываясь от еды, вопросил Святозар. – И, зачем, ты, Гмур держишь темничников, они на тебя не работают, и всю жизнь проводят в темницах… Устроил эти три прохода… В одном пропасть разбил, в другом голодного ящера посадил… Я чуть в ту пропасть не свалился, хорошо меня Храбр спас. Чуть на ужин к ящеру не попал, хорошо имя его вспомнил, которое, ты, мне когда-то сказывал. Да, хорошо еще, что этот ящер меня узнал и признал во мне победителя Ерку, а то бы пришлось ему голову мечом ДажьБога отрубать…. А, я ведь помню, чего ты тогда сказывал про ящеров, когда водил меня в Ултакские горы, что это древнее и очень мудрое существо, кое убивать не должно, а должно уважать и почитать, должно подчинять себе… А, у самих этот ящер с голоду умирает, видал бы ты, как он облизывался увидев меня… Хотя вернее сказать не увидев, а унюхав..

– Голодный? – взволнованно, переспросил Гмур. – Ах, да это бестолочь Гет его не кормит… Уж я ему задам, за то… А, тот проход с пропастью, то не мы делали, он там был.

– Гмур.., – Святозар развернулся, посмотрел на друга и покачал головой. – А, то я не знаю, вы, али не вы… Ты ж меня водил в Ултакских горах, я ж все помню.

– Кхе… кхе, – смущенно засмеялся царь, и с сожалением в голосе проронил, – ну, хорошо уберем мы его. И камень поставим, чтобы все знали, что в среднем проходе живет ящер… – А после перестав смеяться, и беспокойно воззрившись на наследника, пояснил, – не хочу, я, чтобы кто-нибудь знал где мы живем….Боюсь, что и отсюда нас выгонят.

– Ну, это вряд ли, – откликнулся Святозар и отпил из кубка воды. – Кто захочет жить в этих мрачных подземельях… Да, и потом Восурия теперь граничит с Арапайскими горами, и ни я, ни мои дети ни станут тебя изгонять с твоих земель… Зря ты тогда, века назад, не обратился за помощью к моему деду Граниславу, он бы обязательно помог тебе, и защитил от солуанцев и поллов… Хотя твой брат царь Альм, отказался от моей помощи и покинул свои земли… Не хотел он, чтобы восуры бились с племенами рутарийскими, не хотел, чтобы мы за них проливали свою кровь… И знаешь, Гмур, зря он этого не хотел, потому что все равно пришлось посем, не мне, а моим детям биться с этими племенами много десятков лет подряд… много… – Наследник замолчал, положил в рот кусок жаренного мяса, и неспешно прожевав, добавил, – найти тебя в этих горах трудно… Вед, показала мне где лежит твое царство, еще тогда во-второй моей жизни, но это было много позже того времени как я познал свою душу, много позже, когда я уже не мог покинуть мой народ… А я так хотел посетить и увидеть тебя, однако мне все время это не удавалось… Моя вторая жизнь была слишком насыщена борьбой и войнами, защитой моей веры, народа, Родины, добра! И мне некогда было даже вздохнуть, до самой смерти… Но, в этой жизни мне повезло, у меня есть земной отец… Он моя опора и поддержка в моем жизненном пути… И знаешь, Гмур, у меня скоро родится сын… мой первый сын в этой жизни, и я назову его Горислав.

– Так звали, твоего младшего сына, погибшего в битве с ягынями, – тихо сказал Гмур. – Горислав, горящий во славе, пламенный, он очень почитал Бога Семаргла, и сам был как лепесток пламени, лепесток огня… Помню, как ты скорбел по его утрате… помню..

– Мой отец, Ярил, хотел дать мне это имя, Горислав, – улыбаясь, произнес наследник. – Но так получилось, что я сам выбрал себе свое имя… Имя которым меня назвал ДажьБог. Поэтому я и решил назвать своего сына Горислав, мой отец заслуживает иметь внука с именем, которым хотел величать своего сына.

В зал вошел Гатур, а следом за ним ужасно смущаясь, и встревожено оглядываясь, зашел Лыбедь. Гмур, увидев родственника Святозара, радостно вскрикнул и приказал привести его, и усадить возле себя с левой стороны, да наложив ему на блюдо мяса и рыбы, погладив по руке и плечу, грустно вздохнув, молвил Святозару:

– Я, повелел, Гатуру отпускать всех восуров… И не знал, что они томятся в темницах… Мне очень жаль, что так получилось с ними, и с твоим родственником.

– Гмур, – отметил наследник, и расстегнул на кафтане верхнюю застежку. – Но ведь, не только восуры, не должны томится в ваших темницах, но и другие люди тоже… Они не сотворили по отношению к твоему народу ничего плохого, ничего злого, почему, же ты заставляешь их страдать, заставляешь их жить в разлуке с близкими, лишаешь возможности проживать свои жизни. Ты, чью примерял на себя рубаху… не пойму я… И разве она по твоим меркам, эта рубаха… Или ты решил, что ты Бог, и это в твоих силах карать и миловать? Но даже Боги так не поступают. Они мудры наши Боги, и, создавая нас… позволяют нам, людям, идти по пути, каковой мы сами избираем. И даже если мы ошибаемся и сбиваемся с правильного направления, они лишь подсказывают нам, но последнее слово, сам выбор все равно за тобой… Ты, же, друг мой, превратил свою жизнь в битву с несуществующим злом… И в этой битве ты разрушаешь самое прекрасное, что было и еще остается в тебе твою добрую, любезную душу… – Святозар, прервался, и, расстегнув еще застежку на кафтане, дрогнувшим голосом, досказал, – я не могу на это смотреть… Не могу видеть как, ты убиваешь себя, как ты превращаешься… превращаешься в ягыню.

