Оглавление

Фата Времени

Археологическая разведка плато Адрара завершена. Оставался день, чтобы упаковать самые важные находки и оформить археологическую карту местности.

Вскормленные звёздами, высоко в небе под хрустальной сферой раскрыли бутоны чёрные цветы ночи. Тьма быстро опускалась на застывшую в ожидании пустыню. Участники экспедиции расположились вокруг неяркого пламени. Анна Василевская посмотрела на консервную банку с горящим маслом и вздохнула. Прошло два года после окончания аспирантуры, но этот поход в пески для неё уже третий и самый интригующий. Продолжать работы в центральном районе Сахары будут другие. Анне хотелось остаться, но она как руководитель обязана сама доложить о результатах исследований.

— Итак, Анна Казимировна, — бодро сказал Александр Воеводенко, «летописец» группы, — завтра прощаемся с драгоценной вашему сердцу пустыней…

Александр сопровождал Анну во всех её экспедициях. Истинную причину устойчивого интереса страстного любителя фотографии и документального кино к загадкам истории знали. Воеводенко побулькал термосом и, прижав к груди, сказал:

— Осталось дождаться Галактионыча. Потом торжественный ужин и на покой. Куда он запропастился?

— Вы бы, рыцари термоса и покоя, подумали, как завтра обойтись без рабочих. Наши берберы исчезли сразу после завтрака и больше не вернутся, а дел у нас ещё много! — озабоченно проговорила Анна.

Шорох щебня со стороны палаток вспугнул молчание. Острый луч фонаря скользнул по причудливо изогнутым веткам баобаба, и к костру подошел Рустан Галактионович, специалист по этнографии Северной Африки и переводчик экспедиции. Василий Гольцов тотчас расстелил рядом с собой шкуру. Этнограф присел на овчину и, покосившись на Александра, обнявшего термос, тихо произнес:

— Не вы распугали берберов? Кочевники сегодня сменили стоянку, и этому виной мы.

— А я гадаю, куда пропали рабочие. Странно, почему они не предупредили? Ведь я им не успела заплатить за последнюю неделю, — Анна Казимировна вопросительно посмотрела на этнографа. — Где их искать?

— А чего их искать? Нужны деньги, пусть сами идут, — отозвался шофер Василий, которого, по мнению начальницы, общие проблемы экспедиции интересовали больше, чем техническое состояние разбитого грузовика.

— Я вот часто задумываюсь над тем, как плохо мы знаем прошлое, — заговорил Рустан Галактионович, — Во многом, конечно, потому, что пращуров не отягощали мысли о том, как сохранить для нас сведения о событиях. Но из преданий и легенд, оставшихся от прошлых поколений, доносятся отзвуки былого. И, можно сказать, время повенчалось с историей и заперло её на женской половине дома. Так поступали в восточных семьях в прошлом. Взгляд чужого мужчины не должен касаться лица жены. Но мы-то для истории не чужие, мы можем и хотим видеть её лицо.

Рустан Галактионович выключил фонарь, закурил и продолжил:

— Попробуйте-ка представить себя без детства, юности, без мечты. Что останется? Я старше каждого из вас и, возможно, острее чувствую, как прошлое манит к себе.

Василий оглянулся на Александра, задумчиво смотревшего на тёмно-бронзовый наконечник стрелы в руках начальницы экспедиции, и воспользовался паузой:

— Наконец я понял, чем объяснить привязанность к археологии нашего знаменитого оператора. Он почувствовал зов чужой жены…

— Ценю юмор, — улыбнулся Рустан Галактионович, — Отношение к истории как лакмусовая бумажка. Я его называю критерием разумности. Помните вчерашнюю находку Анны Казимировны? Километрах в тридцати от дороги колесниц?

— Десять скелетов в полном боевом вооружении? И верблюды… Бронзовая культура? — напомнил молчавший до сих пор Борис Владимирович, археолог и знаток ушедшего искусства Чёрного континента.

— Да, да, Борис Владимирович! То, что нас так обрадовало, испугало наших друзей-кочевников, — сказала Анна, — Места эти в далекие времена принадлежали бафурам. Загадочному народу, который давным-давно исчез под натиском арабов с севера. Всё связанное с ними окутано необъяснимым страхом. Точнее, ужасом.

— Обнаруженное нами погребение в истории племени лемтуна связывается с бафурами, — добавил Рустан Галактионович, — Это я узнал сегодня от шейха племени. Кстати, рабочие, помогавшие нам, говорили, что Лахбиб потомок Пророка и обладает барака — святой благодатью. Якобы способен творить чудеса, в том числе убивать неугодных Аллаху на расстоянии без оружия. Святой шейх заметил, что подобные способности имели древние бафуры. Возможно, корни генеалогического древа шейха восходят к этому народу. И Пророк ни при чём.

— И вы верите в эту мистику? — возмущенно спросил Александр, непоколебимо считавший истиной только то, что можно увидеть глазами и снять на фотовидеокамеру.

Рустан Галактионович улыбнулся:

— Не спешите с выводами, молодой человек. Вы бы посмотрели, как он сегодня передо мной появился. Ночью в песках ящерицу слышно за сотню шагов, а тут никакого шума, словно шейх — тень самого Пророка. Подошёл совсем неслышно.

Он поднял огонь и поднёс к погасшей сигарете.

— Да, кстати о мистике, — выступил вперед Василий, — Я где-то читал или от кого-то на базе слышал о фее. Будто бродит по здешним барханам вечно молодая девушка божественной красоты. Одета она в необычную голубую тунику с длинными широкими рукавами. Фея всемогущая и очень добрая. Появляется она там, где нужно помочь несчастным влюблённым.

Василий с театральным вздохом обнял нахмурившегося Александра.

— Что ещё, Рустан Галактионович, сообщил вам невероятный и загадочный шейх? — спросила Анна, будто и не обратив внимания на слова Гольцова.

Банка с огнём вернулась на место. Бледные оранжевые тени пробежали по лицам и одежде людей. В неверном свете группа приобрела вид измученных долгим переходом арабов-кочевников, наконец добравшихся до колодца.

— Вас, конечно, прежде всего интересует причина дезертирства рабочих. Час назад шейх Лахбиб поведал мне легенду своего племени. Легенда оказалась столь интересной, что я записал. Итак, слушайте, — Рустан Галактионович включил диктофон и сложил по-восточному на груди руки, — Отвечать вам будет сам шейх. Безусловно, я буду синхронно переводить.

                                             * * *

«Это случилось в те далёкие времена, когда Адрар ещё не стал для арабов родиной. Говорят, что у жителя пустыни нет отечества в привычном, традиционном для европейца понимании. Но кочевник всегда относился к барханам с большей любовью, чем белый человек к своим лесам и рекам. В далёкое время воины лемтуна захватили на дороге богатый караван, шедший с юга. Много пудов золота и слоновой кости бросили воины к ногам вождя и его любимой дочери Амриты. Они побили всех, кто сопровождал караван, но сохранили жизнь одному из тех, кто сопровождал ценный груз к северному морю. Это был раб. Его не заковали в колодки: куда он убежит в пустыне?!

Невольник оказался искусным художником. На небольшой наковальне делал украшения из золота. А под бронзовым резцом рождались на слоновой кости волшебные узоры. Восторженно наблюдала за работой мастера дочь вождя Амрита. И полюбила раба.

Но скоро настал день, в который всесильный вождь пообещал выдать дочь за лучшего воина племени. Тому она достанется, кто покажет большую силу, ловкость и храбрость. Был назначен день игр. Все собрались возле палатки вождя.

Но воины знали, что во всём Адраре нет равных телохранителю вождя Тахару. Это был красавец с горящими беспощадностью глазами льва, презирающий слабость. Сильные воины, ловкие и бесстрашные в бою, сейчас видели лишь пыль у своих ног: они боялись Тахара. Никто не пожелал ради Амриты потерять жизнь под ударом непобедимого меча.

Сидящий у палатки вождь встал, чтобы объявить решение. Но не успел сказать первое слово, как в центр круга выпрыгнул черный невольник. Не имел права ничтожный раб поступать подобно свободному кочевнику. Его ждала смерть. Обратившись к вождю, могучий Тахар попросил разрешения убить наглого южанина. Воины одобрили просьбу собрата, и телохранитель уже нетерпеливо взмахивал мечом.

Получив разрешение вождя, Тахар бросился вперёд, но неожиданно отпрянул от чернокожего раба. А его меч отброшен далеко в сторону. Воины затаили дыхание, нахмурился вождь. Противники достойны друг друга. В черных руках нет оружия, но у освирепевшего бербера нашёлся нож.

Вскрикнула Амрита, и к ногам африканца упал маленький кинжал. Зароптали воины. Однако раб, воспользовавшись полученным оружием, тотчас нанес удар, и вот уже Тахар повержен на песок.

