Оглавление

Пролог

Можно полюбить душу, не зная тела,

а потом сходить с ума,

прикасаясь к телу любимой души.

Пауло Коэльо

Я проснулся, когда в комнате было уже совсем светло. Тёплый летний ветерок ворвался в окно, с шумом разметав бумаги, небрежно раскинутые по массивному дубовому столу. Еще щурясь ото сна, я бесцельно скользнул взглядом по своему кабинету, по правде сказать, больше похожему на книгохранилище. По дому летал вкусный запах приготовленной яичницы, от чего пустой желудок сжался в комок. Я с наслаждением потянулся, откинув колючий плед, которым, видимо, укрыла меня Алиса.

«Да, нелёгкая выдалась ночь, но день, похоже, обещал быть ещё сложнее! Ночное чтение частенько выбивает меня из колеи! Надо бы заглянуть на кухню и поздороваться с Алисой!» — подумал я и, собрав разлетевшиеся листы, вышел из кабинета. Однако сам тихо проскользнул в ванную, чтобы хоть ненадолго отложить неприятный разговор с дочерью.

Минут через пятнадцать, когда я все-таки решился заглянуть на кухню, меня встретил пристальный взгляд дочери. С её языка мгновенно слетела уже давно заготовленная тирада:

— Папа, ты себя не бережёшь! Сколько раз я просила не зачитываться допоздна! Проспать всю ночь в этом неудобном кресле-качалке, учитывая, что ты простужен и у тебя больная спина, — просто недопустимо!

Это прозвучало, скорее, не как утверждение, а как вопрос, она ждала ответа и обещания, что я больше так не сделаю.

— Доброе утро, дочка, — сказал я, выдавливая улыбку и превозмогая подступающую боль в спине, — всё хорошо, я выспался.

— Ты неисправим, папа! Завтрак давно готов, разогреть яичницу? — спросила она.

— Давай. Спасибо, — ответил я и засунул голову в холодильник в поисках сливочного масла.

— Сейчас порежу хлеб для бутербродов.

Алиса схватила нож и быстро повернулась к разделочному столу. От резкого движения нож выпал из её рук и со звоном приземлился на пол.

— Сегодня к нам придёт мужчина, — ухмыльнулась она и игриво добавила, — надеюсь, симпатичный.

Я внимательно посмотрел в ее глаза и насторожился.

— С чего ты это взяла?

— Папа, ну хватит! Я знаю, о чём ты подумал: «откуда ей может быть это известно?!…» и всё в таком духе. Мы же уже выяснили, что твои экстрасенсорные способности мне не передались по наследству, просто есть такая примета: когда падает нож на пол, значит, в дом в скором времени придёт мужчина.

Я тяжело вздохнул, но пристального взгляда от дочери не отвёл. Да, интуиция меня никогда не подводила: Алиса что-то хотела сказать ещё, но раздумывала в нерешительности, как будто подбирая слова.

Никогда за всю свою сознательную жизнь я не был преисполнен таким отчаянием, как при мысли, что моя дочь может унаследовать экстрасенсорные способности. За прожитую жизнь я испытал так много, что окончательно убедился: намного легче жить, не видя будущего, которого люди стараются с такой неистовостью узнать, не слыша голосов умерших, не ведая точной даты своей смерти и смерти близких и, главное, не подвергая жизнь смертельной опасности.

Я уже почувствовал, что к нам сегодня действительно придёт мужчина и что он не просто придёт, а останется в нашей жизни надолго.

Я молчал, ожидая, когда дочь произнесет все, что хотела. Собравшись с духом, опустив глаза в пол, она выпалила одним махом:

— Пап, сегодня утром звонил один молодой человек, его зовут Макс, он журналист какого-то популярного издания, хочет написать о тебе статью.

Я поднял глаза к небу, изображая недовольство.

— Алиса, ты же знаешь моё отношение к журналистам! Я не хочу никого видеть.

— Но ты послушай меня, пожалуйста, — она умоляюще взглянула на меня своими большими серыми глазами. — Он показался мне другим…, не знаю почему. Сказал, что ему есть, о чём с тобой поговорить, сказал, что… хорошо понимает тебя.

— Обычная журналистская уловка, — я, стараясь придать своему голосу ещё большую строгость, перебирал в голове факты, которые натолкнули бы на мысль о том, откуда же мне известно это имя. Макс… Макс… Возможно, это было в прошлом, хотя нет, если он молод, значит, я должен был слышать о нём совсем недавно. Некогда идеальная память всё больше с возрастом подводила меня.