Святозар смолк, тяжело переводя дух и взяв золотой кувшин, налил себе в кубок воды, да разом, осушив, принялся вертеть его в руках, оглядывая прекрасную, тонкую работу. Гмур какое-то время тоже хранил молчание, и беспокойно поглаживал левой рукой свои длинные, рыжие усы, обдумывая слова, дорогого друга.

– Гмур, я хотел вот, что у тебя спросить, – прервал затянувшееся молчание наследник. – Я пришел в твое царство не просто так, мне нужны ворота, которые открывают проход… Ты, наверняка, знаешь, где они… покажешь мне.

Царь гомозулей продолжающий гладить усы, услышав просьбу наследника, на миг неподвижно замер, и, посмотрев на Святозара изумленным взором, поспрашал:

– Тебе нужен проход? Зачем? Куда ты собрался? В Ирий-сад, Небесную Сваргу…

– В Пекло, – негромко ответил Святозар.

– Ты, шутишь, – улыбаясь, протянул Гмур. Однако увидев, как Святозар отрицательно покачал головой, убрал улыбку с лица и встревоженным голосом переспросил, – в Пекло, но как это может быть… зачем? И, ДажьБог тебя отпускает, или ты, как в тот раз со мной, идешь сам, не слушая его?

– Нет, Гмур, – объяснил наследник. – В этот раз я иду по тому пути, что предначертал передо мной ДажьБог… Там в Пекле, по-моей вине, томится душа моей матери, и я, иду выручать ее из беды… Когда-то друг мой, я ошибся, и теперь исправляю последствия той ошибки.

– Но, в Пекло… в Пекло, друг мой… Как может ДажьБог тебя посылать туда, – испуганно пролепетал царь, и на его лбу выступила густая испарина. – Оттуда нет возврата, оттуда…

– Ну, Гмур, чего ты испугался, – усмехаясь, отозвался Святозар, и похлопал друга по плечу. – В Пекло иду я, а не моя душа… – И наследник негромко засмеялся. – Было бы страшнее, если бы туда шла моя душа, а тело, если даже и не вернется, то не беда… останется там как дар Чернобогу и Вию.

– Ох, ну и шутки у тебя…, – выдохнул Гмур и вытер ладонью пот со лба. – Но я тебе не смогу показать ворота в проход. Много десятилетий назад, оттуда выскочило громадное кэлёцэ ощевай, громадное…

– Что, что ты сказал, я не понял, – замотав головой, переспросил наследник. – Громадное кэлёцэ ощевай, это кто?

– Это громадное чудовище-великан, – слегка понизив голос, пояснил Гмур. – Такого я еще никогда не видел… Около нас жили и одноглазые озрики, и великаны асилки, и волотоманов я встречал, но такого страшилищу никогда не видел, поверь мне… Он был огромный, с черно-серой гладкой кожей, с ногами и руками, с длинным хвостом, а морда… морда у него была такая жуткая… – Гмур боязливо повел плечами, точно то чудище стояло позади него. – Чудовище открыло ворота, выскочило оттуда и побежало. По дороге оно разрушило наши дворцы, завалило проходы, и, пробив в горе дыру, вылезло через нее и убежало. А, следом сквозь эту дыру упал с неба золотой луч и по нему спустился Бог Семаргл. У него в руках был золотой бич, он громко крикнул на языке Богов «слова силы», взмахнул бичом и ударил по воротам. И незамедлительно ворота вспыхнули, загорелись желто-красным огнем и сгорели дотла, превратившись в каменные стены. Семаргл поднял руку и завалил коридор к воротам камнями, да улетел… Тогда и закрылся проход к ящеру, с которым ты встретился… вот так, друг мой любезный.

– Ах, ты, как же это не хорошо, – до конца расстегивая застежки на кафтане, протянул Святозар. – Как не удачно. Значит, Семаргл уничтожил ворота, потому что из них выскочил Нук. Но, как, же прескверно это для меня… Не могли они, что ли подождать… все равно он уже выскочил …ах… ах… ах…

Гмур протянул руку, и ласково поглаживая наследника по руке да заглядывая ему в глаза, по-доброму молвил:

– Не расстраивайся, Святозар, ведь это было давно уже, я же сказал несколько десятилетий назад… Мы уже успели и дырку заделать и дворцы вновь отстроить… Но чудовище было ужасно, ужасно, поверь мне… Когда мы только пришли в Арапайские горы и поселились, здесь тоже обитал великан… Как же его звали? ах, да, Горыня… Он тут людей, живущих на вершинах, обижал и поедал… нас, правда, не трогал, мы же в глубине гор поселились, нас было не достать… Но потом его победил кто-то…

– Его победил я, – расстроенным голосом, ответил Святозар, и налил себе в кубок воды.– А, то чудище которое вылезло из прохода, был его сын… Он пришел в Явь мстить моей семье, за то, что я победил Горыню… Но ДажьБог послал меня, чтобы я спас моих детей и мой народ. Почти пять лет назад я убил это чудовище, Нука.