— Связать! — приказал вождь.

Старый вождь не любил быстрых решений. Связали раба и бросили в невольничью палатку. Возмездие ожидало утра. Не успела утренняя заря упасть на капли росы, весь Адрар собрался смотреть на исполнение приговора. Жизнь убийцы оборвётся на камнях могилы Тахара — так было решено. Но в палатке связанного чужеземца не оказалось. Разгневанный вождь повелел бросить к его ногам дочь. Однако и Амриты нигде не нашли. Обожгли слёзы старое сердце, но голос был твёрд:

— Догнать беглецов!

Десять лучших воинов на быстроногих белых верблюдах разбудили утро пустыни. Ухватившись за бронзу мечей, они, словно духи, закружились в горячем воздухе.

Пустыня не знает равнодушия. Она может быть ласковой, может быть веселой. Но сегодня измена и вероломство наполнили её. Бережно сохранив следы беглецов, она выдала их преследователям. Пустыня не знает любви и надежды, у неё своя мера справедливости. Мера эта — сила. Сильнее была погоня — пустыня стала её союзником.

Медный щит в расплавленной лазури раскалился добела и застыл над головами. Длиной полёта стрелы измерялось теперь для беглецов расстояние до царства мертвых. Но судьба оказалась сильнее десяти верблюдов и их всадников. Пустыня поняла это, и мгновенно перед ними вырос обжигающий смерч песка и пыли. Злой хохот духов заменил предсмертную молитву воинам древнего племени.

Через несколько суток вождь всё-таки нашёл место их гибели. Через день обнаружил следы любимой дочери и раба. Но только следы… Словно южный ветер унёс дочь с чужеземцем. Долго совещался вождь со старейшинами и объявил это место проклятым.

С тех пор никто не видел там палатки кочевника, никто не слышал ни шагов верблюда, ни визга шакала…»

                                             * * *

Этнограф нажал на клавишу. Глухой, шуршащий песком голос шейха исчез в ночной тиши.

— Вот так. Мы нарушили табу и сейчас, по местным поверьям, нас ожидает наказание. Духи пустыни не отличаются добротой, они ничего не прощают, — неторопливо сказал Рустан Галактионович и спрятал диктофон в походную сумку.

— Не знаю, что готовят духи, но кочевники нас уже наказали, завтра придётся работать и вместо них. Нам приказано прибыть на базу в Шингетти к вечеру, — невесело заключила Анна, — Пора ложиться спать. Отбой.

— Анна Казимировна, предание оказалось очень мрачным. Разве можно уснуть после этого? — заговорил Александр, — Я недавно такой мираж снял — очарование! И в истинном цвете. Всё готово, это минут на десять. Хотите, покажу? — он вопросительно посмотрел на Анну.

Миражами Александр увлекался давно. Снятые им кадры использовались и при съёмках фантастических фильмов. Воеводенко с кинокамерой побывал в ущелье Привидений, в Мессинском проливе, у сицилийской горы Ружо-ди-Калабрия. Не расставался с камерой и во время археологических экспедиций. В минуты отдыха все с удовольствием смотрели неповторимо красочные изображения.

— Ну что ж, прошу всех в кинозал, — согласилась Анна.

Александр откинул тяжёлый от росы полог палатки, служившей лабораторией. На экране появился волшебный оазис из восточных сказок.

По синему озеру плывут тугие паруса облаков. Кроны пальм скрывают чудесный дворец, в каких обычно хозяйничают неотразимые принцессы или наводящие страх дэвы. Зубчатые башни, цветные купола создают настроение лёгкой радости и ожидания встречи с чем-то приятным. Ко дворцу от озера поднимается мраморная лестница. Вдали, на её ступеньках, стоит женщина в голубой одежде с длинными ниспадающими рукавами. На берегу, у ближайшей пальмы, спиной к зрителям, замер атлетически сложенный негр, украшенный набедренной повязкой. Ствол пальмы обняла девушка, покрытая легким кирпичным загаром. Влажный ветер попытался сорвать с неё серую шерстяную тунику, но лишь покрыл зеркало озера рябью мелких беспокойных волн.

— Да ты прямо король иллюзий. Где ты это сумел снять? — удивленно воскликнул Василий, — Миражей с лицами мы еще не видели. Нет, где снято?

— Вы разбирали останки ископаемых верблюдов, а я ездил к колодцу. К ближайшему, помнишь? На обратном пути и снял.

— Повтори, хочу получше рассмотреть принцессу у пальмы, — попросил Василий.

Александр быстро прокрутил запись, и вот на экране полуголое тело чёрного человека, а затем женское лицо. Прямой нос, приоткрытые тонкого рисунка губы, изящный овал — девушка устремила взор к любимому… Очарованная волшебным видением, Анна из строгого начальника превратилась в молодую женщину, с которой можно заговорить обо всём, не боясь показаться нескромным или смешным. Она не отрываясь смотрела на экран, и сама стала похожа на восточную красавицу. Долгую тишину нарушил Борис Владимирович:

— Ничего не понимаю: не ночь, а какой-то клубок загадок. Или чудес. Смотрите!

На ладони у него медальон: овал тёмной слоновой кости в оправе красного золота. В причудливый золотой узор, окруживший рельефный рисунок женской головы, вплелись арабские буквы.

— Я его нашел в ста метрах от злополучного захоронения. Ничего не замечаете? — искусствовед зажег свет и озарил украшение из слоновой кости. Засветилось золото орнамента, выделилась арабская вязь.

— Какая прелесть! Да медальону цены нет! Сколько ему лет? — спросила Анна Казимировна.

— Не менее пятисот. Но не это сейчас главное. Посмотрите на экран. Видите? — Борис Владимирович поднял руку, — Какое сходство! Сегодняшний мираж и древний медальон: такое совпадение может быть только раз в истории.

— Молодец, Александр! Развеял впечатление от легенды, — Анна поднялась с ящика, — Теперь мы неделю спать не будем. Вы правы, Борис Владимирович, загадок много. На сегодня довольно, пора и отдыхать…

Но Василий, не дослушав ее, вскочил и взволнованно воскликнул:

— Неужели вы всерьёз считаете, что это простое совпадение? Нет же! Это ключ к тайне. И тайна эта… И, впрочем, хотите разгадку? Анна Казимировна, разрешите!

Возражений не было, и он продолжил:

— Изображение на медальоне и лицо на экране не просто похожи. Ясно как день, копия и оригинал. Чему вы улыбаетесь, Борис Владимирович? Вот прослушали легенду и сразу забыли. А она связывает в одно целое и мираж, и медальон. Где вы его нашли? От кладбища скелетов на расстоянии полета стрелы. Верно? Я уверен, что медальон когда-то принадлежал этой даме в серой тунике. А сделал его негр, стоящий рядом. Ведь он был мастером таких вещей. Короче, мираж — иллюстрация к легенде. Что вы на это скажете?

Василий замолчал и посмотрел на экран, потом снова на слушателей. Откровенная усмешка Александра возмутила его, он заволновался ещё больше:

— Нам повезло. Мы заглянули в другой мир, который человечеству давно знаком, но считается сказочным, существующим только в воображении. Вот вы смотрите на меня как на чудака, начитавшегося фантастических романов. Когда-то оба мира соприкасались, были рядом. Потом что-то случилось, и то гиперпространство стало как бы потусторонним, а позднее сказкой. Фея Моргана, волшебник Мерлин были живыми людьми. И похожими на нас, и другими одновременно. Может быть, и мы для них — непонятные фантастические существа. Перед нами поднялась фата Времени, о которой говорил Галактионыч. Необычный мираж — это же сигнал нам, людям. Поймите, простое совпадение невозможно: и легенда, и медальон, и мираж, да ещё и внезапный уход племени. Что всё связывает? Легенда! Несомненно, на экране мы видели её финал.

— Василий, ты романтик пустыни. Поздравляю, версия очень занимательная, особенно ночью… Ведь фея была непременным участником «круглого стола». Но пора спать, — Анна Казимировна тихо засмеялась.

Александр выключил проектор.

— Как хотите. Вы не археологи, а архилогики. Все равно я докажу, что прав, — обиженно произнёс Василий и вышел из палатки.

                                             * * *

Яркие крылья рассвета поднялись над дюнами. Ночное безмолвие сменилось шорохом пробуждающихся песков. Небо наливалось тёплой голубизной и предвещало обычный жаркий день.

Пыльный вихрь в центре лагеря поднялся неожиданно. Палатки чудом выдержали бешеный напор. Начали собираться на завтрак, как необычное заставило всех остановиться.

