автордың кітабынан сөз тіркестері  Запасный выход

Илья Кочергин

Но мир стремительно меняется в размерах. Он, когда-то бескрайний, съеживается на глазах, становится постиндустриальным, заполняется людьми, полосами отчуждения вдоль магистралей, заборами, мусором, вышками сотовой связи, произведениями современного искусства, новыми смыслами. За время моей недолгой жизни количество народа на планете удвоилось, мы теснимся лицом к лицу с человеческим и нечеловеческим в перенаселенном гетто, из которого нет выхода.

Так не будем же уподобляться бедному Эммануэлю Асаре, не будем паковать предыдущие полтора авторских листа и сколько-то последующих в мусорные пакеты.

Нет, студент, мы не уехали, а растворились, подобно призракам в снегу, густо падавшем крупными хлопьями.

Женщины, живущие в этом мире, обязаны быть прекрасны, вернее, они автоматически становятся прекрасны, оказавшись в нем. Мужчины сильны и честны, собаки и друзья умны и верны, злодеи великодушны, природа целительна и коварна, пейзажи живописны и дики. Мясо желательно полусырое, с ножа. Слова «йогурт», «гендер», «фитнес» никогда не проберутся в этот незрелый и прекрасный мир.

Но ничего не может помешать ночным посиделкам, песням под гитару и восторженным рассказам с яркими нотками Джека Лондона, Хемингуэя и куваевско-визборовским послевкусием.

Иметь в друзьях не придуманного, а самого настоящего Карлсона, у которого вместо пропеллера за спиной – ижевская вертикалка шестнадцатого калибра, на носу очки, на ремне нож, в зубах заточенная спичка. Который бывает столь же серьезен и обидчив, если кто-то вздумает усомниться в том, что он за один присест съест мяса больше, чем любой индеец, в том, что он способен, подобно джеклондоновскому Смоку Беллью, пробежать полсотни километров, затем перепить всех мужиков и перетанцевать всех женщин.

И мы не можем всем нашим сознанием и телом, никак не можем допустить, что в этой живой машине, в этой горе мяса есть чувства, есть надежды и любови.

Ладно, женщины еще могут признать это, им легче, после охоты они увидят эту тушу уже разделанной, убоина – ноги и пласты ребер будут принесены в стойбище и развешаны на обломанных сучьях деревьев у входа в жилище чуть пообветриться. А нам, самцам, никак нельзя допускать наличие эмоций в животном, нам его придется убивать, какими бы грустными ни были лошадиные глаза, как бы печально ни подрагивала нижняя губа, как бы ни был изящен поворот головы и прекрасен бег этого большого мяса.

К сожалению, мне, мужчине в маленьком, перенаселенном мире, мужу очень независимой женщины, работающей психотерапевтом, человеку, приютившему старую охромевшую на службе лошадь, приходится рассказывать совершенно другую историю. Медленную, трудную и не совсем увлекательную. И я даже толком не знаю, как нужно рассказывать о таком.

Как нам сладко представлять, что весь мир устроен по нашему образу и подобию, что любой блохастый житель Земли только и думает о том, чтобы подчинить нас себе. Виляет хвостом, а сам только и мечтает о доминировании, будто нет ничего слаще. Мы считаем, что на власть и технологии онанируют любые хоть сколько-нибудь разумные представители фауны и даже инопланетяне. Нам трудно признать разумными китов или дельфинов, привольно распевающих в глубинах моря свои песни.

Фантастические твари кинематографа нулевых годов (и более поздние) демонстрируют те же черты, что и домашние питомцы. В числе их – мобильность и удобство использования. Огромный монстр, например, должен умещаться в чемоданчике, огнедышащий дракон должен быть легко приручаем и человекоориентирован…