– О… о… о!..– восторженно глядя на наследника, протянул Гмур. – Ты все же великий воин Святозар, раз смог победить таких двух страшных кэлёцэ-чудовищ.

– Мне помогла магия, которой меня научил царь Альм, – произнес Святозар и отпив воды из золотого кубка, посмотрел на царя. – Это так не удачно, что ворота сожгли… Я проделал такой длинный путь до тебя… А теперь мне придется нырять в Восточное море. – Наследник поставил кубок на стол, провел пальцем по его золотой поверхности и заметил, – а там, Черномор… И думаю я, дюже он зол на меня, после тех сказов, что про нашу встречу сказывают.

Святозар положил себе на блюдо еще рыбу, и принялся неспешно есть, все время при этом тяжко вздыхая, вспоминая свою встречу с Черномором, в этой жизни и в жизни Богомудра. Гмур отвлекся от наследника, заговорив о чем-то с Лыбедем, а сидящий справа от Святозара Стоян, услышав, как друг муторно вздыхает, похлопал его по спине, и вопросил:

– Святозар, что случилось?

– Ах, друг мой, такая неприятность, – вытаскивая из рыбы длинную, прозрачную кость, сказал наследник.

Храбр, сидевший следом за Стояном и разговаривающий с Дубыней, услышал речь наследника, и тут же прекратив с другом беседу, повернул голову в сторону Святозара и взволнованным голосом, поспрашал:

– Какая неприятность?

– Ворота в проход Бог Семаргл уничтожил… – Посмотрев на встревоженные лица Стояна, Храбра и Дубыни, ответил Святозар, – и мне теперь придется искать вход, через Восточное море и царство Черномора… И, ох…, как мне не хочется туда нырять. Это ведь не мой друг Гмур… А Черномор, который очень, очень не любит меня и ДажьБога. Мне просто повезло тогда, когда мы плавали в Беловодье, что он не узнал меня… А то бы, не удалось нам так спокойно уплыть оттуда, уж поверьте, вы, мне.

Глава вторая

Царь гомозулей и Святозар пировали очень долго и, вконец утомленных гостей, Гмур самолично проводил в покои на верхние этажи дворца. Святозару достались покои на втором этаже, как раз напротив опочивальни самого царя. Когда наследник вошел в покои, то от неожиданности бездвижно застыл на месте, поддавшись горьким и тяжелым воспоминаниям. Опочивальня в которую он попал точь-в-точь походила на те покои в оных много дней подряд, в величественном городе Галарионе, излечивался от страшных ран нанесенных ягыней Ерку, Святозар. Точно такие же лазурные стены, потолок и пол, обложенные бирюзой, такое же деревянное, широкое ложе с искусно вырезанными высокими спинками украшенными белым жемчугом, такое же белое белье, укрытое лазурным укрывалом, и даже стоявшее подле него высокое, золотое сиденье со спинкой. Святозар оглянулся и удивленно посмотрел на Гмура, а тот, уловив безмолвный вопрос в его глазах, тихо сказал:

– Ничего не утеряно… все как было при тебе, так мы и привезли. Я, сохранял эти покои в том самом виде, в каком они были, когда ты жил у нас, и даже бирюзу мои гомозули сняли с тех стен, потолка и пола, в Галарионе. Чтобы всё… всё мне и моим детям напоминало о твоей, мой друг, доблести…

Святозар был не в силах, что- либо ответить, и продолжал стоять и взирать на эти покои, которые сохранили в себе столько боли и пережитых, когда-то им, душевных и физических страданий. Он стоял и взирал на них и даже после того, как Гмур, пожелав ему доброго сна, прикрыл дверь и ушел. И думал наследник… опять настойчиво думал, о том, как много может нести на себе, тяжелых последствий, однажды не верно выбранный путь… Как может целый народ, светлый и добрый, такой как гомозули уйти куда-то вглубь земли, скрыться от людей, от жизни и потерять свою чистую, волшебную душу, постепенно превращаясь во, что-то скверное и злое. Наследник подошел к ложу, и погладил рукой теплое, лазурное укрывало, белое белье, деревянную спинку и прекрасные камни морского жемчуга. Да, несомненно, это то самое ложе на каковом когда-то он спал, но как же гомозулям удалось его привести, сохранить и доставить сюда в глубокие подземелья Арапайских гор, и потом хранить долгие века, как память о нем, о первом правителе Святозаре по реклу Достойный Бога.

Наследник еще долго прохаживался по покоям, оглаживая и сиденье Гмура, и ложе, и два серебряных, низких, круглых с выгнутыми ножками столика. Он трогал руками обложенные бирюзой стены, выглядывал в широкое окно, где вместо стекла был вставлен бесцветный горный хрусталь, а после, затушив факелы укрепленные в углах стен, разувшись и раздевшись, лег на ложе, да закрыл глаза. И первое, о чем вспомнил он, сомкнув очи, был увиденный им, Богомудром, разрушенный солуанцами до основания великолепный город гомозулей Галарион. На месте когда-то величественных дворцов, площадей, улиц и затейливо обложенных прудиков лежали каменные развалины, поросшие густыми травами и молоденькими деревцами, поднимающимися из-под наваленных в груды валунов, наследник тяжело вздохнул, а мгновения спустя уснул.