В нескольких шагах от палатки-склада стоит девушка. Странная туника с длинными широкими рукавами переливается лазурью. Невдалеке дышит прохладой синее озеро, окаймленное полосой финиковых пальм. Свежая радуга разбежалась по куполам дворца, скрытого утренней дымкой…

…И грянул гром…

Посвящается Рэю Брэдбери

На улицы Фрэнка выгнала очередная ссора с Мадлен. Он испугался, что не выдержит и взорвется. Испугался не самого взрыва эмоций, а ожидаемых последствий. Кому хочется быть приглашенным в Центр Психической Корректировки? Мадлен стала совсем невыносимой.

«Почему Фрэнк не выбрал себе профессию пищепроизводителя? Или космоэнергетика? Почему она должна жить как какая-то пария? Если б она знала, никогда бы не соединила свою жизнь с неудачником. Эраст наверняка достиг». И так далее, и так далее. Насколько у него хватит терпения?

Престижные профессии имеют высокий уровень благ. Недовольство Мадлен понятно. Будут просторная квартира, натуральные продукты. А что ему, Фрэнку, придется десять месяцев в году проводить в полях или на орбите, ей все равно. Только поздно менять жизнь, нет ни сил, ни желания. Переаттестацию ему не пройти. И продолжать такое существование невмоготу. Потеряны годы и способности. Была ведь тяга к литературе, творчеству. Где всё теперь? Если подытожить, то получается, что жизнь не удалась. И отвлечься нечем. Права Мадлен, он типичный неудачник.

Мадлен по профессии женский стилист. Лет пятнадцать назад, когда Фрэнк только узнал ее, она была совершенно другой. Каждый день меняла прическу, изобретая невероятнейшие композиции. И всякий раз представала чуточку иной. Фрэнку казалось, что он присутствует на параде очарования: ежедневно видел почти незнакомую женщину, самую красивую и оригинальную. Она стала известным модельером.

Но как быстро проходит всё хорошее! Куда делись ее фантазия, воображение? А Мадлен увлеченно продолжала работать, не замечая, что ее модели заказывают все реже, что их уже не встретить на экранах, на приемах, нигде. Неопрятность, угрюмость, отвислый дряблый живот… Никакая прическа не исправит. Кто же будет смотреть на образцы такой модельерши?

Так много пешком он не ходил с юности. Эта улица ведет к площади. Как пусто кругом, ни человека, ни животного. Гладкие плоские стены домов, окна закрыты. Все заняты своим делом. Своим делом? Едва ли. Очередным зрелищем! Ох уж эти зрелища. Если б он пошел по пути призвания! Он бы тогда сделал! И что бы сделал? Разве превзойдешь всемирную «Паутину»? «Паутина» объяла все, чем мог заниматься человек.

Усталость накапливалась в нетренированных мышцах, икры ног отяжелели. Но до площади недалеко, там скамейки. Он посидит немного, успокоится, придет в себя.

Достаточно взглянуть на предлагаемый набор идей-сюжетов. Личный компьютер выберет соответствующий желанию и вкусам сценарий и тут же предложит его в развернутом виде. Изобрести свою идею? Но такое среди людей случается все реже. Всеохватывающая память компьютерной «Паутины» превосходит любую индивидуальность. Фрэнк и не пытается заказать что-то собственное. Он слышал, существует небольшая группа конструкторов зрелищ. Идеи-темы-фабулы-сюжеты… Хотелось бы посмотреть им в глаза.

Недавно в новостях передали о попытке нового подхода. Название запомнилось из-за странности: «Ретро-плюс-Иллюзион». Автор поставил задачу вывести людей из квартир в общие помещения на время зрелищного действия. Ничего это не даст, бесполезная попытка.

Вот и площадь. Пусто, как и на улицах. Пусто, скучно. Не на что посмотреть. Подземные магистрали, служащие для транспортировки людей на работу и обратно, привлекательнее. Вот и скамейка. Фрэнк плюхнулся на прохладный пластик и несколько минут успокаивал дыхание. Потом осмотрелся. Здания вокруг похожи как близнецы: коробки, увенчанные куполами. На белых фасадах надписи-ориентиры. «Управление космических исследований», «Отдел распределения товаров», «Центр Пси-Времени». Понятно. А это что такое?

Миры Рэя

Радужные буквы мерцают теплыми мягкими искрами. «Уж не впадаю ли я в детство?» — спросил себя Фрэнк. Он-то думал, что успел позабыть те годы, когда краски окружающего мира казались добрыми и сочными, открывали собой нечто, обещающее красоту и счастье.

Миры Рэя… Это какого же Рэя? Вдруг Рэя Брэдбери? Фрэнк недавно, во время короткого перемирия с Мадлен, прочел книгу рассказов древнего писателя и до сих пор находился под влиянием волшебного очарования простых слов, лишенных визуального сопровождения. Или освобожденных от него? Раньше авторы умели писать сами. Бумага, карандаш — вот и все приспособления. Ничто не мешает свободному полету фантазии. Рука, глаз, и воображение. Сейчас как? — предлагаешь идею в компьютерную «Паутину», и тебе тут же дается на выбор несколько вариантов. Личный компьютер фиксирует один, переводит в видеоряд и начинает наполнение. Пока не достигнет высшей степени достоверность в действии, цвете, звуке, запахе. Сиди и наслаждайся событиями иной реальности.

Сколько было попыток превзойти достигнутое! Несколько лет назад какой-то энтузиаст — странно, что они еще появляются, имя не было упомянуто — вычислил, что в произведениях, созданных посредством бумаги, содержится нечто такое… Вычислил или определил? Неважно. Важно то, пытался доказать одинокий исследователь забытого, что древняя литература способна спасти человечество от духовного вырождения. Вырождение, возрождение… Нужны исключительные люди. Откуда они возьмутся? Кто согласится на трудоемкий творческий процесс, где надо все делать самому? При чтении книги Брэдбери Фрэнк сам убедился, что процесс самостоятельного чтения чрезвычайно отличается от усвоения подготовленного «Паутиной». Прежде всего — напряжением.

Да, все-таки в книгах есть «нечто такое»… Некий заряд, с которым не справляется и всесильная компьютерная «Паутина». По всему выходит, современные произведения искусства лишены такого заряда. Будь на то воля Фрэнка, он бы использовал в качестве основы зрелищ древние бумажные книги. Только вот с технологией перевода возникнут проблемы. Вопрос в том, как сохранить максимум хранящегося в словах очарования. Созданное человеком плохо совмещается с технологией «Паутины».

Фрэнк предпочитает паутинные зрелища на космические темы. Смотришь, соучаствуешь — не оторваться. Через час ни в памяти, ни в чувствах и следа не остается. А «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери — не то! До сих пор стоит перед глазами золотоглазая Илла, расставшаяся с прилетевшей мечтой. А ведь у Рэя даже бытовая обстановка обрисована без всяких деталей, этаким легким невесомым касанием. Просто удивительно, что такой результат достигается одним карандашом, без интеллектуального содействия компьютерной сети. Читаешь, и пробуждается что-то… И мозг принимается сам — сам! — конструировать детали того большого мира, который только намечен писателем.

В современные зрелища ничего не добавить. До мелочи все учтено, предусмотрено: разрез глаз, цвет солнца или луны, форма облака. Все! И повороты сюжета, всякие коллизии. Общеизвестно, они строятся на конечном числе канонических вариаций.

Того, что раньше называлось соавторством, сотворчеством, сегодня нет и не может быть. Сюжеты древних часто строились на идеях сказочных, несбыточных. Например, машина времени со всеми ее парадоксами. Будто они и не знали, что такое абсолютно невозможно, противоречит объективным законам бытия. Время сказок окончательно погребено в прошлом.

Континентальный Центр Пси-Времени.

Сектор критической оценки.

30 июня

Рабочий день в лаборатории экспертного анализа начался обычно. Главный экран показал голову заведующего сектором оценки Тимоти, краснокожую и черноволосую.

— Прошу доложить состояние и перспективы исследований, — Тимоти говорил быстро и энергично, оправдывая элитарное чисто индейское происхождение.

Докладывал начальник лаборатории Аллан:

— Первоочередная задача — рассмотрение итогов локального моделирования поля времени в пределах суточной экстраполяции. Обнаружены мощные отклонения вектора творческой напряженности.

— Любопытно. В чем же причина? — спросил Тимоти.

— Ждем ответа на запрос. «Паутина» не считает проблему актуальной. Оснований для ускорения ответа не имеем.

— Есть ли необходимость в подключении дополнительных мощностей?

— Пока процесс развивается в пределах допустимого. Но само явление по классификации Бочарова из разряда неординарных.

— Как вижу, Аллан, вы опять расходитесь в оценке с «Паутиной»?

— На этот раз со мной согласны все участники экспериментального моделирования. Похоже, мы случайно наткнулись на всплеск индивидуальной активности социально деформированной личности. «Паутина» не способна контролировать все мозговые всплески. Я настаиваю на создании направления по стабилизации временного потока социосферы, независимого от «Паутины».

