автордың кітабын онлайн тегін оқу День новый. Книга 1
Татьяна Платонова
День новый
Книга 1
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Татьяна Платонова, 2019
Герои книги — верные служители Света, находящиеся на боевом посту в миру. Серьёзнейшие вопросы, обсуждаемые рыцарями духа, подскажут вам, как следует вести себя в жизни, и, возможно, помогут разобраться в своём внутреннем мире и даже найти выход из тупика, в котором вы оказались.
12+
ISBN 978-5-4496-1085-0 (т. 1)
ISBN 978-5-4496-1086-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- День новый
У каждого человека есть мечта: встретить рассвет такого дня, который запомнится на всю жизнь. Но вы не можете предугадать его, поэтому встречайте день новый так, как будто именно он навеки запечатлеется в сердце вашем.
Восход Светила никогда не бывает одинаковым. Разными красками окрашивается небо, каждый раз примеряя одеяние новое. Всё зависит от того, какой Луч главенствует в дне наступающем. Но совсем не обязательно видеть глазом тот тонкий цвет, в который Луч окрашен, ибо он один в себе все цвета совмещает, но в мире отражается тем, что правит главенствующим в дне новом.
Какой ответ сердце получить захочет на свой немой вопрос? Пожалуй, редко оно вопрошает небеса в час утренний, а просто радуется дню наступающему. Радуется краскам новым, Светилу встающему, свежести и чистоте воздуха.
Отступают мысли о мирском и приходят о Высоком, заполняя всё внутреннее пространство. Так бы вам всегда жить! Из этого состояния следует иногда в мир входить и выполнять работу необходимую, стараясь побыстрее вернуться в свежесть утра пред рассветного.
Но люди пренебрегают внутренней жизнью ради внешней формы, которую принимают за истинный мир, и остаются в нём, забывая очистить душу на заре утренней.
Если вы не хотите заблудиться в дне грядущем, почаще вспоминайте рассвет, одеяние неба и Светило встающее.
Луч дня коснулся сердца вашего, напоминая о том, что вы сейчас заснёте и будете видеть сон, который очень похож на жизнь. Не ошибитесь! Не примите его за реальность, но попытайтесь сохранить сознание — связь с Высшим, с Обителью, с Храмом, от которого Луч пошёл творить предначертанное.
Идёте вы по Земле, несущие зерно Божественное и имеющие возможность воскресить в себе Бога. Сознание Его в малой части в вас присутствует — оно-то и есть зерно, которое вам надлежит взрастить.
Вы ещё не Боги. Вы — маленькие боги, и редко кто добивается полного расцвета в себе Божественной сущности. На это нужно немало сил потратить, убив все желания мирские.
Иным образом Бог в вас не воскреснет. Он придёт к вам, но будет оставаться маленьким, чуть повзрослев от момента первого рождения внутри. Это похоже на колос, который вызревает наполовину, а дальше не может, ибо ему солнечного тепла не хватает.
Сейчас очень многие подобны колосьям зелёным. Пробудились, но из пелёнок не вышли. Так во младенцах и остались, покрикивая, когда поесть хочется.
День новый наступает для всех. Повзрослейте в дне этом и не уподобляйтесь дитю малому, кричащему упрямо: «Я всё знаю». Дети не любят посягательства на их свободу, да и люди не хотят, чтобы ими руководили, предпочитая всего добиваться сами. Но в деле роста духа иные законы вы принять должны, без которых дальнейшее развитие невозможно.
Закон Иерархии. Закон Соподчинения. Закон признания Бога как Высшей Творящей Силы.
Криком младенца возвестив Творцу о новом своём рождении, вы прозрели на Земле, второй раз открыв глаза на мир — на этот раз очи духовные. Вы увидели мир со стороны, сумев вырваться из него. Расширившимся сознанием вы вместили больше и изменили угол восприятия. Вы сумели сделать то, что и требовалось от вас, — сменили ветхие одежды на новые.
Теперь главное — не остановиться. Эти одежды тоже истлеют, и их необходимо будет сменить на другие. Не подумайте только, что вы добились всего, чего могли. Вы сделали первый шаг в Беспредельность, которая возвестила о начале Дня Нового, от которого и пойдёт отсчёт времени иного.
В новой эпохе вы переживёте все стадии роста, как их переживает человек. И период зрелости не наступит, пока не кончится созревание всех тел ваших, необходимых вам в жизни новой.
Новая жизнь должна строиться по другим законам. Ничто человеческое не может пройти в неё, кроме Высших чувств и Высших мыслей, а это значит, что нет места здесь тем, кто не уравновесил астральное тело, подчинив его воле Божественной, в вас пробудившейся.
Здесь многое не так, как представлялось вам, и поначалу вызовет удивление. Здесь нет места жалости, но есть место милосердию. Здесь допускается то, что на Земле вы считали злом и боролись с ним, хотя Мы видим в нём ту полярность, что помогает нам корректировать собственное движение.
Мы постоянно смотрим в зеркало, и кривое отражение выявляет наши собственные недостатки, избавляясь от которых, мы растём. Нужно учиться правильно оценивать себя. Зеркало дано не для любования собственной красотой, а для поиска в себе тех качеств, что нуждаются в шлифовке, искоренении, исправлении.
Работа над собой только начинается, ибо вы вступили в новую жизнь, в которой нужно учиться заново, постигая Законы Космические.
Знайте, что Время земное не властно над духом вашим. Вы вступили в новое Пространство и Время, в которых сроки с земными не схожи. Даже приблизительно вы не можете определить время роста духовного, ибо каждый человек на начальном этапе заключён в собственную оболочку, своего рода защитный скафандр, из которого он сможет выйти только тогда, когда достигнет определённых результатов в постижении Законов Вселенских.
Можно сказать, что какое-то время вы находитесь в индивидуальном учебном пространстве, срок жизни в котором не определим. Он всецело зависит от вашего созревания, то есть роста сознания.
Земные часы отбивают годы, а здесь, в Доме Новом, кто мирно посапывает, пробуждаясь, чтобы поесть, то есть напитаться Светом, кто начал ходить, а кто и в школе за партой постигает новую Божественную премудрость.
Вы чувствуете это в вашей земной жизни. Духовная ниша, занимаемая вами, легко угадывается людьми. Они остро реагируют на фальшь, на ваше неуравновешенное тело, на проявляющуюся гордыню, на хвастовство.
Люди — ваше зеркало. Благодаря им вы можете видеть, где место ваше в Дне Новом, что постигли вы, а что ещё далеко за пределами понимания вашего.
Младшие школьники, едва дотягивающиеся до парты, ещё настолько полны самомнения, что желают учить всех и каждого из оставленных на Земле! Они мнят себя учителями, способными вести других потому, что сами что-то поняли.
Но ваше понимание ещё не вышло за рамки индивидуальной оболочки, защищающей и вас, и Тонкий Мир от ваших необузданных энергий. Пока они не уравновесятся, вы останетесь учеником в закрытом классе, не способным выполнять никакую работу.
Это проверено тысячелетиями, и нет нужды доказывать вам, что вы пока ещё слишком малы для индивидуальных поручений. Можете кричать и требовать заданий, утверждая, что вы всё понимаете и со всем справитесь, но Мы знаем, на что способен дух ваш и что можно поручить ему.
А земные часы идут. Для одних прошли годы, а для других — месяцы. Кто-то уже покинул индивидуальное пространство и вступил в Братство, ибо достиг определённого уровня понимания Законов Небесных.
Но это не значит, что ваши земные тела полностью очистились и вы представляете собой прекрасный светящийся шар, играющий всеми цветами.
Продолжайте смотреть в зеркало. Сколько ещё искажений допускаете, упиваясь достижениями собственными!
Помните: люди — ваше отражение! Окружение ваше говорит о том, чего достойны вы! Загляните в сердца друзей своих — и вы увидите, что есть в вашем.
Понимая, что вы двигаетесь вперёд в жизни новой, вы думаете, что достигли высот несравненных. Да, каждый шаг ваш отражает ту или иную Иерархическую ступень, но это не значит, что вы на ней стоите.
Истинные ступени Лестницы Небесной слишком высоки, и ступить на первую вы сможете только после Смерти. Но это испытание ещё впереди, и не каждый доходит до него. Смертью испытанный начинает Путь Молчания, к первой ступени Иерархии его подводящий, хотя до момента этого много раз вы творцами именовались.
По ступеням отражений вы шли, минуя Стражей Порогов и выискивая выходы из лабиринта сознания. В иллюзорном мире много ловушек расставлено, и главное — не попасть в них надолго, смекнув, что трясина очередных заблуждений вас засасывает.
«Меняйте одежды, — Скажу Я вам. — Меняйте окружение, привычное, равновесие сложившееся, чтобы из прелестей окруживших вырваться».
Иерархия просто так никого к себе не допускает. Тернистый путь пред вами откроется, и не одну Голгофу пройдёте, прежде чем на первой ступени Лестницы Небесной себя узрите.
Много раз Светило над горизонтом поднимается. Каждый день — Новый День. Так на него и смотрите. Каждый день проживайте по-новому, дабы не ошибиться и не впасть в прелесть.
Вы же, однажды восход Истинный узрев, думаете, что наступил день, который не кончится. За днём длинным такая же длинная ночь следует. Помните, что полярный день подобен полярной ночи, но вам хочется вечно в лучах Светила пребывать, не отпуская его, и поэтому вы не замечаете захода, а продлеваете день, строя его в сознании своём. Так начинаются искажения.
Держите в глубинной памяти своей волну, которая всегда бежит вперёд, но в движении своём наступает и отступает. Это поможет вам удержать вектор сознания и не сбиться с пути истинного.
Все ошибаются, но за ошибки никто и никогда вас не покарает. Карма беспощадна к лживости, и если нечестность замечена, то будете сметены. Честные ответы и поступки, соответствующие вашему сознанию и уровню вашего понимания, будут замечены Иерархией, даже если с точки зрения Высших Законов они будут ошибочны.
Придёт время, когда на тот же заданный вопрос вы ответите по-другому, с учётом вашего нового восприятия мира.
Итак, в Дне Новом новый отсчёт времени начался, которое ещё раз возвестит о себе, когда вы покинете индивидуальную школу, открыв дверь в мир иной. Но и там вы пройдёте немало, прежде чем осознаете, что попали в мир заблуждений, где испытываетесь на всё, что проходили в школе. Все знания и умения потребуются от вас, но сумеете ли применить их и выйти из ловушек расставленных, — вот что доказывает дух ваш, в начале пути хвастливо заявлявший «я всё знаю».
По сути дела, вы только начали познавать себя. От вас требуется собрать воедино разрозненные части и создать целое. Тогда вы сможете определить место своё, когда относительно истинная картина мироздания нарисуется пред внутренним взором вашим.
Но следует заметить, что она будет постоянно меняться, если вы продолжите движение. С разных сторон вы будете созерцать мир ваш и искать себя в нём, пока не придёте к началу следующего Дня, встречая рассвет сердцем открытым.
И увидели вы совершенно иную картину. Поняли, как малы и велики вы, какое ничтожное место занимаете во Вселенской Иерархии, но что без вас нарушится Гармония, уже сложившаяся. Всё видится по-другому, и вновь необходимо собирать в единое целое новые, уже большие части, постоянно памятуя о том, что и это достижение духовное может быть очередным испытанием.
Ступень первая Иерархической Лестницы требует высочайшего мужества и духовного взлёта, многочисленных пройденных испытаний и избавления от иллюзорности, чистоты восприятия и освобождения от желаний.
Но часто за ступень первую принимаете час кормления няньки многоопытной, к младенцу с соской подошедшей. К молоку в мире духовном жадно прильнули, а на Земле уже норовите учеников заполучить, утверждая о зрелости духа собственного. Едва родились, а кричите более всех, привлекая к пути вашему и требуя разделения бремени его.
Не спешите! То ваша ноша, и несите её сами, на других не взваливая. У них — своё время, свои сроки, свой путь.
Все пути лишь до первой ступени Иерархической подробно описаны, но нигде вы не найдёте рассказов о том, как взойти на неё. Между Последним Порогом и Ступенью Первой большая пропасть лежит, о которой ни один из смертных вам не поведает. Тем более не расскажет о том бессмертный, если только не будет дано ему поручение провести людей через Реку Забвения, по которой он сам проходил когда-то.
Итак, вы поняли, что все описанные методы, ведущие к состоянию просветления, — всего лишь начальный этап духовного роста, подводящий искателя к Последнему Порогу.
Этот Порог — венец достижений многих, Храм Духа, на поиск которого люди затратили множество жизней. Стоя в нём и вознося молитвы Всеблагому, они и сейчас не понимают иллюзорности пути их. Но чары развеять не так-то просто, и тот сделает это, кто усилиями духа постигнет великий обман, в который был ввергнут гордыней собственной.
Ваш самообман заключается в том, что ступень, на которой вы стоите, вы принимаете за вершину Небесной Лестницы или за одну из высочайших ступеней её. Но уверяю вас, что сама Лестница ещё не открылась взору вашему, а весь путь пройденный с его взлётами и падениями был всего лишь подготовительным этапом к истинному восхождению.
Чтобы узреть Иерархию, а не её отражения по мирам многочисленным, нужно, будучи живым, переступить Порог Смерти, что мало кому удавалось. Но если бы не было достигших, нам бы не было знакомо понятие Иерархии, ведущей человечество по тернистому пути саморазвития.
Каждый человек имеет собственные представления о духовном росте и ищет то, что созвучно ему. Он пытается определить путь свой, нащупывая осторожно его во тьме взглядов, уже сложившихся в его внутреннем мире. Человек ищет то, с чем будет согласна его душа.
Это мягкий путь влюблённых в себя людей. Ведь вы ещё полны гордыни и прочих недостатков, не дающих вам возможности самооценки. Вы потакаете своей личности, выбирающей наиболее комфортные для себя условия, хотя уже начинаете видеть те качества, что нуждаются в очищении.
Большей частью вы себя не меняете, но стараетесь посмотреть на мир другими глазами, создавая такое окружение, в котором душе вашей было бы спокойно. Но на самом деле вы приспосабливаетесь к миру, выискивая лазейки комфорта. Многие это называют путём: вроде бы двигаетесь, что-то меняя, что-то подчищая, стараетесь излучать Свет, любить людей, жить со всеми в согласии.
Но это и есть путь самообмана, ведущий к созданию псевдоиерархического пути. Строится мир заблуждений, в котором всем в меру хорошо. В таком пространстве вам находится место: довольна личность, довольна душа. А дух никто и не спрашивает. За его ответ ошибочно приняты желания низших тел, ведущих комфортное существование.
Нельзя сказать, что человек не меняется. Сознание его «расширяется» с недостатками он полюбовно договаривается, чтобы они его не тревожили, личность особо не беспокоит, ибо ухитряется делать вид, что преображается под натиском Света.
Человек идёт. Но куда? В гору, к вершине по пути самообмана, в собственном иллюзорном мире, сложившемся благодаря потаканию слабостям и нежеланию посмотреть на себя в зеркало.
Это путь слаборазвития. В нём присутствует всё, что необходимо духовно растущему человеку, но в нём нет горения и желания кардинально менять себя. Желаемое принимается за действительное, ступени объявляются пройденными, недостатки — искоренёнными.
Вынужден Признать Я, что вы шли. Но так неумело, что забыли спросить: «Туда ли идём? Ведомы ли?», уверенные в том, что ведомы Иерархией Сил Светлых.
Да, вы были ведомы отражениями отражений, воздвигнутыми вашими желаниями и представлениями. Но об истинности пути вы не задумывались.
И вот вы уже на Олимпе — цели долгого восхождения, готовые учить других, вести их по проложенной тропе, давать советы и объяснять иерархический уклад жизни. Но День Новый ещё не наступил для вас. Вы ворочаетесь в уютной постельке, протирая глазки и пытаясь проснуться в мире духовном, который ещё никогда не открывался внутреннему взору вашему.
Сказать вам: «Начните всё сначала», — значит ничего не сказать. Прежде всего, пересмотрите своё внутреннее наполнение: ваши взгляды нуждаются в очищении. Признайтесь себе честно, что вы не обладаете должной самооценкой, что за то время, что вы уже идёте по выбранному пути, вы себя кардинально не изменили, что вы только готовитесь отправиться в долгое странствие по стране Беспредельность, которая откроется вам в Дне Новом.
«Здравствуйте, — прошептали губы, а потом лицо девушки озарила мягкая улыбка. — Я пришла, чтобы поведать много интересного о жизни вашей».
— Какой? Прошлой, будущей или настоящей?
— Неважно. Есть канва — она не меняется, а детали — их конечно же рисуете вы своими мыслями, чувствами, желаниями.
— Вы пришли поведать детали или канву?
— И то, и другое. Я должна рассказать вам об основных вехах большой жизни, в которой вы не раз рождались и умирали, а если что-то заинтересует вас, то этот эпизод я освещу более подробно.
— Интересно. И кто же послал вас с таким поручением?
— Наверное, Учитель. Во всяком случае, я его так называю.
— А почему я должен вам верить?
— Вовсе не должны. Поступайте так, как хотите.
— Пожалуй, мне хочется вас послушать. Девушка присела на край кресла, но потом подвинулась вглубь его, нашла удобное положение и начала свой неторопливый рассказ. Как ни странно, она не говорила о далёком прошлом, об Атлантиде, о Египте, о древних племенах, владеющих магическими секретами, о рыцарях. Всё было не похоже на обычные уловки «духовных» людей, без стеснения разгуливающих по вашей карме, как будто им кто-то позволял это делать. Девушка действительно рисовала канву узора, в котором её собеседник угадывал себя. Она со спокойной уверенностью вскрывала глубинные психологические качества и объясняла, почему он поступал именно так, а не иначе, что лежало за его согласием или отказом, за ложью, трусостью или духовным взлётом. Хотя сюжет отсутствовал, мужчина, владелец небольшой оккультной газеты, ясно видел свой портрет, но не тот, с которым были знакомы многие, а тщательно скрываемый. Благодаря рассказу девушки Николай Сергеевич понял причины некоторых своих недостатков, а также почему ему иногда везло там, где другие давно бы потерпели крах.
Он обладал гибким умом и был способен к мгновенному анализу. Сразу пришла уверенность, что девушка эта неспроста появилась у него в редакции, чудом добившись встречи, что за ней стоит нечто очень интересное, хотя пока и неопределимое.
Николай Сергеевич девушку не перебивал. Она говорила, а он всматривался вглубь себя, пытаясь понять, что же он такое, что ищет, куда стремится.
Возможно, он не отослал её сразу потому, что сам хотел разобраться в себе, но всё как-то недосуг было.
Рассказ кончился.
— Я пойду, наверное. Вы ничего не спрашиваете, а мне говорить тоже больше нечего.
— Спасибо, мне было очень интересно. Может быть, вам нужно что-то опубликовать или дать объявление в газете?
— Нет, нет, ничего не нужно. Я пойду.
— Вообще-то, у меня масса вопросов. Странно, если бы я взял и просто отпустил вас после такого сообщения. Естественно, я хочу знать, откуда вы всё это знаете, с какой целью пришли, чем я заслужил внимание вашего Учителя. Ведь коротко вы не ответите?
— Почему же? Вы — ученик моего Учителя, но в этой жизни ещё не стали на путь духовного развития. Всё вокруг да около. О вас я ничего не знала, но Учитель сказал «Иди», я и пошла. Я передала вам то, что говорил мне он.
— И часто вы ходите с такими поручениями?
— Первый раз. Для меня это тоже странно, но я должна была выполнить задание.
— А вы сами верите во всё это? В вашего Учителя, например? Вы можете поручиться, что это не плод вашего воображения?
— Я верю. И нисколько не сомневаюсь. Это — моя жизнь, и другой я не хочу.
— Вы догадываетесь, что по роду занятий я каждый день сталкиваюсь с массой чудиков, вешающих об Учителях, Пришествии, апокалипсисе, магии и прочем? Странно, наверное, но это и рождает недоверие ко всякого рода оккультным явлениям, потому что поведение моих посетителей оставляет желать лучшего. Я сразу вижу, как они упиваются собственными достижениями, что они создали свой собственный мирок и живут в нём оторванные от действительности. И всё же в Высшие силы я верю, но не в такие, что руководят нашими оккультистами. Верю и в Иерархию, но неужели она будет заниматься неуравновешенными, сомнительными типами, рвущимися заполучить побольше клиентов рекламной статьёй?
— Трудно сказать. Пути Господни неисповедимы. Я лучше пойду. Подумайте о том, что я вам рассказала. Может быть, это изменит вашу жизнь.
— А где вас найти? Телефон?
— Не стоит. Я приду сама, если понадобится. До свидания.
Николай Сергеевич проводил девушку, вернулся, думая о том, как интересно всё устроено в жизни, хотел было углубиться в себя, да дела не дали. Посыпались звонки, визиты, в общем, до позднего вечера он так и не вспомнил об утренней посетительнице.
Уже дома, сидя на диване и тупо уставившись в телевизор, Николай Сергеевич стал обдумывать услышанное. Никто ему не мешал. Несколько месяцев он жил один, и это ему нравилось. С женой недавно развёлся: совершенно перестали понимать ДРУГ друга и жили каждый своей жизнью. А вот по дочке он скучал. Ей было четырнадцать. Вся в него, но осталась с матерью. Да и что бы он мог дать ей, если домой раньше десяти не приходил? Хорошо ещё, что зарабатывал неплохо и сразу купил себе квартиру, никого не мучая обменами и разъездами.
За всей этой утренней историей стояла неуловимая и трудноопределимая правда. Он был именно таким, как ему рассказали, но что ему с этим делать? Какой смысл в том, что он узнал о себе? Разве жизнь его изменится?
«Должна измениться», — нашёптывал внутренний голос. Николай Сергеевич впал в состояние диалога с собой, свойственное всем людям. Люди постоянно ведут внутри себя непрекращающуюся беседу. Они настолько свыклись с ней, что перестали её замечать и не подозревают, сколько сил затрачивается на бесполезный разговор.
Человек рассыпается на несколько личностей и от их имени задаёт вопросы, отвечает на них, спорит, доказывает, убеждает, ругается. Таким образом формируется ложное пространство с ложными личностями, которые в дальнейшем будут требовать постоянного внимания. И попробуйте вы забыть о каком-то персонаже: он обязательно всплывет, напоминая о себе в деле, с ним совершенно не связанном.
«Нужно что-то делать, — подначивал Николая Сергеевича внутренний собеседник. — Поищи людей, близких по духу, поговори с ними. Может быть, подскажут». — «Я что, среди всех приходящих ко мне чудиков их искать должен? Да там ни одного приличного человека нет. Все с завихрениями: или с так называемым пограничным состоянием психики, или жаднючие, лишь о заработке думающие. Они себя со стороны не видят, оценить адекватность свою не могут, а приходят объявления о школах и курсах давать. Я что, к ним идти должен? Не хочу к ним». — «Ищи других». — «Нет других». «Есть. Они тихо сидят, помалкивают, рекламы не дают». — «Так я к чёрным магам попаду, а потом буду выход искать, да кто поможет-то?» — «Туда не хочу, этих боюсь. Чего ты хочешь, определи лучше!» — «И правда, чего же я хочу?» — подумал Николай Сергеевич и стал развивать эту тему.
Светская жизнь как таковая его не интересовала. Его приглашали на приёмы, на конференции, встречи, но ходил он туда по долгу службы. Они казались ему пустым времяпровождением. А вот работу свою он любил и отдавал ей массу времени. По сути, это и была его единственная жизнь, потому что личная с семейными заботами давно кончилась.
