автордың кітабын онлайн тегін оқу  Черная Индия

Жюль Верн

Издание И. Д. Сытина, 1898 (без указания переводчика)

Таково было содержание письма, которое Джемс Старр получил с первой почтой 3-го декабря 18… года. На письме был штемпель почтового отделения в Аберфойле, находящемся в графстве Стирлинг, в Шотландии.

Любопытство инженера было сильно затронуто. Ему даже и на ум не пришло, что письмо могло быть мистификацией. Он давно знал Симона Форда, одного из бывших надсмотрщиков за работами в копях Аберфойля; Джемс Старр в продолжение целых 20-ти лет был директором этих самых копей, или, как говорят в английских копях, viewer'ом.

Джемс Старр был человек крепкого сложения, и, несмотря на его 55 лет, никто не дал бы ему более сорока. Он происходил из старинного шотландского рода и был одним из самых видных жителей Эдинбурга. Его труды приносили честь почтенному сословию шотландских инженеров, которые добывают каменный уголь из богатой им почвы Соединенных Королевств, в Кардифе, Ньюкэстле и нижних графствах Шотландии. Но особенно имя Старра пользовалось общим уважением в глубине тех таинственных копей Аберфойля, которые находятся по соседству с рудниками в Аллоа и занимают значительную часть графства Стирлинг. Тут, в этих копях, прошла почти вся его жизнь. Кроме того, Джемс Старр принимал участие в «Обществе шотландских антиквариев» и даже был его президентом. Он считался также в числе наиболее деятельных членов «Королевского Института», и в «Эдинбургском Обозрении», где часто появлялись замечательные статьи, подписанные его именем. Отсюда видно, что он был одним из тех ученых практиков, которым Англия обязана своим благосостоянием. Вообще он занимал очень видное положение в старой шотландской столице, которая во всех отношениях заслуживала названия «Северных Афин».

Известно, что англичане всей совокупности своих обширных каменноугольных копей дали очень меткое название. Они весьма справедливо называют их «Черною Индией», и эта Индия, может быть, более чем восточная Индия, содействовала возрастанию изумительного богатства Соединенных Королевств. Действительно, тут и день и ночь массы углекопов трудятся над добыванием из британской почвы каменного угля, этого драгоценного топлива, являющегося положительно необходимостью в промышленной стране.

В эту эпоху было еще очень далеко до того времени, когда, согласно предсказаниям специалистов, запас угля на всем земном шаре должен будет истощиться. Недостатка в этом минерале нечего было еще опасаться, и во всех концах Старого и Нового Света шла усердная эксплуатация залежей каменного угля. Различные фабрики, локомотивы, локомобили, пароходы, газовые заводы и т. п. не имели недостатка в минеральном топливе. Однако, потребление угля в последние годы возросло до такой степени, что некоторые залежи были уже совершенно истощены. Они были покинуты, и пустынные копи, с им мрачными шахтами, производили грустное впечатление.

Такая именно участь постигла и кони Аберфойля.

Десять лет тому назад последняя тележка увезла отсюда последнюю тонну угля. Орудия, служившие для «подземных» работ, машины, назначенные для передвижения по рельсам, проложенным в подземных галереях, вагоны для подземных железных дорог, корзинки, в которых вытаскивали уголь из шахт, одним словом все, что необходимо было при эксплуатации копей, было вытащено из глубины шахты и оставлено на поверхности земли. Покинутые кони походили на труп мастодонта, фантастической величины, у которого отняли все необходимые для жизни органы, оставив ему один только скелет.

Из всех этих орудий оставались теперь только длинные деревянные лестницы, служившие для спуска в глубину копей чрез шахту Яроу; с того самого дня, как прекратились работы, только эти лестницы давали доступ в нижние галереи копи Дошар.

Снаружи чернели здания, которые некогда кишели рабочим людом; по ним можно было судить о мест, где были прорыты шахты копи Дошар, которая, наравне с другими копями Аберфойля, была совершенно оставлена.

В один печальный день углекопы оставили копь, в которой они проработали столько лет.

Инженер Джемс Старр созвал те тысячи скромных тружеников, которые составляли деятельное и энергичное население копей. Все рабочие с своими женами и детьми, не исключая самых старых, собрались на обширном дворе копи Дошар, который некогда был переполнен углем.