— Я буду иметь в виду ваше предложение. Тревогу считаю необоснованной. «Паутина» не ошибается.

                                             * * *

Вывеска притянула как магнит. Дверь неслышно открылась от легкого толчка. Фрэнк оказался в просторном помещении. Справа за овальной линией рабочего стола сидит человек и, наклонив голову, что-то пишет на листе бумаги. Фрэнк вздрогнул. Он вспомнил, куда попал: «Ретро-плюс-Иллюзион». А за столом-конторкой автор проекта. Теперь он сможет познакомиться с ним.

На стене позади стола висит портрет. Слева от него имя — Рэй Дуглас Брэдбери. И год рождения — 1920. Справа слова писателя: «Пожалуй, прежде всего я занимаюсь волшебством. Словно фокусник, я манипулирую наукой и техникой и заставляю поверить в невозможное».

Оригинально! Взгляд пробежал дальше. Голые стены и закрытые двери. На дверях по несколько слов. Фрэнк вгляделся.

И грянул гром…

Вельд…

Марсианские хроники…

О скитаниях вечных и о Земле…

Еще, еще… Кое-какие из заголовков — да, именно заголовков — ему знакомы. Тихонько, чтобы не побеспокоить человека, склонившегося над бумагой, он приблизился к дверям. Неужели такое возможно? Вдруг это эксперимент в форме розыгрыша? Скорее всего так, какое-нибудь управление занялось выявлением социально неустойчивых, и он попался на крючок. Надо уходить, пока не стал жертвой в чужой игре. Поведение Фрэнка и так в последние недели выходит за пределы общественно-допустимых рамок.

Но миры Рэя не отпускают. В каждой двери круглое окошко. Сейчас он заглянет в некоторые, и покинет это странное здание. Чтобы вернуться к Мадлен? Зачем торопиться! Возможно, находиться сегодня рядом с ней еще более рискованно.

«Марсианские хроники» — значилось на ближайшей. Фрэнк решился и подошел. За окошком: цветовые волны, вспышки, тени. Тотчас воспоминания вернули его в прочитанное. Неуловимый аромат, неслышные мелодии. Всё на краю реальности. Сполохи; неземной огонь, прозрачный и живой.

«Третья экспедиция…» Цветной город в живых песках. Две луны. И ночь, и день одновременно. И красные горы вдали. Чей-то зовущий взгляд… Марсианская Венеция. Улицы-каналы. Белые колонны, лодки, далекая песня, женские голоса.

Другая дверь. Коротким вензелем: «Вельд». Небо с ослепляющим враждебным шаром. Топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников. В небе силуэт птицы. И львы, которым предстоит съесть родителей мальчика. Не Фрэнк ли тот мальчик? Или он его отец? И волна запахов: густой, сушащий ноздри — жухлой травы; влажный — близкого водоема; едкий, резкий — животных. И пыль, клубящаяся в раскаленном воздухе облачком красного жгучего перца.

Кажется, он думает словами Брэдбери. В голове легко. Пусть будет розыгрыш, он не пойдет домой. Он останется здесь, где нет Мадлен. Человек за столом поднял голову.

— Зачем это все? — дрожащим от волнения голосом спросил его Фрэнк.

Далекое, как в перевернутой подзорной трубе, лицо улыбнулось спокойно и чуть устало. Голос, будто знакомый:

— Вы сможете проверить, было ли это на самом деле. И увидеть, как было. Действительно ли львы оказались людоедами, или это чистейшей воды вымысел. Но такое не для вас, я вижу. Вы слишком чувствительны. Вам я предложу другое…

Фрэнк приблизился к человеку за столом. В настенном зеркале рядом увидел себя: худое постаревшее лицо с неспокойно горящими глазами, тощая фигура. Не стоило смотреть, стало неуютно и тоскливо. Он расстроенно повернулся к человеку за столом и обомлел.

— Эраст!

Так вот кто автор «Ретро-плюс-Иллюзиона»! То же, что и пятнадцать лет назад, лицо: привлекательное, дышащее здоровьем. Крепкие, уверенные руки. И как Мадлен отказалась от него? Была бы теперь хозяйкой этого заведения. Эраста считали социально неустойчивым, вот в чем дело. А Мадлен желала сегодня и всегда уверенности, перспективности. Но расчет на Фрэнка не оправдался.

Молодец, Эраст, нашел свое место, пусть и через столько лет. Хозяин «Миров Рэя» вышел из-за стола и встал перед Фрэнком. Высокий, крепкий, сильный.

— Не ожидал, Фрэнк, что одним из первых будешь ты. Даже первым. Я только что открыл занавес…

Фрэнк промямлил в ответ, что рад встрече и успеху Эраста. И смутился оттого, что сейчас придется рассказывать о Мадлен, о своей службе в Управлении Санитарного Надзора, о жизни в тесной квартирке.

— Я понимаю тебя, — дружелюбно сказал Эраст, — Ты не ожидал меня встретить. Тебе трудно говорить со мной. Что ж, загляни в одну из дверей. И потом, если сочтешь нужным, вернешься ко мне. Я буду рад. Такой вариант подходит?

Фрэнк кивнул, проглотив вязкий ком.

— Тогда пойдем. Предлагаю наиболее безопасное, интересное и увлекательное путешествие. Оно успокоит нервы, придаст сил.

Они остановились у двери с заголовком «И грянул гром». Эраст притронулся к двери, и под окошком зажглись буквы:

А/О САФАРИ ВО ВРЕМЕНИ

ОРГАНИЗУЕМ САФАРИ В ЛЮБОЙ ГОД ПРОШЛОГО

ВЫ ВЫБИРАЕТЕ ДОБЫЧУ

МЫ ДОСТАВЛЯЕМ ВАС НА МЕСТО

ВЫ УБИВАЕТЕ ЕЕ

— Всё, как у автора. Кроме действующих лиц. Проводников, охотников нет. Пока я в единственном числе. Я провожу тебя, Фрэнк. Реальность за дверью смоделирована таким образом, что ты забудешь о моем присутствии.

Конструктор зрелищ внимательно посмотрел на лицо растерянного посетителя и продолжил:

— В рассказе Брэдбери описана действительность. Как произошло на самом деле. А у меня: «как на самом деле». Все дело в маленьком «как». Оно-то и гарантирует безопасность личную и всеобщую. Ведь тебя это беспокоит? Ты знаком с рассказом «И грянул гром». Я увидел это, когда ты подошел к этой двери. Условия путешествия другие: стрелять не будем, но тебе придется выполнять все мои команды. Штрафов или наказаний не предполагается. Первый посетитель идет бесплатно.

Эраст улыбнулся, и знакомо, и загадочно. Фрэнк чувствовал себя как-то непонятно. Встреча с Эрастом всколыхнула давнее и наболевшее разом. Захотелось повернуться и бежать отсюда, пусть к опостылевшей Мадлен, к надоевшим санитарным коммуникациям. Но еще больше тянуло открыть дверь, войти в мир, созданный тем самым волшебником Рэем и воссозданный трудом и талантом Эраста.

— Здесь нет риска, описанного Рэем. Но и гарантий я дать не могу. Все-таки первый раз. Первый клиент. Всё впервые…

Нет гарантий… Фрэнк повернул голову в сторону стола-конторки. Где-то тут проводник Тревис стреляет из ружья в путешественника Экельса. Тот на коленях, почти лежит, дрожащие пальцы тянутся к золотистой бабочке, прилипшей к грязной подошве. Гром выстрела — и точка поставлена. История продолжается с красной строки.

— Эраст, почему ты выбрал Брэдбери? — хрипло спросил Фрэнк.

— Когда-то я пытался объяснить тебе. И Мадлен… О своем видении. Рэй не просто фантаст. Он даже совсем не фантаст. Он волшебник. А волшебство — всегда жизнь. Даже больше чем жизнь. Рэй воспроизводит человека, и он у него делается живым. И не только человека.

Фрэнк словно попал в собственный сон. Совсем недавно читал Брэдбери и восхищался им; и вот стоит перед дверью, за которой реконструирован один из миров писателя. Но проводником у него будет не мистер Тревис, а возникший из личного прошлого Эраст, бывший друг. Эраст, бывший возлюбленный ненавистной Мадлен. Почему бы Эрасту не удержать ее тогда, пятнадцать лет тому, если он такой целеустремленный, сильный и решительный? Наверное, Эраст видел дальше Фрэнка. Если бы Мадлен осталась с Эрастом, то автором «Ретро-плюс-Иллюзиона» мог бы стать он, Фрэнк.