Святозар проснулся, хорошо отдохнув, и покинув свою лазурную опочивальню, по широкой лестнице из фиолетового аметиста спустился в тронный зал, застав там расстроенного царя, одиноко сидящего, за все еще накрытыми столами, где на золотых и серебряных блюдах находилась остывшая еда. Наследник подошел к другу, сел подле него, и, погладив по маленькому плечу, спросил:

– Гмур, ты, чего загрустил?

– Ты, сказал, перед тем как ушел на покой, что как только проснешься, сразу отправишься в путь, – вздохнув, ответил царь.

– Да, я не могу задерживаться, пойми это. Я же тебе объяснил все, мне надо идти, – участливо молвил Святозар, стараясь успокоить друга. – Там, в Пекле мучается душа моей матери, и я могу ей помочь, спасти ее… Я не должен задерживаться.

– Ну, может, ты погостишь у меня, совсем немного? – жалобным голосом попросил Гмур, и, переведя взгляд с полупустого блюда, на котором лежало мясо, посмотрел в глаза Святозара.

– Ох, Гмур, – покачав головой, откликнулся наследник. – Я и так у тебя уже нагостился. – Святозар оглядел пустой зал, и, пожав плечо друга, поинтересовался, – ты, лучше скажи мне, где мои други и наставники?

– Им показывает наш город Гальматей, мой старший сын Геннет, – пояснил Гмур и губы его чуть зримо колыхнулись.

– Как Геннет? – удивленно вопросил наследник. – Твоего старшего сына звали Гефий.

Царь внезапно громко и протяжно выдохнул, на глаза его навернулись слезы и дрогнувшим голосом, дюже тихо, он проронил:

– Нет, Гефия, друг мой, нет уже давно… Нет Гефия, Гюлтея, Гердия, Гамра, Гувелла, Гёста убили моих сыновей солуанцы и поллы, очень давно убили. Теперь старший мой сын Геннет, так-то, друг мой.

Святозар увидел, как из голубых глаз царя на щеки потекли слезы, он склонил низко голову и принялся утирать их. Наследник ласково погладил друга по спине, и также негромко сказал:

– Гмур, но за эти века у тебя наверно родились еще сыновья, не плачь, друг мой, по погибшим, не плачь.

– Ах, Святозар, – трепыхающимся голосом объяснил Гмур. – В том то и дело, что больше у меня не рождалось сыновей… Здесь в пещерах дети рождаются весьма редко… так редко, – всхлипнув, добавил царь, – что для нас каждый раз это праздник. Такой праздник… такой… А у меня уже давно не рождались дети. Последней родилась дочь Гурея… и эта радость случилось тоже вельми давно. Знаешь, друг мой, наверно мы вымираем, загнали сюда себя, в эти пещеры и вымираем.

– Вы же бессмертны, Гмур, – продолжая гладить царя по спине, протянул наследник.

– Да, мы, бессмертны, – кивнув, прошептал царь и утер ладошкой нос и щеки от слез. – Но нас можно убить кинжалом, стрелой, мечом… Так, что по сути мы не бессмертны, просто не подвержены как люди хворям… Но смерть и нас не обходит стороной…. Ты, Святозар, ушел отдыхать, а я сидел и думал о твоих словах, о том, что я бьюсь с несуществующим злом и разрушаю свою душу и души моего народа. – Гмур внезапно развернулся к наследнику, и схватив его руки в свои, прижал к груди и быстро, быстро зашептал, – да, да, друг мой, ты тысячу раз прав. Я разрушаю свой народ! Я превращаю души детей моих в черноту!.. Если бы ты знал, как стали они злобны, не только на людей, но и друг на друга… как часто они стали… – Царь на миг затих, и, сделав глубокий вдох вымолвил, – убивать друг друга… Ты представь, друг мой, гомозули убивают друг друга… кинжалом в сердце… Так погибла моя дочь Гёльня.. Ее убил собственный муж, а засим зарезал себя, а все потому, что не рождались у них дети… И таких случаев стало все больше и больше…. Ты, прав, ты, прав Святозар, мы стали превращаться… – Гмур затих, и тяжело задышав, да округлив глаза, выпустил руки наследника из своих и закрыл ладонями себе рот, страшась услышать ужасное слово из собственных уст.

– Вы, превращаетесь в ягыню Ерку, это ты хотел сказать, – заметил Святозар и черты его лица порывчато сотряслись. – Еще немного и вы начнете как они разрывать руками плоть людскую, грызть ее и поедать… И тогда придется вас останавливать, так как когда-то я остановил Ерку.– И наследник похлопал по мечу ДажьБога, висящему в ножнах на поясе. – Друг мой, Гмур, ты всегда был светлым сыном Бога, твой народ всегда был чистым и мирным… Прошу тебя пока не поздно, измени тот путь, который ты избрал и который ведет тебя в пропасть к погибели… Я ухожу в Пекло… но я вернусь оттуда… И думаю я, тогда нам стоит возобновить нашу дружбу и стоит восстановить общение между моим и твоим народом. Поэтому я буду ждать от тебя ответного визита в мой Славград, например через год… И еще… Пришло, наверно, время создать сказ про битву восуров и ягыней, чтобы мои люди слышали эти сказанья и помнили о той великой дружбе, которая была между первым восурским правителем Святозаром и доброхотом, заботником, рачителем, благодетелем, заступником, царем всех гомозулей, Гмуром Достохвальным и Достопочтенным, Старшим Кузнецом всех кузнецов, Величайшим Ювелиром всех ювелиров. – Святозар улыбнулся, и, увидев на лице друга изумление, добавил, – кажись в твоих величаниях, ничего не упустил.