Эти славные люди, которые должны были рассеяться в борьбе из-за куска насущного хлеба, — те самые люди, которые непрерывный ряд лет, поколение за поколением, прожили в старом Аберфойле, ожидали теперь своего инженера, чтобы распроститься с ним навсегда. Компания копей, в знак благодарности, уступила им весь чистый доход за текущий год. На самом деле, этого было довольно мало, потому что стоимость добытого угля немногим превосходила издержки по эксплуатации; но, все-таки, этих денег было вполне достаточно для того, чтобы рабочие могли на них прокормиться до приискания себе новых мест на соседних копях или на фермах и заводах графства.

Демс Старр стал у входа под обширный навес, под которым так долго работали тяжелые паровые машины, при помощи которых вытаскивали уголь из шахт.

Симом Форд, староста углекопов копи Дошар, которому тогда было 55 лет, и несколько других надсмотрщиков за работами окружили его.

Джемс Старр снял шляпу. Углекопы в глубоком молчании последовали его примеру.

Эта прощальная сцена носила трогательный и величественный характер.

— Друзья мои, — сказал инженер, — момент разлуки наступил! Копи Аберфойля, которые в течение стольких лет соединяли нас в общей работе, теперь истощены. Наши изыскания привели нас к тому убеждению, что угля здесь больше нет, и из копи Дошар только что вынули последний кусок угля!

И, в доказательство своих слов, Джешь Старр указал углекопам на глыбу угля, лежавшую на дне находившейся подле инженера тележки.

— Этот кусок угля, друзья мои, — продолжал Джемс Старр, — походит на последнюю каплю крови, текшей по жилам наших копей. Мы сохраним его на память, как это мы сделали уже с первым куском угля, добытым им копей Аберфойля назад тому 150 лет. Сколько поколений работников, переменилось за это время в наших копях! Но теперь… кончено! «Прощайте!» — говорит вам теперь ваш инженер. Эти копи, в которых работали ваши руки, давали вам средства к существованию. Труд был тяжел, но он приносил вам пользу. Теперь наша громадная семья рассеется, и нельзя и думать, чтобы ее члены когда-нибудь опять соединились. И не забывайте, что мы долго прожили вместе и что долг углекопов Аберфойля — помогать друг другу. Ваши прежние хозяева также не забудут этого. Мы столько времени проработали вместе, что не можем быть чужими друг другу. Мы будем следить за вами, и на какую бы честную работу вы ни пошли, наши рекомендации всюду последуют за вами. Итак, прощайте, друзья мои! Небо да поможет вам!

Сказав это, Джемс Старр обнял самого старого рабочего копей, глаза которого были влажны от слез. Потом старосты углекопов подошли пожать руку инженера в то время, как углекопы махали шляпами и кричали:

— Прощай, Джемс Старр, наш начальник и друг!

Это прощанье должно было оставить неизгладимое воспоминание во всех этих честных сердцах. Но, наконец, углекопы покинули обширный двор. Вокруг Джемса Старра образовалась пустота. В последний раз раздались шаги углекопов по черной тропинке, ведшей к копи Дошар, и то шумное оживление, которое до сих пор царило в копях Аберфойля, сменилось теперь угрюмою тишиной.

Один только человек остался около Джемса Старра.

Это был староста углекопов — Симон Форд. Рядом с ним стоял его сын Гарри, мальчик лет 15-ти, который уже несколько лет работал в глубине шахт.

Джемс Стар и Симон Форд знали и взаимно уважали друг друга.

— Прощайте, Симон! — сказал инженер.

— Прощайте, мистер Джемс, — отвечал надсмотрщик за работами. — Или, лучше, позвольте мне добавить, до свиданья!

— Да, до свиданья, Симон! — сказал Джемс Старр. — Вы знаете, что я всегда с удовольствием увижу вас и поговорю с вами о счастливом прошлом нашего старого Аберфойля!

— Я знаю это, мистер Джемс!

— Мой дом в Эдинбурге постоянно открыт для вас!

— Эдинбург, это далеко! — отвечал надсмотрщик, покачивая головой. — Да, далеко от копи Дошар!

— Далеко, Симон! А где вы рассчитываете поселиться?

— Да здесь же, мистер Джемс! Мы не оставим копи, нашей старой кормилицы, из-за того, что молоко у нее пропало! Моя жена, мой сын и я — мы устроимся как-нибудь так, чтобы не расстаться с нею!

— Итак, прощайте, Симон! — отвечал инженер, голос которого обнаруживал внутреннее волнение, хотя инженер и старался скрыть это.