— Мое изобретение обеспечивает присутствие внутри рассказа, — продолжал готовить его к путешествию автор «Иллюзиона», — Будет не эффект присутствия, а само присутствие. Никакой иллюзии, как в «Паутине». Объективная достоверность! Я создаю пространство, моделирую обстановку. В моих «Марсианских хрониках» подлинные красные пески. А за этой дверью — джунгли доисторической Земли, динозавры и прочее.

— Но если все настоящее, то это должно быть опасно? — осторожно спросил Фрэнк, пытаясь преодолеть робость и страх.

— Да, — легко согласился Эраст, — Опасность есть. Ведь за дверью не игра, а кусочек жизни. Но — повторяю — это как бы действительность. Тончайшая пленка разделит нас и мир Рэя. Не соприкасаясь с ним, мы будем скользить на грани проникновения. Разномгновенность двух миров, нашего и того — вот та пленка, что будет нас охранять. Верность моих расчетов подтверждена «Паутиной». Иначе мне не дали бы лицензию.

Внезапно Фрэнк понял, чего добивается Эраст своим изобретением. Сколько в мире таких, как Фрэнк: запутавшихся, пытающихся убежать из надоевшего быта в паутинные сочинения с их игровым эффектом. Всего лишь игровым. А здесь, в эрастовом «Иллюзионе», сама реальность; можно побывать в ином пространстве и времени, на самом деле отгородиться от надоевшего, позабыть о бессмысленности собственной жизни. За дверью его никто не достанет! Безопасный, удобный, свободный мир! Ведь люди живут как цветки в оранжерее, как птички в золоченых клетках.

За пребывание в мирах Эраста люди отдадут все! К Рэю Брэдбери присоединятся другие писатели. Повести и романы примут всех с любым вкусом и любыми капризами. Каждому Эраст найдет свое, родное укрытие. На день, месяц, год… Заплатил — и живешь где хочешь. Автор и владелец «Ретро-плюс-Иллюзиона» станет хозяином, владельцем чувств и желаний всего человечества.

Всего за пятнадцать лет! Зависть и ненависть охватили Фрэнка, ему захотелось взять Эраста за горло и душить; душить до тех пор, пока… Но куда ему! За годы он растерял не только талант, но и физическую форму, ставшую ненужной. А Эраст остался каким был в юности. Лишения закалили его. Возбуждение, покинув слабые мышцы, собралось в нервах, руки дернулись к двери. Эраст, воспринял его движение как знак готовности и коснулся рукой окошечка; перед ними предстала Машина. Точно такая, как в рассказе Рэя.

— Машина Времени, Фрэнк. Создать ее оказалось не так трудно. Ведь в рассказе «И грянул гром» описана не фантастическая, а действующая машина. Недостающее в описании я восполнил с помощью «Паутины». Где-то Брэдбери видел ее, настоящую, в действии. Очень странно, Фрэнк…

Фрэнку было не до секретов творческого озарения Рэя Брэдбери. Он судорожно вздохнул и сделал шаг вперед. Цветок из оранжереи перенесли в открытое поле, под ветер, дождь, снег. Птичка устремилась в открытое небо, туда, где ее ждут коршуны и ястребы…

Континентальный Центр Пси-Времени.

Сектор критической оценки.

Рабочее место заведующего.

1 июля. Утро

Перед Тимоти горизонтальный ряд экранов слежения. На центральном фигура Аллана. За его спиной работники лаборатории, окружившие рабочий макет столицы.

— Слушаю тебя, Аллан, — Тимоти смотрел настороженно; его вызывали на сеансы связи в исключительных случаях.

— Наш прогноз подтверждается. Включился «Ретро-плюс-Иллюзион». Автор открытия, он же технический исполнитель Эраст Дальнов. Лицензия на социальное воплощение выдана Управлением Зрелищ два месяца назад. Данных о личности Дальнова недостаточно. Суть эксперимента: воспроизведение реальностей, заключенных в произведениях книжной классики. Первый опыт — миры Рэя Брэдбери, двадцатый век. Энергопотребление меньше запрошенного.

По лицу Аллана, невыразительно полному, пробегают блики от работающих дисплеев.

— Каковыми могут быть следствия отклонения вектора напряженности для работы управленческих структур? — спросил Тимоти, — Ведь источник территориально близок.

— Могут пострадать не только они. Не только мы. Образовалось ядро неустойчивости, стягивающее индивидуальные психоэмоциональные излучения отрицательного знака. Усиливается общеизвестная нестабильность нашего мира. Поле возмущений, достигнув предела, может скачкообразно распространиться за границы Площади. Не исключено размывание временных координат.

— Ошибка, вирус, неверная программа? В чем конкретная причина?

— Я связался с профессором Марк-Клейном, ведущим специалистом по древней литературе из Управления Зрелищ. Он делает странный вывод: причина в самом содержании реализуемого литературного произведения. Надо знать точно, какой именно сценарий запущен в работу. Связи с «Иллюзионом» нет. Имеет значение также, по Марк-Клейну, усиленная направленная мысль автора проекта. Необходимо привлечь Управление Зрелищ для оценки воздействия эмоциональной составляющей конкретного рассказа Брэдбери на Пси-фактор.

— Это я беру на себя, — отреагировал Тимоти, — Направьте команду непосредственного контроля в «Ретро-плюс-Иллюзион». И пусть они восстановят связь — ведь это смеху подобно по нашим временам.

                                             * * *

Фрэнк попал внутрь мерцающего облака. Эраст указал на сиденье, сам устроился рядом.

— Мы уже в пути. Окажемся точно в том году, который изображен в рассказе.

Ни воя, ни гула, только легкое покачивание пола. Остановка. Облако рассеялось, и перед Фрэнком предстал древний земной лес, отделенный от Машины болотом, накрытым белесым паром. Все-таки правда! Эраст гений! Все ушло, все пропало, осталось за порогом. Как легко и спокойно, впервые за столько лет… А вот и тропа, по ней предстоит пройти. Металлическим зигзагом она уходит куда-то в темные заросли, поднимающиеся грозной стеной. Фрэнк ступил на сверкающую полосу, нагнулся, тронул ее руками.

— Да, прохладна, тверда. Она есть, существует. А вокруг нас, все это, — он разогнулся, обвел руками кругом, — Это ведь чистая иллюзия?

Фрэнк рассмеялся как-то напряженно, с оттенком едкой иронии:

— А ты всегда мог определить, что в твоей жизни ложь, а что правда? Никогда не ошибался? В моем мире так же. Ты вошел в игру сам, без принуждения. Теперь придется играть по моим правилам. Найти свой путь всегда не просто. Не сходи с тропы, Фрэнк.

Он снова рассмеялся; Фрэнку вдруг стало жутко, как внутри кошмарного сна.

— Ты уверен, Эраст, что не получится так, как в рассказе Брэдбери?

Тот снова рассмеялся вызывающим жуть смехом. Но сказал негромко и спокойно:

— Ты опять о своем, Фрэнк. А чего ты больше желаешь: изменить или сохранить свой мир? Как захочешь, так и будет, Фрэнк. Как захочешь…

Фрэнк понял, что Эраст смеется над ним: над его страхами, неуверенностью в себе и замолчал. Он уже ничего не понимал: зачем он здесь, что ему надо и как реагировать на происходящее. Хорошо бы оказаться в своей молодости, когда он ни от кого не зависел, ни с кем ничего не делил: ни квартиры, ни работы, ни игры. И начать все заново, чтобы не оказаться в таком вот смешном положении. Он осторожно переступил, покачнулся и чуть было не сошел с тропы. Испарина покрыла тело. В ушах зазвучали слова, прочитанные им месяц или вечность назад: «И покуда нам не известно точно, что наши вылазки во Времени для истории — гром или легкий шорох, надо быть чертовски осторожным».

— Я не стрелял красящими пулями в динозавра. Мы здесь не для того, чтобы убивать. Не надо так волноваться, Фрэнк.

Голос Эраста звучал приглушенно, издалека.

— Но чудовище будет. Рассказ есть рассказ! Возможно, Фрэнк, последствия столкновений с иллюзией иногда серьезнее и страшнее, чем с чем-то вещественно-настоящим. Разве я не говорил тебе об этом в нашем общем прошлом? Ты должен помнить, ведь это ты его разрушил.

«Нашем общем прошлом… А что делать с нашим общим настоящим? — молча спрашивал себя Фрэнк, — Куда я попал, и что со мной будет? Мне уже не хочется оставаться здесь. Входная дверь пройдена, а выхода не вижу. Машина Времени… Несколько сидений, что-то еще непонятное, облачное, светящееся. Как на таком призрачном аппарате вернуться назад? И все зависит от него, забытого друга».