Гмур отпустил ладошки прикрывающие рот, и, пожав плечами, поинтересовался:

– Откуда, ты такое величание слышал?

– От Гатура, – ответил наследник.

– Вот же этот Гатур…, – сердито проронил Гмур и нахмурил лоб. – Гляжу я, пора его, пока не поздно, вышвырнуть из старшего между рядовичами… Мало того, что он бестолочь… так еще плетет неизвестно, что… беда с его лживым языком, беда, да, и только.

– Что ж, язык всегда можно вырвать, – негромко засмеявшись, откликнулся Святозар. – Мой друг Звенислав предлагал ему это сделать… ха..ха… ха.

– Придется так и поступить, – улыбаясь в ответ, согласился Гмур. – И попросить твоего друга вырвать Гатуру язык, чтобы он больше ничего не выдумывал и не прибрехивал.

Гмур задорно засмеялся, а через миг уже наново утирал глаза, но только от слез радости. Когда смех затих, царь поднял со стола утиральник, и показал наследнику маленький коробочек, похожий на крошечный сундук. Сам коробочек был сделан из красной яшмы, украшенной на верхней крышке тремя красными рубинами и маленьким золотым крючком, при помощи которого замыкалась крышечка. Гмур открыл крючок, поднял крышку, и внутри сундучка оббитого желтой ворсистой тканью оказался золотой, крученный, тонкий браслет, богато украшенный розовыми, крупными, искусно ограненными алмазами.

– Это подарок, твоей жене, – сказал Гмур. – Знаю я, тебя одаривать нельзя… или может можно?

– Нет, нет, друг мой, – отрицательно закачал головой Святозар. – Мне ничего не нужно… ничего.. Увидеть тебя, поговорить с тобой, это и есть дар… Дар для меня будет твой приезд в Славград, вот и подаришь тогда это моей жене.

– Нет, прошу тебя, Святозар, возьми этот дар, для своей жены, – попросил Гмур и просящее воззрился на наследника. – Это дар не для тебя, для нее…. ты не можешь отказываться… Даже если ты пойдешь в Пекло, пусть твои други, передадут его ей от меня… Ведь как правильно я понял ты туда идешь один? – спросил царь, и, увидев кивок наследника, продолжил, – а когда я приеду к тебе в гости… В следующем году, я привезу дар твоему отцу и сыну… Ты, не можешь отказаться, – дополнил Гмур, и, закрыв коробочек, передал его Святозару.

– Хорошо, Гмур, я возьму твой подарок, для Любавы. Но мы с тобой, значит, решили, – принимая дар царя в руки, молвил наследник. – На следующий год я жду тебя в Славграде… и даже если меня там не будет. Если вдруг я не вернусь из Пекла. – Святозар увидел как покривилось лицо друга. – Я прошу тебя познакомься с моим отцом и поведай ему сказ о нашей дружбе и битве восур с ягынями… А всех твоих пленников я уведу с собой, пусть люди будут свободны, друг мой, хорошо?

– Да, Святозар, – произнес Гмур и горестно вздохнул так, точно виделся с наследником последний раз. – Я выполню твою просьбу и буду на следующий год в Славграде, но я прошу тебя… Прошу тебя, вернись из Пекла живым… И еще… всем пленникам которые томились у нас, я тоже передам небольшой дар, каждому по два золотых перстня с изумрудам и сапфирам. Может они их продадут, там у себя на Родине, и это поможет им безбедно жить… И хоть как-то этот дар окупит то, что мы сотворили с их жизнями…

Святозару однако пришлось задержаться еще на одну ночевку у царя Гмура так, как собрать в поход пленников гомозуль было не просто. У многих из них не было теплой одежды, обуви, шапок и пока наследник создавал необходимые для дороги вещи и чинил старые, гомозули собрали для уходящих заплечные клети, похожие на восурские мешки, положив туда жаренное мясо, которое поможет продержаться людям в пути. В плену у гомозуль томилось пятьдесят четыре человека: четверо было восуров, одиннадцать атинцев, а остальные лонгилы. Еще семерых лонгилов не смогли взять с собой, потому как они были пожилыми и выдержать зимний переход не смогли бы. Оставляя их у гомозуль, Святозар потребовал от Гмура обещание, что этих людей он не будет держать более в темницах, а поселит среди своих детей, а наступившим летом выведет и передаст кочующим по Арапайским горам лонгилам.

Гмур простился со Святозаром возле лестницы дворца, своего прекрасного, подгорного города Гальматея. Он так безудержно плакал, что ни его ярко-рыжему сыну Геннету, ни самому наследнику не удалось его успокоить. Царь на прощание обильно покрыл штаны Святозара слезами, моля его лишь об одном, вернуться живым из Пекла, а после, повелев Геннету, и приближенным к его сыну, проводить путников до выхода из пещеры, поднялся на лестницу и долго махал там, на прощание, правой рукой, левой ладонью утирая текущие по лицу слезы.