Женщинами он особенно не увлекался: так, постольку-поскольку. Заводить новую семью тоже не собирался — только в том случае, если полюбит кого-то, но Около него таких не было. Мысли же крутились вокруг работы. Получалось, что он по-настоящему и не жил, а просто проживал отведённый ему срок жизни, вникая в чужие, не интересующие его проблемы. Зачем?
«А что ещё делать? — сам себя тут же оправдывал он. — Другим и того хуже, а у меня всё вроде бы полноценно: работа, деньги, нормальная человеческая усталость. Да и делаю я то, что хочу, ну, может быть, не хочу, но мне это нравится».
«Вот именно, — не сдавался внутренний оппонент. — Живёшь, но как-то серо, без изюминки. Делаешь всё по привычке, по инерции, а нужно бы с энтузиазмом, с огоньком».
«Да, этого нет», — согласился Николай. Он постарался залезть поглубже внутрь своего «я», но что-то ему мешало, сопротивлялось, не пропускало. Пытался поймать мысль, но она ускользала. Стало даже в сон клонить. «Интересно, — вдруг встрепенулся он, — что это за явление такое? Что происходит?»
А происходило следующее. Человек, начинающий задумываться о внутренней природе своей, сталкивается с огромным количеством личностей, порождённых его недостатками. Каждая ложная личность является носителем определённого негативного качества, и как только вы затрагиваете её интересы, то есть сферу её внутреннего влияния, она тут же даёт о себе знать. Если вы начнёте наступление, она ринется в контратаку, присутствуя буквально во всех ваших мыслях и поступках. Но пока вы её не трогаете, она мирно уживается с вашим истинным «я», изредка подавая голос — так, для острастки, чтобы не забывались.
По сути дела, человек не властен над собой. Его внутренним миром овладели ложные личности, поделив на зоны контроля и черпая энергию из жизненных реакций. Они ставят человека в такие ситуации, чтобы он проявлял раздражение, солгал, опоздал, забыл, украл, обидел, позавидовал, а потом питаются той энергией, которой он наполнил себя. Ещё они затевают с ним разговор, в котором обвиняют обиженного, униженного, в общем, того, кого вы подвели, но оправдывают вас, ссылаясь на несносный характер, гордыню, злость и массу других отрицательных качеств, свойственных вашему товарищу. Благодаря ложным советчикам человек ясно видит недостатки других и совершенно не замечает своих.
Кому же от этого плохо? Конечно же вашему истинному «я», забитому, не имеющему права голоса, истощённому, поскольку ни в одной из ситуаций ему не позволяют проявить себя. Оно просто не успевает, потому что сытые Проворные ложные личности своими тучными телами затмевают истину.
Чтобы вы не узнали об их существовании, они отводят вас от анализа собственных поступков, от ясных мыслей, не дают разобраться в сложившейся ситуации. Конечно, приходит время, когда человек спохватывается, с удивлением говоря: «Что это на меня нашло? Почему я так поступил?» Но уже бывает поздно. Это происки тёмных сил, затаившихся внутри вас. И вовсе не вовне они, а в глубине вашего «я», прячутся от вас же.
Именно с такими ложными личностями и столкнулся сейчас Николай Сергеевич. Они почувствовали угрозу: вдруг он обнаружит их. станет выяснять цели своей жизни, пути их достижения? Всё это приведёт к тому, что он может объявить войну своим ложным личностям а кому воевать хочется, когда можно жить сытно, мирно, уютно?
На этот раз они его усыпили. Было поздно, Николай Сергеевич устал. Так ни до чего не додумавшись, он впал в такой крепкий сон, что утром чуть не проспал на работу.
Но новые мысли не давали ему покоя. Не то чтобы он думал о чём-то постоянно, но нет-нет да и вспомнится. Николай Сергеевич привык, что всё у него получается. Если он за что-то брался, то доводил дело до конца, но не упрямо продвигаясь к цели, а достаточно гибко, проявляя упорство. Возможно, что цель оказывалась неудачно поставленной, тогда он по ходу движения менял её — стараясь извлечь пользу из сложившейся ситуации.
Это качество помогало ему и сейчас. То, что ускользало, стало целью, которой он захотел добиться, поэтому по вечерам он уже не включал телевизор, отвлекаясь от забот, а затевал с собой неторопливый разговор. Через недельку он понял, что ведёт внутренний диалог и у него не один, а несколько собеседников. Каждый из них доказывал, что именно он прав, и применял какой-то хитрый отвлекающий приём, если Николай ставил прямой вопрос, не допускающий косвенных ответов.
Уяснив это, Николай Сергеевич стал продумывать вопросы к самому себе, формулируя их очень точно. И что же? Результат был удивительный: голоса замолкали, не желая отвечать. Но зато стало случаться другое: он начал попадать в тупиковые ситуации. Хочет помочь — не получается, но забыть, опоздать это сколько хотите. Николай понял, что его незримые собеседники объявляют ему войну, заставляя подчиняться им другим способом. То они хозяйничали в его мыслях, не позволяя добраться до истинных мотивов поведения и уводя от целей, теперь они полезли в его жизнь, нарушая весь сложившийся привычный уклад.
Николай никогда не задумывался о том, что он лжёт. Ложь была нормой жизни, спасительной во многих случаях. Теперь она стала мучить его. Он хотел говорить правду, но часто не мог, ибо этим подводил других людей. Мучительно отыскивая правильную линию поведения, он пришёл к выводу, что проблемы в нём самом. Он пытался быть хорошим для других, он хотел сделать так, чтобы им было удобно, а это было в корне неправильно.
Человек не знает, как сделать лучше другому, потому что у другого свои представления о жизни. Следует делать так, чтобы ваш поступок не вызывал чувства дисгармонии, не мучил вас, не возвращал постоянно мыслями к случившемуся. «Было да прошло, — скажите себе. — Если я был неправ, то в следующий раз поступлю по-другому. Жизнь подскажет.
Николай не мог всегда говорить правду, но теперь если и лгал, то отслеживал это и уяснял для себя, почему он попал в такое положение. Во всяком случае, он становился хозяином над своим словом, которое раньше вылетало незамеченным.
Он начал опаздывать. Эта ситуация была производной от тех слов, которые он произносил. Теперь, давая обещания, он серьёзнейшим образом относился к ним, а через некоторое время понял, что нельзя никому ничего обещать. Сказал «да» — сделай, сказал «нет»; «не могу» — не делай и не мучайся. Он не уходил от ответственности, наоборот, она только-только начинала рождаться в нём.
Если раньше он не лгал и не опаздывал, он не обращал на это внимания. Это было само собой разумеющимся и вызывало чувство довольства собой. Теперь всё было по-другому. Случалось, что он лгал и опаздывал, но ситуация была ему подконтрольна: он знал причину, почему это произошло. Он устранял причину — и всё становилось на место.
Николай никогда никому не завидовал. Смешно даже было об этом подумать. Задав себе вопрос, умеет ли он завидовать, он чётко ответил «нет». Тогда откуда было глухое раздражение, если конкурирующая газета увеличивала тираж? Если она начинала пользоваться большей популярностью? Что за чувство его тревожило и мешало находиться в равновесии? И Николай признался себе, что это была зависть, принимающая форму делового соперничества. Он оправдывался желанием приносить людям пользу, просвещать их, открывать глаза на многие непонятные явления, в общем, тем, что другие газеты не делали, а он делал, но их понимали, а его благие намерения — нет. Но потом он честно сказал, что завидует чужому успеху, чего делать безусловно не стоило, но как с этим бороться — не знал.
Постоянно анализируя эту ситуацию в поисках выхода из неё, Николай вновь увидел, что хочет быть хорошим в чужих глазах. Его заботило мнение о нём других людей, его имидж, престиж. «Да какое мне дело, как я выгляжу да что они обо мне думают? В конце концов, делаю, что могу. По-моему, важны не глаза людей, а взгляд Бога на твои поступки. От этой мысли ему стало легче. «Всё верно. Раз мне внутри спокойно, значит, нужно придерживаться этой линий поведения».
Но одно дело — мысленное решение, а другое — реальные поступки. Постоянно быть под оценивающим Божественным взором было невыносимо. Николая жгло собственное несовершенство, мучили совесть, неумение быть абсолютно честным во всём.
«Бросить это занятие, что ли?» — подумал он, а на следующий день пришли давно забытые мысли-собеседники. «Да они меня караулят! Так и ждут, когда я сдамся. Не дождётесь!» — и он продолжил самоистязание.
Через несколько месяцев это был совершенно другой человек. Нельзя сказать, что он изменился внешне, но внутренне — очень. Для всех своих знакомых он оставался прежним Николаем Сергеевичем, но в нём угадывался более крепкий характер. Как сказал один сослуживец, «стержень появился». Он стал требовательнее к себе и другим, не терпел обмана и лицемерия, он больше понимал людей и сочувствовал их неуверенности и раздражительности, потому что они казались ему больными. Потом он потерял интерес к их настроению: «Если захотят — изменятся, а пока у них нет такого желания — пусть болеют».
Зависть отступила, как только он понял, что людям нужно позволять делать то, что им нравится, и идти таким путём, какой они выбрали. У каждой аксиомы найдутся свои почитатели, за каждой мало-мальски стройной системой взглядов будет стоять определённый круг людей, отстаивающих свои интересы.
Нельзя сказать, что внутри Николая наступила тишина. Нет, диалоги иногда возникали, мысли нет-нет да и приходили. Но хозяином положения теперь был он, хотя момент окончательной победы ещё не наступил. Одно было ясно: отступать нельзя. Просто некуда.
Внутри себя Николай Сергеевич обнаружил кучи мусора, отчего ему стало жутковато. Как же он с этим жил? Как с такой ношей живут другие и продолжают процветать как ни в чём не бывало? Неужели им не хочется чистоты? Хочется, но, видимо, нет сил взяться за авгиевы конюшни. Или время не пришло?
Иногда Николаю становилось скучно: «Поделиться бы с кем-то, посоветоваться». Поехал к бывшей жене, но через несколько минут увидел, какая пропасть их разделяет, что ей всё это неинтересно и даже непонятно. Зачем себя менять? Что? Ради чего? За это платить будут больше или любить сильнее? «Ничего от этого в мире не изменится, да и в твоей жизни тоже», — уверенно сказала она.
Назад Николай возвращался не то чтобы с чувством обиды, а с небольшой тошнотой. Хорошо, что он не успел разоткровенничаться, а то бы просто не знал, как исправить ситуацию. «Не болтай. Держи язык за зубами» — сделал он ещё один вывод.
Конечно же: Николай вспоминал иногда ту девушку, что пришла в редакцию и направила его жизнь по другому пути. Неужели она тоже одинока, ни с кем не обсуждает внутренних проблем и вопросов, возникающих при работе над собой? Скорее всего, так оно и было. Ещё неизвестно, что лучше: быть в окружении чудиков, с которыми Николаю по долгу службы приходилось слишком часто встречаться, или идти одному.
В любом пути есть свои преимущества, но человек должен познать и то, и другое. И всё же Николаю сейчас нужна была поддержка. Вдруг он что-то делает не так? Может быть, он станет ещё хуже, чем был. Всё могло быть. Человеку необходим другой человек, чтобы увидеть себя со стороны. Круг людей, занимающихся одним делом, — это зеркало, смотрясь в которое, ты можешь учиться правильно оценивать себя.
Николай вглядывался в каждого приходящего, пытаясь определить серьёзность его подхода к оккультизму, но никто его не устраивал. Люди над собой не работали. Они своим хорошо развитым умом снимали внешний, поверхностный слой явления и потом пересказывали его другим людям. Из этого они выстраивали некую систему, выдаваемую за научный глубинный подход к развитию личности и духовных способностей и зарабатывали неплохие деньги.
Николая больше заинтересовали психологи. Там была хоть какая-то научная база и неплохие методики работы над своими страхами, неуверенностью, нетерпением, вспыльчивостью. Изучив всё, что ему попалось под руку, Николай кое-что взял для применения.
Нужно сказать, что он был крайне осторожен. Возможно, в этом сказывался его опыт работы в газете. Не понаслышке он знал, куда заводят людей те или иные практики, применяемые без должного анализа. Людям хотелось что-то делать, их не устраивало то, что они о себе знали, они хотели меняться, но не понимали, как взяться за этот труд, с чего начать. Им казалось, что проще было бы довериться какому-то автору, написавшему умную книгу или утверждавшему, что его методы помогли тысячам. Авторов люди возводили на некую высоту, потому что те умели делать то, что рядовой гражданин не умел, и с благоговением внимали их рассказам, парализованные магией слова, волей, уверенностью. Люди забывали, что авторы — такие же обычные люди, обладающие талантом писать, и прежде, чем слепо довериться им, нужно спросить себя: подходит ли это твоему сердцу, нравится ли это ему, спокойно ли ему или неуютно? Но люди не слушали себя, а смотрели вокруг, и когда видели горящие, преданные взгляды, поддавались всеобщему ажиотажу, двигаясь, как овцы, в одну сторону. А если у человека совершенно иной путь? Может быть, ему нужно не работой внутренней заниматься, а в больницы или детские дома идти за больными да детьми ухаживать?
Спрашивать нужно себя. Мир огромен, и в нём можно найти место для применения собственных сил и для служения Высшему. Просто человек внушил себе, что Высшее — это далеко, высоко, запредельно, но на самом деле оно рядом, под рукой, в обычной жизни, и познавать его можно не в особой обстановке, сидя за партой, а в серых буднях, в том окружении, которое уже сложилось.
Нужно учиться эту жизнь делать интересной, насыщать её радостью, привносить в неё Высший порядок и Красоту. Но человеку хочется чего-то особого, ни на что не похожего, и он ищет не в себе, а вокруг, в неизвестном, и попадает в лапы мошенников, обманывающих его как сознательно, так и бессознательно.
Николай это слишком хорошо знал и хотел обойти всякие группы, раскрывающие способности и развивающие личность, но в то же самое время он нуждался в ищущих людях, реально работающих над собой и определившихся с целью своего пути.
«Должны же они где-то быть. Что, все великие напрочь исчезли с планеты или выродились в ничтожных самовлюблённых чародеев, магов, ясновидящих? Где вы, куда подевались?» — мысленно задавал Николай вопросы.
Но никто ему не отвечал, и ожидаемых встреч не происходило. «Значит, подтверждается известная аксиома: каждый человек достоин того окружения, в котором оказался, — сам себе признался он. — Ну что же, буду продолжать истязание. Есть масса недостатков, нуждающихся в искоренении».
Самым большим его недостатком была, конечно, гордыня. Хорошо, если она ярко проявляется в эгоизме, властолюбии или обидчивости. Когда она на виду, с ней легче бороться. Но чаше всего гордыня принимает завуалированные формы, не только труднораспознаваемые, но и почти невидимые. Нужно только твёрдо знать, что человека без гордыни не бывает, а потом приступать к поиску в себе тех форм, в которые она спряталась.
Самой распространённой формой гордыни является обида на всех, но люди часто не связывают одно с другим, считая, что обидчивость проистекает от ущемления их прав, от происков тёмных сил, от злости и зависти человеческой, норовящих нанести удар по душе и сердцу, чтобы не дать им расти.
Ничего подобного. Просто человек обижающийся полон своей значимостью. Всё внутреннее пространство занимает в нём прежде всего любовь к себе. Он знает, что чем-то выделяется среди окружающих, что наделён некоторыми способностями, что гораздо ближе к Высшим Силам и Свету, чем остальные, поэтому люди и стараются понаставить ему препятствия, не признавая, не восхищаясь, не оценивая высоко его достижения. Они постоянно задевают это внутреннее самовлюблённое существо словом, замечанием, непониманием.
Бывает, что человек обижающийся, наоборот, крайне неуверен в себе. Он ощущает свою ущемлённость буквально с детства. И всё, что с ним происходит на протяжении жизни, воспринимает как давление на его волю и противостояние его взглядам. В таких людях часто просыпается стремление доказать другим, что и они тоже что-то из себя представляют, а может быть, и повыше некоторых окажутся.
Удивительные это люди! Они научились хорошо разбираться в человеческой психологии и видят чужие недостатки, но совершенно не могут оценить себя. Они знают, что обидчивы, но упорно доказывают себе и другим, что уже почти справились с этим недостатком.
От гордыни избавиться непросто. Даже если вы научились не обижаться, изображая равнодушие, посмотрите и хорошенько поищите, во что могла преобразиться ваша самовлюблённость, ибо гордыня хитра и коварна, лицемерна и лжива, и просто так завоеванные позиции не оставит.
Когда вы чувствуете, что вас обижают, знайте, что удар получает не ваше «я», а гордыня, которой вы полны, и это она тут же дёргает все ваши тела и громко вопит, что им пытаются нанести удар. Заметьте, она не говорит о себе, она привлекает всех, утверждая, что они пострадают.
Гордыня выступает в роли правозащитника: она вроде бы тут ни при чём, а всё дело в вашем духовном развитии — - только расти начали, тут сразу и удары посыпались.
Да, такова гордыня, и заметить её уловки весьма сложно. Единственный способ бороться с ней — это оправдывать всех людей, вас обижающих, ущемляющих, непризнающих и отрицающих. Нужно сразу говорить, что человек прав, что бы он ни делал, а ты виноват, поэтому ты обязан просить у него прощения. И действительно просить, не лицемерно, а искренне. Очень помогает.
Именно к такому выводу и пришёл Николай, когда столкнулся с проявлениями гордыни. Он никогда не обижался, не умел, но недостаток этот и его не обошёл стороной, ибо свойственен всем людям без исключения.
Николай был властолюбив. Нет, он не мечтал о том, чтобы добиться какого-то высокого общественного положения, но он любил, чтобы ему подчинялись и делали так, как он сказал. Самостоятельность журналистов он воспринимал как бунт, как подрыв устоев газеты, как желание навредить. Это требовалось искоренить, и чем быстрее, тем лучше.
Если раньше Николай Сергеевич бурно реагировал на предложения, замечания, вопросы, то теперь он решил помолчать и понаблюдать, что происходит и к чему это приведёт.
Одну неделю он молчал, никак не реагируя и не выражая свои взгляды на проблемы, чем привёл в недоумение коллег. Это стоило ему громадных усилий, но на работе он держался, зато дома давал выход своему гневу. Он даже сам с собой вслух стал разговаривать, но именно это ему неожиданно и помогло.
— Эту статью нужно поместить на второй полосе, а после неё дать рекламу. Ещё название надо поменять.
— Это почему же? — вкрадчиво спросил Николай Сергеевич, изображающий молчаливую покорность судьбе.
— Да статья эта хотя и неплохая, но неброская, а название привлечёт к ней внимание.
— Я подумаю, — кротко согласился главный. Раньше этот диалог имел бы следующий вид:
на замечание сотрудника Николай Сергеевич разразился бы бурной тирадой типа «Вы куда суётесь, чёрт возьми? На третью полосу, я сказал, и точка. Делом занимайтесь, вам ещё материал по фантомам готовить к следующему номеру. Вы свободны».
Дома, прокричав вслух эту тираду, Николай Сергеевич решил на время стать журналистом и посмотреть на себя его глазами. Журналист, выслушав такой ответ, разозлился и подумал: «Псих. Чего орёт?»
Я ему лучший вариант предлагаю, а он дальше своего носа не видит. Не буду больше ничего делать и материал запорю. Посмотрим, что он тогда скажет».
Николай Сергеевич очень удивился. «А ведь и правда: человек этот видит по-своему. Он пришёл с предложением, значит, что-то у него внутри, сложилось. Почему нужно делать именно так, как я ему сказал?» Он стал замечать правоту других и позволять им готовить материалы по своему усмотрению, но это не значило, что он перестал реагировать на их самостоятельность.
«Нет, тут какая-то закавыка сидит. Что-то меня отпускает, а что-то крепко держит. Что это?» — думал он. Вновь прокручивая рабочие сцены дома, Николай вдруг одной женщине сказал: «Да вы не злитесь на меня. Я ведь вам плохого не желаю. Вы меня простите». «А что, если мне самому так поступать?» — подумал он. Зашёл к нему сотрудник с претензиями, а Николай Сергеевич в ответ: «Простите, вы правы. Это я виноват». И искренне у него получилось, как-то вырвалось без особых усилий.
Николай вдруг такое облегчение почувствовал, как будто гора с плеч свалилась. Жену представил, дочку, родителей — у всех прощения просил и слезами буквально обливался. Потом перешёл на всю свою редакцию, стал всех по именам перебирать и каяться перед ними во всех своих прегрешениях. Чего тут только не вспомнил! Такие мелочи, такие незначительные разговоры! Где же они все прятались?!
Этот метод оказался удивительно действующим, и он решил его не бросать. Каждый день вечером садился и начинал вселенское покаяние от самого детства до дней сегодняшних. У всех, кого вспомнил, просил прошения: у живых и мёртвых, у случайных знакомых и ближайших родственников, а особенно у злых и его не любящих.
На работе всё резко изменилось. Он стал мягче, голос ни на кого повысить не мог: сразу чувствовал себя виноватым. Подумал было: «Какой-то я стал забитый, бессловесный», — а потом решил, что другим быть пока нет хочет. Силищи внутренней у него и так было предостаточно, а вот мягкость ему не помешает, но силу внутреннюю закалит.
Неожиданно он заметил в себе сентиментальность. Слёзы выступали на глазах по самому незначительному поводу, всех было жалко, хотелось пригреть и погладить. И он делал так, как хотелось его душе: не прятал чувств в глубину, а позволял им проявляться.
Все удивлялись: не тот человек, другой, но какой, пока определить было сложно.
Тут и девушка долгожданная нагрянула в редакцию. Николай Сергеевич искренне ей обрадовался.
— Что, опять с поручением?
— Да не совсем. Мне почему-то самой любопытно стало — происходит что-либо или нет? По моим ощущениям — происходит. В общем, я пришла не вас, а себя проверить. Вы уж простите.
— И вы меня простите. За всё. За всё, чего я не знаю, не понимаю, не ведаю.
Николай чуть на колени перед ней не опустился, но удержался.
— Чем вы занимаетесь? Работаете?
— Да, сейчас работаю. Мы с вами в какой-то степени коллеги: я завотделом в одном крупном рекламном журнале.
— Но это же адский труд. Особенно перед сдачей номера. По ночам сидите?
— Бывает.
— А когда вы собой занимаетесь?
— А вы когда? Я долго не работала, поэтому времени у меня было хоть отбавляй. За два года я построила себе особый уклад жизни со строгим распорядком. Это не так, чтобы всё по часам, но обязательно утром отведено время на медитацию, лёгкую гимнастику и завтрак. А вечером — анализ дня, своих ошибок, просчётов, некачественного поведения, беседа с Учителем.
— А как вы с ним беседуете?
— Ну, мысленно, конечно.
— А откуда вы знаете, что это Учитель?
— Чувствую.
— И всё?!
— Мне этого достаточно.
— Да вы что? А вдруг это не Учитель? Как вы отличаете голос Учителя от вашего собственного? Где распознавание, где грань вашего воображения и истины? Это же с ума сойти: неужели и у вас так, как у всех?!
— Вы имеете в виду ваших посетителей и рекламодателей?
— А кого же ещё? Они все беседуют с Учителями, всех ведут, учат. Но такую ересь несу т- что слушать стыдно: краснеешь, бледнеешь, объясняешь, но бесполезно — все упёртые, убеждённые в своей правоте. Естественно, что мне нужны какие-то объективные данные.
— Таких у меня нет. Вам нужно этот путь самому пройти, чтобы правильно его оценить. Вы сейчас — наблюдатель со стороны, нужно же войти внутрь, понять механизм, добиться контакта, а потом попытаться снова выйти и взглянуть как бы сверху. Думаю, у вас получится.