Фрэнк спрашивал себя, пытался ответить, и шел следом за проводником по отсверкивающей ленте к приближающейся темно-зеленой громаде. Без ружей навстречу ящеру. В расчете на «разномгновенность». В раздумье он не заметил, как отстал Эраст, как остался один там, где кончалась тропа. И очнулся, когда увидел над собой Глаза, а в них свое двойное одинокое отражение. Оглянулся и понял — не осталось у него ничего своего, от которого еще час назад готов был отказаться. А сейчас хотел бы вернуть…

Планетарное Управление Зрелищ.

Кабинет ведущего специалиста Марк-Клейна.

1 июля. День. Первая половина

Рядом с Марк-Клейном член высшего слоя Управления Координации Ленора Карская, молодая женщина с непроницаемым лицом, полускрытым ниспадающими локонами высокой модельной прически. На двух экранах напротив них Тимоти и Аллан. Говорит Ленора Карская:

— Мы на грани «Ч» -ситуации. Возможны разрывы причинно-следственных связей в глобальном масштабе. Что вы предпринимаете?

Отвечает Тимоти:

— Фактор времени в ядре напряжения дестабилизирован. Энергия нашего противодействия уходит в возникший провал…

— Вы не в силах остановить начавшийся процесс?

В обсуждение вступает Аллан:

— Уважаемая Ленора, все не так, как мы думали. Выявлено действие неизвестного типа взаимосвязи психоэнергетики и временного потока. Литературные шедевры прошлого, обладающие особо высоким внутренним зарядом, в некоторых условиях способны вывести колебания нашего мира на пик неустойчивости. Может не хватить энергии всех накопителей на локализацию и подавление растущих возмущений.

Марк-Клейн, прежде чем высказаться, высоко поднял левую руку:

— Посмотрите на меня. Эта рука имплантирована. Я наполовину не свой. Мне почти сто пятьдесят лет. Данное обстоятельство дает мне право на еретический вывод. Он — результат всей моей жизни. Кратко: наше доверие «Паутине» безосновательно. Сколько десятков лет мы живем умом «Паутины»? Она нас заверила: машина времени в принципе невозможна. «Паутина» ошиблась! Я знаю, какой сюжет введен в «Иллюзионе» первым: рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром». Компьютерная «Паутина» учитывает объективные факторы. Но сегодня сам человек стал машиной времени! Он изменяет конкретную наполненность временного потока в данный момент. Если я прав, и в действии именно тот сценарий — а я безусловно прав — надо ждать изменений настоящего. Только мы их не заметим! Ошибка! Воссоздание миров, описанных с предельной достоверностью, равносильно путешествию в эти миры. А мы еще не учитываем вопрос веры! Если человек верит во что-то на пределе своих сил — это случится. Какие внутренние и внешние факторы формируют изменения столь масштабные, далеко не ясно. Надо признать — процесс неуправляемый. Нами. Остается одна надежда: высланная в «Иллюзион» группа сможет разомкнуть психоэмоциональную цепь «Рэй Брэдбери-Эраст Дальнов-Фрэнк».

— Разве такое возможно? — спросила Ленора Карская, — Чтобы изменить мое настоящее, и я того не заметила!

Марк-Клейн усмехнулся в седые усы:

— Боюсь, вам грозит мужское перевоплощение. Схема проста: человеческое сознание перемещается в далекое прошлое. Изменяет там что-то неуловимо малое. Скажем, убивает птичку. Это малое изменение в балансе остается там, в прошлом. И начинает работать. К нам приходит результат цепи перемен, учесть которые не способны миллиарды «Паутин».

— Прошу прощения, — Аллан прервал просвещение Леноры, — На связи группа непосредственного контроля. Первый сеанс!

На экранах Площадь. Пять человек в специальной форме стоят рядом с фасадом одного из зданий. Говорит старший группы, не поворачиваясь лицом к невидимым собеседникам:

— Здесь ничего нет! Никакого «Ретро-плюс-Иллюзиона». Открытая дверь и за ней пустота.

Марк-Клейн с ноткой восхищения:

— Этот Эраст — сам дьявол! Есть по нему справка? Хоть это успеть узнать, прежде чем…

Он громко читает с экрана сведения о Дальнове и комментирует:

— Полюбуйтесь на еще одну ошибку «Паутины», прикрываемую высочайшим Управлением Координации. Вы, Ленора, вместе с вашими коллегами, недостойны перевоплощения. Эраст Дальнов десять лет вне поля зрения «Паутины». Жизнь по вашему принуждению на островах изгоев, в полной изоляции от техносферы. Он смог то, что мы считали невозможным. Кто от кого в изоляции?..

                                             * * *

Глаза… Две светло-серые глыбы с пылающими в них шарами черного огня. Близкий раскат грома по сравнению с ними детская хлопушка; удар молнии — как искра кухонной зажигалки.

Где же Эраст, предатель и убийца?! Сбежал, оставив Фрэнка наедине с монстром. Месть за прошлое — вот что вело Эраста по пути эксперимента; он знал, что Фрэнк явится к нему и подстроил эту жуткую встречу! Он бросился в сторону, свалился с тропы, из последних сил выбрался по плотной вонючей траве из кишащего гадами болота и бросился вперед, не сознавая куда и зачем.

Фрэнк и не думал, что повторяет поведение Экельса; ужас сковал его мозг, заставляя действовать как мышь, судорожно бегающую по комнате, в которую ее заперли вместе с кошкой, в поисках спасительной щели.

Очнулся Фрэнк на скамейке. Открыв глаза, ощупал голову, ноги, туловище. Одежда влажная, в зеленых пятнах, пахнет содержимым санитарных накопителей. На ботинках комья сырой черной грязи. Кругом скамейки: чистый асфальт площади. Он осмотрелся, ничего не понимая. Площадь та же. Те же вывески-ориентиры столичных управленческих организаций. Или чего-то на площади не хватает? Но чего? Остро захотелось домой, сбросить одежду, лечь в ванну. Он снял левый ботинок, чтобы счистить грязь о край скамейки. На подошве слой жирной вонючей земли. Каким образом он ухитрился так запачкаться? На каблуке желтеет пятно; он поднес ботинок к глазам — цветочные лепестки, похоже на ромашку. Нежели он побывал за городом? Это немыслимо, ему там нечего делать. Чуть-чуть приведя себя в порядок, Фрэнк поднялся и медленно, неуверенной шаркающей походкой, оставляя темные следы, поплелся домой. Через несколько минут вернулась память.

Эраст, Машина Времени, динозавр, страх, бегство через болото и заросли колючих кустов… Неужели все это было? Вернуться и проверить сил нет. Хотя внешние свидетельства подтверждают истинность путешествия. Уж очень большие лепестки у ромашки, на теперешней Земле такие не растут.

Вот к чему приводят дурной интерес к древним книгам и любопытство. И зачем он поссорился с Мадлен? Если б не ссора, ничего бы такого не случилось. Все, хватит, теперь он ей и слова против не скажет! И ни одной книги в руки не возьмет! Такие приключения не для него, ему нужна спокойная размеренная жизнь. Какая была до сегодняшнего дня.

Помнится, в рассказе Брэдбери Экельс тоже наступил на цветок и уничтожил его. В результате мир будущего изменился, стал чужим для тех, кто отправился на сафари в прошлое. Из-за цветка. Из-за цветка Экельса. Но машина времени — вещь невозможная, его мир остался прежним. Та же пустынная улица, те же дома, ничего не изменилось. Все же Эраст молодец, его «Иллюзион» неординарная штука. Вон как ударило, до сих пор мозги не прояснятся. И никак не вспомнит, каким же образом он ушел от ящера с его ужасными глазами. Почему-то в памяти остались глаза-глыбы, а не пасть с зубами-кинжалами. Надо бы встретиться с Эрастом, поговорить в спокойной обстановке.

А почему он решил, что это цветок? Фрэнк зашевелил губами, вполголоса воспроизводя отрывок из запомнившегося рассказа:

«Экельс почувствовал, что опускается на стул. Он стал лихорадочно скрести грязь на башмаках. Его дрожащая рука подняла липкий ком.

— Нет, не может быть! Из-за такой малости…

Нет! На комке было отливающее зеленью, золотом и чернью пятно — бабочка, очень красивая… мертвая».

Фрэнк вытащил из кармана правую руку, сжатую в кулак. Разжал грязные пальцы. На ладони лежат четыре помятых желтых лепестка, испещренные коричневыми прожилками. Цветок? Крылья бабочки? Теперь уже не разберешь. Фрэнк по-детски вздохнул, слезы набежали на глаза.

Вот и его дом. Прозрачная кабина лифта подняла на двадцать пятый этаж, он подошел к своей двери и облегченно перевел дух. Знакомая серая обивка универсальной изоляции. На ней, на уровне пояса, царапина, он сам оставил ее неосторожным касанием шипа розы. Как давно! Надо обратиться в медицинское управление, заявить о болезни. Все его страхи, беспокойство, слабость — от эмоциональной неустойчивости. От нее же неверная реакция на Мадлен. С сегодняшнего дня он будет жить по-другому, мирно наслаждаясь столь дорогим покоем. Как только объяснить Мадлен свой вид?