— Пап, он сказал, что понимает тебя, потому что… потому что тоже слышит голоса, он хотел с тобой это обсудить, — Алиса подвинула мне стул, присела рядом и примирительно погладила по спине. — Я пообещала ему, что он может прийти после полудня. Возможно, ты его примешь? — она улыбалась и смотрела на меня, застыв в ожидании.

Ничего не ответив, я поднялся и тихо побрёл в кабинет. Я знал, что Алиса расценила моё молчание как согласие на визит этого человека. Надо было прибраться у себя до появления юноши, ожидание которого вызывало во мне те же самые эмоции, что и предвкушение визита старого знакомого. Не мог отделаться от ощущения, что этот Макс приходит ко мне уже не в первый раз, и я хорошо его знаю.

Порядок я навести так и не успел, потому что зачитался и, видимо, не услышал, когда в дом позвонили. Тихонько приоткрыв кабинет, Алиса сообщила вполголоса, что пришёл Макс и хочет со мной пообщаться. Я вышел в холл.

Увидев молодого человека, я, кажется, на секунду замер и перестал дышать. Ещё мальчишеское, с мелкими чертами лицо; тёмные, слегка взъерошенные волосы; громкий, хрипловатый голос; имя; — всё было мне знакомо. Картинка сложилась у меня в голове, и я понял, что передо мной стоит мой будущий зять.

Я не позволил замешательству отразиться у меня на лице и, натянув улыбку, быстро подал руку:

— Здравствуйте, Макс.

— Здравствуйте, Артур Александрович, — бодро проговорил он, уверенно отвечая на рукопожатие.

Краем глаза я заметил, как Алиса слегка улыбнулась, от чего-то покраснев, и чтобы нам не мешать, убежала в гостиную.

— Я давно хотел с вами встретиться, профессор, — заговорил Макс, когда мы вошли в кабинет, — вот всё искал предлог.

— И поэтому выдумали эту байку с голосами, которые вы якобы слышите, да? — я старался скрыть сарказм в голосе, чувствовал, что не в духе сегодня.

— Ну что вы! Нет, для этого я устроился работать журналистом в газету, подумал, что так у меня будет больше шансов поговорить с вами, узнать о вашей жизни, спросить совета, рассказать миру о вас и других ваших современниках — первооткрывателей таинственного мира, за место в котором сегодня идёт такая борьба!

— А с чего же вы взяли, молодой человек, что я вот так возьму и расскажу вам всё? Я уже устал повторять, что я не общаюсь с журналистами. Я человек старой закалки и не собираюсь раскрывать государственные тайны, даже выйдя в отставку.

— Об этом я тоже подумал и хотел бы вам показать некоторые документы, выложенные на днях в сети. Это рассекреченные архивы службы безопасности, в которых вы под псевдонимом «Филипп» фигурируете очень часто. Конечно же, рассекреченные сведения не произведут никакого фурора в СМИ лишь потому, что подтверждают давно известный факт. Вы один из первых международных шпионов-разведчиков, способных дистанционно, не сходя с места, получить искомую информацию. Вы — первооткрыватель. Вы — легенда. О вас пишут в учебниках и книгах. Вот, посмотрите!

И он вытащил стопку книг из кожаного портфеля и положил её на стол; затем достал портативный компьютер, и его пальцы быстро заскользили по экрану в поисках нужной странички.

— Вот! Нашёл. Я скачаю этот архив, чтобы вам самому не искать сайт. Так… Готово.

Он остановился и выжидающе посмотрел мне в глаза. Не знаю, чем он меня так подкупил. Может, тем, что не стал предлагать деньги за мою сговорчивость и откровенность, как большинство журналистов, или тем, что он явно нравился моей дочери, но я с трепетом в сердце отнёсся к его искреннему желанию сделать из меня «легенду». Я невольно смягчился и даже улыбнулся.

— Хорошо, спасибо, Макс. Я всё посмотрю. И приезжайте ко мне в четверг, через два дня, полагаю, нам будет что обсудить.

— До четверга, профессор.

Он с улыбкой победителя протянул мне руку и, решительно ее пожав, быстрым шагом направился к двери.

Из холла донесся голос Алисы:

— Звоните Макс, буду рада вас снова услышать. — Ее голос звучал гмягче и тише обычного.

Я окончательно утвердился в своих догадках, но мои мысли были уже далеко…

Часть 1. В небе

1. Мальчик с даром предвидения

Самые яркие впечатления моего детства связаны с переездом. Наша семья поселилась на новом месте, когда мне было шесть лет. Именно в то время родители заметили у меня «особый дар».