— Нет, повторяю вам, до свиданья, мистер Джемс, — отвечал надсмотрщик, — а не прощайте! Я, Симон Форд, даю вам честное слово, что Аберфойль еще увидит вас!

Инженер не хотел лишать старика этой последней надежды. Он обнял молодого Гарри, который смотрел на него большими, взволнованными глазами, в последний раз пожал руку Симона Форда и окончательно оставил Аберфойль.

Вот что случилось десять лет тому назад, и несмотря на то, что староста углекопов выразил надежду увидаться еще как-нибудь, впоследствии, с инженером, Джемс Старр в течение всего этого времени ни разу даже и не слышал о нем.

И вот, после десятилетней разлуки к нему пришло это письмо от Симона Форда, которое убеждало его немедленно отправиться в бывшие копи Аберфойля.

«Интересное для него сообщение…» Что бы это такое было? Копь Дошар, шахта Яроу! Какие прекрасные воспоминания будили в нем эти дорогие имена. Да! это было хорошее время, — время труда, борьбы самое хорошее время в жизни инженера!

Джемс Старр перечел письмо. Он вдумывался в каждую строчку. Он сожалел, что Симон Форд не прибавил ни слова более. Он почти сердился на него за то, что тот прислал такое лаконическое письмо.

Может быть, старик открыл какой-нибудь новый слой угля? Нет, это невероятно!

Джемс Стар припомнил, с какой тщательностью копи Аберфойля были исследованы перед окончательным прекращением работ. Он сам присутствовал при последних изысканиях, когда, несмотря на все усилия, не было найдено ни одного слоя угля в почве, истощенной многолетнею эксплуатацией. Итак, Джемс Старр покинул копи с полным убеждением, что в них нет более ни куска минерального топлива.

«Нет, — повторял он, — нет! Как допустить, чтобы Симону Форду удалось найти то, что ускользнуло от всех моих изысканий… Однако, старик должен прекрасно знать, что в целом мире только это может меня заинтересовать, и это приглашение отправиться в копь Дошар, которое я должен сохранить в тайне…»

Джемс Старр никак не мог понять этого.

С другой стороны, инженер знал Симона Форда за искусного углекопа, хорошо знавшего свое дело. Он не видал его с того самого времени, как работы в копях Аберфойля были прекращены. Он не знал даже, что сталось с бывшим старостой. Он не мог бы сказать ни того, чем он занимается, ни того, где он живет вместе с своею женой и сыном. Он знал лишь, что старик обещал ему увидаться с ним в шахте Яроу и что Гарри, сын Симона Форда, весь завтрашний день будет ждать его на станции «Каллендер». Итак, нужно было съездить в копь Дошар.

— Решено, я еду? — сказал Джемс Старр, который чувствовал, что его возбуждение с часу на час увеличивалось.

Достойный инженер принадлежал к той породе страстных людей, ум которых постоянно кипит, как вода в котле, поставленном над жарким огнем. Иногда вода в таком котле бьет ключом, иногда она бурлит потихоньку. В этот день идеи Джемса Старра кипели ключом.

Но тут случилось совсем неожиданное происшествие. Оно было каплей холодной воды, попавшей на разгоряченный мозг инженера.

Дело было в том, что около 6-ти часов вечера, с третьей почтой, Джемс Старр получил второе письмо.

Это письмо было запечатано в грубом конверте, надпись на котором принадлежала руке, мало привыкшей к перу.

Джемс Старр разорвал этот конверт. В нем был клочок бумаги, пожелтевшей от времени; казалось, его вырвали из какой-нибудь старой тетради, давно уже вышедшей из употребления.

На этой бумаге было написано следующее:

Подписи не было.

Изумлению Джемса Старра не было границ, когда он прочитал это второе письмо, так противоречившее первому.

«Что все это значит?» — спросил он сам себя.

Джемс Старр снова взял в руки разорванный конверт. На нем так же, как и на конверте первого письма, был штемпель почтового отделения в Аберфойле. Таким образом, оба письма были отправлены из одного и того же пункта, графства Стирлинг. Тем не менее, второе, очевидно, было написано не старым углекопом. Не менее очевидным, однако, было и то, что автор второго письма знал тайну бывшего старосты углекопов, потому что он ясно говорил о том предложении отправиться в шахту Яроу, которое было сделано инженеру.

Итак, надо ли было верить тому, что первое письмо потеряло теперь всякое значение? Может быть, просто хотели помешать отъезду Джемса Старра в копи? Не скрывалось ли тут какого-нибудь злого умысла расстроить планы Симона Форда?