— Вы знаете, я серьёзно воспринял то, что вы сказали, и начал себя менять. Мне это занятие пришлось по душе: приятно результат видеть, за собой наблюдать, но я не ставил цели выйти на связь с Учителем. После того что я тут каждый день наблюдаю, для меня это звучит весьма абстрактно.
— А какую цель вы перед собой ставили?.
— Да никакой. Азарт или любопытство — даже не знаю. Но увлекло, стало интересно, мир ожил, другим стал.
— У меня тоже было так. Но потом этого стало мало. Я хотела найти людей, с которыми могла бы делиться своими находками, успехами, ошибками. А людей таких не было, не нашла, но Учителя услышала.
— Как это?
— Не знаю, как-то сам по себе внутри голос возник, и стали мы с ним беседовать.
— А вдруг это какая-то цивилизация, воздействие тёмное? Вы что, их не боитесь?
— Нет, не боюсь. Этот голос помогает мне познавать мир, он знает меня прекрасно, все мои недостатки, но никогда не ругает, а учит любя. Но иной раз так любовно отшлёпает, что не знаешь, куда от стыда деться.
— Неужели это все, к чему человек стремится?
— Наверное, нет, но для меня это — всё. Я без этого голоса умру.
— Вот это и ужасно. Вы от него зависите. Он вас закабалил, сделал своим слугой.
— Да нет, совсем не так. Впрочем, бесполезно объяснять. Сами попробуйте, услышьте, поговорите, потом и обсудим.
— По-моему, вы мне предлагаете сойти с ума по доброй воле, а потом самостоятельно вылечиться.
— Я что, сумасшедшая?
— Нет, вы не похожи даже на чудиков. Вы достаточно уравновешены.
— Это результат работы над собой. Раньше я была очень раздражительной, кричала на всех, капризничала, как и положено женщине. А потом всё изменилось.
— Что, к вам тоже кто-то пришёл от Учителя?
— Нет, — Ольга засмеялась. — Я с мужем разводилась, а это была для меня большая трагедия. Я слезами полгода обливалась, распухла от них. Я страдала, а ему — хорошо. От других узнаю, что повысили его, денег стал больше зарабатывать, а когда вместе жили — так гроши приносил. Любви мне хотелось, семьи нормальной, как у всех, детей, забот обычных, да не получилось. Вот я и рыдала, как белуга, день и ночь. Потом очнулась, думаю: «Хочу, чтобы он вернулся?» И вдруг сама себе отвечаю: «Нет». — «Так чего же ты плачешь тогда? — «А себя жалко». Стала думать, почему плачу, если не хочу жизни прежней, что такое жалость к себе, ну и пошло-поехало. В общем, была проблема, жизненная трагедия, если хотите, а теперь вспоминать об этом смешно. Даже самой не верится.
— Понятно, — Николай Сергеевич кивнул. — Но у меня вроде бы никаких поводов не было себя менять.
— Вам нужен был толчок. Каждого человека подталкивают к тому, чтобы он задумался над своей жизнью, и поводом для этого могут послужить любые обстоятельства. Чаще это бывают стрессовые ситуации.
— У меня развод прошёл гладко, без напряжений.
— Вы тогда ещё не были готовы, не созрели. Два года назад вы бы ничего менять не стали, а сейчас — в самый раз.
— Да, конечно, вы правы. Но сейчас вы нашли людей близких по духу? Или идёте в одиночестве?
— Я ищу. Хожу по обществам, наблюдаю, изучаю, но пока серьёзного подхода к работе над собой не встретила. Всё, что я видела, крайне несерьёзно. И беда в том, что те, кто берутся учить других, сами этот путь не прошли. Они прочитали, как действовали те или иные святые, и по книжкам, по чужим методикам ведут людей, доверивших им свои жизни. Это убийственно для духа. Думая, что развиваются, они заходят в тупик сами и заводят других, с ними кармически связанных. Этот путь групповым саморазвитием пройти невозможно. Тут всё как на войне: вперёд нужно посылать разведчика, чтобы он рассказал всё о неизвестной местности. Лидер должен пройти весь путь сам, в одиночку, и если выживет, не сорвётся, гордыня его не съест, то вернуться и вести других. А у нас как получается? Слепой слепых ведёт.
— Совершенно с вами согласен. Значит, вы мне можете подсказать, куда пойти стоит, а куда — нет?
— Могу. Походите, посмотрите, сделайте выводы. Может быть, вам повезёт больше и вы натолкнётесь на нужных людей.
— Спасибо. Вот вам моя визитка. Заходите почаще, — Николай протянул Ольге руку на прощание.
Рука у неё оказалась мягкой, тёплой, спокойной. Они, довольные друг другом, распрощались.
День близился к вечеру. Темнело. Николай Сергеевич, в прекрасном расположении духа, возвращался домой. Неожиданно боковым зрением он заметил знакомую фигурку — Ольга стояла на обочине и разговаривала с каким-то мужчиной. «Остановиться, что ли?» — он не успел подумать, как притормозил около них.
— Ольга, вас подвезти? Садитесь.
Ольга обрадовалась, потянула за собой мужчину.
— Познакомьтесь, это друг моих родителей, Михаил, живёт на севере, а здесь проездом. Стояли и решали, куда нам идти, а тут вы.
— Поехали ко мне, раз вы вопрос этот до конца не разрешили.
Ольга и Михаил, не сговариваясь, кивнули.
— Ну и ладненько.
Через десять минут они были уже на месте. У Николая дома всегда был порядок. В нём чувствовался сторонник строгих форм, размеренной жизни И красоты. Всё было подобрано со вкусом, нигде ничего не валялось, а на кухне — просто рай.
— Ой, как хорошо, что мы к вам приехали. Здесь так приятно.
. — И мне нравится, — согласился Михаил. — Если бы такой порядок у вас и внутри был, цены бы вам не было.
— Да стараюсь, стираю пыль потихоньку, чищу, мою, что-то сдвигается, а что-то не поддаётся пока исправлению. А вы что, разделяете Ольгины взгляды, поиски? Она вам тоже советы…
Ольга резко дёрнулась, и Николай Сергеевич замолчал. «Наверное, лишнее сболтнул», — с угрызением совести подумал он.
Михаил строго посмотрел на Ольгу, затем, с удивлением, на Николая, но ничего не сказал. Тогда Николай Сергеевич стал им рассказывать о своей работе, о том, кто и зачем приходит к нему, что говорят, как себя ведут. Слушатели у него были благодарные и хохотали от души. Поощрённый таким вниманием, он и вовсе разошёлся, что с ним редко бывало, и начал выдавать шуточки, от которых и сам смеялся до слёз. В общем, вечер прошёл весело, без напряжения, а даже с большим успехом. Потом Николай Сергеевич отвёз Ольгу домой, а Михаила в гостиницу и вернулся назад счастливый, как никогда. Давно он так приятно не проводил время.
Утром Николай обнаружил, что Михаил забыл у него сумку. Решил взять её на работу: ведь Ольга знала его телефон, может, позвонит. День прошёл в обычной суете, а к вечеру в редакции появился Михаил.
— А я так и думал, что вы догадаетесь сумку с собой взять. Мне через пару дней уезжать, а вещи кое-какие сейчас нужны. Другу привёз травы северные показать, мох, лишайники. Они ему для работы пригодятся.
— А друг что — травник?
— Нет, он большой учёный, исследует в лаборатории северную флору. Хотите, познакомлю?
— Да мне вроде бы ни к чему, но мало ли, не знаю.
Михаил пытливо заглянул Николаю в глаза:
— Поехали, у меня друзья — народ крайне интересный. Вам они действительно могут понадобиться в скором времени.
На квартире у Ивана собрались Сергей, Фёдор и Татьяна Андреевна.
— А я к вам не один, а с Николаем. Знакомьтесь. Все радостно заулыбались, приглашая гостей на скромный ужин. Николай совершенно не чувствовал себя чужим в этом кругу. Все люди — разного возраста, он — самый младший, но среди них ему было хорошо и уютно. Говорили на очень интересные темы — в основном научные. Как Николай понял, люди эти очень любили свою работу, дорожили ею и, несмотря на крайне тяжёлые времена, продолжали исследования.
— А вы знаете, где Николай работает? — спросил Михаил. — В газете, оккультной, между прочим. Он — главный.
— Да что вы! — всплеснула руками Татьяна Андреевна. — Значит, все яснослышащие, видящие — все к вам приходят? У вас, должно быть, очень богатый опыт.
— Не то слово. Я на них насмотрелся и убедился, что в этой среде искать нечего. С серьёзными людьми мне встречаться не доводилось.
— А что вы подразумеваете под словом «серьёзные»?
— Чтобы люди над собой работали, меняли себя, очищали, устраняли недостатки. Чтобы была какая-то объективность их слышания и видения, достоверность. Даже объяснить это трудно. Короче говоря, их мир субъективен, а мне хочется ну если не доказательств, то убедительных доводов.
— А как же вера?
— Вера — это ступень к истине, но мне кажется, что вера тоже субъективна.
— Тогда давайте по-другому, — начал допытываться Иван. — Что могло бы послужить вам доказательством?
— Сам не знаю. Может быть, явление, которое вижу не только я, но и другие.
— Да таких явлений была масса. Не сотни, а тысячи людей видели знаки на небе, свечения, силуэты. Приходили Богородица и Христос и говорили на языках тех людей, что наблюдали за ними. Это описано, задокументировано, запротоколировано, исследовано. Вы же сами печатаете такие материалы. Почему же не верите им?
— Верю в какой-то степени, но, видимо, человеку нужно во всём лично убедиться.
— Значит, тысяча людей вас не убеждает, но если вы сами всё увидите, потрогаете, то скажете, что это истина.
— Может быть, и так, хотя сначала я проверю, не плод ли всё это моего воображения.
— Каким образом? К врачу пойдёте?
— Пока не знаю, не могу вам ответить.
— Вот смотрите, что получается, — продолжал Иван. — Если даже вы лично что-то увидите, потрогаете, убедитесь и захотите рассказать об этом другим, но вам не поверят. Вы станете эмоционально доказывать, что всё виденное вами — истина. Потом вы решите, что лучше всё изложить письменно и придёте в издательство, встретитесь с журналистом, поведаете свою историю, а он скажет или подумает, что вы — чокнутый. Так? Вы у себя с такими дело имеете?
— С такими, наверное, — грустно подтвердил Николай. — Так что, они правду говорят?
— Не думаю, что все. Действительно есть много субъективного, что отличить от истинного сложно, да и где грань эта?
Николай задумался. Все вопросы, заданные Иваном, привели его в тупик. Он, работая над собой, ставил себя на место коллег, а ему бы теперь попробовать ставить себя на место посетителей. Что же из этого получится?
— Да ничего не получится. Не стоит этого делать. Сначала нужно укрепиться в вере, потом провести полный курс внутренней трансформации, потом поразмыслить над субъективным и объективным, потом найти критерии оценки, развить распознавание. Всё непросто и достаточно долго, — сказал Сергей.
— Какая разница? Если взялся, бросать нельзя. Отступать некуда.
— Вот это верно. А вы что же, взялись себя менять? Как же это произошло, что послужило причиной?
— Ольга подсказала, — ответил Николай и запнулся. Он вспомнил её реакцию и понял, что она не хотела, чтобы об их разговоре кто-то знал.
— Что же сие дитя вам подсказать могло? — хитровато спросил Михаил.
— Да так, ничего, пустое.
— Стоп, вы отвечать не хотите или не можете? Ну тогда я попытаюсь быть честным. Вы позволите?
Николай кивнул. А Михаил вдруг погрузился в молчание.
— Ясно, — произнес он через несколько минут.
— Что? Общается? — спросил Сергей.
— Общается, но скрывает, держит в тайне и потихоньку костенеет.
Николай пытался понять, о чем они говорят, но что-то главное от него ускользало, не поддаваясь расшифровке. Расспрашивать ему было неловко, говорить об Ольге, их разговорах — тоже неудобно.
— Поздно уже, я, пожалуй, поеду.
— Всего вам доброго.
Иван проводил гостя и у дверей сказал:
— Вы заходите, вдруг понадобится, так не стесняйтесь. По любым вопросам, — добавил он.
По дороге домой Николай, вспоминая вечер, вдруг сообразил, что в один момент Сергей ответил на все его внутренние мысли. «Но ведь я точно ничего не говорил и не спрашивал, а он вдруг взял да и ответил, — подумал он. — Да и Михаил про Ольгу тоже как догадался?»
Непростые люди ему встретились. «Надо будет потом у Ольги о них спросить», — решил Николай.
Время шло, но работы над собой Николай не бросал. Наоборот, это занятие казалось ему самым увлекательным из всего того, чем он занимался. Он шлифовал и оттачивал свои мысли, реакции, поведение, старался менять старые закостенелые привычки. Понял: то, что мы сейчас называем привычками, раньше именовалось элементарной невоспитанностью. Николай учился банальным вещам: не греметь ложкой в чашке; не перебивать людей при разговоре; чихая и кашляя, отворачиваться в сторону; не дёргать руками, не сопеть, чётко проговаривать слова, вежливо здороваться при встрече, подавать пальто и руку дамам.
В XIX веке он был бы научен этому в шестилетнем возрасте, в XXI-м ему приходилось постигать науку общения во второй половине жизни.
Чем дальше Николай углублялся в себя, тем больше вопросов у него возникало, требующих немедленных ответов. Он их искал и находил, но не где-то в книгах, а в себе, внутри. Он обнаружил, что все ответы таятся в сердце и нужно только страстное желание, чтобы их оттуда извлечь.
Случалось иной раз и такое, что мир как бы распахивался и Николай черпал оттуда знания о Космосе, о строении Вселенной, о человеке. Это не описывали в книжках, не преподавали в институтах. Скорее, это были знания древних философов-мистиков, постигавших мир таким же способом, как и Николай. Только им было легче: они уходили в глушь, подальше от людей и созерцали мир в тишине. У него же была работа в гуще событий, никакого уединения и тишины, а постоянные гвалт и суета. И в этом круговороте Николай старался удерживать внутреннее равновесие.
У него получалось. Иногда ему казалось, что он все это давно знает, но просто забыл, а сейчас пришло время вспомнить. Он не раздражался, всегда сохранял спокойствие, говорил негромко и неторопливо, ответы и указания формулировал очень точно. Со стороны казалось, что он вслушивается в себя, как будто внутри сидел тот, кто диктовал ему всё необходимое на следующий момент.
Но Николай не слышал никаких голосов. Он действительно вслушивался в свои ощущения, обращаясь к внутреннему человеку: как ему там — хорошо ли, спокойно ли, не беспокоит ли что? Если этого человечка что-то беспокоило, Николай тут же определял, что именно. Как правило, это была несправедливая или злая мысль, неправильное поведение, нечестность. Даже необходимая улыбка при деловых встречах иной раз внутреннему человеку не нравилась. «Ну что опять не так?» — спрашивал Николай. «Зачем ты улыбаешься тому, к кому ничего не чувствуешь? Ты хочешь угодить этому человеку?» — «Да нет. Это просто так». — «Не стоит ничего делать просто так. За каждой твоей реакцией должны стоять честные отношения. Это не значит, что ты должен стоять с постным лицом. Последи за собой и подумай, чего я от тебя хочу».
Николай ясно видел, что этот внутренний человек был всегда прав. Он был справедлив и патологически честен, поэтому иногда было невозможно выдерживать его придирки. Когда Николай хитрил и избегал его, по нескольку дней не обращаясь к нему, тот замолкал, оставляя Николая наедине с собой в жутковатой тишине. Это было ещё страшнее, чем его бескомпромиссные изречения.
Как-то позвонила Ольга:
— Давайте встретимся, пройдёмся, воздухом подышим, если у вас время найдётся, конечно. У меня два дня свободных выдались.
Николай с удовольствием согласился. Он действительно давно не выбирался на прогулку, да и с Ольгой было о чём поговорить.
Они ходили по набережной и беседовали, жадно задавая друг другу вопросы и отвечая на них. Оба чувствовали нехватку общения.
— Скажите, а чем занимается Михаил? Его тоже интересуют оккультные проблемы?
— По-моему, нет. Я не замечала. Обычный человек, очень знающий, в Москву часто приезжает, но жить здесь не хочет. А многие — хотят.
— Последнее время — нет. Многие стремятся наоборот подальше от Москвы уехать. Вы говорите, что он друг ваших родителей. Сколько же вам лет?
— Двадцать пять.
— Надо же, в таком возрасте — и такие интересы и наработки. Десять лет назад меня занимали совсем другие вещи.
— Это ещё одно подтверждение тому, что времена меняются. Молодёжь не устраивает жизнь их родителей, и она ищет новые пути развития. Многие понимают, что проблемы — внутри человека.
— Вы по-прежнему общаетесь с Учителем?
— Конечно. Странно, если бы это было не так. Это моя жизнь.
— И вы верите всему, что он вам говорит?
— Верю, потому что он всегда прав. Вы не думайте, что я очень доверчива. Я повсюду была, у всех наших оккультистов, слушала их, сопоставляла. Книги все читаю, какие есть, чтобы быть в курсе. Многие, почти все, стремятся к тому, чтобы слышать, и если очень хотят, то у них получается. Это же голос сердца.
— Я, например, не хочу ничего слышать. Мне интересно себя познавать. Ваш Михаил тоже, по-моему, от таких вещей не в восторге.
— Михаил? Да, он далёк от всего этого. Он бизнесом занимается. У него на уме деньги, связи, проекты.
— Мне показалось всё иначе. Никаких денег — одна наука. Да и друзья у него — фанаты своей работы.
— Откуда вы знаете? — У Ольги округлились глаза.
Тут Николай понял, что Ольга ничего про их встречу с Михаилом не знает. Пришлось рассказывать.
— Ну надо же! Знакомых у него здесь, конечно, много, а друзей, я думала, нет. Только мои родители.
— Меня в гости в любое время приглашали. Можно и вместе зайти.
— Да мне как-то не очень интересно. Посмотрим. Учитель сказал, что вы далеко продвинулись. У вас богатый опыт прошлых жизней. Вы были в кругу розенкрейцеров и тамплиеров, воплощались в Древнем Риме, были оратором и полководцем.
— Вы можете просматривать воплощения?
— Да они сами стали всплывать. Учитель иногда рассказывает подробности кое-какие.
— Ольга, зачем всё это надо? Куда вы хотите прийти, чего добиться?
— Это путь духовного роста. Таким образом я познаю себя и мир. Очищаюсь, вношу Свет в свою жизнь, а другим от этого лучше становится. Где-то людям подскажу, что им делать следует, иной раз промолчу, но им же интересно, спрашивают. Потом сами двигаться начинают, у них глаза, как у слепых котят, открываются, и они на мир смотрят как на диковинку: где же всё это раньше было, почему не видели? Сознание их вмещает теперь куда больше. Но многие бросают занятия — сил не хватает, жизнь закручивает, проблем больше становится. Если честно, то вы один так долго держитесь, а все остальные, которых я с мёртвой точки сдвинула, всё равно в материю выпадают. Они считают, что существовать здесь, на Земле, важнее.
— А вы считаете, что важнее там, в другом мире?
У Ольги опять сделались круглые глаза.
— Вы меня удивляете. Столько месяцев упорно трудитесь над собой и всё ещё ничего не поняли? Конечно, я считаю, что мир духа намного важнее. В конечном итоге, он определяет нашу судьбу, наш путь развития.
Николая Сергеевича не особенно устраивали ни Ольгины объяснения, ни её взгляд на проблемы духовного развития. Он был убеждён, что на Земле — важнее, потому что в настоящий момент осознавал себя именно здесь. Он считал, что пользу может и должен приносить на том месте, на которое поставлен судьбой. Правда, в последнее время Николай понял, что обычный рядовой человек — это орудие в руках судьбы, и она действительно распоряжается им, как ей угодно. Но совсем другое дело, когда ты становишься хозяином над собой и изгоняешь всех тех лживых сущностей, что залезли в тебя и диктуют свою волю. Тогда всё меняется, и ты способен сам определить своё место в жизни, согласуя свои действия с внутренним человеком, с истинным «я».
Николаю хотелось разобраться и с голосами. Возможно, это и есть тот самый единственный путь, по которому можно было идти, но тогда было непонятно, откуда столько искажений, ущербности, неадекватности в жизни, с которыми он сталкивался каждый день. Или он просто не дорос до состояния яснослышания?
Почему-то ему захотелось зайти к Ивану, тем более, что мысль эта давно сидела у него в голове. После работы, без звонка, Николай заехал к нему, особенно не надеясь застать дома. Но Иван был дома, да ещё вместе с Сергеем.
— А, заходите, ждём вас, ждём.
— Вы умеете читать мысли?
— Ну, скажем так: я ощущал ваше приближение. Я привык, видите ли, следить за своими ощущениями и не пропускать их. Ненужных не бывает: тела наши всегда подсказывают, что следует исправить или на что обратить внимание. Ваши мысли двигались в нашу сторону, поэтому мы и ждали вашего визита.
Николай присел на диван, но, что говорить, — не знал. Вроде исповеди бы получилось: вопросов масса, а сформулировать сложно, тем более непонятно, действительно ли эти люди что-то знают о себе?
Первым заговорил Сергей.
— Вы очень напоминаете Ивана. В ваши годы он был точно таким же: себя познавал, в чудеса не верил.
— А сейчас что, верит?
— Верю, но не в чудеса, а в знания. Есть вещи, нашему сознанию недоступные. Пока. Рано, не созрело человечество. Поэтому они нам кажутся чудесами. Но в чудеса верить нужно и искать способы их познавания. Если пока разгадать не можете, значит, маловато знаний и сознание не так широко, как необходимо.
— А как вы к голосам относитесь? К внутренним? Они — что, пока непостижимое чудо?
— Вы голоса слышите?
— Нет, и не хочу слышать, потому что чувствую, что в этом есть опасность. Но не является ли слышание голосов единственным путём познания? Жанну дАрк тоже голоса вели.
— Ну что же, вопрос хороший. Давайте разбираться. Во-первых, голоса во множественном числе слышать вредно и опасно. Это должно сразу насторожить вас; что-то не так делаете. Лучше сразу прекратить все практики, полностью поменять распорядок дня и пообщаться с природой. Если голоса не подчинились вашему нежеланию общаться с ними и настаивают на разговорах, внедряясь произвольно в сознание, значит, они не подчиняются главному космическому закону — закону свободной воли. Соответственно, делайте вывод: они из мира, не подчинённого космической Иерархии. Это — захватчики, которым нужно ваше тело, безвольное, конечно.
— Что значит миры, не подчинённые Иерархии?
— Подождите, это потом. Сейчас пока с голосами разберёмся. Слышать голос — это вообще не путь. Слушать нужно учиться себя, своё внутреннее «Я». Оно вообще голосом не разговаривает. Оно — беззвучное, безмолвное. Путь к нему лежит через ощущения, через вслушивание в ваши внутренние желания. Внутреннее «я» всегда подаёт свой безмолвный голос, но мы его пропускаем, не желаем слышать, потому что другие наши «я» кричат громко, требовательно. Но поскольку нет иного способа определить, что такое внутреннее «я», его назвали голосом, а точнее; голосом безмолвия. Потом пошла путаница. Так что голос голосу — рознь.
— Теперь несколько прояснилось. Я был уверен, что когда люди говорят о голосах, они их действительно слышат как голоса внутри себя.
— Нет, нет. Людей обязательно нужно расспрашивать. Вы сами уясните разницу, тогда вам будет понятно, о чём речь идёт. А мести всех под одну гребенку не следует. Случается, что люди действительно слышат голос Безмолвия, но это вещь редкая, требующая работы над собой. Вы ведь работаете над собой? Меняете себя?
— Я пробую, — Николай не знал, как отвечать. — У меня ведь нет опыта, я иду исключительно по наитию.