Папа часто рассказывал ту историю, когда я впервые его удивил своими экстрасенсорными способностями в шестилетнем возрасте. Как-то вечером он вернулся с работы, улыбнувшись, чмокнул маму в губы и не успел даже посмотреть на меня, как оторопел от моего вопроса.

— Пап, а почему трактор хочет сломать наш домик? — спросил я его со слезами на глазах. — Где же мы будем жить?

Он медленно повернулся ко мне и сказал:

— Ну что ты, сынок… Мы переедем в другое место, нам будет где жить, и там будет ещё лучше, чем здесь.

— Мне здесь нравится! — я уже захлёбывался слезами.

Мама подошла и обняла меня за плечи.

— Саша, мы что, переезжаем? — спросила она у отца.

— Да, Нина, сегодня я мчался домой, как мне казалось, с хорошей новостью, а вот теперь не знаю, как бы лучше вам всё рассказать.

— Говори как есть. Тем более что новость, как ты утверждаешь, хорошая. — Твердо сказала мама.

— Нам дали ордер на трехкомнатную квартиру в новом многоэтажном доме! — торжественно произнёс папа. — Он находится недалеко отсюда. Многим нашим выдали такие же ордера. Мы больше не будем ютиться в одной комнатке втроём! И у тебя, сынок, будет своя комната, это же ведь здорово! Или ты так не думаешь? — с улыбкой спросил он.

— Своя ко-o-oмната… — протянул я, утирая слёзы, но через мгновение они вновь непроизвольно полились из глаз, когда я представил, что мой уголок, где хранились самые любимые игрушки и различные безделушки: камешки, подобранные на улице, монетки, фантики от конфет, красивее которых, мне казалось, ничего нет, — будет бездушно разрушен железным тракторным ковшом.

— Сынок, не переживай, поверь, будет всё хорошо, — успокаивала меня мама. — Уже поздно. Давай сейчас мы ляжем в кроватку, ты уснёшь, а завтра проснёшься с новыми мыслями. — Мама нежно взяла меня за руку, и обернувшись к отцу, произнесла: — Саша, я пойду, уложу Артура, а ты пока раздевайся и готовься ужинать.

Папа в растерянности стоял посередине комнаты. В его глазах читалось удивление. Мама отвлекла меня новым рассказом о мальчике, который никак не хотел хорошо учиться и ходить в школу, и о его приключениях в стране «Незнании». В тот день мальчик должен был решить сложную математическую задачу, чтобы найти выход из этой жуткой страны.

Я уже, видимо, начал дремать, когда мама, оставив меня, подошла к столу, за которым потерянно сидел отец.

В ночной тишине комнаты, сквозь обволакивающий меня сон я слышал их тихий разговор. Возможно, я не смогу передать его в полной мере, поскольку был сильно потрясён собственными переживаниями, а он был лишь частью моих детских воспоминаний, но что-то я все-таки смогу воспроизвести.

— И когда же мы переезжаем? — спросила мама и добавила: — знаешь, ты меня, конечно, удивил. И что будет с нашим теперешним домом?

— Переезжаем примерно через месяц. Закажем машину и перевезём всё одним махом, вещей у нас, благо, немного. Единственное, нам придётся в первое время испытывать некоторые бытовые неудобства в связи с ремонтом. — Папа замолчал, обводя комнату взглядом. — А все эти дома будут скоро сносить. И произойдёт это через три-четыре недели, я уже видел генеральный план застройки нашего района. На этом самом месте будет построен высотный жилой комплекс. — Сказал папа и поднял указательный палец вверх.

— Удивительно! Да, необычно как-то сразу вот так взять и переехать. Но на самом деле я, конечно же, рада, что дали квартиру, хоть и не люблю переезды.

— Да, я тоже удивлён, только не переездом, а реакцией Артура. — Перевел тему папа. — Ты видела? Я ещё и рта не успел раскрыть, чтобы новость рассказать, а он уже в слёзы… и про трактор сказал…

— Мне кажется, что его реакция естественна, — спокойно ответила мама. — Он же твой сын. Возможно, часть твоих способностей ему передалась всё-таки по наследству. Он увидел ближайшее будущее, потому что для него это серьёзная перемена. Все прошлые разы, когда мы переезжали с места на место, он не помнит, потому что был слишком маленьким, а сейчас уже достаточно вырос.