После ванны он ляжет на свой диван, войдет в родную надежную «Паутину», стена напротив оживет, и он окажется внутри сценария, выбранного для него личным компьютером. Ни страданий, ни потерь, ни несчастий. Можно прожить жизнь разведчика иных вселенных, встретить там ужасных монстров, схватиться с ними врукопашную. Можно даже получить смертельное ранение в героической схватке, но при этом ни одна клеточка его тела не пострадает. А глубина, подлинность впечатлений — ничуть не меньше, чем в «Иллюзионе».

«Нет, не быть Эрасту властелином всех человеческих чувств. Даже чувств одного человека, Фрэнка или Мадлен», — улыбнулся он.

Континентальный Центр Пси-Времени.

Экспертный зал.

1 июля. Вторая половина дня

Экстренное заседание Совета Быстрого Реагирования. За столом председательствующего седовласый Марк-Клейн. Он берет слово, поднимается и долго молчит. В зале нарастает шум.

— Мне выпала великая честь сказать последнюю речь в истории этого мира.

Голос Марк-Клейна устанавливает тишину.

— Я молчал всего десять минут. И вызвал ваше недовольство. Что достойно удивления: отгоняя комара, вы не замечаете летящего рядом слона. За истекшие десять минут мы потеряли все линии связи. Посмотрите на табло информации — Управления Координации для нас уже не существует. Что означает одно — «Паутины» больше нет!

Голос из зала:

— Пропажа связи — случайность. Ваш вывод неправомерен.

— Неправомерен!? Получив известие об исчезновении «Ретро-плюс-Иллюзиона», вы могли бы понять сами. Началось в ту секунду, в то мгновение! Случайно встретились сегодняшним днем два человека, Фрэнк и Эраст. Бывшие друзья, не видевшиеся пятнадцать лет. Их объединяет одна женщина. Оба читают в подлиннике древние книги, оба увлеклись Рэем Брэдбери. Оба люди творческого таланта; один нераскрывшийся, угнетенный, другой — реализовавшийся вопреки обществу. Тоже случайности? Они действовали вчера, в модели Аллана. Нашему шатающемуся от отсутствия человеческой активности миру нужно было именно такое совпадение. Дело за малым толчком. И он сделан был, когда включилась Машина Времени из сценария древнего писателя. Я многие годы ждал неизбежности, и она пришла! Волна парадокса вот-вот прокатится и сквозь нас…

Выкрик из зала:

— Немедленно наложить запрет на нетрадиционные зрелища!

Марк-Клейн горько и торжествующе улыбается:

— Надеюсь, придя на смену самим себе, мы станем благоразумнее. Запрещать и бессмысленно, и поздно.

Взволнованный голос Тимоти:

— В таком случае, мы не успели. И сектор оценки исчезнет. Но тогда!

— Как верна запоздалая оценка руководителя сектора оценки. Да, если «Иллюзион», исчезнув, вновь появится, мир станет ареной непрерывных изменений. И будет перестраиваться раз за разом, пока не исчерпает потенциал перемен, пока история людей окончательно потеряет смысл…

                                             * * *

Фрэнк стоит у двери уже минуту, а она не открывается. Неужели поломка системы опознавания? Иногда такое случается. Придется стучать. На стук дверь приоткрылась, до Фрэнка донесся голос Мадлен:

— Дорогой, к нам гость. Встреть пожалуйста, я не совсем одета.

И звук удаляющихся шагов, быстрых, легких. Неужели это шаги Мадлен? Он вспомнил ее тяжелую утиную походку и не поверил ушам. Прихожая встретила Фрэнка другим сюрпризом: вместо прежнего, прямоугольного — овальное зеркало с дорогой внутренней подсветкой. Когда она успела? Он прошел в комнату и застыл: открыта дверь во вторую (!) комнату, а у дивана стоит Эраст и говорит в сторону ванной:

— Мадлен, дорогая, ты не забыла, у нас сегодня еще и презентация твоей новой модели. Ожидается экспертный совет в полном составе.

Фрэнк перестал соображать, глаза его забегали по стенам, он со страхом ждал, когда Эраст повернется к нему лицом. У стены, где всегда висела его книжная полка, стоит целый книжный шкаф. Он отчетливо видит корешки древних книг, только выглядят они уж очень свежими, почти новыми. Он присмотрелся и стал разбирать надписи. Верхняя полка занята книгами одного автора.

«Эраст Дальнов» — значится на светлых корешках переплетов красными буквами. Ближайшая к нему имеет знакомое название: «Ретро-плюс-Иллюзион». Фантастический рассказ». Эраст — автор «Ретро-плюс-Иллюзиона», это понятно. Но почему фантастический рассказ?

К Эрасту подбежала — нет, подлетела, подпорхнула — стройная молодая женщина в обтягивающем девичью фигурку легком ярком платье, в замысловатой прическе, украшенной ценными минералами. Эраст мягко взял ее за плечи, прикоснулся губами к щеке.

— А где же наш гость? — раздался такой знакомый голос Мадлен.

Они повернулись и Фрэнк узнал ее. Узнал такую Мадлен, какой она была до… Какой он хотел ее видеть иногда, в минуты примирения.

— Эраст, это к тебе, — Мадлен светящимися, счастливыми глазами скользнула по лицу и фигуре Фрэнка, ее красиво вырезанные губы дрогнули усмешкой при виде тщедушного человечка в грязной одежде.

Эраст смотрел на него и тоже не узнавал. Пожав плечами, он приблизился к Фрэнку, всмотрелся в его лицо, глаза в удивлении расширились.

— Фрэнк!? Тебя не узнать. Прости! Мадлен, иди к нам. Это же Фрэнк. Сколько лет мы его не видели? Десять? Пятнадцать?

— Какой Фрэнк, дорогой?

Фрэнк похолодел, не в силах промолвить и слова. Так вот почему ему казалось, что на площади чего-то не хватает! Все было! И бабочка — или цветок — тоже! Нет у него теперь ни дома, ни Мадлен. Ничего у него нет.

В его квартире живет Эраст, автор фантастических произведений, которые издают в форме книг. И если Эраст здесь, то там, в доме на площади, его нет. И нет в реальности самого «Ретро-плюс-Иллюзиона». Даже вывески от него не осталось. Он имеется только на страницах книги, что стоит в шкафу, и в голове Фрэнка. Ведь для создания «Иллюзиона» нужен Эраст прежний, Эраст-неудачник, социально-бесперспективный, почти отчаявшийся, преданный Мадлен и Фрэнком. Нужен Эраст, проведший жизнь в изгнании.

Вот почему на площади нет вывески «Миры Рэя». И нет прежнего Эраста. И Фрэнку не войти в Машину Времени за дверью с табличкой «И грянул гром». И не изменить измененное.

Сможет ли Фрэнк сам повторить путь, пройденный Эрастом? И однажды встретить его, сидя за столом своего собственного «Ретро-плюс-Иллюзиона»?

Тайна замка «Елена»

Бывший полицейский, наделённый парапсихическими способностями, занялся частной практикой. Полиция, расследуя убийство в доме крупного бизнесмена, признаёт своё бессилие. Хозяин замка вынужден обратиться за помощью к частному детективу.

1 декабря

Филл остановил такси у съезда с шоссе к загородному особняку Боровских. Захотелось пройтись среди багряного частокола зимних сосен, скрывающих за собой древний замок.

— Живут же люди как люди! — пробормотал он с завистью, и отсчитал плату за проезд точно по счётчику, старательно не замечая недовольного лица водителя.

Таксисты без чаевых зарабатывают в два раза больше чем он, и всё равно им мало. Филл не признаёт укоренившуюся до скончания времён систему сверхоплаты, пестующую в людях мелочную жадность. Водитель ударил по педали газа и шины прокрутились на месте, обдав Филла отвратительным запахом горелой резины. Он с удовлетворением улыбнулся возмущению таксиста, двинулся по чистому асфальту подъездной дороги и через пять шагов остановился. Какая удача! Метрах в двадцати впереди, за поворотом, замер синий «Мерседес», в просветах между сосен отлично виден прохаживающийся у машины человек в утеплённой полицейской куртке. Лейтенант Тимур Стоун из отдела по расследованию убийств! «Железный камень», как называют его в отделе, ожидает именно его, чтобы побеседовать под укрытием тридцатиметровых сосен. Так вот за кем придётся «разгребать»!