— И правильно делаете, — сказал Сергей. — Сейчас время такое сумбурное, столько противоречивых методов предлагается! Только запутать могут. Но без подсказок трудно, да? Нам они тоже были нужны когда-то. Десять лет назад, даже больше, мы такое творили, копаясь в себе! Так вы говорите, что голос не слышите и не хотите. А как вы определяете, что вам нужно делать?
— Я советуюсь со своим внутренним «я». Это какой-то патологически честный тип, который не даёт мне покоя своей совестливостью.
Иван и Сергей засмеялись.
— Это и есть ваш голос, только вы пока с ним до конца отношений не выяснили. Он пока говорит с вами как голос вашей совести. Потом он превратится в голос высшего «я», потом в голос сердца, потом в голос Учителя.
— Так это один и тот же голос, его эволюция, так сказать, или разные вещи?
— Вообще-то, разные, но люди над такими тонкостями не задумываются. Уяснили, что можно что-то слышать, попробовали, получилось, ну и рады стараться от имени Учителя вешать. Им до голоса Учителя далеко так же, как и мне до президента Америки.
— Значит, Ольгин Учитель — это ещё неизвестно кто?
— Об Ольге вы в прошлый раз сказали, что она вам что-то подсказала, да? Мы ведь её не знаем, — проговорил Сергей.
— Да, я её спрашивал о вас, и она очень удивилась. Но вы отозвались о ней так, как будто хорошо знакомы с её внутренней работой.
— Нет, — твёрдо сказал Иван, — ничего не знаем. Михаил о ней упомянул, и больше ничего. Придёт время — познакомимся поближе.
— Хорошо, что я её без разрешения не привёл.
— Ничего страшного не произошло бы. Но случилось так, что вы пришли один. Значит, так лучше. А опыт по работе над собой у нас большой. Вы пока всё делаете правильно. Попытайтесь теперь различить нюансы внутренних ответов. Ваш голос перемещается внутри вас: иногда он говорит из сердца, иногда из горла, иногда из области между сердцем и горлом. Найдите, где он звучит как совесть, где как сердце, а где и как высшее «я». И постарайтесь не вести с ним диалогов — просто схватывайте объём ответов, воспринимайте их как нечто целое, не расчленяя на мелкие подробности. Этим вы займётесь потом.
— Спасибо, мне это было необходимо. Есть над чем подумать, есть чем заняться. Вы оба в Москве живёте? А Фёдор, а Татьяна Андреевна?
— Фёдор у нас путешественник, а Татьяна Андреевна с Михаилом на Севере, но, наверное, она скоро в Москву переберётся или в Подмосковье, — говорил Сергей, провожая Николая до двери. — Да, вы Ольге ничего не объясняйте. К ней особый подход нужен. Пусть пока идёт так, как шла.
— А не вредно? — спросил Николай.
— Бывает, что словами человеку ничего не объяснишь. Тут нужен жизненный урок. Не волнуйтесь, времени мы не упустим.
Николаю были приятны эти люди. Простые, но глубокие, схватывающие суть проблемы, а не поверхностно отвечающие. Они ему действительно многое подсказали — будет над чем поработать в ближайшие месяцы.
— Интересный парень, — рассуждал Сергей. — Пытливый, сообразительный. Точно, на тебя похож, слышишь, Иван?
— Слышу. Но при его пытливости у него очень быстро возникнет масса вопросов по поводу нашего поведения. И что мы тогда будем делать?
— Вообще-то, есть сложности, — согласился Сергей. — Он молод, ему ещё учиться и учиться. Вводить в нашу жизнь? Не знаю.
— Не так уж он и молод. Я начал именно в этом возрасте, вернее, в эти годы с тобой встретился. А люди сейчас будут подходить молодые. Возрастной ценз снизился. Они в двадцать знают столько, сколько мы — в сорок. А с Николаем нужно вести себя осторожно. До многих вещей он должен докопаться самостоятельно, а там посмотрим, будет указание насчёт него или нет. Но с ним нужно поменьше мистики и побольше здравого смысла.
— Здравого смысла у нас всегда было больше, особенно у тебя, — сказал Сергей, — но положение в Москве со всеми эзотерическими обществами, йогами, психологами лучше знаю я. Ольгу я помню, хотя и плохо. Она приходила на пару занятий по медитации, но, как видно, ничего интересного для себя не нашла.
— А люди, с которыми ты занимаешься, тебе самому интересны? — спросил Иван.
Очень низкий уровень. Они ходят ко мне от безделья. По-настоящему ищущих среди них нет.
— Ольга-то искала, но почему-то ушла.
— Ей другое было нужно. Она ищет подтверждения тому, что уже сложилось внутри. Значит, для нового её сознание сейчас закрыто. Вей, что будет отвечать её взглядам, мыслям, созвучно настроению, она примет, а другое — отметёт. Одно моё замечание о том, что никто из них не слышит голос Учителя, сразу заставило её относиться ко мне скептически, с долей пренебрежения. Ведь она уверена, что слышит. Она чувствует собственную высоту, а тут её достижений не заметили. Значит, какой вывод? Уровень для неё низковат. И пошла Ольга искать правду в другое место.
— Послушай, мыслитель. Говорят, что каждый человек достоин того окружения, в каком оказался. Как ты это понимаешь?
— Ты меня не цепляй, умник, — шутливо отозвался Сергей. — Я на должность мастера медитации сам определился, ношу дополнительную взял, груз потащил. А моё окружение — это ты. Если ты им недоволен, то сам и ответь, что сей профессор из себя представляет?
Так, посмеиваясь друг над другом, стояли рыцари на дозоре жизни, веером вне, окружённые простыми смертными, не подозревавшими о том, что находятся рядом с ними великие духи, защитники планеты, проводники Света, хранители Вечного Огня, горящего в тонких сферах Земли.
Разве делали они что-то особенное? Разве заботились об имени своём? Разве какими-то косвенными намёками выдавали принадлежность свою к высокому клану Рыцарей? Они были простыми и незаметными служащими, известными в узком кругу специалистов, они тщательно оберегали свой внутренний мир, не допуская в него посторонних, чтобы не нарушить Гармонии, они были скромны и незаметны, никогда не выдавая тех огромных тайных знаний, которыми владели. И лишь силой духа и преданностью Высшему выделялись они среди людей, видевших в них добрых, приятных собеседников, любящих свою работу и идущих по жизни точно так, как и все остальные.
Татьяна Андреевна собиралась в дорогу. Нет, не вещи она складывала: по зову она могла в несколько минут покинуть дом с маленькой сумкой. Внутренне она ощущала, что время пребывания её на севере подошло к концу. Видимо, начинался новый этап жизни, но какой? Куда определит её судьба? Готовность быть в любом месте, куда её пошлют, существенно облегчала жизнь. «А что я сама хочу? — спросила она у себя. — Хочу быть в окружении людей честных, порядочных, светлых, духовно высоких. Так это райское существование, а я — на Земле.
Здесь люди не в совершенном образе пребывают, а в стадии духовного роста находятся. Нет, я тут в экстремальных условиях, и расслабляться мне не следует: других учу, и сама учусь, как в теле человеческом поменьше ошибок совершать».
Но в Москву ей ехать не хотелось, хотя находиться рядом с Сергеем и Иваном было очень соблазнительно.
— Что, Татьяна Андреевна, в Москву ехать не хочется? — спросил подошедший сзади Михаил. — Так ещё не известно, где вам службу нести. Может быть, вы за границу подадитесь.
— Да я и не знаю, где хочу быть. Самое интересное, ловлю себя на мысли, мне всё равно — где, но не всё равно — с кем. С вами хочется быть, рядом с теми, кто тебя с полуслова понимает.
— В этом мы все одинаково грешны, но пока мы на Земле — так не получается. Здесь надо трудиться рук не покладая и не выбирать места приложения сил своих. Быть там следует, где нужен: на заводе, в поле, в торговле, в правительстве. Цветами торговать или за коровами ухаживать — без разницы, если там вы измениться сможете и начнёте от себя преображённого мир менять новыми вибрациями. Мы ведь излучаем совершенно не те токи, что все люди. Наши эманации насыщены другими элементами, земной наукой пока неопределимыми. Видимо, данный северный регион уже принял достаточно новых излучений и больше в этом пока нет необходимости. Даже если вы уедете, меня одного будет достаточно. А Москва задыхается. Она одна с гигантским населением да плюс Подмосковье — это четверть страны. Там большие силы нужны.
— Да всё я понимаю. Просто думаю о том, что хочется чего-то особенного. Общину, например, создать, где все люди будут чисты, светлы, работают на общее благо, но ведь это утопия, наверное.
— Да нет, не совсем. Но подумайте, даже там, где вы были, не все одинаково чисты и светлы. И там люди очень сильно отличались друг от друга. Вместе их удерживала огромная сила: стремление делать мир лучше и нести Свет, служить Богу Единому и духовно расти самому. Здесь, на Земле, эта сила существенно слабее. Если отсутствует магнит притяжения или сила объединительная невелика, всё быстро распадётся. И, как правило, тот, кто собирает общину, сам не избавлен от недостатков. Когда же вокруг него начинают крутиться люди, он не успевает над собой работать, как раньше, и быстро теряет высоту, опускаясь до уровня обычного начальника. Но ведь идея не забывается, она сидит внутри, требует разрешения, и обычный начальник начинает воображать из себя бог знает кого: апостола, святого или повыше — Матерь Мира, Христа. Понимаете, на меньшее никто не согласен. В целом, община — это не утопия, просто подход к ней нужен другой. У людей стереотип сложился, а нужно взглянуть на дело это как с чистого листа бумаги. Община ведь может объединять людей, живущих в разных городах, но об этом никто никогда не думал. В представлениях людей, община — это когда все в кучку собрались и делают одно дело. А можно ведь подойти к ней по-другому. Вы только подумайте: община — дело духовное. Это может быть не общий труд, а общая мысль, каждый на своём месте подходит к ее реализации со своей точки зрения. Благие дела в общую копилку складывают, так сказать.
— Я понял, Татьяна Андреевна! Вы точно общину организуете: в Подмосковье садоводов объедините, своими токами их напитаете, они же — землю, растения. Их урожай в Москве круглый год есть будут, энергии истинной общины потребляя. Вот это дело!
— Вы, Михаил, так всё расписали, как будто я уже признанный лидер всех садоводов-любителей. Но, честно говоря, хочется, по цветам соскучилась.
— Всё так и будет, — заверил её Михаил.
В Москве же жизнь шла обычной чередой: страну сотрясали политические перемены, смены экономических курсов. Народ всё более нищал, магнаты процветали и богатели, захватывая всё большие сферы влияния. Казалось бы, что стоило Высшим силам взять да навести порядок, расставив всё по своим местам? Нельзя. Нельзя нарушать свободную волю человечества, нельзя насильственно вмешиваться в естественный ход событий. Достаточно того, что на Землю уже льются новые энергии, с которыми не справятся те, кто погряз в материальном самодовольстве. Но люди, старающиеся быть честнее, жить светлее, думающие о спасении души своей, безусловно, будут отмечены Высшими силами. Новые энергии они воспримут мягче, действие их на организм будет ослаблено, в общем, не так разрушительно.
Над всем этим усиленно работали наши рыцари: зачем же иначе им нужно было жить в массе людской и вращаться в гуще событий? По сути дела, жизнь нашу определяют именно тонкие энергии. Сначала они прокладывают пути, а потом по ним идут люди, строят более плотные формы, материализуя эти энергии. Иногда получается хорошо, иногда — не очень. Всё зависит от того, с какими мыслями люди подходят к реализации своих планов: если с корыстными, думая о выгоде, всё быстро разрушается. Если люди думают о процветании самого дела, то со временем появляются и деньги. Так нужно делать всегда: впереди — бескорыстная чистая идея, а за ней — материальное обеспечение, приложение к идее. Тогда на Земле всё будет выстраиваться правильно, зеркально отражаясь в физическом мире.
Наши рыцари работали с пространством. Поскольку они были носителями очень высоких вибраций, им достаточно было появиться в том или ином месте, чтобы «завести» токи, привести в действие спящие энергии. Люди, находящиеся рядом с ними, делались спокойнее, увереннее в своих силах. Нельзя сказать, чтобы они сильно менялись, нет. Для этого нужны были особые силы и страстное желание, но то, что они готовились к переменам, что в них просыпался интерес к внутреннему, более тонкому миру, было налицо.
Николай, хотя и очень уставал на работе, занятий не оставлял. Даже наоборот, всё более погружался в глубину собственных ощущений, поражаясь тому миру, что открывался ему. «Никогда бы раньше не подумал, что это такое увлекательное занятие — познавание себя. Господи, сколько в человеке таится. По сути, весь мир! — думал он. — На любые вопросы можно найти ответы, в любую эпоху заглянуть. Сокровищница!»
Пару раз они с Ольгой посетили общества, ею особо отмеченные, но Николаю там не понравилось. В третий раз Ольга повела его на медитацию в какую-то группу, а это оказалась группа Сергея. Послушав там его объяснения, вникнув в ту систему что Сергей предлагал, Николай пришёл в восторг: это было то, что нужно. Ольга же разочарованно пожала плечами:
— Ну что вы тут нашли? Ничего особенного, рядовое движение.
— Ольга, а что особенное ищете вы?
— Понимаете, тот, кто считает себя специалистом и берётся вести других, должен уметь видеть, чем внутренне живёт пришедший к нему человек. Этот же руководитель ничего не видит.
— Почему вы так решили?
— По его реакциям. Общий метод для всех, а люди перед ним сидят разные.
— Но, посудите сами, индивидуально он подойти к каждому не может. Он действительно даёт общую программу и смотрит, кто выделится из массы.
— Вы думаете о нём гораздо лучше, чем он есть на самом деле. Обычный человек, высокий астральный план.
— Откуда вы знаете?
— Вижу. Вижу объём его видения. — - Вам что. Учитель подсказывает?
— И Учитель тоже.
Николай понял, что Ольгу переубеждать бесполезно. О Сергее он ей ничего не сказал: вдаваться в подробности не было смысла. Но для него это был хороший урок. Он попробовал понять Ольгину позицию и посмотреть на всё её глазами.
Действительно, у Ольги был опыт, работала над собой несколько лет, на месте не стояла, двигалась. Слышала голос Учителя, доверяла ему, он ей помогал духовно расти, давал советы. Ольга была ровной, выдержанной, трудолюбивой, иначе бы не работала в своём журнале, который требовал от неё знания реальной жизни. Конечно, в той среде никто и не подозревал о её второй жизни — духовной, об интересах, лежащих за границами науки.
У Ольги сложился определённый взгляд на мир, и теперь она искала тех, кто разделил бы его. В её мире она занимала определённое место и со своей ступеньки смотрела на людей. Пришла Ольга в группу к Сергею, а он её высоты не замечает, смотрит точно так же, как и на всех остальных, не выделяя из массы. Ольга делает вывод, что Сергей не обладает достаточно широким видением. Кто из них прав?
Николай стал на сторону Сергея. Тот ему казался более убедительным, хотя ничего и не объяснял. Почему, какой подвох крылся во всей этой ситуации? «Нужно спросить себя. Ответ — в сердце».
Поместил Николай в сердце Ольгу со всеми её взглядами, мыслями, объяснениями, и что-то внутри у него зашевелилось, затрепетало, забеспокоилось. В общем, неуютно он себя почувствовал. Потом попробовал то же самое сделать с Сергеем и всё стало на место. Спокойно, ровно, просто. «А может быть, это моё отношение повлияло? Ментально я тяготею к Сергею, к его взглядам. Мужчина он, наконец. Как убрать уже сложившееся?»
Тогда Николай попробовал по-другому. Как умел, выбросил все мысли из головы, максимально очистил сознание, чтобы ничего не мешало, и снова, уже оттуда, поочерёдно посмотрел на Ольгу и на Сергея. Опять он стал на сторону Сергея. «А давай ещё по-другому», — сам себе вновь сказал он. Повторно создав внутри ту чистоту, на которую был способен, он поместил туда Ольгу и Сергея и стал приводить массу доводов в пользу Ольги. «Видишь, она права, — объяснял Николай, — ты не видишь её, потому что не можешь просмотреть тот уровень, которого она достигла. Она с Учителем общается, давно уже. Она ровная, мягкая, никому ничего не навязывающая».
И вдруг так что-то внутри взорвалось и взбунтовалось у Николая, что он сам испугался. «Всё, хватит экспериментов. Сердцу нужно доверять», — сказал себе он. «Ольга тоже своему сердцу доверяет», — кто-то ехидненько пропел внутри. «Ёлки-палки, этого ещё не хватало. Раздвоение какое-то. Что за ерунда?» — подумал Николай. А потом, со свойственной ему решительностью, сказал: «Сомнения это. Всё внутри мне кричало, что Сергей прав. Ну и нужно было спокойно это принять, а я проверки устраивал. Итак, вывод: сердце моё на стороне Сергея. Ольга — неправа».
Всеми своими экспериментами Николай поделился с Иваном, когда заехал к нему в следующий раз.
— Ну и к какому выводу вы пришли? — спросил Иван.
— Ольга неправа, куда-то её занесло, но я не знаю, куда именно.
— Видите ли, не так всё однозначно, как вам видится. У Ольги есть своя правда, и её нужно понять.
— Да я так и стараюсь на мир смотреть: Истина многогранна, и каждый человек постигает свою грань, ближе к нему стоящую. Потом он поднимается выше и приходит к Единству.
— Нельзя огульно отметать то, что слышит и видит Ольга. Она действительно стоит на определённой ступеньке, которая выше той, на которой стоит основная масса людей. Но она провела некую черту, самостоятельно установив предел достижений, и захлопнула для себя выход за очерченные её сознанием сферы. За этими же существуют другие сферы, но она их не желает признавать. Для неё цель находится в конце узкого коридора, который она сама себе оставила. Когда она пройдёт по нему и упрётся в стенку, посмотрим, что она скажет.
— Но нужно ей подсказать. Нельзя же оставлять человека в его ошибочно выстроенном мирке.
— А кто вам сказал, что она согласится с вами?
— Пусть и не согласится, но попробовать нужно. Нельзя бросать человека, если видишь, что он ошибается.
— Дело в том, что она не ошибается.
— Тогда мне ничего не понятно.
— Ольгины, так сказать, ошибки — это её личный путь развития. Когда она дойдёт до конца, она осознает его ограниченность. Переосмыслив свои взгляды, она найдёт выход.
— Но ведь она упустит время.
— Что значит «упустит время»? Какое время? Время — это её движение, её жизнь, её развитие. Разве она его упускает? Она двигается.
— Но ведь вы сами говорите, что путь её — тупиковый.
— Но ведь Ольга этого не знает. Она должна пройти его самостоятельно и к выводу о тупике прийти тоже самостоятельно.
— Я не понимаю, зачем ей ходить кругами. Можно подсказать, где выход.
— То есть дать в руки готовый рецепт. И вы уверены, что она последует вашей подсказке? По сути, вы лишаете её права на развитие.
— Я спасаю её от ошибки.
— Хорошо, есть несколько вариантов поведения. Давайте их рассмотрим до конца, стараясь предугадать любое развитие событий.
Вы сейчас идёте к Ольге и всё ей рассказываете. Она вас внимательно выслушает, проанализирует, спросит Учителя и, как вы думаете, что ответит?
— Думаю, что она продолжит идти своей дорогой. Она убеждена в собственной правоте.
— Вы хотите её разубедить?
— Нет, я хочу объяснить ей, что она упрётся в стенку, как вы и сказали.
— Понимаете, вы не вовремя нарушаете сложившееся у неё внутри равновесие. По сути, вы хотите убедить её, что Учитель ей говорит неправду. Она взбунтуется, и правильно сделает.
— Во всяком случае, я предлагаю ей выбор. Ведь есть шанс, что она задумается, и есть даже крошечный шансик, что поверит. Так ведь честнее.
— Нарушение внутренней гармонии вы называете честностью? Кому вы сделаете лучше? Поставите хорошую отметку собственной совести? А шансов, о которых вы сказали, у Ольги нет.
— Да откуда вы знаете? Что же с человеком и поговорить нельзя?
— Можно и даже нужно. Видите ли,.когда мы начинали разговор, у вас не было выбора: вы однозначно знали, что с Ольгой нужно поговорить. Теперь у вас появился выбор: вы выслушали другую точку зрения и должны решить — стоит с ней беседовать или нет? Чем больше я вам объясняю, что не нужно, тем больше вы настаиваете на том, что нужно. Вступил в действие закон сопротивления. Он уводит нас в сторону, и мы думаем не об Ольге, а больше о том, кто какие доводы приведёт в пользу собственной правоты. Давайте примем в расчёт и Ольгины интересы. Ольга сейчас заняла прочную позицию и начала окапываться — укрепляет свои достижения. Ей нужны сторонники, ей необходимы те, кто поддержит её. То есть, пройдя по вертикали и взобравшись на выбранную вершину, человек обязательно должен построить горизонтальную площадку — иначе он быстро слетит. Это ведь общий закон для всех альпинистов — зачем нужны базы и стоянки? Чтобы, передохнув, отдышавшись, идти дальше.
Тут раздался звонок в дверь, и Иван пошёл открывать. Николаю тоже нужна была передышка: уж больно много информации на него свалилось. Внутри что-то плавилось, и он переставал понимать, что нужно ему, Ивану, Ольге. Кому вообще всё это было нужно?
— Здравствуйте, — в комнату вошёл Сергей,
— спорите о том, кому что нужно?
— Нет, мы об Ольге говорим, о её пути.
Второй раз Николай отметил странную особенность Сергея отвечать на его внутренние мысли, но ничего не сказал и вопросов не задал.
— Я о горизонтальной плоскости говорить начал, о её необходимости при восхождении.
— Бросьте вы всё это, давайте чаю попьём. Я замёрз.
— Ты же никогда не мёрзнешь, что случилось? — спросил Иван.
— Это пространственный холод, вернее, наоборот, идет огонь, который я немного остужаю.
— Этот огонь на Москву идёт? — спросил Николай.
— Нет, он везде идёт, но поскольку я здесь, то вот, решил поработать.
— И что же вы делаете?
— Принимаю огонь на себя, — засмеялся Сергей. — Это сложно объяснить. В принципе, все люди, мало-мальски чувствительные, это делают, но польза — от сознательности, от того, что ты знаешь, зачем, куда, почему.
— И вы знаете?
— Знаю, я слишком долго учился.
— У кого? Это в Москве было? — заинтересовался Николай.
— Нет. Да и учителей моих найти сейчас трудно. Вы пока собой занимайтесь, а когда успехов особых добьётесь, учитель и появится.
— У Ольги он появился. А. я такого не хочу.
— Значит, появится такой, какого вы хотите.
— Меня это тоже особенно не устраивает.
— Тогда объясните, чего вам надобно?
— От всего этого мистикой веет, неправдоподобностью, иллюзией, а я хочу реальности.
— Ольгин Учитель — это её реальность.
— Вот именно: её реальность. То есть субъективность. Мне же нужна объективность.
— И вы знаете, каковы критерии объективности?
— Нет, не знаю, но вот их-то и буду искать.
— Ну что сказать, молодец! Правильно сделаете. Может, и мы чем поможем, — заулыбался Сергей.
Николаю нравилось, что всё у этих людей было как-то мягко. Спорили без упёртости, уступали друг другу, переходили на шутки, смех. Чувствовалось, что они готовы помочь в любую минуту, бежать на другой коней земли, если понадобится их присутствие. «Да чем они занимаются, в конце концов?» — но тут же вспомнил, что оба работают в солидных учреждениях на солидных должностях.
— Ну что там в вашей газете? — спросил Сергей. — Люди интересные приходят, материалы приносят?