Выйдя из пещеры, на божий свет, путники пошли по лазурной тропе, которую создал Святозар. В горах было довольно тепло, а яркое солнце держалось на голубом небосводе несколько дней, помогая людям в их тяжелом обратном пути. Впереди всех шел Мал, за ним следом Изяслав, Звенислав и Часлав, затем бывшие темничники гомозуль, а замыкали идущих Дубыня, Стоян, Святозар и Храбр. Первым среди лонгилов ступал Чопжу, который нес то под рубахой, то на руках несмолкающего ни на миг Нынышу, чью власть признали не только пять сидящих рядом с Чопжу лонгила, но и все остальные пленники из его народа. И когда на привале Святозар создавал наметы, то все лонгилы толпились возле кущи Чопжу, который с важным видом располагался в ее середине, и, держа на коленях Нынышу, переводил его слова, своим братьям.

– Знаешь Святозар, – сказал Дубыня на одном из привалов. – А, похоже лонгилам нравится наша вера. Я гляжу, они перестали биться головой, да шептать тыйчтын, тыйчтын. Тока я так и не понял, что это значит.

– Это значит, грешен, грешен, – ответил за Святозара Храбр.

Во время обратного пути до деревни Крайняя Святозар дюже уставал. И это не только от тяжелой горной дороги, каковая сменялась то теплым, ясным, безоблачным днем, а то пронизывающим, холодным ветром несущим темно-синие закрывающие небосвод тучи. То сыплющийся мелкой острой крупой, а то наоборот накрывая путников огромными пушистыми покрывалами снега… Но и тем, что ему все время приходилось использовать магию. Ежевечерне он создавал множество наметов и укрывал, излечивал обмороженные пальцы и уши, а также несколько раз во время пути останавливал сходящие на них лавины. Святозар чувствовал, как от постоянного использования магии, да еще и в таком количестве, силы стали покидать его, словно творимое волшебство забирало у него здоровье и мощь.

Особенно это ярко проявилось на восьмой день пути. В тот день они спускались по склону горы поросшей высокими елями. С утра была теплая погода, на голубом небе ярко горело солнце, а поблескивающий в его переливах снег слепил глаза, но к полудню подул холодный ветер, и повалил густой снег. Внезапно в вышине, что-то громко громыхнуло, будто начиналась гроза, горная круча сотряслась, и послышался страшный глухой гул. Наследник поднял голову и увидел огромный бурный поток снега, устремившийся с вершины вниз по находящемуся на склоне горы желобу, по пути погребая под собой хвойные леса. Святозар видел, как быстро разрастается огромный снежный поток, и то уже был не поток, а вал, в котором мелькали поломанные стволы елей, ветки и даже камни. Наследник протянул руки вперед и зашептал заговор: «О, Великий Бог и славный витязь ДажьБог! Ты когда-то победивший морозы, пургу и снег, порождение Чернобога! Ты, отрекающийся от Зимы и идущий к Весне! Даруй мне силы создать преграду перед снежной лавиной, белой смертью! Именем твоим, ДажьБог повелеваю!» И тотчас, вылетевший вперед из рук лазурный луч, мгновенно разросся, создавая нечто вроде огромного щита. Лавина стукнулась об ту преграду, впитав в себя и сам щит и лазурь, на миг отпрянула назад, а после улеглась на склоне, выпустив в воздух переливающиеся снежные крупинки. Путники наследника радостно закричали, а Нынышу, сидящий на руках Чопжу громко крикнул: «Слава ДажьБогу!» и на удивление этот возглас все поддержали и даже лонгилы. Не радовался только Святозар, который, почувствовал такую слабость, что хотел и вовсе прекратить дальнейшее движение и улечься спать прямо здесь на снегу. Но когда все продолжили путь, он, прикусив губу, поборол в себе слабость и пошел следом за Стояном.

Однако к вечеру наследник настолько выбился из сил, что с большим трудом смог создать для путников кущи и укрывала, и даже не поев, несмотря на протесты наставников, сразу пошел укладываться на покой. Проснувшись следующим утром, Святозар ощутил себя совершенно разбитым, точно его колотили всю ночь деревянными кольями. Впрочем не показывая вида тронулся в путь, потому как Мал сказал, что к вечеру они может, придут к избам ведунов-отшельников. Святозар боролся с навалившейся усталостью весь день, но когда к вечеру, они спускаясь с горы наконец-то увидели избы ведунов, позволил себе остановиться на середине спуска и лечь спиной прямо на снег. Храбр шедший следом за наследником, встревожено позвал Стояна и Дубыню, которые сошли намного ниже, а сам стал ощупывать голову Святозара.

– Что, сынок, случилось? – беспокойно поспрашал наставник.

– Устал я, – тихим голосом ответил Святозар. – Сейчас отлежусь и пойду дальше…

– Да, как же лежать на снегу, – не менее встревожено протянул Дубыня. – Застудишься совсем.

– Ну, хоть чуть-чуть, утомился я, – проронил наследник и тягостно сомкнул очи.

– Он, наверно захворал, – предположил Стоян, усевшись на присядки подле друга. – Я слыхал он всю ночь сегодня стонал, точно его бьют… Я ему и лоб ночью щупал, но он был не горячий, а даже наоборот холодный. Я его потом укрыл еще укрывалом, думал он замерз.

– Нет, – не открывая глаз, пояснил Святозар. – Это просто магия меня вымотала, сил не осталось. Сейчас отлежусь, и пойдем дальше… Совсем немного полежу, хоть чуть-чуть и тогда пойдем, – прошептал наследник чувствуя слабость даже в туго растягивающихся губах.