Вот вопросы, которые представлялись, Джемсу Старру по зрелом размышлении. Противоречие, которое было между обоими письмами, возбудило в нем еще более страстное желание отправиться в копь Дошар. Если во всем этом не было ничего, кроме мистификации, то, все-таки, следовало в этом удостовериться. К тому же Джемс Старр более верил первому письму, чем второму, т. е. более склонен был исполнить желание такого человека, как Симов Форд, чем послушаться предостережения анонима.

«В самом деле, если желают повлиять на мое решение, — сказал он себе, — то, значит, сообщение Симона Форда крайне важно! Завтра я отправлюсь по назначенному адресу!»

Вечером Джемс Старр сделал все приготовления к отъезду. Так как могло случиться, что его отсутствие продолжится несколько дней, то он предупредил письмом сэра В. Эльфистона, президента «Королевского Института», что он не будет присутствовать в ближайшем заседании общества. Точно так же он распорядился насчет двух или трех дел, которые могли явиться у него — на этой неделе. Потом, отдав приказание своему слуге приготовить чемодан, он лег спать, более озабоченный всем этим, чем, может быть, заслуживало того само дело.

На другой день, в 5 часов утра, Джемс Старр вскочил с постели, оделся потеплее, так как шел холодный дождь, и оставил свой дом на Кэнонгэте, чтобы успеть сесть на Грантонской пристани на пароход, который всего в три часа проходит расстояние между пристанью и Стирлингом.

Может быть, в первый раз в своей жизни, Джемс Старр, проходя по Кэнонгэту[1], не обратил внимания на Гомфуд, этот дворец прежних властителей Шотландии. Он не заметил у его входа часовых, одетых в старинный шотландский костюм, состоящий из зеленой юбки, клетчатого плаща и мешка из козьей шкуры, привешенного к бедру. Несмотря на свое фанатическое преклонение пред Вальтер-Скоттом, — преклонение, отличающее всякого истинного сына Старой Каледонии, инженер точно так же и не взглянул на гостиницу, в которой останавливался Вэверлей и в которую портной принес ему тот знаменитый боевой костюм из тартана, которому так наивно удивлялась вдова Флокгарт. Вопреки обыкновению, инженер не удостоил и взглядом ту маленькую крепость, в которой после победы претендента горцы разрядили свои ружья, причем чуть не убили Флору Мак-Айнор. На тюремные часы он посмотрел лишь для того, чтобы удостовериться, что он еще не опоздал. Нужно сознаться также, что, проходя через Нелер-Воу, он не обратил никакого внимания на дом великого реформатора Джона Нокса, единственного человека, которого не могли прельстить улыбки Марии Стюарт. Но, пройдя через Гай-Стрит, эту многолюдную улицу, с такой тщательностью описанную в «Аббате», он поспешил к гигантскому мосту Бридж-Стрита, соединяющему три холма Эдинбурга.

Через несколько минут Джемс Старр был на станции «Общей железной дороги», а через полчаса поезд доставил его в Нью-Гавен, прекрасную рыбачью деревушку, находящуюся в миле от Лиса, порта Эдинбурга. Волны прилива заливали черное и скалистое прибрежье и заходили даже на дамбу. Налево стоял на якоре у Грантонской пристани один из тех пароходов, которые совершают рейсы по реке Форсу, между Эдинбургом и Стирлингом.

В этот момент из трубы «Принца Уэльского» (так назывался пароход) выходили клубы густого черного дыма. Через несколько мгновений раздались удары колокола, и запоздалые пассажиры бегом пустились к пароходу. Пассажиры были все больше купцы, фермеры или священники; последних легко было узнать по их коротким панталонам, длинным сюртукам и узкой белой полоске рубашки вокруг шеи.

Джемс Старр не последним еще сел на пароход. Несмотря на то, что лил проливной дождь, никто из пассажиров и не подумал укрыться от непогоды в общей каюте парохода. Все они неподвижно сидели на палубе, закутавшись в свои дорожные плащи; по временам кой-кто из них подкреплял себя глотком джина или виски, «одевался изнутри», как говорят англичане. Раздался последний удар колокола, и «Принц Уэльский» вышел из небольшого бассейна, который защищал его от волн Северного моря.

«Фарс из Форса» — так называют залив, северные берега которого занимает графство Файф, а южные — графства: Линлитгоу, Эдинбург и Годдингтон. Собственно он представляет собою лиман[2] реки Форса. Эта река не имеет большого значения, но по глубине не уступает Темзе или Мерси. Спускаясь с западных склонов Бен-Ломонда, она впадает в море у Кинкардина.