— Возможно, возможно… — задумчиво сказал папа. — Только вот я свои способности развивал, работал годами над этим. Понимание, что я чувствую наступление каких-то ярких моментов будущего, пришло после того, как мне исполнилось двадцать. Ещё лет десять я усиленно занимался с психологами, гипнотизёрами и экстрасенсами для того, чтобы уметь контролировать и сопоставлять приходящие мне видения с конкретными фактами из своей жизни и жизни окружающих. А он вот так взял и выпалил! И ведь понял, что трактор ломает не какой-то дом, а именно наш! Он увидел БУДУЩЕЕ. Понимаешь?

— Да, понимаю, но ничего не могу тебе сказать по этому поводу. У меня сердце разрывалось от его слёз. Я могу по пальцам пересчитать те дни, когда он так плакал.

— Завтра я постараюсь с ним поговорить, хочу, чтобы он вспомнил, откуда узнал об этом тракторе, и, если видения подобного рода будут у него повторяться, надо научить его их контролировать. — Решительно сказал папа.

Больше ничего не смогу воспроизвести из того разговора, видимо, заснул. Однако я до сих пор помню, что мне приснилось либо в ту, либо в одну из последующих ночей, предшествовавших нашему переезду.

Во сне я видел того школьника из страны «Незнании». Сначала он шел неторопливо, на ходу решая задачки и головоломки. Позади оставалась темная страна «Незнания», а далеко впереди мелькало светлое пятнышко. И он знал, что это пятнышко — его родной дом, там родители, которые ждут и скучают, друзья и школа, которую он успел полюбить за время пребывания в стране. Он шёл и шёл, а спустя некоторое время услышал приближающийся тарахтящий шум работающего мотора, обернулся и увидел вдалеке едущий по направлению к нему трактор, подрагивающий огромный железный ковш которого мимоходом сносил всё на своём пути. Школьник пошёл быстрее, продолжая решать задачки, которые становились всё сложнее и сложнее. Трактор приближался. Тогда он побежал по направлению к свету, его голова взрывалась от нескончаемого мыслительного процесса, но дом был слишком далеко, и, казалось, что ближе не становился. Он оборачивался назад и с ужасом понимал, что остановиться или вернуться не может, просто некуда, позади уже всё разрушено, вплоть до земли, которая была у него под ногами, однако и вперёд никак попасть не мог. Во сне я осознавал, что этим школьником был я сам, только лицо и одежда были не мои. Я проснулся среди ночи и опять заплакал, мама подбежала и переложила меня к себе на кровать, где я безмятежно заснул, уткнувшись в тёплую руку отца.

Помню, как папа подошёл ко мне одним вечером, я занимался очередным перекладыванием своих камушков из одной коробочки в другую.

— Сынок, вот хотел у тебя кое-что спросить, — сказал он, пытаясь скрыть нотки тревоги в голосе.

— Что, пап? — поинтересовался я.

— Вот почему ты спросил тогда о тракторе, который якобы должен сломать наш дом? Откуда ты это взял?

— Не знаю, пап. Увидел тебя и вспомнил.

— Что вспомнил? Сон?

— Нет, это было не во сне. Я просто увидел тебя, ну когда ты пришёл после работы, и потом увидел картинку у меня в голове, вот здесь, — я показал пальцем на свой лоб, — мне стало жалко наш домик, поэтому я заплакал. Но я больше не буду плакать, потому что мы переедем в новый красивый дом, там нам будет хорошо.

— Картинку… а можешь подробнее описать мне эту картинку, рассказать во всех деталях?

Я рассказал ему всё, что помнил о своём первом ярком видении. Моё повествование было кратким и практически ничем не отличалось от того, что я уже рассказывал, за исключением, может быть, моросящего дождика и луж. Он задал мне несколько вопросов, уточнил детали.

На прикроватной тумбочке зазвонил телефон, папу вызывали на экстренное ночное совещание. Он быстро собрался, положив документы во внутренний карман кожаной куртки, и, уже стоя в дверях, произнёс:

— Хорошо, через месяц проверим.

Недели через три мы благополучно переехали в наше новое жилище. Это был девятиэтажный дом на тридцать шесть квартир, построенный для семей офицерского состава. Помимо нас, туда въезжали такие же молодые семьи с детьми, большинство из них — наши прежние соседи по двухэтажным постройкам казарменного типа, служившие вместе с отцом. Все новосёлы были довольны: о тесноте можно было забыть, в квартирах было от двух до четырёх комнат на семью. Под окнами нашего и рядом стоящего идентичного дома была выстроена большая детская площадка. За домом длинная, усаженная яблоневыми деревьями аллея вела в небольшой парк с фонтаном и скамейками. Тогда нам казалось, что мы попали в рай, и эта малогабаритная, хоть и трёхкомнатная, квартира виделась настоящими хоромами.

