Люди вокруг норовили меня подержать и посочувствовать. И всё никак не могли понять, что жалеть надо тех, кому больно. А мне не было больно. Мне было пусто.
В тех книгах, которые он читал, всегда была высшая цель, за которую герои шли вперёд без сомнений. Цель, которая помогала победить любой страх.
Конечно! — всплеснул руками писатель, перебивая Бёрнса. — Конечно, я не собираюсь задерживать вас сверх меры. Это займёт ровно столько времени, сколько понадобится!
Все мы чьи-то истории, пускай зачастую и написаны неровным почерком. Мы хотим кем-то быть, кем-то казаться в глазах других людей. И каждый трактует наши истории на свой лад, становясь нашим соавтором.
Главное было — не оставаться на месте. Он и так потерял слишком много времени, предаваясь унынию и сомнениям
Обе его истории — реальная жизнь и придуманный мир — остановились в странном безвременье, словно пилигримы на перекрёстке множества дорог.
Он швырял ходунки об стену, падая при этом сам, словно желая разбить этот бесцветный мир, в который он попал, как насекомое в каплю клея
Он часто говаривал, что голова у людей болит только в одном случае — если она пустая.
И ты затихаешь. Силы есть — они никуда не делись, но ты понимаешь собственную бессмысленность.
Потому что пытаюсь понять, где кончается реальность и начинается моя воспалённая фантазия