Изобель, я люблю тебя всецело. Я люблю тебя безгранично. Я люблю тебя так сильно, что это пугает меня. Я боюсь, что не смог бы жить без тебя. Десять тысяч лет подряд я мог бы каждое утро видеть твое лицо и каждый раз с нетерпением ждать следующего пробуждения, как первого.
Есть ли хоть какие-то предметы, которые люди не могут использовать для убийства друг друга?
– Вероятно, нет,
– Из тебя капает!
– Да, я плакала.
Способность чувствовать – сила, а не слабость.
Ты бы мог поспать на полу, как настоящий джентльмен.
На его лице отразился ужас.
– Ты влюблен в меня? – ахнула я.
Ответом мне была неприятная тишина. Грач не смотрел в мою сторону.
– Прошу, скажи что-нибудь.
Он резко развернулся.
– Неужели это настолько ужасно? Ты так говоришь, как будто это самая чудовищная вещь, которую ты вообще могла себе вообразить. Не то чтобы я сделал это специально. Но почему-то мне начали нравиться твои… твои раздражающие вопросы, твои короткие ноги, твои случайные попытки меня убить.
Я опешила.
– Это худшее признание в любви, которое я когда-либо слышала!
– Да. И… нет. Изобель, я люблю тебя всецело. Я люблю тебя безгранично. Я люблю тебя так сильно, что это пугает меня. Я боюсь, что не смог бы жить без тебя. Десять тысяч лет подряд я мог бы каждое утро видеть
Накидка была теплая и пахла Грачом. Потрясенная такой нежностью, я начала рыдать еще сильнее. Он испуганно отпрянул, видимо, решив, что сделал все только хуже.
– Эм… – протянул он. Потом погладил меня по ноге: она была к нему ближе всего. – Я прошу прощения за… это. Может быть, перестанешь плакать?
– И я не уверена, что ты в состоянии меня защитить, – продолжала я, чувствуя, что переубедить его будет сложно. – Тебя только что чуть не прикончил чайник.
Мы – не вечные нестареющие существа, свысока взирающие на течение столетий. Наши миры малы, а жизни коротки; мы истекаем кровью, а потом падаем в бездну.