На переезд от Грантонской пристани к концу залива не потребовалось бы много времени, если бы не приходилось то и дело высаживать пассажиров то на том, то на другом берегу залива. Берега Форса были покрыты городами, деревнями, коттеджами… Джемс Старр, укрывшись от дождя под широким кожаным навесом над палубой, не глядел на расстилавшийся перед ним пейзаж. Его более интересовали пассажиры, и он старался подметить, не обращает ли он на себя особенного внимания какого-нибудь из них. Может быть, на самом деле, анонимный автор второго письма был на пароходе. Однако, инженер не мог уловить ни одного подозрительного взгляда.

Отчалив от Грантонской пристани, «Принц Уэльский» направился к узкому проливу, разделяющему два мыса — Южной Квинсферри и Северной Квинсферри; за этим проливом Форс образует озеро, очень удобное для судов во сто тонн. В туманной дали уже вырисовывались снеговые вершины Грэмииэнских гор.

Вскоре пароход потерял из виду деревню Абердур, остров Кольн, украшенный развалинами какого-то монастыря XII столетия, полуразрушенный замок Барнбугль, потом Донибристль, где был убит зять регента Муррея, потом укрепленный островок Гервей. Он прошел через пролив Квинсферри, оставил слева от себя замок Розит, где некогда жила та ветвь Стюартов, с которою была в родстве мать Кромвеля, миновал Блакнесс-кестль, постоянно укрепленный, согласно одной из статей договора о вечном союзе между Англией и Шотландией, и подошел уже к маленькой гавани Чарльзтоуна, откуда вывозится за границу известь из каменоломен лорда Эльджина. Наконец, «Принц Уэльский» прибыл на станцию Кромби-Пойнт.

Погода в это время была очень не завидная. Шел сильный дождь и дул ужасный ветер.

Джемс Старр был в некотором беспокойстве. Встретит ли его в Каллендере сын Симона Форда? Инженер знал по опыту, что углекопы, привыкшие к глубокой тишине своих шахт, не так легко переносят дурную погоду, как крестьяне. От Каллендера до копи Дошар и шахты Яроу было не менее четырех миль, и это, в соединении с дурною погодой, легко могло удержать дома сына бывшего старосты углекопов. К тому же у инженера не выходила из головы мысль о том, что, может быть, второе письмо написано с ведома Симона Форда, и, в таком случае, приглашение, сделанное в первом письме, было, действительно, отменено. Собственно говоря, это-то, главным образом, и беспокоило.

Во всяком случае, Джемс Старр твердо решил, что если Гарри Форда и не окажется в Каллендере, по прибытии туда железнодорожного поезда, то он и один отправится в копь Дошар и даже, если понадобится, в деревню Аберфойль. Там он, несомненно, получил бы какие-нибудь сведения о Симоне Форде и уж, конечно, узнал бы, где живет старый углекоп.

Тем временем, «Принц Уэльский» продолжал рассекать тяжелые волны своими колесами. Густой туман и проливной дождь скрывали из виду пассажиров те местности, мимо которых они проезжали. Они не видали ни деревни Кромби, ни Торриберна, ни Торригауза, ни Ньюмилльса, ни Корриденгауза, ни Киркгранжа, ни Сольтпэнса. Гавань Воунисс, гавань Грэнжмаут, старинный замок Кюльросс и аббатство Сито, Кинкардин и его лесные склады, Эрчкэстль и его башня XIII столетия, Клакманним и его замок, построенный Робертом Брюсом, — тоже остались незамеченными.

«Принц Уэльский» остановился у пристани в Аллоа и высадил тут несколько пассажиров. Сердце Джемса Старра сжалось, когда он, после десятилетнего отсутствия, снова очутился вблизи этого маленького городка, в котором были значительные копи, кормившие несколько десятков тысяч рабочих рук. Его воображение унесло его в глубину этих шахт, в которых неустанно работали кирки углекопов. Эти копи в Аллоа, находившиеся почти рядом с копями в Аберфойле, продолжали обогащать графство; между тем, как в Аберфойле, в продолжение уже стольких лет, не насчитывалось ни одного рабочего.

По выходе из Аллоа пароход пошел по многочисленным извилинам реки Форса, которые тянутся на протяжении 19-ти миль. В одно мгновенье промелькнули развалины аббатства Кембескеннета, основание которого относится к XII столетию. Потом показались замок Стирлинг и королевский дворец этого имени. В этом месте через Форс перекинуты два моста, и суда с высокими мачтами не могут проходить дальше.

