автордың кітабынан сөз тіркестері  Иван Ауслендер

Герман Садулаев

Наше бессмертие зависит от того, с чем мы себя отождествляем. Что мы понимаем как свою индивидуальность. Если мы считаем себя телом, глиняной плошкой, – мы умираем. Если мы считаем себя водой в глиняной плошке, умом, – мы умираем. Если мы считаем себя солнечным зайчиком на воде, индивидуальным сознанием, то и тогда мы хотя и не совсем умираем, но переживаем болезненное «переселение души». Но если я понимаю себя как луч, то что может со мной произойти? Если я луч, если я эманация Абсолюта-солнца, то я вечен вместе с солнцем

во можно и нужно обманывать везде,

один – это не статистика, нет никакой статистики для одного. Или будет всё хорошо, или не всё.

Раньше священные горы имели большое значение в культуре человечества. Но почитание гор было распространено, естественно, только там, где эти самые горы были. «Гора Меру» – привычно подобрал Ауслендер индийский аналог расхожему образу греко-латинской мифологии.

И когда мы вычтем из себя всё внешнее, временное, лишнее, когда останется только то, что невычитаемо, только чистое сознание, чистое бытие, – оно и будет чистым блаженством. Всё, что мы видим, не помогает нам быть счастливыми.

Михаила не было врагов

– Ты, Ваня, как-то мне про жертвенность российской революционной интеллигенции говорил. А я тебе – про её же склонность к мазохизму. В чём разница? А разница в том, что вы, интеллигенты, по-настоящему страдать за народ не согласны. Вы хотите, чтобы вас немножко дубинкой пошлёпали, слегка и ненадолго приковали наручниками к решётке; в общем, ждёте умеренного насилия без вреда для здоровья, чисто для остроты ощущений. Как и все нормальные мазохисты. А тюрьма или смерть – это из другой оперы, не про вас. Это про Балканского и его товарищей. Их мало. Как всегда мало бывает мучеников, апостолов, настоящих революционеров. Их не может быть целый миллион или социальный слой, креативный класс, сердитые горожане, белые ленты, – нет. А ты, Ваня, прости, в апостолы не годишься.

Утром в воскресенье Ауслендер лежал в постели с больной головой. И думал. Мысли были тяжёлые и неудобные. Такие, что едва помещались в голове. То есть не потому что большие, а потому что угловатые, как мебель, которую трудно протащить сквозь дверной проём. Такие застревающие углами, цепляющиеся за стенки ножками и боками несуразные угрюмые мысли. Голова от их угловатости болела ещё больше, чем просто так, с похмелья.

Всё ещё только начинается!

Девушка отключила диктофон.

– Всё ещё только начинается! Хорошее название для материала. Если позволите.

Иван подумал: значит, демократия – это когда всё точно так же, как при диктатуре, но можно выходить на митинги, критиковать правительство и протестовать по любому поводу. А диктатура – это когда всё точно так же, как при демократии, но протестовать нельзя.