— Материалов интересных больше, чем людей. Сейчас основной вопрос — это конец времён, Пришествие. Появляется очень много систем видения: люди описывают одну картину как бы с разных точек зрения, зовут к единству, но своим путём. С одной стороны, раскрепощается сознание людей, с другой — наблюдается противостояние этому религиозных объединений.
— Так и должно быть. Когда люди больше видят и понимают, религиозные системы начинают терять своё влияние. Сознание человека ускользает из их цепких рук. Кому же это понравится?
— А что вы скажете о конце времён?
— А что тут можно сказать? Когда-то он обязательно наступает. Один цикл завершается, другой начинается.
— И что происходит с Землёй?
— В разные циклы — по-разному. К концу малых периодов на планету обрушиваются катастрофы и нарушают работу Земли как единого организма. Это необходимо для очищения: государства, народы, расы проросли друг в друга и завязали теснейшие кармические узы, которые простым путём естественного развития не разорвать. Тогда это делается по-другому: посредством катастроф нарушается взаимообмен, и каждый остаётся наедине с собой. Если бы ещё нарушилась связь — - теле-, радио-, телефонообмен, то люди оказались бы изолированными — каждый в своём мире. Это помогает писать свою историю заново, очищает взгляд, заставляет по-другому посмотреть на планету да и свою жизнь оценить.
К концу больших циклов на нас обрушиваются не только катастрофы. К Земле лавиной несётся, космический Огонь, или новые энергии. Они нужны для следующего цикла развития. Вся тонкая структура Земли и людей наполнится новыми токами, впитает их и разрушится. Это может происходить несколькими путями: смещением оси вращения, столкновением с крупным космическим телом или прохождением около Земли такого тела, которое повлияет и на орбиту движения Земли, и на получение нами необходимого Солнечного света и тепла. Могут произойти и события, нам непонятные, на Солнце да и на Земле, но это уже от нашей воли зависит. Если Солнце на несколько дней погаснет, на Земле начнутся необратимые процессы. Кто выживет, тот об этом и напишет.
— А бывало такое, что Солнце затухало?
— Конечно, ведь существует и Солнечная пралайя. Солнце гаснет не постепенно, а сразу, вдруг, а за ним и все планеты Солнечной системы.
— Так это же гибель всего живого!
— Да, но потом всё начинается сначала, с учётом того опыта, что мы все накопили. Те новые токи, что мы восприняли в конце цикла, в любом случае пригодятся в следующем. По восприимчивости мы станем на голову выше.
— Вроде бы и бессмысленно себя менять: не знаешь, когда что случится.
— Вы об этом не думайте. Жить нужно всегда полноценно. Никогда и в мыслях не держите, что что-то делаете временно: делайте навсегда, но в любой момент будьте готовы встать и уйти. Речь о внутренней готовности, о непривязанности к тому, что имеешь. Вот вас, например, что-то удерживает?
— Конечно. Работа, дочка, квартира. Сразу всё бросить не могу. Время нужно, чтобы дела уладить, определиться…
— Вы подумайте об этом. Это не праздный вопрос, без его разрешения вы в своём духовном пути не определитесь.
— Да зачем мне всё бросать или оставлять нужно?
— Да не беспокойтесь, — заулыбался Иван, — это я вам идейку подкинул, над которой вам поразмыслить следует. Живите себе спокойно, работайте.
«Ничего себе: живите спокойно, работайте, — подумал Николай по дороге домой. — А мысли куда деть? Вопросы-то остались неразрешёнными».
Действительно, как быть с Ольгой? Есть ли смысл беседовать с ней? В глубине души он был уверен, что смысла нет, но появилась дилемма после разговора с Иваном. Поскольку Иван достаточно чётко изложил свою систему видения и настаивал на бессмысленности Ольгиного просвещения, Николай действительно из упрямства или сопротивления мог бы поговорить с ней. Наверное, раньше он так бы и сделал, но сейчас он подумал, что упрямство и сопротивление, возникающие от желания настоять на своём, ни к чему хорошему не приведут. Он просто поддастся собственным слабостям.
«Да ведь Иван это специально сделал, — подумал Николай. — Это он из меня внутренние парадоксы вытаскивает. Поддамся я или не поддамся? Ясно здесь одно: нужно принимать в расчёт не доводы Ивана, его давление или игру, а обстоятельства дела. Как быть?» — «Ничего делать не нужно. Пусть всё остаётся, как есть», — прозвучал внутренний ответ. «Вот и хорошо», — решил Николай.
Ольга на месте не стояла. Иван конечно же был прав: она начала укрепление горизонтального плана. Закон духовного роста требует именно такого подхода: взлет, остановка, укрепление позиций, потом следующий шаг. Если человек не построит горизонтальную площадку, ему не от чего отталкиваться. Он зависает в воздухе, его ноги беспомощно ловят опору, а её нет. Крылья пока слабоваты, на них одних не улетишь.
Силы у восходящего человека сначала больше в ногах, и лишь потом, после многих ступеней, она перемешается вверх, к рукам и выросшим крыльям.
Ошибка многих духовно растущих людей заключается в том, что эта ступень воспринимается ими как вершина. Взойдя на неё, они чувствуют нехватку сил и думают, что исчерпали все свои возможности. Это далеко не так: Свет только-только забрезжил в темноте, и все силы, отданные на его возгорание, — лишь крошечная часть из имеющихся в запасе в начале бесконечного пути.
А силы придут, если вы призовёте их. Делитесь своим опытом, несите людям Свет, помогайте им, чем можете, молитесь, любите, щедро одаривайте людей теплом. Это и называется строительством опоры — когда то, что вы поняли в духе, вы несёте в жизнь, в обычный день.
Хождение Ольги по обществам было не от безделья и любопытства, а необходимостью. Ей не только хотелось поделиться своим опытом, своими наработками — ей было чем поделиться. Очень многим людям она действительно бы помогла. С этим она и пришла к Николаю.
— А что, если здесь, при редакции, организовать семинар? Чтобы люди приходили, опытом обменивались, делились внутренними переживаниями?
— Да пожалуйста. Делайте, если у вас время и желание есть. Я на себя взять такое не могу.
— А я могу. У меня план есть, система выстроилась.
— Ольга, помещение я вам предоставлю, но об остальном сами позаботьтесь. Как людей привлечь, как их вести — думайте. Только безо всяких ясновидении, заклинаний и прочего. К знаниям их направляйте, от реальной жизни не отрывая.
Николай согласился, но сам думал: «А не вредно ли? Куда она их заведёт?» А потом решил: «Да что случится-то, в конце концов? Если людям будет неинтересно, они все разбегутся. Насильно заниматься собой заставить нельзя».
Два раза в неделю по вечерам Ольга вела свои семинары. Сначала было три человека, потом пять. Николай тоже пришёл, послушал: всё проходило достаточно интересно. Ольга не только делилась опытом, но и мудро наставляла людей, по крупицам давая им необходимые знания. Ей доверяли, слушали, советовались. Людей стало больше, но никто подолгу не оставался: одни приходили, другие уходили. Всех в основном интересовали вопросы бытовые, житейские, ведь не от хорошей жизни люди начинали поиск, а из-за неудовлетворённости, возникшей от плохих отношений дома, с детьми, с родителями, с начальством, с друзьями.
От людей уходила радость, и приходило огромное количество забот, отнимающих силы, ничего не дающих, а только забирающих. Жизнь текла водой сквозь пальцы, годы летели — и что? В этом смысл жизни? В семье? В работе? В добыче куска хлеба?
Многие такими вопросами задавались, а другие — нет. Одни что-то искали, другие тянули лямку повседневной безрадостности. Ольга много говорила о радости. Она вселяла в людей веру, учила вырабатывать в себе надежду. Энергии у неё было хоть отбавляй, и она ею щедро делилась.
Постепенно людей стало больше. Денег здесь не брали, обстановка была комфортной. Сергей тоже как-то зашёл и, к удивлению Николая, сказал: «Польза от этого дела есть. Пока всё идёт прекрасно».
— Вы же уверены, что путь-этот тупиковый, что тогда здесь прекрасного?
— На этом отрезке пути Ольга все делает правильно. Она никому ничего не навязывает, предоставляет полную свободу. Люди раскрепощаются, открываются. Никакими тонкими явлениям, требующими видения и знаний законов другого мира, она не занимается, чакры они здесь не крутят, хвосты не обрубают, узлы не закручивают и, слава Богу, вместе не медитируют. Вреда нет, а будет ли польза, посмотрим.
Ольга тоже заметила, что приходил Сергей.
— Смотрите-ка, ходит, интересуется. Видимо, знать должен, чем другие живут-дышат. Может, пользы было бы больше, если бы мы все опытом обменивались. Но ведь один раз зашёл, а в другой не появится.
— А что ему здесь делать? Он — мастер медитации.
— Да какой он мастер? Чтобы групповые медитации проводить, нужно не простым человеком быть, а с тончайшим видением. Вы же ответственность за людей берёте, вы их по тонкому миру ведёте, который сами знать должны лучше всех. Я понимаю, если человек обучался в Индии, Непале или где-то ещё в монастырях или у гуру, — но чтобы самому, по книжкам? Смешно и думать.
— А вы разве не по книжкам?
— Я с ними не медитирую, а знаниями делюсь. Результат есть — они с мёртвой точки сдвигаются, начинают своим внутренним миром интересоваться, понимают, что корень всех бед — в них самих.
— Это правда, — согласился Николай. «Только почему мне всё это неинтересно?» — задал он себе мысленный вопрос.
— А у вас путь другой, — объяснил ему Сергей. Николая больше тянуло на его занятия, там он углублялся в себя и постигал такие тонкости, до которых сам бы докопался не скоро.
— Говорят, что в городе медитировать нельзя, а в группе и тем более вредно.
— Действительно, в городе, в этом смраде, медитировать по-настоящему невозможно. То, что мы делаем, — это больше проникновение в глубины своего сознания посредством усиленного размышления. Но даже в этом случае вести вас должен знающий и видящий человек, которому хорошо известны все ловушки, подстерегающие вас на этом пути. В любом случае вы попадаете в тонкий мир, а он полон неожиданностей, о которых мало кто знает.
— А вы видите и знаете? — решился Николай на прямой вопрос.
— Да, я вижу и знаю, — коротко ответил Сергей, но не стал распространяться дальше.
Почему-то Николай ему доверял. У этого человека всё было просто: «да» — это да, «нет» — это нет. С ним не требовались лицемерные ужимки, приторная вежливость, по нескольку раз произнесённые слова, демонстрирующие ваше неудобство по поводу возникших сложностей. В общем, вся эта цивилизационная мишура отпадала сама собой, и человек представал пред вами в истинном виде, таким, какой он есть. Николаю это было понятнее и приятнее. Условности мира, понимаемые нами как правила хорошего тона, на самом деле учат лгать и лицемерить. Если вы будете по-настоящему просты и чисты, то есть за каждым произнесённым словом будет стоять соответствующее действие, маску вежливости надевать не придётся. Сергей был ровен и доброжелателен со всеми, и у него были прекрасные манеры: Другие люди из кожи вон лезли, чтобы казаться воспитанными, но вместо этого производили впечатление лицемеров: сто раз извинятся, поулыбаются, зададут пустые вопросы. Настойчивое желание казаться хорошим, светлым, внимательным превращает людей в приторно-вежливых существ, играющих в определённую игру, видимую ясно всем остальным. Разве это — правила хорошего тона?
За всеми действиями Сергея стояла искренность. И в медитациях не было никакой двойственности: каждый человек чётко осознавал, как и куда ему следует двигаться.
— Хотите, мы рекламу в газете дадим, людей привлечём? — предложил Николай.
— Нет, ничего такого делать не следует. Кому необходимо, тот притянется и останется.
— Как люди притянутся, если они о вас не знают? Отсутствует информация, а в настоящее время это значит многое. Каждый Нужный и знающий человек, действительно могущий помочь, оказывается в информационном вакууме.
— Не волнуйтесь. Законы пространства действуют по-прежнему. Ведь информация распространяется не только внешним, но и внутренним путём. Конечно, стало сложнее из-за насыщенности пространства низкими вибрациями, блокирующими другие энергии, но тонкие токи всё равно доходят до тех, кому они предназначены, или до тех, кто способен их воспринимать.
Маленький Ольгин семинар постепенно превратился в большой. Народу приходило много. Ольга вела себя правильно: не столько говорила сама, сколько давала возможность говорить другим. А людям только того и надо было. Где ещё они могли высказаться? Она их учила вовремя остановиться и перевести разговор на другую тему. В общем, сказывался талант и опыт журналиста.
Ольга написала небольшую книжку, своего рода методическое пособие для начинающих. Построенная в форме вопросов и ответов, она оказалась очень нужной, понятной, доступной.- Популярность Ольги росла, дел становилось всё больше, а времени на себя и вовсе не было. Внутренней работой Ольга теперь занималась в действии, в жизни, в суете дня.
— У людей способности открываются, они распускаются, как цветы. Смотрю на них — душа радуется. Сюда они идут как на праздник. Знаете, многие слышать начали Учителя, они теперь сами вперёд пойдут, без моих подсказок.
— А какого Учителя они все слышать начинают? — спросил её как-то Николай.
— Каждый — своего. Потом, позже, продвинувшись на духовном пути, они начнут слышать настоящего Учителя.
— Так, значит, сейчас они слышат ненастоящего?
— Настоящего, но своего, индивидуального. Потом они поймут, что существует единый Учитель.
— Единый — это тот, которого вы знаете?
— Да, я доросла до его уровня.
— А выше бывают Учителя?
— Конечно. Лестница восхождения бесконечна. Мне тоже по ступеням её взбираться нужно. Но я уже какой-то путь прошла, а люди только на него вступили. Зря вы не идёте навстречу Учителю. Он дважды не зовёт. Потом будете раскаиваться, когда поймёте, что упускаете. У вас такие возможности, но вы ими не пользуетесь.
Николай видел, что Ольга упорно карабкается вверх. В ней таилась гигантская внутренняя сила, хотя на первый взгляд это было незаметно. Ольгу приглашали в другие города, и изредка она уезжала, чтобы там прочитать лекции и рассказать о своём пути. Безусловно, она вызывала доверие, потому что сама прошла по тому пути, о котором говорила, а люди это чувствовали.
Так незаметно прошло месяцев семь. Николай, который раньше ничего кроме своей газеты не видел, узнал, какова реальная обстановка в городе со всеми духовными и развивающими способности обществами и группами. Многие из них он посетил лично, понаблюдал, кто чем дышит, какую цель преследует.
Было очевидно, что люди устали от однообразия и серости своей жизни, поэтому их влекло что-то необычное. Чувствительная человеческая душа легко отзывается на ласку, чудо, красоту, поэтому привлечь людей многозначительным словом, за которым они угадывали нечто таинственное не составляло труда.
Особенно легко это удавалось людям умным, хорошо изучившим слабости человеческой души и знающим их психологию. Скажи человеку, что ты побывал в Индии и Египте, а потом помолчи, соблюдая необходимую паузу, и тут же начнётся скрытая возня: люди будут строить догадки о посвящениях, тайных встречах, мистериях. Это так просто — воспользоваться человеческой слабостью! Ведь люди хотят ощущать свою причастность к тайне, к мистическим событиям, к которым прикоснулись вы! Зачем же разубеждать их? Так начинает распространяться волна иллюзорности, создавая то псевдопространство, в которое втягиваются массы. Человек, его породивший, вроде бы и ни при чём, с внешней точки зрения, но с внутренней, с той, с которой на вас взирает ваша совесть…
Человек умный эту ситуацию спровоцировал своим молчанием, попустительством человеческим слабостям. Она была ему выгодна и сыграла нужную роль в настоящий момент. Человек умный нарисовал свой тонкий узор, расставив людей непонимающих на нужные ему места. Они были пешками, ничего не сознающими солдатиками, выполняющими данные им задания.
Таким образом рождались многие группы, собирающиеся вокруг своего лидера, обладающего знаниями, тонкими способностями, причастного к тайнам. Поскольку Николай смотрел извне, не втягиваясь в эту игру, картина была видна ему как на ладони. Но люди, находящиеся внутри, на игровом поле, ничего подобного не замечали.
— Вам не кажется, что людей спасать нужно? — спросил он как-то Ивана. — Они слепы, ничего не видят, ходят, дорогу нащупывают, а попадают в лапы к монстрам.
— Да от чего их спасать? Они сами этот путь избрали.
— Как избрали? Им его хитро навязали. С их сознанием проделали злую шутку.
— Но ведь они попались на расставленные крючки. Сказано: будьте зоркими, бдительными, стойте на страже. Кто людям мешает охранять свою душу?
— Если был бы предложен честный выбор — это одно, а игра на желании тепла, любви, света — это другое.
— Сейчас ареной борьбы за душу человека стало его сознание. Игровое поле — это внутренний мир человека, в который допущены разные силы. Зачем вы отыскивали внутри себя ложные личности? Именно для того, чтобы изгнать советчиков, кричащих разными голосами и не дающих вам услышать себя. Вы же поняли необходимость чистоты? Это и предлагается понять всем остальным людям.
— Людей дурачат, их сознанием манипулируют.
— Я с этим не спорю, но, видимо, люди хотят, чтобы их дурачили. Если бы они стали сопротивляться, началась бы страшная борьба, а не каждый к этому готов. Вы же помните, сколько вы промучились с вашими многочисленными внутренними «я»?
— Несколько месяцев. Ну и что? Трудно потерпеть, извлекая заползшую в тебя гадость?
— Господи, так ведь не хотят! — сказал Иван.
— Люди избрали другой путь развития — мягкий. Вам кажется, что они ошибаются, что ими манипулируют, а это — их ступеньки роста. Вы это видите, потому что смогли вырваться из этой ситуации, вы смотрите со стороны, извне, вы не привязаны, — а они находятся внутри. Скажите, откуда лучше видно с мачты корабля или из каюты нижней палубы?
— Конечно, с мачты.
— Вы вот смотрите с высоты, а люди — из-под земли, понятно?
— И что же, все эти группы с так называемыми «лидерами» нужны?
— Нужны, потому что люди разные. Каждый ищет и находит ему понятное и доступное. Когда они возьмут всё им необходимое или увидят собственные ошибки, они уйдут. И никакая сила их не остановит.
— Но многие лидеры удерживают людей в группах понятием «предательства». Вы же знаете, что их будут обвинять.
— Всё зависит того, как трактовать это понятие. Могут обвинить в предательстве по отношению к Учителю. Людей это сражает напрочь, но нужно разобраться, каким образом кто-то встаёт между человеком и Учителем и обвиняет вас? Если у Учители есть к вам претензии, он сам вам об этом скажет. Посредников здесь быть не может. Если вы любите Учителя, то предать его невозможно, что бы об этом ни говорили другие. Второе: могут обвинить в предательстве пути. Опять-таки, на него вы встали сами, избрали его, вам и отвечать. Если вы чувствуете, что рубашка мала стала, вы другую купите. Люди духовно тоже растут. Одно изучили, пошли искать другое. Третье: обвиняют в предательстве лидера. Значит, пока вы разделяете его взгляды — вы хороший, правильный, лояльный. Как только вы начинаете думать, у вас появляется собственное отношение ко многим вопросам, — вы плохой, предатель, упали, в общем.
О чём же речь? Хотят и требуют признания личности или соответствия личности и духа, в ней присутствующего. А если вы не видите этого соответствия? Если вы не признаёте святого, апостола, Матерь Мира и Христа новоявленных? Всё. Тут же кричат «не понял, «предал».
Относитесь к этому спокойно. Себя спросите, своё «я», своё сердце. Человек не должен судить другого человека. Разберитесь, примите решение и живите себе на здоровье, духовного поиска не оставляя. Всё постепенно на свои места станет, люди ведь не дураки — разберутся.
— Ну мне действительно всё равно, что обо мне подумают, потому что я ни к какому обществу не принадлежу. Да и нет у меня такого желания.
— Весьма похвально. Вы таким образом дальше других пойдёте, только что же потом делать будете? Голос Учителя слышать не хотите.
— Не хочу так, как у других. У Ольги на семинаре все слышат, видят, чувствуют. Но они в нюансах не разбираются.
— Не хотят разобраться. Ольга поставила ограничитель. Вот посмотрите, скоро народ поймёт и начнёт задавать вопросы, на которые Ольга не сможет ответить.
— И что же тогда будет?
— Если Ольга в своих неочищенных качествах не застрянет, она начнёт новый поиск. Сдвинется с места сама, за ней — и другие. В противном же случае народ уходить будет.
Николай чувствовал, что и сам на чём-то застрял. Добился того, что диалогов нет, научился слушать себя, контролирует свои действия, мысли, слова, продолжает их шлифовку. А дальше-то что?
Тут в Москву Михаил по делам приехал, позвонил в редакцию.
— Я на несколько дней всего. Заходите к Ивану, побеседуем.
— Что мы всё у Ивана собираемся? — ответил Николай. — Приходите ко мне в гости.
— Ладно, будем. Ждите завтра.
Вечером друзья явились к Николаю, в его уютную современную квартиру.
— А вы ничего устроились. Даже слишком хорошо.
— Я люблю уют. Деньги есть, почему бы их не потратить и на себя немного?
— Да, действительно, почему бы и себя не побаловать? А вы кому-то ещё помогаете?
— Жене, дочке, родителям. На детский дом кое-что отчисляю, даю просителям, если заходят. Не всем, конечно, но изредка бывает.
— А из Москвы часто уезжаете?
— Последний раз три года назад на море ездил, на Адриатику. А так даже за город не выбираюсь: газета не позволяет.
— Это нужно менять, — заметил Михаил. — Всё время в городе находиться — это тоже взгляд изнутри кристаллизуется. Со стороны на Москву взгляните — много интересного найдёте.
— За границу мне ехать не хочется, а по России — не знаю.
— Если можете оторваться на несколько дней, то поехали со мной на север. А то в вашем внутреннем мире застой наблюдается.
«Да откуда он всё это знает?!» — думал Николай.
Его это всезнайство не раздражало, а удивляло. Хотелось тоже так: взглянул и всё понял. «А может, это от знания человеческой природы?»
Эти крепкие русские мужики действительно разбирались в человеческой природе. Казалось, что утаить от них ничего было нельзя. Да, собственно, так оно и было. Взгляд их проникал вглубь любого явления и вытаскивал оттуда корень всех вопросов, бед и зол. Голову они никому мистическими штучками не морочили, тайнами посвящения и воплощения никого не удерживали.
За их словом стояло дело, а любое действие отмечалось скупыми словами.
— Вы, говорят, Ольге помогаете? — спросил Михаил.
— Я ей для семинара помещение предоставил. На этом моя помощь и кончилась. То, что она делает, мне неинтересно.
— А народ приходит?
— Да, люди приходят. Значит, им это нужно. Вот Иван говорит, что они таким образом развиваются. Но я думаю, что тот же Сергей им куда больше мог дать.
— А вот и ничего подобного. Мои тонкости они ухватить не могут. То, о чём я говорю, им непонятно, потому что глубинными процессами люди не занимаются. Вот Ольга им понятна. Она их сознание размягчает, элементарные знания даёт, основы. Она их согревает, и люди от тепла её чуть-чуть дуреют. В таком состоянии они становятся более восприимчивыми к серьёзным ответам. Пока Ольга им нужна. Придёт время — и эта ступень отпадёт за ненадобностью.
— Бедная Ольга, — сказал шутливо Николай. — Думает, что она — вершина, а вершина — всего-то ступенька. Хотя, она говорила мне, что впереди у неё бесконечная небесная Лестница.