За год, истёкший со дня увольнения Филла Баркера из отдела, они виделись дважды, и привычное напряжение во взаимоотношениях сменилось ироничным миром. Сегодняшняя встреча могла стать началом возврата к прошлому. Так как она означала, что именно «железный» Стоун занимался делом Ричарда Боровского. Убийство раскрутить не удалось, и на место потерпевших неудачу полицейских приглашён Филл Баркер, бывший напарник Тимура Стоуна. Да, хорошей реакции ожидать не приходится. Чтобы добиться расположения Стоуна, от Баркера требуется ни много ни мало, как отказаться от приглашения сына убитого, Рене Боровского. Но как только Филл ступит на путь таких отказов, ему очень скоро придётся закрыть свою контору, вернуть лицензию и зарабатывать на хлеб расчисткой снега у загородных особняков. Ибо, кроме как проводить расследования, он больше ничего не умеет. Что же делать, если частного детектива приглашают обычно после того, как полиция признаёт свою несостоятельность. Полиции платит правительство, а частному сыщику надо иметь результат, чтобы получить чек.

Мороз стоит приличный, сосны потрескивают. Филл подправил кашне под воротником своего демисезонного драпового пальто. Стоуна мороз не трогает: кроме меховой куртки, на нем утеплённые сапоги-унты.

— В полиции тебя одевали получше, Баркер. Видно, разгребать наши следы не так уж доходно, — вместо приветствия сказал Стоун и закончил своей любимой фразой, — Тут тебе не Гонконг…

Такое начало говорит: появление Филла совсем подпортило настроение лейтенанту. Филл примирительно улыбнулся и протянул руку:

— Рад тебя видеть, Тимур, в прежнем благополучии. Я понимаю твоё возмущение. Но и ты пойми меня. Вам платят за любой исход расследования. Полицейский на службе как спортсмен на Олимпиаде: только бы принять участие, проявить перспективность. А я вынужден бороться за каждый цент, франк, марку.

За год Филлу удалось успешно справиться с несколькими делами, закрытыми полицией. Клиенты оказались недостаточно состоятельны, но он обрёл популярность. Стоун, конечно, знает об этом. И, будучи уверен, что провёл расследование по всем правилам уголовно-процессуального искусства, он в глубине души боится, что Филл Баркер найдёт убийцу Ричарда Боровского, и тем покажет своё над ним превосходство.

После определения исходных позиций они минуту постояли молча, разглядывая друг друга. Стоун достал две сигары, одну протянул Баркеру. Филл отказался и закурил сигарету «Президент», далеко не самого престижного сорта. Разница в потреблении утихомирит раненое самолюбие Стоуна. Филл прекрасно знает профессиональную хватку и дотошность Тимура: всё-таки проработали в одной команде почти десять лет. За эти-то качества Тимур Стоун и получил прозвище «железный камень». Стоун возвращается от Рене Боровского, принеся ему извинения-сожаления, что для Тимура хуже зубной боли. Отсюда следует: дело из разряда безнадёжных. И, скорее всего, Филлу тоже не светит выигрыш. Так что хорошо, что они встретились вот так, в конце-начале расследований. Филл решил высказать свои мысли:

— К сожалению, я не знал, что делом занимался ты. Иначе бы сразу отказался. Так что… А теперь придётся что-то изобразить, нельзя вечером одно, утром другое. Да и люди настроены, им нелегко.

Стоун успокоился, помягчел. Репутация лучшего в отделе инспектора льстит ему, он болезненно реагирует на любую попытку принизить реноме.

— Ты меня знаешь, — тенорок Стоуна вернул обычную звонкость, — Мы месяц сидели в замке полной бригадой. Всё перевернули. Ни следа! Ни одного приличного подозреваемого. Ты же знаешь, у каждого из нас хоть раз в жизни случается такое… Принципиально нераскрываемое дело. У всех алиби, улик никаких, мотивы отсутствуют. Тут тебе не Гонконг!

Они обменялись ещё несколькими фразами. Прощание получилось теплее встречи, и Филл смог договориться о визите назавтра в отдел. Мерседес плавно выкатил на шоссе, и Филл ускоренным шагом заторопился по дороге, прорубленной туннелем в массиве тёмного соснового золота. Подъездная дорога вывела к левому углу фамильного особняка Боровских.

                                             * * *

По традиции величаемое замком, двухэтажное здание выглядит внушительно. Ограды нет, хозяин заменил её чем-то иным, более соответствующим техническому уровню эпохи и своему положению. Архитектурные признаки средневековья отсутствуют, и только высота этажей говорит о древности постройки. Да ещё, пожалуй, крупный красный кирпич кладки, не прикрытый штукатуркой, склеенный белыми прожилками неразрушаемого белково-цементного раствора.

С обеих сторон подъезда встречают два мраморных льва, миролюбиво опустив морды на передние лапы. По фронтону тянется надпись, выложенная белым кирпичом: «Елена». Замок имеет собственное имя. Первый этаж фасада глухой, на втором три окна, забранные стальными решётками. Под центральным окном, над дверью, висят два дворянских герба. Странная причуда по нынешним временам, и может многое сказать о хозяевах. Правый герб изображает зелёный щит, украшенный двумя скрещёнными стрелами; левый, в форме жёлтого квадрата, заключает в себе поднявшегося на задние лапы коричневого медведя. На рассмотрение деталей образцов геральдики Филл не стал тратить время: мороз торопил.

Поднялся по занесённым снегом ступенькам — всю ночь мела позёмка — со следами сапог Стоуна, дёрнул за толстый серый шнур с красным махровым помпоном на конце, висящий справа от двери. Не услышав звонка, дёрнул ещё раз, но дверь уже открывалась. Филл вошёл внутрь и оказался в громадном холле с потолком семиметровой высоты. В центре холла стоит человек могучего телосложения с квадратным мужественным лицом, в прекрасно сшитом чёрном костюме. Осанка, выражение лица не оставляют сомнений: хозяин. Близко посаженные глаза пробежали по фигуре Баркера сверху вниз, веки чуть дрогнули. «Встречает по одёжке», понял Филл, и в который раз дал себе зарок купить новый костюм. Сразу же, как только появятся деньги. А до того придётся-таки натянуть старую полицейскую форму, только без знаков отличия. И, чтобы не слишком затягивать первое неблагоприятное впечатление хозяина от гостя, он представился:

— Филл Баркер. Частный детектив. Если вы ещё не раздумали, к вашим услугам.

— Да… Конечно.., — хозяин понял, что гость прочитал по его лицу мнение о себе, и ещё крепче сжал и без того тонкие губы, — Рене Боровский. Вас пригласили по моему выбору. Проходите, прошу.

Он повернулся кругом и направился к двери из волнистого непрозрачного стекла. Филл заторопился было следом, но невольно замедлил шаг; внутреннее убранство заставило уделить ему хоть немного времени.

Подобного холла ему не приходилось видеть. С центра расписанного библейскими сюжетами потолка свисает многоярусная люстра. Её обильный свет льется по левой стене, увешанной множеством живописных полотен в золочёных тяжёлых рамах. Несомненно, все подлинники. Стена заслуживает быть частью любого музея. Вид справа поражает не меньше: за прозрачной перегородкой раскинулся настоящий райский уголок. Пальмы, лианы, цветы… И небольшое озерко с впадающим в него ручейком в обрамлении цветной гальки и разбросанных в беспорядке крупных булыжников. В воде резвятся рыбки, среди цветущей зелени порхают разномастные попугайчики и маленькие цветные птички.

Пройти мимо и не замедлить движение мог только один из известных Филлу людей: Тимур Стоун. Внутри Филла Баркера железа и камня много меньше. Наконец Филл оторвался от лицезрения кусочка земного рая, скользнул взглядом по картинам слева, и увидел, что Рене Боровский терпеливо ждёт у стеклянной двери, спокойными глазами наблюдая за поведением детектива. Его крупная широкоплечая фигура идеально вписывается в окружающее великолепие. Смущённо извинившись, Филл прошёл за Рене в следующее помещение, оказавшееся десятиметровой ширины коридором, тянущимся справа до внешней левой стены замка. Ещё четыре двери ведут из коридора в другие помещения первого этажа; рядом с дверью из холла винтовая лестница на второй этаж. Правая дверь коридора, заключил Филл — вход в зимний сад. Назначение остальных предстоит узнать.

Вдоль стен коридора на паркетном полу мерцают огнями и светят экранами игровые автоматы разных размеров и модификаций: от «одноруких бандитов» до оснащённых компьютерами имитаторов иных реальностей. Выше автоматов в один ряд протянулись портреты одинаковых размеров; женщины и мужчины, некоторые очень походят на Рене. Пантеон предков, догадался Филл. Один такой портрет может стоить его годового жалования. Что же делается во внутренних помещениях! Но даже мешки долларов не могут защитить от преждевременной гибели. В этом вопросе и бедняк, и богач одинаково слабы и абсолютно равны. А все остальные вопросы, если разобраться, не стоят и гроша.