Едва «Принц Уэльский» причалил к берегу, как инженер поспешил выйти на набережную. Через пять минут он подходил к железнодорожной станции в Стирлинге. Через час он выходил из вагона в Каллендере, большой деревне, расположенной на левом берегу реки Та.

Там, у железнодорожной станции, стоял какой-то молодой человек, который тотчас же подошел к инженеру. Это был Гарри, сын Симона Форда.

Для более ясного понимания этого рассказа, считаем необходимым напомнить читателю в нескольких словах о происхождении каменного угля.

В ту геологическую эпоху, когда земной шар находился еще в периоде формации, его окружала густая атмосфера, вся насыщенная водяными парами и угольною кислотой. Постепенно сгущаясь, эти пары пролились, наконец, на землю обильным дождем; о количестве влаги, упавшей тогда на землю, можно составить себе приблизительное понятие, если вообразить, что сразу разбилось несколько миллионов миллиардов бутылок с сельтерской водой. Вся эта масса воды, насыщенной угольной кислотой, попала на почву вязкую, мало окрепшую, находившуюся еще в полужидком состоянии, которое поддерживалось как извне — знойными лучами палящего солнца, так и изнутри огнем, который бушевал внутри земли и не отошел еще к центру земного шара, где он находится теперь. Внутренняя теплота земли свободно проникала тогда сквозь поры тонкого и незатвердевшего слоя земной коры. Следствием этого было существование на земле роскошной растительности, подобную которой можно бы теперь, пожалуй, видеть только на таких планетах, как Венера или Меркурий которые не на таком далеком расстоянии от солнца, как Земля.

Итак, неотвердевшая еще почва обоих полушарий покрылась огромными лесами. Угольной кислоты, которая так нужна была для растений, было в изобилии. Поэтому растительное царство на земле было представлено в это время одними деревьями. Ни травки, ни кустика — нигде не было. Повсюду высились огромные массивные деревья, на которых не было ни цветов, ни плодов, которые утомляли глаз своим однообразием и не могли прокормить ни одного живого существа. Земля не была еще подготовлена к появлению на ней животного царства.

В состав этих допотопных лесов входили, главным образом, растения из класса сосудистых тайнобрачных. Каламиты, разнообразные древовидные хвощи, лепидодендроны, род гигантских плаунов, вышиною в 25 или 30 метров и в метр шириною у основания, астерофилы, папоротники гигантских размеров, отпечатки которых нашли в копях Сент-Этьена, — вот те растения, из которых почти исключительно состояли леса этой эпохи. Подобные этим растениям можно найти и на теперешней земле, но только среди самых скромных представителей растительного царства.

Эти деревья погружали тогда свои корни в почву, глубоко пропитанную влагой. Они жадно впитывали в себя углерод, от которого они мало-помалу освобождали атмосферу, и можно сказать, что они были предназначены к тому, чтобы перенести его, под видом каменного угля в недра земли.

В самом деле, это была эпоха землетрясений, тех сотрясений почвы, которые обязаны своим происхождением внутренним переворотам или вулканической работе, которые в одно мгновение изменяли очертания земной поверхности. Тут холмы превращались в горы, там появлялись бездонные пропасти, которым предстояло обратиться в океаны или моря. Иногда целые леса проваливались сквозь тонкий слой земной коры и уходили вглубь до тех пор, пока не находили твердой точки опоры, в виде каких-нибудь первобытных гранитных скал.

Геологическое здание в недрах земли рисуется в таком виде: на самом низу лежит первобытная почва, над которой расположены слои первичной формации; затем идут слои вторичной формации, нижнюю часть которых составляют залежи каменного угля; затем слои третичной формации, и над ними наносная земля древнего и нового происхождения.

В эту эпоху воды, которых не сдерживало никакое русло и которых было в изобилии на всех пунктах земного шара, неслись повсюду, отрывая от едва образовавшихся скал то, что послужило впоследствии для образования шифера, песчаника, известняка… С течением времени — периоды времени тут надо считать миллионами лет — эти обломки затвердели и под тяжелою броней из шифера, твердого и рыхлого песчаника, гравия и кремня похоронили целую массу осевших лесов.

Что же произошло в этом гигантском горниле, где скопилась такая масса растительных веществ, провалившихся сквозь тонкий слой земной коры? Произошло насто