— Это она так, для поддержания своего духовного авторитета. Ольга обязана признавать Беспредельность и говорить о том, что растёт. Но там, очень глубоко, в недоступных лабиринтах своей души она лелеет мысль о том, что скоро люди признают в ней ту, кем она является на самом деле.
— А кем она является? — опешил Николай.
— Да это я разговор с её подсознанием веду, вы не пугайтесь, — ответил Михаил. — Как ты думаешь, кто она? — обратился он к Сергею.
— Исида, — уверенно ответил тот.
— Почему — Исида? — спросил Николай.
— Потому что все женщины — Исиды, Богородицы и Матери Мира, а мужчины — Осирисы, Соломоны, Наполеоны, ну и реже — Отцы Небесные.
— Да от этого палатой номер шесть попахивает.
— К сожалению, но факт, как говорится, на лице. У всех духовно растущих людей — одна и та же болезнь — надевать на себя одеяние великих. Без их платьев — ну просто невозможно.
Похоже было, что Михаил впадал в своё насмешливое состояние, когда от его слов достаётся всем.
— Без Матери Мира и без Христа тут, думаю, никак не обойдётся. Найдёт себе группу почитателей, раздаст им всем титулы, должности, расскажет о прошлом, кто с кем в каких воплощениях встречался, в какие взаимоотношения вступал, и будет этим прошлым людей около себя держать. Если наденет на себя одеяние Исиды, то скоро обнаружатся Нефтида, Тот, Астарта, Сет и прочие герои, ищущие Осириса.
— Да зачем это нужно? — удивился Николай.
— Это никому не нужно. Это очень даже вредно. Люди обращаются к прошлому, к отработанным энергиям, и живут в них, купаются, не желают отпускать. Там они были когда-то счастливы, а в настоящем — не могут найти ушедшей радости, да и не найдут, если взор их постоянно назад обращен.
— Так что, Ольга и правда — Исида? Сергей расхохотался, за ним Иван.
— Ты такое скажешь, так всё опишешь, что людей в заблуждение введёшь, — повернулся Иван к Михаилу. — Нет, конечно, Ольга — это Ольга, и у неё своё скромное прошлое, к которому лучше всегда стоять спиной, а к будущему — лицом. Из прошлого нужно извлекать необходимые энергии и направлять их в будущее. Если человеку указывают на какое-либо воплощение, то это не всегда означает, что он этим человеком был. Ему даётся подсказка, на что следует обратить внимание. Ведь нам хорошо известны биографии великих, описаны их поступки, характер. Что толку, если вас направят к безвестному служащему? Что вы можете знать о нём? Ничего. Другое дело — великий муж или жена. Что-то в нём на сегодняшний момент соответствует вашему характеру: но это может быть как положительное, так и отрицательное качество. Люди ухватывают положительный момент и тут же объявляют себя богом или богиней. Но на самом деле вам подсказали путь. Исида — это значит, что нужно собирать тела, разбросанные части Осириса. Соломон — прояви мудрость, ищи её, ну и так далее.
Воплощения человека — это хитрый крючок, на который все попадаются. Не понимают люди, что Стражи Порога им пелену на глаза набросили, не пропускают, пока определённые качества не отработают.
— А по-другому бывает? — спросил Николай.
— Конечно. Путей много. Иной раз воплощения нужны вам для того, чтобы токи определённые пробудить, но если вы всё правильно сделаете, больше к этому возвращаться не будете. Если всё же вас возвращают, то значит, либо вы что-то не отработали, либо кто-то вас за нос водит. Зоркость! Уж не на крючок ли гордыни попались?
— Да я вообще о воплощениях своих не думал, — начал оправдываться Николай за несуществующие ошибки.
— И слава Богу, и не думайте. Нужно будет, узнаете, а сами в прошлое не лезьте. Блаватская с Учителем общалась, и не она одна, а многие из её окружения. Почему они вопрос воплощений не поднимали и не мусолили его, как это сейчас все делают? У них на то и возможностей, и прав больше было, однако же не баловались.
— Совсем человека запугали, — вставил своё веское слово Сергей. — Вы сейчас договоритесь, что он на всех людей, говорящих о воплощениях, как на безумцев смотреть будет. А на самом деле воплощения — это прекрасная подсказка, разъясняющая вам, что следует делать и куда идти. Прошлое указывает на будущее. Так к этому и нужно относиться.
— Ну что, поедете со мной? — спросил Михаил.
— Если да, то послезавтра вечером нам улетать.
— Поеду, — вдруг решительно сказал Николай.
— Два выходных и ещё два дня прихвачу — ничего здесь не случится, думаю. Привыкли мои, что я всегда на месте, и с любыми вопросами ко мне бегут. Пусть учатся самостоятельности, меняют стереотипы. Я теперь часто уезжать буду.
Что заставило Николая так говорить, было совсем непонятно. Ездить ему было некуда, мыслей о поездках он в голове не держал.
Сергей и Иван одобрительно улыбались. Видно, по душе им пришлась его решительность.
— С Татьяной Андреевной поближе познакомитесь, — сказал Иван. — А может, она вместе с вами и вернётся в Москву?
— Посмотрим, — отозвался Михаил. Для него вопрос этот был больной. Что он без Татьяны Андреевны делать будет? Как с ордой просителей справляться? Она одна ему десяток работников заменяла, да и поговорить о сокровенном было с кем. А теперь, если она уедет? Кто место её в цепи займёт?
— Да, может быть, там прочная связь образовалась, и человек на месте этом вообще не нужен, — сказал Иван в ответ на беззвучные мысли Михаила.
— Скорее всего, так оно и есть, — подтвердил Сергей.
— Вот всегда вы так: ни подумать, ни обсудить. Всё знаете, на всё ответы готовы. Зачем людям речь нужна?
Николай оторопело смотрел на них, а они дружно смеялись, радуясь новому, неумолимо наступающему и постепенно входящему в их жизнь.
Да здравствует День Новый!
Татьяна Андреевна несказанно обрадовалась Николаю. Между ними явно существовала какая-то связь, заставляющая её заботливо, по-матерински относиться к нему. «Даже к дочке своей я таких чувств не испытываю, — думала она. — Вот что значит духовное родство». Николай платил ей той же монетой. Он не был особенно ласков, но с Татьяной Андреевной был всё время предупредительно заботлив.
— У меня такое чувство, — говорил он, — что вы нуждаетесь в моей защите. Как будто я вас опекать и оберегать Приставлен.
— Да что ты, родненький! Это я тебя оберегать должна, — хлопотала вокруг него Татьяна Андреевна.
Она и Михаил жили на одной лестничной площадке, так что в своей квартире Татьяна Андреевна только спала, а вся жизнь после работы протекала фактически у Михаила.
— Завтра мы поедем в один старый, почти заброшенный посёлок. Там озеро чудесное рядом и людей на тысячи вёрст вокруг нет. Чистота первозданная. Да что рассказывать — побывать в тех местах нужно, прочувствовать всю прелесть их.
Это было как раз то место, где чудесным образом объявился Молчун. Там он жить и остался. В город его повезли, показали новшества мира этого, поехал он, поудивлялся, а потом назад попросился. «Мне здесь делать нечего. Оторван я от жизни вашей, не чувствую с ней связи. Неинтересна мне цивилизация с её чарующими достижениями. К природе быть поближе хочу, спокойнее оно как-то. Я тут обоснуюсь, а вы ко мне в гости приезжать будете. Дел здесь много, есть чем заняться. Пространство чистое: отсюда мысли к вам в города лететь будут быстро, помогать с грязью и пылью справляться».
Любимым изобретением Молчуна в новой эпохе был телевизор. Сначала он смотрел всё подряд, и с полгода оторвать его от телевизора было невозможно. Но однажды, во время очередного приезда друзей поделился с ними своим открытием.
— Очень вредное изобретение, хотя и полезное.
— Ты определись всё-таки, чтобы нам понятнее было, — говорил Сергей. — Забрать у тебя его или оставить?
При таком развитии событий Молчун горой стал за телевизор и объяснил всем его преимущества. Но наедине с Иваном тихонько рассказал, что ящик этот — страшная вещь, оружие массового поражения сознания.
— Он из людей кого хочешь сделать может. Будут ходить, как зомби, и исполнять волю чужую. Эти роботы, киборги — не ерунда какая-то, а самый настоящий кошмар. Какую программу вставят, такую и реализуешь. Мозгов-то своих уже нет, атрофировались.
— Ты-то ещё думаешь самостоятельно?
— Я как понял, что они со мной делают, так телевизор смотреть перестал. А то гляжу, что волю мне чужую потихоньку навязывают, думать по ихнему заставляют. Нет, говорю, со мной у вас не выйдет. Только новости смотрю. Они мне для общего развития нужны. И то комментарии не слушаю, а свои выводы делаю.
— Ну и правильно. Значит, нужен тебе телевизор.
— Очень нужен, Иван, очень, — засуетился Молчун. — Как иначе о новостях быстро узнаю? Газеты пока дойдут! Да и читать мне сложновато. А так вижу, что у вас творится, и сразу вам помощь оказываю. Смотришь, а через несколько дней уже порядок.
— То-то я чувствую, что меня поддерживают. Такая опора мощная, — ехидно заметил Сергей.
— Это я, это я, — невзирая на тон, радостно заговорил Молчун. — Вы бы без меня не справились.
— Да что там! Что бы со страной было?!
— Вот-вот, — серьёзно кивал головой Молчун.
— Всё на мне держится. Меня всегда к главным событиям прибивало, поэтому я и сейчас на передовой.
— Молодец, — похлопал его по плечу Сергей.
— Продолжай в том же духе.
В эти нетронутые человеком северные глухие леса и вёз Михаил Николая. Конечно, теперь тут рыскали иностранцы, желающие по дешёвке купить русскую сосну, без сучков, ровную, лёгкую в обработке, и наладить своё производство, продавая дерево нам же в десять раз дороже. Но пока их особенно не жаловали, угадывая за их желанием наживы не только жажду денег, но и другой подвох: укрепиться на нашей земле, завладеть нашим лесом, обескровить нашу страну.
Когда гости приезжали, Молчун их в лес водил, всё показывал, а сам усиленно работал, создавая такие мыслеформы, чтобы это был их последний визит на его территорию. Особенно Молчун потрясал всех знанием иностранных языков, а также истории западных стран. Как начнёт вспоминать, где какая лесопильня была, как лес сплавляли, куда речка текла — иностранцы за голову хватаются. А Молчун гордо так расхаживает и рукой машет:
— Да у нас все мужики такие. Голландский, французский, немецкий — это всё пустяки!
Сначала Молчун настороженно косился на Николая и тихонько спрашивал у Михаила:
— Не пойму — наш он или не наш? Вроде свой, но какой-то глупый.
— Он наш, но пока до нас не дорос. Ты помалкивай, лишнего не говори, а то путь его удлинится от испуга. Побереги нервы жителя городского.
Для Николая Молчун был просто диким лесным мужиком, а тот свою образованность, слава Богу, никак не проявлял. Всё здесь было необычно, просто, душевно. Вышел из избы — и простор! Леса без конца и края, озёра, реки, полные рыбы, скиты и монастыри, но вот об этом мало кто знал да и знать, наверное, не стоило. Тайна всё ещё покрывает наш Север, охраняя святые земли от варварского нашествия цивилизации.
Николая постоянно в сон клонило.
— Это от воздуха чистого. Тебе тут пожить надо, лёгкие почистить. Чёрный ты весь от грязи, — говорил Молчун.
— Я вчера только купался, — запротестовал Николай.
— Другая у тебя грязь, астральная. Ты дышишь, воздух чистый вбираешь, а выдыхаешь ужас какой! Разве это дело, погибнешь-то молодым! Оставь его тут, Михаила, о душе позаботься растущей!
— Хватит причитать, Молчун, все в городе так живут, привыкли уже. Сколько ему положено, столько и протянет на земле родной.
— Эх, жестокое сердце у тебя, — заметил Молчун. — Сам в чистоте пожил, а другим в таком праве отказываешь.
— Я присмотрю за ним, Молчун, — сказала Татьяна Андреевна. Без её женского влияния тут уже бы не обошлось. Молчун явно впадал в назидательное состояние. — Пойдём к озеру, походим, посидим на природе.
Часа два они провели в полном молчании. Ничто и никто не нарушал тишины, и так всё было спокойно, что Николай забыл даже о том, что рядом находятся люди.
— Я тут место одно нашёл. Недалеко совсем, пойдёмте.
Молчун повёл всех в сторону, через ручьи, то и дело выбегавшие на поверхность.
— Вода здесь особая: иногда спит, иногда просыпается. Сегодня есть ручей, а завтра нет его, ушёл, заснул.
— Это говорит о том, что здесь есть пещеры, — сказал Николай. — Вы ничего о них не знаете?
— Нет, даже не думал.
Через полчаса они пришли на место, которое обнаружил Молчун.
— Да вы посидите, себя послушайте, — предложил он.
И точно, что-то там происходило. Внутри как будто тебя растягивали, потом сжимали, перекручивали, отпускали. В голове образовалась пустота, все впали в безмятежный покой, вслушиваясь в абсолютную тишину. Потом на всех нахлынула радость.
— Мне петь хочется, — нарушил покой Николай. — Здесь место особое, я слышал о таких, но самому бывать не доводилось. Аномальная зона. А явлений вы никаких не наблюдали?
— Нужны они мне больно, — заговорил Молчун, — я сам какое хочешь явление тебе создам.
— Ладно, — остановил его Михаил, — вы лучше скажите, кто что почувствовал.
Все одинаково ощутили радость.
— А вы правы, — на обратном пути сказал Михаил, обращаясь к Николаю. — Там действительно пещеры, и причем очень необычные.
Уже когда Николай его не слышал, Михаил говорил Татьяне Андреевне:
— Фёдора бы сюда и Сергея. Как мы раньше это чудо не заметили? Сколько лет ездили, а мимо нас проходило. Помните, как вы в Индии оказались? Так вот здесь точно такие же переходы. Мало того, это сокровищница, полная драгоценных камней. Думаю, на этом месте вход есть, но в физическом плане он приведёт нас в пещеру, а на другом уровне выведет в иной мир, тонкий. Можем оказаться и в деревне, и в монастыре высокогорном, и в Храме Единого Сущего, в общем, там, где заслужили. Мне кажется, отсюда Молчун может назад уйти, если захочет.
— Постойте, а не отсюда ли вы его привели? — спросила Татьяна Андреевна.
— Нет, то место в другой стороне, но они как-то взаимосвязаны.
Николай шёл и наслаждался окружавшей его природой. Лес его приветствовал, не отторгал. Озеро к нему тоже ласково отнеслось. Молчун это сразу заметил — Его место, вишь, всё вокруг с ним разговаривает, шепчет что-то по секрету. Ты пойди, поговори с ними, — отправил он Николая в сторону.
А Николай не сопротивлялся, с удовольствием отошёл, углубляясь в свои ощущения, пока никого рядом не было. Внутри ему что-то подсказывало, что не раз он сюда ещё приедет, что место это — особой значимости. «Интересно, откуда у меня такая уверенность?» — думал он. Внутри него существовало знание, определённое им как ответ на незаданный вопрос. «А если вопрос задать?» — он облёк его именно в такие слова. «Получишь ответ», — услышал он внутри. Слова исходили из сердца, но в форму слов облачались явно не там. В сердце было понятие, бесформенное, но содержательное. Слова рождались в области повыше сердечной, где-то около горловой чакры.
Николай определил, что знание чего-то имеет расплывчатую структуру, если его не вытаскивать на свет и не рассматривать или уяснять. Как только хотелось конкретного ответа, нужно было сформулировать вопрос. Тогда он получал ответ, но не конкретный, а очень объёмный, охватывающий сразу много всего. Если его перевести в слова, то есть в форму, объёмность терялась, а слова отражали всего лишь одну грань. Когда знание или понятие были расплывчатыми, в них была глубина, как только они более или менее конкретизировались, глубина уходила. Вернее, не совсем так. Она оставалась, но мельчала.
Николая так увлекло это занятие, что он вообще забыл, где находится.
— Что, мыслями забавляешься? — Молчун как-то незаметно возник около дерева.
— Да это я так, вслушивался, — начал было говорить Николай.
Что толку мужику объяснять? Николай пожалел, что рядом Сергея не было, чтобы открытием своим поделиться. «А может, Михаил что-то об этом знает? Спросить нужно», — подумал он.
Татьяна Андреевна с Михаилом уже ушли домой, а Молчун пошёл за Николаем.
— Ты когда внутрь погружаешься, — вдруг начал говорить Молчун, — ты сначала в первый сердечный предел попадаешь. — Вернее, нет, не так. Сначала около сердца крутишься: там совесть тебя хватает и начинает мучить, наставления читать. Если дальше идти захочешь, то в первый сердечный предел попадёшь. Ну там вроде как душа с тобой разговаривает, но это только первые шаги. Чтобы дальше продвинуться, чистота нужна. Тут у всех остановка бывает. Без работы над очищением души дальше пойти не сможешь.
Николай шёл как на автопилоте, а сознание его было полностью парализовано. Он даже и не попытался бы сам объяснить это явление: как мужик в глухой деревне о таких вещах рассуждать может?
— Я человек не простой, — продолжал Молчун. — Они насмехаются, а без меня жить не могут. Как сложности какие, тут же ко мне бегут. Чего тебя сюда привезли? Со мной познакомить, чтобы я тебя уму-разуму наставлял. Что они в городе своём знают?! Детский сад. Мне вот скоро триста лет стукнет, а им — что?
Николай, который уже было доверился Молчуну, до глубины души потрясённый его замечаниями, тут же пришёл в себя. «Господи — подумал он, — и тут меня карма достаёт. Почему все психи ко мне приходят?»
— Ты это зря, — как ни в чём не бывало продолжал Молчун. — К тебе все идут, потому что ты важным человеком был, психику человеческую изучал, ну, врачом знаменитым. На любой вопрос ответить людям мог. Они и продолжают к тебе идти, пациенты-то твои. Они же не соображают, что у тебя — газета, они думают, что как и раньше — приёмная доктора знаменитого.
Слава Богу, они подошли к избе. Николай зашёл внутрь с таким лицом, что Михаил сразу к Молчуну обратился:
— Что ты человеку наговорил?
— Я ему карму его рассказывал.
— Зачем? Он тебя спрашивал?
— Нет, но он об этом думал. Я ему подсказал немножко.
— Идите чай пить, — сгладила разговор Татьяна Андреевна, — замёрзли?
— Нет, не холодно совсем, — ответил Николай.
— Я так в себя углубился, в мысли свои, что забыл обо всём на свете.
— Вы о работе не думайте. Отдохните, расслабьтесь.
— А он о работе не думал, — опять начал Молчун. — Он о сердце размышлял.
Николай оторопело смотрел на Молчуна и не знал, что сказать.
— О сердце — это прекрасно, а о любви — ещё лучше, — добавила Татьяна Андреевна.
— Какая там любовь! — махнул рукой Молчун.
— Его сейчас только голос интересует.
— Откуда вы знаете? — спросил Николай.
— Вы ничему здесь не удивляйтесь, — сказал Михаил. — Я ведь вас сюда не зря позвал, в места эти.
— Вот, говорил ведь, — Молчун вставлял свои замечания, прихлёбывая чай. — Без меня тут ничего не случается. Иностранцев всех ко мне везёт, чтобы я с ними говорил. Он ведь кроме английского еле-еле ни на каком языке говорить не умеет, а мне все сложности достаютс-, голландский, шведский, немецкий. Расскажи, объясни.
Николай полностью потерял дар речи. Он не знал, сумасшедший перед ним или нет, как вести себя? Татьяна Андреевна и Михаил не обращали на болтовню Молчуна никакого внимания — привыкли, что ли?
— Они знают, что я прав, что никогда не вру, вот и молчат, — сказал Молчун. — Я про голос угадал?
— Ну да, это меня больше всего интересует.
— Что, до голосов добрались? Как у Ольги?
— В том-то и дело, что нет. Я хочу разобраться, выяснить природу слышанья. Уже ясно, Сергей мне объяснил, что в ухе голос Безмолвия не звучит. Я знать хочу, где он находится, что люди понимают под понятием этим?
— Все понимают разное, потому что голос Безмолвия имеет много уровней. Когда вы услышите его в первый раз, вы уловите ближайшую к вам частоту вибрации. Ваше сердце очистилось настолько, чтобы воспринять первый тонкий ток.
— А что, есть второй уровень?
— Есть, но дальше редко кто проникает, довольный тем, что уже слышит. Задайтесь целью услышать ещё более тонкое, более высокое звучание, и вы со временем его услышите.
— Так, значит. Молчун правду говорил о сердечных пределах?
— Да, он это все прекрасно знает. Что ты уже наговорил? — спросил Молчуна Михаил.
— Ничего особенного, мы только до сердца дошли.
— Сначала вы должны добраться до своего высшего «я», а уже потом, после этого, вы можете услышать голос Учителя.
— Вот! — воскликнул Николай. — Значит, он всё же существует!
— Да, конечно, если Высшие инстанции сочтут нужным работать с вами. Но в большинстве случаев за голос Учителя люди принимают либо голос совести, либо первый голос сердечного предела. Конечно, этот уровень по сравнению с уровнем развития всего человечества так высок, что его можно считать вашим Учителем, но реально — это не так. Голос Учителя — это высшая награда, означающая, что ты принят Братством и признан Высшими силами.
— А Ольга, что она слышит? — спросил Николай.
— Думаю, голос первого сердечного предела. Условно можно считать, что их семь, хотя пролететь их можно в единый миг, но люди на этой ступеньке надолго останавливаются. Здесь они получают много информации, советов, их учат, ведут — это своего рода индивидуальное пространство. Нужно побыть в нём немного и идти дальше, к своему высшему «я».
— Я анализирую, что мне Ольга говорила, и думаю, что вы правы, так оно с ней и есть на самом деле. Значит, первый уровень она приняла за вершину достижений.
— Это со всеми происходит. Редко кто копается в себе, в голосе, в его происхождении. Тем более, что, как мы выяснили, это вовсе не голос, а вибрация, тонкая энергия, заставляющая работать ваше сердце.
— А что, сердце раньше не работало?
— Нет. Оно было занято другими проблемами. Сердце было переключено на ум, ум хаотически блуждал, цепляясь за материальные вещи. Теперь сердце заработало. Оно было неподвижным, а сейчас сдвинулось с места, поскрипывая, как старая заржавевшая телега.
— Оно болеть будет, — вставил Молчун.
— Да, будет, — подтвердила Татьяна Андреевна. — Я думала, что у меня инфаркт, к врачу порывалась, благо Иван рядом был.
— Вы что, тоже всё это проходили? — поразился Николай. — Вы все занимались собой, голосом, качествами? И к чему же вы пришли?
— Потихоньку научились читать мысли, хотя специально этим не занимались, вникли в такие тонкости, в какие никто никогда не проникал. Можем вытащить любую нужную нам информацию из акаши, но никогда этого не делаем.
— У вас есть способности, а вы ими не пользуетесь?
— Способности есть, но не всеми пользоваться можно. Вы, если развиваться будете, поймёте, что нельзя влезать в существующее устройство мира, нарушать его гармонию, что-то исправлять, менять.
— Как? — поразился Николай. — А борьба со злом?
— С каким ещё злом? — спросил Молчун. — Вы пока ничего не понимаете. Дети лезут в тайную науку! Есть несовершенная человеческая природа, её нужно образовывать, впихивать в неё побольше понимания. Сознание людей изменится — всё вокруг другим станет.
— Значит, вы про все мои попытки что-то понять знали с самого начала? — спросил Николай.
— Сразу заметил, хотя Ольга мне ничего не говорила. А вот Ольгу я упустил. Но ничего, там Сергей, Иван, они знают, что делать.
