Оглавление

ПРИШЕЛЬЦЫ и КО.

Счастье рядом

Может быть, вечность думает о нас. Должна обратить внимание на тех, кто перед ней проходит, а вглядится, так и лица различит

Поехали

Жизнь — это гонка, кто всех обгонит, тот и на коне; кто на коне, тот и обгонит

До старта оставалось десяток минут. Я курил, стряхивая пепел, в приоткрытый иллюминатор грузопассажирского «Протона». За спиной ребята торопливо осваивались в жилом отсеке корабля, накрывали столик, торопясь выпить «за отъезд». Строго говоря, по этому поводу крепко выпили уже вчера, а сегодня у всей бригады «горели трубы», и требовалось опохмелиться, пока ракета не взлетела, не вышла на первую космическую скорость, и пока невесомость не стала помехой в употреблении спиртосодержащей жидкости.

Внизу, у подножия космического корабля черными тараканами суетились техники обслуги, что-то неразборчивое орал, с трудом ворочая лысой башкой на толстой короткой шее генерал-лейтенант космических войск. Не знаю, в чью «умную» голову пришла идея срубить на удаленной космической станции баньку из липы без единого гвоздя, но «подписал» нашу бригаду на невиданную «шабашку» именно этот толстомордый пупырь.

В строительстве «рулит» прогресс. Электрорубанки, электропилы, лобзики, дрели — свели творчество плотника до обычного ремесла, а всего-то сотню лет назад русский мужик стеснялся в руки ножовку взять, управляясь остро отточенным, идеально подогнанным по руке топором. Мы ребята консервативные. В арсенале бурав — дырки сверлить, долото — пазы долбить, двуручная пила, чисто, для блезира, и бритвенной остроты топоры.

Наша бригада шабашников: Витька-Рыжий, Колька-Фиксатый, дед Васильич и я, «плотник от Бога», точнее от отца, деда и прадеда, отделывала лесом дачку генерал-лейтенанта, скромное трёхэтажное сооружение на двух гектарах, деревом под русскую старину. Среди прочего «обшили» парную липовым тесом, которого, по русскому обыкновению, не хватило, и заднюю стену пришлось «забрать» сосновой «вагонкой». Парная наполнилась хвойным духом, и генерал радостно задышал:

— Вот он божественный липовый запах русского леса.

Мы потихоньку улыбались, переглядываясь: не дано толстомордому различить едва уловимый медовой свежести аромат липы и плотный хвойный смолевой настой.

Весь вечер и всю ночь руководство космических сил оттягивалось в клубах нового пара, а утром заявилось к нам в бытовку с взглядом строгим и значительным. Мы только-только успели пустые бутылки ногами под кровати распихать.

Генерал-лейтенант впереди, сзади свита топчется, и мелькает среди шепотков слово «Родина». Дед Васильич подтянулся, десять лет со своих пятидесяти скинул, ну и мы напряглись. Родина у нас не простая, всего от нее ждать можно: лесоповал, передовая, пояса затянуть.

— Руководством страны поставлена задача: первыми создать в открытом космосе деревянную функционирующую конструкцию, закрепить приоритет страны в книге мировых рекордов! — генерал формулировал, как рубил: по-военному четко и доходчиво. — Задача поручается вашей бригаде. Срок — неделя, подготовка и отлет на орбиту завтра — до восемнадцати ноль-ноль.

От сердца отлегло: такие задачи мы на раз решаем. Сколько президенты о дружбе не твердят, а соревнования великих держав никто не отменял. И, говоря простыми словами, от нас требуется утереть нос америкосам, плюнуть в душу дяде Сэму и вставить перо в зад ихнему Бараку Обаме.

Это только в верхних Российских кругах понятие Родины и патриотизма ниже плинтуса: деньги наворованные в банках по всему миру, и для них везде, мать ее, Родина, а нам с голым задом из страны бежать некуда, поэтому для уважающего себя плотника отстоять интересы державы — священный долг, почетная обязанность и душевная потребность.

Работа завертелась. Подогнали на стартовую площадку лесовоз, начали грузить в «протон» доски, брусья и лес-кругляк. Специальный дядька в строгих очках инструктаж провел, объяснил, что Юрий и Бог встретились-таки в 61-ом, но запись диалога до сих пор гостайна.