– Нет, лежать нельзя на снегу. Ты и так совсем холодный, – откликнулся Храбр и принялся снимать с себя заплечный мешок. – Дубыня возьми мой мешок, а я понесу Святозара.

– Ты его унести не сможешь, – заметил Стоян и также принялся снимать с плеч мешок. – Отец возьми мой мешок. Святозара понесу я, потому что я самый молодой и сильный.

– Нет, – открывая глаза и поднимаясь, да усаживаясь на снегу, немедля отозвался наследник. – Никто меня не понесет, я сам пойду.

По склону горы к Святозару, наставникам и Стояну поднялись Часлав и Звенислав, которые спускались впереди всех путников, но увидев, что други остановились, поспешили к ним.

– Что, случилось? – взволнованным голосом спросили Часлав и Звенислав.

– Святозар выбился из сил, – ответил Стоян и зыркнул на другов. – Слишком много раз пользовался магией. Часлав скинь мешок, и мы его донесем донизу.

– Нет, никто меня не понесет, – раздраженно сказал Святозар увидев, что Часлав принялся снимать заплечный мешок. – Я сам дойду, ну чего вы, в самом деле… Я просто передохнуть хотел.

Святозар оглядел встревоженные лица другов и наставников, и, ухватившись за плечо Стояна, принялся подниматься на ноги. Встав в полный рост, он еще какое-то время, стоял малеша покачиваясь, и взяв в руки лыжные палки, да сняв с себя заплечный мешок и отдав его Храбру, вмале принялся спускаться следом за Стояном, который постоянно оглядывался, останавливался и предлагал все же донести друга до подножия горы. Святозар чувствовал такую усталость, такую слабость в ногах, но преодолевал себя, потому как не хотел висеть таковой тяжестью на плечах друга. Этот спуск с горы показался наследнику каким-то бесконечным, а ноги слишком вялыми и плохо идущими, но как всегда всему приходит конец, так и этот спуск завершился. До изб ведунов было падать рукой, оставалось пройти совсем чуть-чуть. Одначе спустившись с горы Святозар опять остановился, и, повиснув на двух лыжных палках застыл на месте, впереди лежала уже не лазурная тропа, а тропа пробитая только, что Малом и путниками.

– Сынок, – сказал подошедший, сзади Храбр и похлопал его по спине. – Ну, чего ты себя мучаешь, давай обопрись на меня или Стояна, и мы поможем дойти… У тебя же ноги заплетаются, я это давно наблюдаю… Еще вчера я это увидел, как ты после остановки лавины тяжело стал идти, точно тебя сверху чем-то придавили… И чего ты, такой упрямый, не пойму… Нешто мы не видим, сколько душевных и физических сил ты на нас потратил… И вообще надо было не создавать эти наметы и укрывала сами бы донесли… а то все налегке идут, а ты все свои силы то на нас и потратил…

Стоян и Часлав подошли к наследнику, оторвали руки друга от палок, и, перекинув их через свои плечи, двинулись к избам отшельников, возле которых уже располагались уставшие путники.

– И чего Храбр, ты его уговариваешь, – сердито заметил Стоян, увидев, что наследник попытался снять руку с его плеча. – Что, как его наставник не можешь ему повелеть, приказать… Все то ты с ним милуешься, да уговариваешь.. а он разве, уговоры понимает. Покуда не потеряет сознание, от усталости или хвори, все будет ерипениться…

Стоян и Часлав так крепко ухватили Святозара за руки, что вырываться было бесполезно, и потому наследник смирился со своим положением, и быстро дошел до изб ведунов. Седовласый старец ведун по имени Берий встречал путников, вместе с другими ведунами на дворе, а увидев уставшего, обессиленного наследника ведомого другами, поспешил к ним навстречу. Он пронзительным взглядом голубых очей осмотрел Святозара, да тут же повелел вести его в свою избу, где ему помогли раздеться Стоян и Храбр, и уложили на ложе ведуна. Берий сел подле Святозара на ложе и потрогал его лоб. Это был высокий и крепкий старец, и, несмотря на почтенный возраст, сохранивший необычайную силу. У него были длинные седые волосы, борода и усы, чистое, светлое и очень красивое лицо, усеянное крупными и мелкими морщинами и голубые глаза. Он протянул руку к лицу Святозара и своими старческими пальцами с сухой и обветренной, от труда и времени, кожей провел по щекам и глазам наследника, и, покачав головой, медленно проронил:

– Нельзя так не разумно использовать магию… Магия даруется телу и душе, и также как и труд, она высасывает из тебя силы. Использовать магию надо тогда, когда в ней есть необходимость… лечение, защита… А, уж кущи и укрывала, наследник, витязи, сопровождавшие тебя, могли бы и донести.

– Просто…, – начал было Святозар.

Но Берий замотал головой, положил свои пальцы на губы наследника и добавил:

– А, теперь ты молчи… ты очень холоден. Тебе надо согреться и поспать, потому ты закрывай глаза и отдыхай, а я прошепчу заговор, чтобы снять с тебя хворь.