— Потрясающе, — проговорил Николай, — я мучаюсь, ищу, а мне никто ничего не объясняет.
— Почему же? На все вопросы, которые вы задавали, вы получали ответы. Говорить больше нет смысла. Сразу вы бы всё не восприняли, не смогли бы, сознание не вместило. Вот если вы сейчас всё это Ольге расскажете, она вас не поймёт. Она на своей ступеньке закристаллизовалась. Теперь ей пострадать нужно, чтобы с пьедестала слезть.
— Жалко, она мне про себя рассказывала. Настрадалась уже.
— Видимо, нет. Путь у неё такой без слёз и мучений понимать ничего не будет.
— А по-другому бывает?
— Да, кто в радости идёт. Редкий путь, счастливцам уготовлен.
— А у вас какой?
— У нас, почти у всех, — путь поиска. На ваш похожий.
— Что же вы с людьми такими вещами не делитесь?
— А кто нас спрашивает? Если есть вопрос, поиск, нужда в нас, — мы рядом. Но это мало кого интересует. Вы же знаете, что людей заботят материальные проблемы.
— Знаю, я жене попытался что-то сказать — обсмеяла. С тех пор я зарёкся своими мыслями делиться.
Пооткровенничав немножко, они почувствовали, что стали друг другу ближе, как будто пелена упала сковывающая. Дружно убрав со стола, они продолжили начатый разговор.
— Почему же вы в Москву не едете или в Питер? — спросил Николай Михаила.
— А зачем? Здесь нечем заняться, что ли?
— Ну там всё-таки движение, людей, в вас нуждающихся, побольше.
— В последнее время мне кажется, что движения там вообще никакого нет. Так, единичные случаи наблюдаются. Здесь же без нас никак нельзя. Север нуждается в благотворном влиянии тонких энергий.
— Разве их без вас не будет?
— Что вы, они всегда есть, они отсюда в основном по планете и расходятся. Всё дело в людях, которые эти энергии улавливают, а особенно в сознательности этих людей.
— Вы что же, знаете, куда, как и зачем? — спросил Николай.
— Знаю, — так же коротко, как и когда-то Сергей, ответил Михаил:
— Ну хорошо, вот вы долгие годы копались в себе, пришли к определённым выводам. А где всё-таки объективность? Не впали ли вы в самообман? — продолжал допрашивать их Николай.
— Вот врачи, они все дотошные такие, особенно те, кто психикой занимается, — вставил Молчун.
— Ты это про кого? — спросив Михаил.
— Это про меня. Про карму. Это как раз к последнему моему разговору с Сергеем и Иваном, чтобы я в прошлое своё не лез и в воплощениях не копался.
— Ты видишь, Молчун, что дискредитировал своих друзей? Неужели нельзя помолчать?
— Я тут без общения дичаю. Мне тоже поговорить хочется.
— Бедненький, — Татьяна Андреевна погладила его по плечу. — Может быть, поедем в город?
— Ни за что, — Молчун испуганно дёрнулся. — Мне здесь очень даже хорошо.
— Вы спрашиваете про объективность. Это хороший вопрос, но ответить я вам на него не могу. Пока. Вполне возможно, что мы все впали в иллюзию, образовалась такая групповая зависимость, псевдопространство. В общем, варимся мы в своих представлениях, довольные тем, что умеем.
— Да, а разве такого не может быть? Хотя что-то мне говорит, что всё это не так, что вы люди крайне серьёзные, но я пока не нашёл ответ. Мне нужны критерии познания. Ведь многие приходят в редакцию со своими представлениями о мире, вынашиваемые ими годами. Тогда всем нужно верить.
— Вот тут вы совершенно правы, — сказала Татьяна Андреевна. — Всем нужно верить, потому что каждый прав по-своему.
— Да не устраивает меня такой шаблонный ответ.
— Это не шаблон, это прочувствовать надо и жить так, доверяя людям и видя их правду. Они доросли лишь до такого понимания мира, пусть на том пока и стоят.
— А как же движение?
— Сдвинутся. Как только надоест стоять на месте, начнут шевелиться, искать, страдать. Люди именно потому и страдают, что карма выводит их из состояния застоя.
— Что же, всем ждать, пока тебя карма стукнет?
— Люди сами двигаться не хотят, ждут неприятностей, а нужно самим, как только почувствовали необходимость перемен, менять ситуацию. Все привычки менять, причёску, мебель, одежду, цвет — всё, что можно. Когда карма свой порядок наводить начнёт — хуже будет. Тогда человек плакать начинает, в депрессию впадает, мучается.
— Значит, нам делать ничего не надо? Людей шевелить бесполезно?
— Почему же? Если вы чувствуете в этом необходимость, действуйте. Как правило, деятельны те, кто только начинает путь духовного развития. У них энергии невостребованной много, им отдавать её миру хочется, делиться знаниями своими. Это правильно. Потом они тише становятся, потому что видят, что мир от их усилий не изменился, с места не сдвинулся, лишь несколько человек за вами пошли. Это тоже хорошо. Несколько человек — это много. Мы сейчас больше наблюдаем за людьми. Если видим перспективного человека, подсказываем ненавязчиво, если он откликается, нам радость вдвойне. Вот так и живём.
Скоро они все улеглись спать, потому что утром хотели пойти на другую сторону озера. Там у Молчуна ещё одно место интересное было. Едва рассвело, а Молчун уже будил всех:
— Пошли, собирайтесь, а то опоздаем. Ещё искупаться надо.
Пока они до озера дошли, Молчун уже искупался. Он как раз вылезал из воды, когда подошла поёживающаяся от холода компания.
— Хорошо вы выглядите для трехсотлетнего юбилея, — не удержался Николай, глядя, на одевающегося Молчуна.
Три пары глаз уставились на Николая, а потом Михаил сказал:
— Молчун болтает много, но никогда не врёт. Это мы ещё в самом начале пути поняли, что лгать — нельзя.
Николай проглотил пилюлю, но ничего не ответил. «Ничего, — подумал, — ещё разберусь с вами, шутники».
Через час пути Молчун остановил
— Смотрите, — прошептал он, — только не шевелитесь. Ветер как раз в нашу сторону дует. Это хорошо.
К озеру подходили разные звери. Они соблюдали не только дистанцию. Иерархии там подчинялись строго: мелкие звери уступали место более крупным и сильным. Даже медведь пришёл, купаться в озеро полез, пофыркал, поплескался и удалился.
— Никогда ничего подобного не видел, — сказал Николай.
— Да мы тоже. Разве все звери так в одном месте собираются на водопой? Это же не Африка, подходов к воде много.
— Сам не знаю, — ответил Молчун. — Следы увидел, стал наблюдать, и вот такую картину уже не раз застаю.
Пока ветер не переменился, они тихо удалились, чтобы не тревожить зверей. Ещё один день пролетел незаметно в прогулках, в разговорах, а утром Молчун провожал их, произнося напутственную речь:
— Почаще из города уезжайте. Там вы до старости не доживёте, раньше времени помрёте. Жизнь ценить надо. Вот всего два дня прошло, а вы уже другие люди — цветущие, светленькие, а приехали грязные, потухшие. Мне здесь и так нелегко население страны поддерживать, а когда вы ещё на шею садитесь — совсем тяжко.
Через четыре дня Николай вернулся на работу как из зарубежной поездки. Он на всё смотрел другими глазами. «Хорошее это дело — уезжать. Таким образом можно постоянно менять угол зрения, учиться не привязываться. Ну что же, будет возможность и желание — попробую».
На следующий день он пошёл к Ивану отчитываться о поездке.
— А Татьяну Андреевну не привезли? Жаль. Ну, значит, рановато ей пока сюда.
— Как вам город их понравился? — спросил Сергей.
— Мы в городе мало были, уехали сразу к Молчуну в лес, к озеру.
— Да вы что! Вам повезло. Вы и с Молчуном познакомились.
— Очень забавный человек. Мужик мужиком, а в тонкостях души разбирается прекрасно. Шутник большой, сказал, что скоро юбилей у него — триста лет.
— Пошутить он у нас любит, а врать — не врёт, — серьёзно ответил Сергей. — Слушай, а ведь и впрямь, — он повернулся к Ивану, — надо дату круглую отметить. Грамотка-то где его? День рождения в ней проставлен?
— Нет, конечно, по тем временам в приходских книгах ребёнка записывали у священника, когда крестили. День, как правило, никто не знал, а год помнили. Молчуну лучше знать, когда он родился. Раз говорит, что скоро, значит, скоро.
Опять Николай не стал их расспрашивать. Наблюдал только, что уж очень они серьёзно, без шуточек на эту тему говорили.
— Многое мне они подсказали и разъяснили, — продолжал Николай — Да, там место Молчун нашёл, необычное очень. Судя по всему, внизу — пещеры. Голова кругом идёт, внутри всё плывёт, а потом такая радость наполняет! Состояние необычное: ничего подобного раньше не чувствовал. Мы когда оттуда возвращались, я понял, как сердечная мысль возникает и в форму словесную облекается. Она может в слово одеться или нет, но если в форме слов появляется, то глубину теряет, становится не такой объёмной.
— Это вы совершенно точно подметили, — сказал Сергей. — Именно поэтому многие учителя в древности словами учеников не учили, а заставляли их просто рядом жить, наблюдать и постигать духовную науку ощущениями и погружениями в свои чувства, чтобы глубина не терялась. Как только знание постигнутое в слово переводится, оно всю прелесть теряет. Никакие книги не отразят того, что человек видит внутри себя. Донести можно крошечную долю, а поделиться ещё меньшей.
Николай в мыслях всё время к местам тем возвращался. Как чуть приустанет, то представляет себя на берегу озера или в лесу. Вокруг — тишина, и только деревья шумят, если ветер налетает.
Как, оказывается, он много терял, что из города не выезжал! Обязательно нужно с природой общаться, чтобы связь с жизнью не обрывалась шумом и суетой многолюдного города. Думаем, что в самом центре находимся, а реально — так далеко от него, что даже и определить трудно. Может быть, действительно, тот же странный Молчун больше для Москвы делал, чем все те, кто здесь изображал деятельность, покорно подчиняясь обстоятельствам. Ведь главное в городе — выжить, деньги заработать, в гонке поучаствовать, лямку повседневности потягивая и ворча, что опротивело всё до невозможности.
Ну и почему бы не поменять жизнь такую, если не нравится? Что мешает? И тут понял Николай смысл вопроса, который Иван задавал. Что же его держит? Тогда он ответил, что работа, дочка, квартира. Несвободен был Николай. Цепко карма его опутала, и вырваться из лап её было очень сложно.
Почему мы так привязаны к обстоятельствам? Почему так боимся перемен? Какие сложности пугают нас, что мы не в состоянии жить так, как нам хочется? Воистину прав был Будда, когда говорил о непривязанности. Умом-то понятно, что мы должны руководить обстоятельствами жизни, а на деле получается наоборот: мы всецело зависим от обстоятельств, что создали сами. Как изменить положение вещей?
Это стало предметом дальнейших исследований Николая. Пока его всё устраивало, но он понимал, что сложности начнутся тогда, когда ему станет тесно в тех рамках, которыми он себя ограничил. Вот уже, например, он хотел почаще уезжать из города, но тогда нужно по-другому относиться к работе, поменять взаимоотношения между сотрудниками, а это вызовет изменение и других обстоятельств. Значит, человек просто ленится? Он не хочет приключений на свою голову, или за этим стоит что-то другое?
Николай копался-копался и дошёл до странной вещи. В основе всех наших неурядиц и нежеланий перемен стоят страхи. Оказывается, человек всего боится. Боится девушка не выйти замуж, боится парень найти плохую жену, боятся, что у них не будет детей, боятся за детей, когда те вырастают. Боимся машин, скандалов, переездов, ремонтов, болезней. Страхам человеческим нет числа.
«Да что же это такое? — думал Николай. — Или я с ума сошёл со своим копанием, или это правда?» Куда ему было идти с такими мыслями? Только Иван с Сергеем могли помочь ему разобраться, но получилось так, что сначала он поговорил с Ольгой.
Когда Николай рассказал ей о своих «находках», Ольга с ним согласилась.
— Так оно и есть. Люди всего боятся, а вот я ничего не боюсь. Для меня этот период давно кончился. Я ведь с мужем тоже расстаться боялась, а потом поняла, что не хочу с ним жить. Страх был сильнее моего желания понять ситуацию. Потребовалось неимоверное усилие, чтобы разобраться в себе самой. Но теперь это позади.
— Как вы думаете, — спросил её Николай, — стоит ли вам на семинаре поднимать этот вопрос?
— Этот вопрос решается один раз и навсегда. Конечно, стоит людям подкинуть такую загадку. Пусть подумают и разбираются в себе.
И всё же Николай пошёл к Ивану. Когда он рассказал, что думает по поводу страхов и что по этому поводу думает Ольга, Иван внимательно посмотрел на Николая, а потом ответил:
— Если бы всё было так просто, люди уже давно были бы совершенными. Страхи человеческие — это корень всех наших бед. Если вы избавились от страхов, вы можете считать, что половина пути к цели пройдена. К высшей цели, — добавил он.
— Видите ли, — начал свою речь Сергей, — в нашем представлении ткань человеческая — - это уплотнённое духовное тонкое вещество. Светоносная субстанция уплотнилась, и из неё была создана матричная структура человека. То есть изначально человек — это дух, который облачился в материю. Таким образом, стоит нам сильно захотеть, как мы совершим обратное движение — от материи к духу, к Свету.
Но реально дела обстоят иначе. Ткань человеческая, матричная, тонкая, была подпорчена с самого начала. И знаете кем? Частицы Хаоса поработали. Они напали на Свет, который увидели, и вошли в него, внедрились, захватив внутри ткани многие командные высоты. Так человек и стал развиваться — с частицами Хаоса внутри себя. А Хаос держит нас страхом. Он внушает тем, кого окружает: если я уйду, вы распадётесь, лишитесь порядка. А что может быть страшнее для частиц Света, как угроза нарушения порядка? В ткани Света заложено понятие Гармонии. Это закон, на котором она держится. Ей закон Гармонии подменяют страхом уничтожения порядка. Она и верит, потому что посоветоваться не с кем — вокруг одна тьма. Но это, так сказать, клеточный уровень.
— Без объяснения природы страха именно на клеточном уровне понять всё остальное будет сложно, — сказал Иван. — От страхов избавиться сразу почти невозможно, потому что сначала нужно понять, где они в тебе засели, что их вызвало. Ольга ещё столкнётся с ними, но в другом качестве. Вот беда с ней — по верхам шагает: это изучила, то поняла, от страхов избавилась. Тут по улице идёшь, и то мысль мелькает, нет ли машины с ненормальным водителем за углом, а у неё, видишь ли, никаких страхов. Счастливая!
— Если вы найдёте свои страхи, их нужно изгонять нещадно, упорно, без передышек. Сначала избавьтесь от них на уровне привычек, а потом переходите на клеточный уровень: они там засели. Просто представляйте себе клетку, в центре — Свет, а вокруг — частицы тёмные. Вы их осветляйте, светом окружайте. Они будут преобразовываться, не сразу, конечно, но постепенно. Знайте твёрдо, что страх — это подлая уловка, которая держит вас хитростью и силой. Ваша сила должна быть сильнее, и только тогда вы избавитесь от рабства.
— Да, по-настоящему свободным человеком вы почувствуете себя тогда, когда в вас будет преобладать Свет, а частицы Хаоса останутся в меньшинстве.
— А что, — спросил Николай, — совсем нельзя без Хаоса внутри?
— Это уже высший пилотаж. Совсем без Хаоса — это совершенный человек, это Христос.
— Но ведь были люди, которые имели Христосознание?
— Да, сначала внутри должен родиться маленький Христос, то есть Свет начинает борьбу за своё влияние и побеждает. По мере того как Свет будет упрочивать свою позицию, то есть завоёвывать все большее пространство, Христос будет расти. Полная победа Света означает то, что вы стали Христом, но пока это удалось только ему. В нём, в Иисусе, Бог победил человеческую природу, и Иисус стал Христом. По идее, нам был показан путь преображения, по которому люди должны следовать, но мало кто добивается окончательной победы.
— Мы ведь слышим тоже, что здесь и там Христос объявился, — говорил Сергей. — Пойдёшь посмотришь и диву даёшься гордыне человеческой. К вам в редакцию такие не приходили?
— Нет, сами не приходили, а их «апостолы» — да, являлись. Рассказывали о своих кумирах, о том, какие они чудесные, светлые. Только глаза этих «апостолов» сразу их выдают, они в прострации, чувствуется их привязанность к ситуации, зомбированность, наконец. Не способны мыслить самостоятельно, заученные фразы повторяют. Чувствуется, что над их сознанием кто-то хорошо потрудился, чтобы воспитать истинного приверженца и почитателя новоявленной «великой» души.
— Я тоже в основном видел именно таких, — продолжал Сергей. — Те, кто за Христа себя выдают, не понимают, что начался их путь великих испытаний. В них родился маленький Христос. Они заслужили честь такую благодаря тяжелейшей работе над собой. Теперь главное — не объявлять бы о том, а тихо дальше идти, понимая, что с этого момента твоя малая внутренняя Голгофа началась. Потом будет другая, большая, внешняя.
А сейчас ты, можно сказать, только голову из-под земли высунул. Зачем же кричать о себе? Обстановку изучи, себя нового познай. Люди-то думают, что себя уже познали, что на этом путь их кончился. Да он только вырисовываться начинает. Маленькому Христу нужно все условия создать, чтобы он рос и превратился в большого. А какие это условия?
— Чистота, — ответил Николай.
— Совершенно верно. Чистота. Постоянно за собой следить надо: за мыслями, действиями, за соответствием слова и дела. Мало того, что ты говоришь о Красоте — сам покажи Красоту, говоришь о чистоте и святости — продемонстрируй на деле, что ты лишён всех желаний. В общем, получается так, что великое дело до конца никто не доводит. Мне человека с Христосознанием на Земле встречать не доводилось.
— А жаль. Неужели никто не способен себя переделать? Неужели это так сложно? — говорил Николай.
— Вы же сами видите, сколько подводных камней в деле сем трудном. То гордыня, то упрямство, то страх. Чего только в человеке не собрано!
«Да, — думал Николай, — ввязался я в удивительное дело — работу над собой, а она похлеще любых других работ будет. Кто бы предположить мог, что постоянно буду сталкиваться со сложностями, с вопросами, да ещё и искать ответы на них!»
Эта жизнь в корне отличалась от той, которую Николай вёл раньше. Он, как и все нормальные бизнесмены, занимался материальным обеспечением своего предприятия, поиском средств, новых схем, которые бы позволили ему выйти на другой уровень производства. Нужно было увеличивать тираж, увеличивать зарплату, менять оборудование. В общем, весь он был направлен на материальное. Сейчас Николай устремился вверх.
— Интересно, на чём он остановится? Где его заклинит? — спрашивал Ивана Сергей.
— Меня заклинило на желании, — ответил Иван. — Я, помнится, так сильно хотел измениться, добиться результата, что на этом и сорвался. По кругу начал ходить, пока добрые люди не разъяснили, что жажда совершенствования тоже в области желаний находится. Нужно цель постоянно перед собой держать и идти к ней, но при этом ещё и другим людям служить, их интересы учитывать, с ними светом полученным делиться. Долго я этого понять не мог, вернее, понимал, а реализовать — не получалось.
— А меня заклинило на любви, — вдруг сказал Сергей. Обычно он о себе никогда ничего не рассказывал. — Я когда всеми этими духовными практиками интересоваться стал, то мне, как и всем нормальным людям, хотелось понятым поделиться, близких к делу этому приобщить. Сам что пойму — им рассказываю и, видимо, так увлечённо рассказывал, что очень «апостолов» напоминал, которые к Николаю в газету приходят. Родные от меня шарахаться начали. Я им про своё, а они меня — подальше от увлечений моих. Жену я очень любил, но стали мы ссориться, а со временем стена непонимания выросла. Она — нормальный, обычный человек, добрый, ласковый, отзывчивый. Я ей настойчиво брошюры совал, листочки, мол, читай, развивайся, от жизни не отставай. А она, из упрямства, ни в какую. Эх, мне бы тогда эти мозги! На близкого человека: если ты любишь его, нужно смотреть как на малого ребёнка. Подрастёт — поймёт. А я её стесняться начал. Как же, у меня друзья духовные, я сам такой продвинутый. Да она тогда в сто раз продвинутее меня была. Я ещё только учился, а она уже всё это на деле реализовывала. В общем, ушёл я от них. И после этого меня ещё семь лет крутило, места себе не находил. Ошибка была не только а том, что навязывал им своё, а в том, что любил я жену, но не смог шаг ей навстречу сделать. Ждал, чтобы она первая пошла. Тоже ведь — гордыня. Господи, какие же мы глупости делали! Сейчас смешно и подумать. Я тебе, Иван, одну вещь скажу, но пусть она между нами и умрёт. Ольга-то — дочь моя.
Иван был поражён до глубины души. Обычно такой ровный, сдержанный, он как-то весь затрепетал.
— Как же это так?
— Вообще-то, это догадка моя, но я уверен, что не ошибаюсь. Дочка маленькая была, жена второй раз замуж вышла, так что её муж — Ольгин отец. Так оно и было с самого начала, пусть так и остается. Но ведь смотри, даже нас как карма сводит! Михаил с ними дружит, и я по его словам догадался сначала, а потом продумал всё — так оно и есть. На Ольгу посмотрел — вопросов больше не возникало — копия мать. Вот так!
— Ну и дела, — только и мог вымолвить Иван. — Значит, делать ничего не будем?
— Абсолютно. Нет никакого смысла. И Михаилу знать не надо. Никому. Я бы, может быть, и шагов никаких не делал, да ты видишь, что получается — Николай стал о ней всё время говорить, она сама ко мне на занятия приходила. Не дают оторваться, поэтому я за ней издали наблюдаю. Видимо, нельзя детище своё в духовном одиночестве оставлять. Пока она своим путём идёт, но придёт время — вопросы возникнут, а идти с ними будет некуда, только ко мне. Вот я с её горизонта и не исчезаю.
Поскольку ты думаешь об этом да и со мной поделился, пространство уже с мыслеформами образовалось. Наши на него обязательно наткнутся и догадаются.
— — Пожалуй, так оно и будет, но представим делу этому разрешиться самому собой под нашим бдительным руководством.
Ольга издала уже вторую книжку.
— Когда это вы писать ещё успеваете? — спрашивал её Николай.
— Сама не знаю. Жизнь моя несётся, как ураган. Но больше всего я устаю от людей, от их проблем. Ведь никто ко мне не приходит решать космические вопросы, все со своими, с личными. Да я и советы никому не даю, а они всё равно идут — поделиться.
— Может быть, ещё одного человека для работы с людьми посадить?
— Им я нужна, автор книг. Простому человеку всё рассказать неинтересно, а автору — необходимо. Это нам весу прибавляет — мне, им.
— Вы что, шутите?
— Конечно, шучу. Вот вам, как директору, они ещё свои горести-беды доверят, а больше — никому. Рангом ниже — это уже обидно. Разве простой смертный что-нибудь в человеческих проблемах смыслит? Вас тут не было, говорят. Впервые за несколько лет.
— Я уезжал к Михаилу, на север. Ольга поразилась.
— Как, откуда вы его знаете?
— Да вы сами нас познакомили, а мы потом ещё раз встретились. Он меня и пригласил.
— И что там за житьё? Что с духовностью?
— Живут люди тяжело, а с духовностью — так же, как и здесь.
Ольге в это верилось с трудом. По её представлениям, все самые развитые и образованные люди собрались в Москве, а в других городах они были отсталыми и неграмотными. Только за последнее время, когда она ездить начала, Ольга увидела, что в других городах люди тоже книжки читают, знают много, да иной раз и побольше, чем занятые собой москвичи.