Бригаду в космический отряд записали, звания присвоили: я, как бригадир, стал майором, дед Васильич, с учетом ветеранского стажа, капитаном, Колька получил старлея, а к Витькиному рязанскому лицу никакое военное звание никак не прикладывалось. Так-сяк вертели, потом придумали — плотник-лейтенант и выдали соответствующую форму. Витька сразу умотал фотографироваться, чтоб послать фото в родное Гусятниково, и всех там «умыть».

Снизу бешено грозил в мою сторону кулачком генерал-лейтенант. Я выбросил окурок, закрыл иллюминатор и плотно закрутил барашки стопорных гаек.

— Бугор, водка прокисает, — нетерпеливо позвал Витька.

Стол радовал взгляд. Ребята сальца нарезали, колбаски, пучок зеленого лука красиво в центре пристроили.

— А это что за кремы? — горка тюбиков на краю стола.

— Космическая закусь, — Витька смотрел именинником. — Вот котлета по-киевски. Откручиваешь крышку, нажимаешь сюда, и вылезает какашка.

— Тогда, давай сало. Ну, за отъезд.

За иллюминатором взвилось и забушевало черно-красное пламя, раздался мощный грохот внизу, а из рубки пилота донеслось басовитое, срывающееся на визг:

— Поехали!

Витька торопливо разливал:

— Бугор не тормози, давай, пока перегрузка не началась.

— За нас, ребята, — дружно захрустели луком.

До встречи, Земля.

Простое человеческое счастье — уезжать.

Любовь-любовь

В любви все возрасты проворны

Стыковка прошла нормально, только пришлось багорчиком «Протон» подтянуть да обушком обколоть лед со шлюзовой камеры, ну, еще гайки ключом на тридцать два подтянуть до полной герметичности: на ручном управлении стыковка.

Вышли в открытый космос осмотреться. Ничего так: темновато, зато звезды сверкают ярче. Земля внизу проплывает, параллелями-меридианами исчерчена. Если всмотреться, можно реки и города различить. Витька начал загоняться, типа, видит крышу Гусятниковского сельсовета, но тут из люка выбрался дед Васильич, и мы от смеха едва на ту крышу не свалились. Поверх комбинезона умудрился напялить дед свою дранную измызганную фуфайку, а на гермошлем натянул порыжевший от времени треух, шапку-ушанку.

— Напрасно смеетесь, — переждав хохот, улыбнулся Васильич. — Я по жизни все объекты в этой одежке начинаю и сдаю с первого предъявления с высоким качеством.

Кто поспорит? Мастер, он и в космосе Мастер. После его топора не только рубанок не нужен, наждачкой делать нечего — идеально гладкая поверхность.

— Банька шесть на девять метров, — я взглядом собрал внимание бригады. — Высота — три. Углы рубим «в лапу».

— Как «в лапу»? — взвился Васильич. — «Ласточкин хвост» надежнее.

— Не понимаешь, дед, политического момента, — сверкнул насмешливо золотой фиксой через стекло гермошлема Колька. — Образ нашей страны и символ ведущей партии — кто? И фамилия главы государства не Ласточкин и, тем более, не Хвостов. Правильно говорю, бригадир?

Колька, как раз тот случай, когда поговорка «Язык мой — враг мой», подходит идеально. Я поколол его глазами, а хотелось еще дать пинка: Русский космос имеет уши.

— Все ты правильно объяснил, — процедил я сквозь зубы. — Поэтому за тобой разгрузка бревен, и попробуй, хотя бы одно упустить в бесконечное, едрит твою молотить, и бессрочное плавание по безбрежному межпланетному пространству.

Быстренько разметили с Васильичем площадку справа от станции. Начали рубить первый венец. Щепки по всему космосу полетели. На Земле тысячи астрономов приникли к телескопам, радостно и возбужденно дивясь обилию вновь объявившихся небесных тел. Стали торопливо светимость, удаленность, орбиты просчитывать. Самые ловкие за кандидатские-докторские уселись.

А по космосу топот, свист, хохот и частушки ядреные. Врут ученые, будто вакуум звуки не проводит. Смотря какие звуки!

Подлетает к станции и с ходу швартуется космошлюпка и вываливаются из люка четыре девицы в сарафанах и кокошниках поверх скафандров — ансамбль Песенная Русь, а следом с громогласным «Эх» сама Вера Дедкина. Типа, агитбригада, чтобы поддержать наш тяжелый, но благородный труд, и вдохновить космических плотников на рывок к новым, мать их, вершина