Святозар закрыл глаза и под тихое шептание Берия быстро уснул. Наследник проснулся через два дня, глубоко за полдень, отдохнувший и набравшийся сил. Он открыл глаза и первое, что услышал неторопливое потрескивание дров в печке, что стояла посреди комнаты ведуна возле его ложа. В комнату через четыре небольших оконца вливался яркий дневной свет, а солнечные лучи играли на деревянном, струганном полу. Святозар потянулся, и, поднявшись с ложа, огляделся. В комнате, в которой находилось еще два пустых ложа, широкий деревянный стол, да лавки никого, кроме него, не было. Но не успел наследник подняться, как открылась дверь и в комнату вошли Берий и еще один ведун. Берий увидев поднявшегося Святозара, заулыбался, и приветливо осмотрев его мудрыми светло-голубыми старческими глазами, сказал:

– Ну, вот я гляжу, ты отдохнул и набрался сил, мальчик мой, и теперь можешь продолжить свой путь, только прежде надо покушать. Тихоня, – обратился он к другому ведуну, который был значительно моложе Берия. – Будь добр, позови Храбра и Дубыню, скажи им, что наследник пробудился… Да и принеси, конечно, покушать. А то без еды, человек точно травинка без света ни жить, ни расти не станет.

Тихоня кивнул, а Берий пригласив Святозара располагаться за столом, взял с печи небольшую мису с теплым молоком и поставил ее на столешницу.

– Попей пока молочка тепленького, – молвил Берий и погладил Святозара по каштановым кудрям волос.

Наследник, удобно расположившись за столом, принялся пить горячее молоко, когда в комнату вошли Храбр, Дубыня и Стоян, а следом Тихоня внес в мисе укрытой утиральником ячневую кашу с творогом, да большой ломоть хлеба, и, поставив перед Святозаром, подал ему ложку.

– Ну, что, – принимаясь за обжигающе горячую кашу, спросил наследник, и подул на ложку. – Я так устал, что уснул, а люди как же?

– От, ешь ты, спокойно, – сев рядом с наследником и потеребив его по волосам рукой, ответил Храбр. – Все тебе до всех дело есть, за всех тревожишься… Ты, чего думаешь кроме тебя не кому за этих гомозуленных темничников побеспокоиться, да?

– Угу, – улыбнувшись, заметил наследник, и положил в рот полную ложку каши.

– Они вчера утром ушли в деревню Крайняя, их повел Изяслав, Звенислав и Часлав, – пояснил Храбр. – Мы решили остаться здесь, покуда ты не наберешься сил.

– Я уже набрался, можно отправляться в путь сегодня, – откликнулся Святозар.

– Нет, – отрицательно покачав головой и огладив к низу длинную седую бороду, сказал Берий сидевший за столом напротив Святозара. – Сегодня, ты, наследник никуда не пойдешь, задержишься еще на одну ночь здесь. А завтра с утра, ты будешь достаточно силен, чтобы продолжить путь до деревни Крайняя и Валадара.

Святозар поднял голову, глянул в глаза старца и согласно кивнул, чувствуя, что Берий прав, и стоит здесь задержаться на ночь, чтобы поесть каши и хлеба, да набраться мощи. Берий увидев кивок наследника, довольно улыбнулся, и, неспешно переведя взор на Храбра, произнес:

– Вот, видишь Храбр, согласился… А ты, говорил, что он упрямец и его не переспоришь… Выходит не прав ты был, очень покладистый он юноша.

Святозар слегка развернулся, и, засмеявшись, зыркнул на покрасневшего наставника, не ожидавшего, что его слова придадут огласки и теперь смущенно смотрящего на ведуна.

– Видишь, Храбр, Берий сказал покладистый, я юноша, – откликнулся Святозар, и, положив на стол ложку, отпил из мисы молока. – Так, что выходит ты навет на меня говорил… ха… ха… ха.

– Да, уж, покладистый…, – заступился за наставника Стоян. – Правильно Храбр сказал, упрямец он… Себя никогда не пожалеет. Не облегчит своего пути, хотя ему это и предлагают.

Святозар не стал спорить с другом, продолжая пить молоко, а Берий уставившись на смущенного Храбра и улыбающихся Дубыню и Стояна, негромким голосом, сказал:

– Видел я, наследник, духа которого ты создал… Великое творенье. Таких духов ведуны не могут создавать, та магия доступна лишь Богам… Это великая магия, великая… И главное, что мне понравилось, – и Берий тихо засмеялся. – Что Нынышу, очень мудр… И все порывался тебя излечить, узнав, что ты заболел, словно сам владел магией. – Старец замолчал, любопытным взглядом оглядел Святозара и спросил, – ты, наследник, когда-нибудь встречал духов созданных ведунами, да?

– Ну, не то, чтобы ведунами, – ответил наследник и поставив чашу на стол, тяжело вздохнул, вспомнив свою дочь Дарену. – Но духов я таких встречал, это правда… Но тот кто их создавал, не был ведун, он был ребенком Бога и человека. И владел светлой магией.

Берий на миг затих, не сводя внимательного взгляда с наследника, а погодя добавил:

– Ты, великий человек, наследник Святозар, и тебя ждет впереди еще, что-то более величественное, чем то, что ты умеешь.

– Что ты хочешь сказать этим, Берий, – встревожено спросил, до этого сидевший молча возле старца Дубыня.

– А, то Дубыня, что у нашего наследника светлая и чистая душа, жертвенная и любящая, – тихим голосом протянул старец, и с почтением посмотрел на Святозара. – И это видят не только его близкие и други, не только люди, с которыми он едва соприкасается, но это видят и наши великие Боги. И такими людьми как наследник они дорожат, и таких людей они избирают, и направляют их поступь к новым свершениям и к великим поступкам.