Пенка покрыла кофе густой шапкой, не давая ароматным парам вырваться наружу. Несколько минут ожидания, пока оседала кофейная гуща, показались мне вечностью, но Айше была выдержанна и терпелива. Было видно, что этот ритуал она совершала много раз в течение долгих лет, поэтому оставалось лишь наблюдать за ней с трепетным благоговением благодарной ученицы, которой посчастливилось увидеть мастера в деле
крохотный огонек. Минута – и я почувствовала легкое головокружение, а Айше все продолжала ворожить над старинным напитком, плавно помешивая его. Когда пушистая шапка пузырьков поползла вверх, она сняла джезву с огня и убрала пенку, аккуратно разложив ее по двум миниатюрным чашкам. И снова на огонь. Пять раз она проделывала это, не давая закипеть жидкости. Наконец взвар был готов, и очаровательная чародейка неспешно разлила его в те же чашки, предусмотрительно согретые горячей пеной. Это делалось для того, чтобы холодный фарфор не забрал тепло напитка, которое так необходимо ему, чтобы дойти до совершенного состояния
майолики, больше напоминавшую гигантский пузырек, и кухня тут же наполнилась волнующим ароматом молотого в пыль кофе. Крупинки были настолько мелкими, что тут же взвились пушистым облаком вверх, но опытная Айше так ловко тряхнула банку, что проворные беглецы сразу опустились.
В шкафу я приметила две золотистые упаковки Mehmet Efendi[11]со смешной мультяшной головой и маленькой чашечкой в рисованной руке. Определенно мне нужно было приобрести такой же домой.
В джезве оказались две полные чайные ложки кофе, прежде чем она залила все содержимое турки холодной водой и поставила на
Ты правильно поняла. Я сильная, и поэтому не плачу и не страдаю.
Поет не человек, поет душа. А моя уже давно спит
торгового центра City’s, на крыше которого расположились милейшие кафешки с великолепными террасами.
магазин люксовых турецких товаров Yargici
можно увидеть вмонтированные в тротуары кривеньких улиц Нишанташи каменные столбики, на которых выбиты имя принца, расстояние полета его стрелы и дата.
Копии дорогих вещей навевают тоску – как и копии людей, копии жизней и даже судеб.
Это был классический стамбульский кахвалты, так много и ярко описываемый в литературе и дневниковых записях путешественников прошедших столетий.