— Вы что же, общие интересы в бизнесе нашли?
— Нет, в духовном развитии. Михаил очень интересный человек, знает о внутреннем мире много, о глубинах нашего сознания.
— Да будет вам! — воскликнула Ольга. — Ничего такого за ним не наблюдалось. Приезжает по делам, бегает, встречается с кем-то из Думы и из ведомств всяких, и назад.
— Ну и что? Разве такой человек не может быть духовным? — вступился за Михаила Николай.
— Вы ищете не там. То на Сергея запали, теперь у вас Михаил — духовный бизнесмен. Это уже нонсенс.
— Между прочим, и с одним, и с другим вы меня познакомили. А они друг друга очень даже хорошо знают.
— Ну что ни слово, то чудеса. Надо же, сколько лет Михаила знаем, а о его знакомстве с Сергеем и не слыхивали. Какие у них могут быть точки соприкосновения? Что, Михаил имеет понятие о медитации?
— Ещё как имеет, а Сергей, между прочим, крупнейший специалист по камням, известнейший учёный, автор редких изысканий и целого ряда книг. Вы это знаете?
— Первый раз об этом слышу, — опешила Ольга.
— Вот так-то, — торжественно и победно изрёк Николай. — По-моему, вы ограничили свой кругозор и общение. Только вокруг своих книжек ходите, а нужно брать пошире.
— Всё равно, — упрямо сказала Ольга, — глубины там вы не найдёте. Вам нужно своего советчика иметь, внутри искать, а не вовне.
Внешний взгляд, то есть взгляд другого человека, очень даже помогает. Где гарантии, что вы беседуете с Учителем? Вы целиком и полностью находитесь в плену собственных представлений. Вы строите свой мир, живёте со своими героями, персонажами выдуманной сказки, а принимаете всё это за действительность. И других в этом убеждаете.
— Я никому ничего не навязываю. Люди верят в то, во что хотят верить.
— Да, но вы их подталкиваете к своему видению. Прямо не говорите, но намекаете, что за вами стоят Учителя. Разве это правда?
— Конечно, правда. Я общаюсь с Учителем, и не один год. Я не лгу, и люди это чувствуют.
— Да это же субъективщина! — вскричал Николай. — Откуда вызнаете, что За голос вам нашёптывает?
— За меня говорят мои дела, — очень спокойно ответила Ольга. — Возьмите мои книги и прочитайте. Если в них вы найдёте ложь или ошибки, я готова обсудить их с вами. Если же нет, то какие тут могут быть претензии?
— Ну что я на нее взъелся? — спрашивал Николай Сергея. — Как так сорвался? Хотел просто поговорить, а вышло, что полез с претензиями.
— А что вас, собственно, не устраивает? — спросил Сергей.
— Наверное, её упрямство, то, что она не желает признаваться в субъективности восприятия и то, что она общается с Учителем, а это не так.
— И что вы хотите?
— Мне нужна объективность. Я хочу иметь в руках доказательства её истинного общения.
— Для вас они всё равно не будут объективными.
— Нет, всё не так, всё как-то неправильно. Должны же быть критерии оценки! Я не хочу мифов и фантазий, я истины хочу! — вскричал Николай.
— Да вы вообще-то в Учителей верите? — спросил Сергей.
— Верю, в тех, что были у Блаватской, в тех, что вели группы достойных учеников. Неужели их сейчас нет? Куда все подевались? Почему мы должны верить голосам, которые людям приходят под разными именами? Что это такое?
— Значит, истины вы захотели. Истину искать нужно. Если Учителя в вас поверят, в искренность и честность вашу, в чистоту, они сами придут, но как, в каком виде, я не знаю.
— Может быть, мне в Тибет податься? Ведь все эти поездки люди предпринимают в надежде что-то найти. Зачем путешествия в Индию, Непал, Египет? Люди хотят увидеть, сами не знают что, — спрашивал Николай. — Неужели вы ничего не искали? Вы столько лет посвятили духовным практикам, и это вас удовлетворило? Почему вы не продолжили поиск и сидите в душной Москве с какой-то группой любителей помедитировать?
— Да балуется он, — сказал Иван. — Сергей у нас человек серьёзный, а медитации — это у него разгрузка. А искать мы искали и не один год на поиски потратили.
— Да? И что же вы нашли? — с любопытством подался вперёд Николай.
— Молчуна мы нашли, — сказал Сергей. — Нам его было достаточно на какое-то время.
— А он не сумасшедший?
— А вы сами как думаете?
— Думаю, нет.
— И мы такого же мнения.
— Но он же что-то про триста лет говорил. Это же сдвиг явный.
— Вы сами только что признали, что он не сумасшедший.
— Да, но это бред.
— Почему?
— Потому что люди столько не живут.
— Кто вам сказал?
— Все знают.
— Для духовного искателя эта фраза лишена всякого смысла. Слова «это все знают» не являются аргументом. Попробуйте быть более убедительным.
— В чём? Что люди триста лет не живут? Давайте наоборот: вы докажете мне, что ему триста.
— А зачем? Я ему верю, а вы — нет. Вот вы сами и ищите доказательства.
Все рассмеялись. Разговор об этом явно не имело смысла продолжать.
— Действительно, нелепая ситуация. Молчун ведь мне ничего не доказывал, просто упомянул про юбилей. Ольга тоже своего не навязывает, хотя и намекает. Если мне нужны доказательства, я их и должен искать.
— Всё действительно просто: вы или верьте, или не верьте. Зачем мучаетесь?
— Я истину хочу знать.
— А вот за слова эти будет вам когда-нибудь награда, — сказал Иван.
— Слушай, Сергей, — как-то Иван сидел и беседовал с другом. — Ведь Николай фразу заветную сказал. Нельзя нам мимо проходить и делать вид, что ничего не произошло.
— И что ты предлагаешь? Отправить его в Индию? На это разрешение должно быть. И потом, мне кажется, что его жажда познания ещё не дошла до пика своего выражения. Ты считаешь, что он горит так же, как и ты когда-то, когда всю страну пешком исходил?
— Может быть, и не так. А разве у всех это одинаково бывает? Вот Татьяна Андреевна наша, у неё всё просто было.
— Просто, но сколько ещё промучилась в деревне с коровами? Сколько ещё Фёдор за ней наблюдал? Не можем же мы Николая коров доить отправлять. Это совершенно другой путь.
— Предлагаю собрать совет. Вдвоём мы решать не имеем права. Он человек особого склада, и держать его в неведении нельзя.
— Хорошо, давай вот как сделаем. К Молчуну на юбилей поедем, там всё и решим. Фёдор тоже, наверное, появится, не оставит же он друга без внимания.
На этом они пока и остановились. Изредка встречались с Николаем, а однажды Сергей с Иваном даже на Ольгин семинар пришли. Посидели, послушали, на людей посмотрели.
— Нет, серость, — сказал Иван после встречи.
— Ни одного светлого пятнышка, за исключением Ольги. Она едва-едва светиться начинает. Вот с Николаем дело другое — этот кипит внутри, хотя и сдерживается, равновесие изображает.
— Я давно всё это наблюдаю, не одно общество посетил, хотя, надо честно сказать, общая масса с места сдвинулась. Поиска в людях стало больше, поняли, что без внутренней чистоты ничего добиться нельзя, вот и пытаются понять, что же это такое — чистота.
— Чистота — это у нашей Татьяны Андреевны, — сказал Иван. — Она на всё как ребёнок смотрит, у неё взгляд непредвзятый, без сложившихся стереотипов. Если бы ей кто про воскресшего Архимеда сказал, она бы только руками всплеснула: «Да что вы говорите! И где его найти можно?»
— Да, с чистотой у людей совсем плохо, с мыслями тоже. Не умеют самостоятельно рассуждать, иметь свою точку зрения. Всё людям подсказок хочется. Зато мягче стали, на доброту отзываются, на тепло. Но этого так мало для времени переходного.
— Люди же не знают, что мы в особое время живём.
— Как это не знают? Все знают, все чего-то ждут, и многие даже в растерянности, потому что не понимают, как им жизнь свою устраивать: временно или навсегда?
— Всегда — навсегда, по-другому и быть не должно. Никаких времянок — только фундаментальное строительство! — изрёк Сергей.
Вскоре и Михаил позвонил.
— Ну что, приедете? Молчун ждёт, Татьяна Андреевна скучает. Фёдор тоже обещался.
— Приедем обязательно, вместе с Николаем. Такой юбилей без него не обойдётся.
— Вы не смейтесь, Молчун его особенно приглашал.
Через неделю все собрались в лесу, у озера. Друзьям не привыкать было к таким встречам, а вот Николаю это было впервой. Необычные они всё-таки были люди: ровные, сдержанные, смешливые и одновременно серьёзные, любые вопросы были ими глубоко продуманы, просто так слов никто не говорил, друг друга поддевали любя, и мысли их были не о себе и собственном благополучии, а о земле, людях, планете.
Такое впечатление иной раз создавалось, что если бы не они, то всё бы развалилось. Они же выступали в роли некой цементирующей силы.
Молчун просто светился от счастья: это же к нему все приехали, специально!
— Вы даже не представляете, как я рад. Мне всё-таки первый раз день рождения справляют. Двести лет пролетели незаметно, и я не знаю куда делись. Где их искать? А моих законных мне семьдесят, что ли?
Николай облегчённо вздохнул: всё-таки шутили над ним! Наверное, опять хотели что-то из него вытащить, какой-то недостаток, — и получилось. Спорил ведь с Сергеем, доказательств требовал. «Эх я, Фома неверующий», — думал он.
Но Молчун ему особенно самоуничижением заниматься не дал.
— Пошли походим, я тебе расскажу что-нибудь интересное.
— Молчун, ты там особенно не увлекайся, — предупредил его Сергей.
— Что ты, что ты, я же всё понимаю, — быстро ответил Молчун и утащил Николая в сторону.
За полчаса, что они ходили по лесу, Молчун успел ему рассказать о Голландии, Франции, Германии и любимой императрице, о грамоте её и о Тибете. По выражению лица Николая Михаил сразу всё понял.
— Ну что ты творишь? Боишься, что кто-то тебя опередит? Пользы от твоих рассказов никакой нет, а нужно, чтобы была.
— Как это, никакой? Где он всё. прочитает? В каких книжках? Он же в газете работает, ему такие знания пригодятся.
— Знания никому не помешают и действительно пригодятся, а вот кто тебе поверит — неизвестно. Николай совершенно не верит, ты только пугаешь человека.
— Да что вы, меня не испугаешь, — сконфузился Николай.
Но для Молчуна это был новый повод поговорить.
— Я тебе грамотку покажу, она на меня выписана. Паспорт покажу, сверишь имена-то.
— Ну, может, это родственник какой, — начал было Николай, но Сергей его перебил:
— Нет, не родственник, это он и есть. Ещё раз повторяю: Молчун не врёт.
Николай не знал, что и сказать, когда вступилась Татьяна Андреевна:
— Оставьте вы всё это, незачем о прошлом, давайте подумаем, как нам дальше-то быть.
Но Молчун не мог оставить эту тему просто так:
— Сегодня юбилей у меня. Зачем о другом говорить, когда обо мне надо? Хочу, чтобы Николай поверил, что я триста лет живу.
— Да вы очень хорошо для такого возраста выглядите, — заметил Николай.
— Конечно, хорошо, я двести лет отравленным воздухом не дышал. В те времена атмосфера почище была, да и сейчас я в лесу живу, а вы себя, тело своё в городе мучаете.
— А двести лет тело ваше где-нибудь в ледниках хранилось?
— Нет, — сокрушённо вздохнул Молчун. — Не знаю, куда они подевались. Я думаю, это временной коллапс: раз — и здесь оказался, со своими. Они меня тоже не сразу узнали, но ничего, потом поверили.
Изредка поглядывая на друзей — не смеются ли, — Николай расспрашивал Молчуна:
— А как ваш временной коллапс случился?
— Я в Тибете был, в монастыре, голос меня на север позвал, ну и пошёл. Долго шёл, а потом меня Михаил встретил, вроде провожатого мне послали, и вывел сюда. Привёл в избу, а они все сидят тут, ждут нас.
— Кто это — они?
— Да вот — вся эта компания шутников, — Молчун развёл руки в стороны. — Несколько дней издевались, пока до меня не дошла правда.
— Никто над тобой не издевался. А что ты хотел, чтобы мы тебе сразу сказали, что двадцатый век заканчивается? Так бы ты нам и поверил! — сказал Сергей.
— Одна Татьяна добра была, — не замечая слов Сергея, продолжал сокрушаться Молчун. — Она мне все потихоньку объясняла, наставляла, а потом я и сам всё понял, когда мне чайник электрический показали, лампочки.
— Ну и как это понимать? — спросил Николай Ивана.
— Да как он говорит, так и понимайте. Воспитывайте в себе чистоту сознания.
— Да это же абсурд какой-то?
— Почему? Приведите доводы, — сказал Сергей.
— Что значит, шёл в Тибете, а оказался здесь, на севере, в глухой деревне? Да ещё двести лет куда-то по пути исчезли? Ну это же чистейшей воды фантастика.
— В любой фантастике есть доля правды. А почему невозможно вам принять то, что говорит Молчун?
— Потому что это выходит за рамки реальности.
— Вот именно. Существуют и другие реальности. Можно из одной попасть в другую. Главное — сознание сохранить, а то станешь потенциальным клиентом дурдома. А если вы признаете это, то нужно учиться равновесию, умению сохранять спокойствие в любой ситуации, чтобы голову не потерять и не начать глупости делать.
— Я не пойму, — начал Николай, — вы что, действительно верите в ерунду эту?
— Мы не верим, мы очевидцы и участники этой ерунды, — сказала Татьяна Андреевна. — Что нам делать, если из лесу появляется дикий человек, с грамотой императрицы, в которой говорится, что он сопровождает буддийское посольство? При этом мужик говорит на шести языках, знает тайные знаки и символы, разбирается в науках? Мы должны верить своим глазам, чувствам. Нам же никто своего не навязывает. Вот есть Молчун собственной персоной. Изучите сие явление и сделайте свой вывод сами.
— Действительно, — сказал Николай. — Зачем я вас расспрашиваю, когда есть Молчун?
Они снова удалились подальше от компании, чтобы поговорить.
— Пусть сам решает, — сказал Сергей. — - Интересно, к какому выводу он придёт?
Через час, когда они вернулись Николай объяснял:
— Странно было бы упираться мне только на основании того, что так не бывает. То, что Молчун говорит, как он это делает, сомнений не вызывает: он не из нашей эпохи, а из той, давней. Но как такое могло произойти, куда делось время?
— — В тонком плане существует множество пространственно-временных сфер. Мы можем попасть в ту, которая созвучна нашим внутренним вибрациям.
— Тогда люди бы и ходили из одной сферы в другую. Здесь надоест, они — в соседнюю, подальше от проблем.
— Не просто всё. Доля случайности крайне мала, но иной раз люди пропадают именно потому, что проходят в другое время, или измерение, как принято выражаться. Существуют так называемые тонкие Врата, около них стоят Стражи Порогов. Они просто, без проверки, никого не пропустят.
— Значит, если такой фокус удался, тебе вроде бы разрешили.
— Да, совершенно верно. Но, как вы понимаете, такая вероятность ничтожна, потому что существует карма, то есть огромное количество связей с другими людьми и обстоятельствами. Выдернуть из них человека непросто.
— А там, в соседних сферах, другое время?
— Там всё другое. Вы можете попасть в наш срез времени, то есть в ту сферу, где есть наше прошлое и будущее, но можно попасть и в другую пространственно-временную сферу, в которой нет нашей истории. Там будет посложнее. Разобраться с чужой цивилизацией, с другим укладом жизни крайне трудно. Сознание-то ваше не приспособлено к той среде.
— Ну это просто главы фантастических романов. Где доказательства?
— А Молчун? Опять вам непонятно что нужно? Вот таков человек: требует доказательств, ему предъявляют, а он говорит: этим не верю, другие подавайте. Вы хоть понимаете, что доказательства — тоже, оказывается, вещь субъективная?
Николай подумал и согласился:
— Да, смешно получается. Похоже, действительно не знаешь, что тебе нужно на самом деле.
— Вот именно, неверие глубоко укоренилось в человеческой природе. Вера приходит тогда, когда в себе место хоть какое-то очистишь. Уйдёт страх — место освободившееся нужно заполнить светом, верой, любовью, радостью. От них — дальше потихоньку продвигаться.
Так они сидели и беседовали до самой темноты. Молчун был счастлив: мало того, что все съехались, — Николай ему поверил. Похоже было, что в глубине души он лелеял тайную мечту: чтобы о нём появилась статья в газете, чтобы феномен этот стал известен.
— Молчун, а тебе случайно не популярности захотелось? — вдруг спросил его Фёдор. — Что-то ты уж больно настойчив со своей историей. Смотри, понаедут люди сюда, интервью брать будут, но ведь другое страшно: врачи потребуют тебя для изучения.
Этот довод очень сильно повлиял на Молчуна — попадаться в руки врачей ему не хотелось, тем более — становиться объектом изучения.
— Нет, не надо, чтобы обо мне кто-то знал, — повернулся он к Николаю. — Ты смотри, не проговорись и в газете о том не пиши.
Николаю было не сложно пообещать такое, тем более, что рассказывать о том, что он побывал на трёхсотлетнем юбилее одного мужика, ему было некому. Он на минуточку представил лицо жены и дочки, и сразу всё стало ясно. «А сам я случайно не свихнулся? — подумал он и обвёл взглядом всю компанию. — Нет, вроде все нормальные». Конечно, на убеждения его сильно влиял авторитет людей, в среду которых он попал. Солидными они были, должности занимали высокие. Эх, как же мы ещё падки на этот материальный план!
Правильно мы тогда с дипломами поступили, со званиями и научными трудами, — думал Иван. — Пока в человеке, даже очень продвинутом и хорошем, это неистребимо: доверять бумагам, должностям, положению».
— Фёдор, а вы чем занимаетесь? — спросил Николай.
— Просто живу в горах, брожу по местным селениям, смотрю, что в них происходит. Народ сейчас в горы ринулся, особенно летом. Природу ту не понимает, пространство не слушает, себе много вреда несёт. Я ситуацию и контролирую: кого спасаю, кого подальше от мест опасных увожу. Человек думает, что ему всюду сунуться можно, но это далеко не так. Есть такие места, в которых ему быть не нужно, поэтому они становятся для человека опасными. А так со стороны посмотришь — место как место.
— Мы ведь не ходили на место то, что в прошлый раз вы показывали! — вдруг вспомнил Николай.
— Это мы уже завтра, сегодня поздно, нужно спать ложиться, — сказал Молчун.
Утром на рассвете они все вместе пошли в лес. Шли недолго, но приближение к чему-то необычному почувствовали все.
— Ну и что вы по этому поводу думаете? — спросил Михаил.
— У меня такое ощущение, что здесь полно народу, но они на месте не стоят, а всё время движутся.
— Они работают, — тихо произнесла Татьяна Андреевна.
— Пойдём потихоньку назад. Им мешать не надо, — сказал Фёдор.
Когда они в молчании вернулись к озеру, Иван сказал:
— Вот там как раз и находится пространственно-временной вход в другую сферу. Дело в том, что попасть в неё можно только в определённых местах. Просто так, по дороге на работу, вы не исчезнете даже если и вибрации ваши совпадут, но если вступили в зону особую, то тут нужно соблюдать осторожность.
— А что это за чувство такое, будто там народу полно?
— Так оно и есть. Жители того пространства оттуда выходят и назад заходят. Они дела необходимые делают, работают, в общем.
— А почему мы их не видим?
— Кто-то видит, кто-то чувствует, у них ведь тело другую характеристику частотную имеет.
— А нас они видят?
— Нас они по вибрациям определяют. Если мы им будем мешать, они страху нагонят, если будем нужны, то могут попросить помочь. Это доброе место, ну, это значит, что по соседству с нами находится развитая сфера, с сознанием, близким к нашему, но чуть повыше.
— А как они нас могут попросить помочь?
— Ну, каждого особым образом, потому что они видят, что мы разные.
— А с ними можно вступить в контакт?
— Конечно, можно, но они заняты очень. Если вы выразите такое желание и они почувствуют в том необходимость, то пошлют вам кого-нибудь пообщаться, ответить на ваши вопросы. Это просто, можете попробовать.
— И что я должен делать?
— Мысленно обратитесь к ним, место представляя. Поздоровайтесь, извинитесь, в общем, соблюдайте все правила хорошего тона. Задайте вопрос или просто скажите, что пришли познакомиться, — объяснил Иван. — Отойдите в сторону, сядьте под деревом и пробуйте.
Пока Николай упражнялся, Фёдор говорил друзьям:
— Пещеры там, место серьёзное. Лаборатории невидимые, грандиозные исследования ведут. В гости приглашают. Готовы поделиться знаниями, говорят, многое уже можно людям дать.
— А драгоценностей там — не перечесть! Сокровищница! Вся таблица Менделеева, элементы редчайшие. Отсюда, скажу я вам по секрету, Менделееву таблицу и послали. Они как раз здесь работают над теми открытиями, что человечеству необходимы.
— И что, к ним можно пойти? — спросила Татьяна Андреевна.
— Можно, зовут. Вас примут, опыт у вас уже есть, можете спуститься и в их мире оказаться.
— Я бы с удовольствием, но подумать надо, — ответила она.
Они все пошли в сторону Николая.
— Ну как вы, пробуете?
— Странные вещи творятся. Появился Человек какой-то, сказал, чтобы я подождал, и вынес камень необычной формы: гранёный, в виде конуса, острый. В руки мне сунул и исчез.
— Прекрасно, — сказал Сергей, — они вас признают и намекают, что вы можете с камнями поработать, помочь им.
— Это как?
— Не знаю, вы себя слушайте, знаки вам будут.
Татьяне Андреевне мысль какая-то в голову запала. Бродила она задумчиво, как будто с кем-то разговаривала.
— А ты, Молчун, не хочешь уйти в пространство другое? — спросил Сергей.
Нет, с меня хватит. Я тут жить буду. Дел много, вы со всем справиться не можете. Если мы все убежим, кто здесь стоять останется? Стране помогать нужно, север поднимать, людям знания нести. Что же это такое? Тут недоделали, туда побежали. Спасибо за предложение.
— Молодец, правильно рассуждаешь. Я тоже так думаю, — сказал Сергей.
Интересно им было вместе. Тем для обсуждений — множество, каждый из них мог рассказывать не только о своей работе, но и о тех открытиях, что ежедневно совершал, познавая себя. Этот процесс не останавливался ни на минуту. Знали друзья, что один раз заведённый механизм должен быть в вечном движении, чтобы постоянно нести людям свет, тепло, любовь, знания. А от них зависело действительно много.
Ночью Николаю приснился интересный сон, будто ходит он по подземной лаборатории, в которой вместо стен — самоцветы и всякие руды переливаются. Внутри не холодно, а даже тепло от камней исходит. Подходит к нему человек, руку протягивает, а у Николая тот самый камень многогранный, что ему днём дали. Повёл человек Николая куда-то, долго шли по переходам разным, к двери подошли. Николай понял так, что в руке у него ключ-камень. Вставил его в несуществующую скважину, дверь и отворилась. Он шаг вперёд сделал, и всё вдруг исчезло.
Рассказывает утром Николай сон, а сам подробности вспоминает: в каком направлении шли, что их окружало. Ещё он понял, что не просто дверь перед ним была, а вход в пространство неведомое, очень тонкое, но если ключ у него был, значит, войти можно.