Переехав, родители сразу же приступили к ремонту. Пока они клеили обои и клали паркет в одной комнате, жили мы все вместе в другой. Однажды в выходной день, когда ремонт только начался, после утомительной несколькочасовой возни с электрическими проводами и розетками, папа вышел во двор и подозвал меня к себе. Я в то время крутился во дворе вокруг песочницы, в которой, помимо меня, сидели две маленькие девочки и лепили куличи.

— Пойдём, прогуляемся со мной немного, а то от этого ремонта у меня голова кругом идёт. — Предложил он.

Мы побрели с ним по серым от набежавших туч улицам. Я периодически убегал вперёд и потом ждал, пока папа меня нагонит. Где-то через полчаса мы пришли на место нашего бывшего дома.

Во второй раз я увидел эту картину, только уже не у себя в голове, а вживую.

Резко пошел дождик, вокруг образовались большие лужи и мокрая грязь от перепаханной тяжёлой техникой земли. Экскаватор и два трактора один с ковшом, другой со щитом динамично совершали наезды на наше бывшее жилище. Один из тракторов периодически поднимал свой ковш и, словно ломая игрушечный картонный домик, сгребал каменные обломки с того места, где раньше находилась наша комната на втором этаже. Горький комок встал в горле, мне хотелось разрыдаться от страха и тоски, но в тот раз я сдержался.

— Пап, эта та самая картинка, про которую я тебе рассказывал, — тихо сказал я и указал пальцем на то, что видел перед собой.

— Знаю, сынок, знаю… — ответил Папа и обнял меня за плечи, стараясь успокоить. — Если ты когда-нибудь ещё увидишь что-либо подобное и поймёшь, что картинка, возникающая у тебя в голове, связана с каким-нибудь событием из будущего, обязательно рассказывай мне, хорошо?

— Хорошо, пап. А такие картинки могут ещё появляться?

— Кто знает, возможно. — Пожал он плечами и потянул меня идти обратно.

Но шли годы, папа иногда спрашивал у меня, не знаю ли я о том, чем завершится история, происходящая с тем или иным знакомым, но я отвечал, что не знаю, поскольку никаких видений больше не возникало.

Тем временем родители закончили ремонт квартиры, и радость переезда сменилась унылыми буднями отрешенного существования. Большая квартира развела нас по углам, каждый сидел в отдельной комнате и занимался своими делами.

Я рос единственным ребенком в семье, у меня были папа и мама, но взаимопонимания у родителей между собой не было. Все свои сознательные годы после этого переезда, я не помню, чтобы они что-то обсуждали, делились чем-то друг с другом. В атмосфере полного молчания я привык не высказывать и не показывать свои эмоции, рос тихим, скромным и беспристрастным ребенком, втайне мечтающем вернуть теплые, открытые и добрые отношения между моими любимыми родителями, которыми были наполнены первые годы моей жизни. Не могу сказать, что я вырос совсем замкнутым, вне дома я был вполне общительным, у меня было много друзей, но все было как-то поверхностно, мне не хватало глубины, да и в душу к себе я никого не пускал, хотя близкие друзья были.

Так, я рос совершенно обычным ребенком, ничем не отличающимся от других моих сверстников. Как и когда точно во мне сформировался тот раскол, я не помню… Но то, что мои внутренние желания абсолютно не совпадали с теми жизненными обстоятельствами, которые меня окружали — это точно…

Итак, о родителях. Как я помню каждый из них жил своей жизнью. При этом, я не могу сказать, что был обделен их вниманием. Я видел их старания уделять мне время, развивать мои способности, в общем, знал, что в семье меня любят. От общения с ними я усвоил четко, что в жизни я должен учиться, жениться и найти хорошую работу. Эти были те ориентиры, к которым я и стремился, стараясь оправдать их ожидания, в тайной надежде на то, что они оправдают мои, однажды помирившись.

Мама часто со мной шутила, водила в театр, на выставки, кружки, занималась школьным воспитанием; папа водил на футбол, хоккей, болтал со мной по пустякам о политике, спорте, машинах. Но между ними царила полная тишина. Они оба были хорошими людьми, но причина, по которой они не могли наладить между собой общение мне была неясна. Но точно знаю, очень меня мучила. Видя, что они ничего не хотят с этим делать, я отчаивался. Иногда в атмосфере я чувствовал летающие искры негатива, метался между ними, в надежде объединить, что никак не выходило и доводило до отчаяния. И на этом все…

Несмотря на то что я был окружен достаточным количеством людей, внутри я чувствовал ужасающую пустоту, полное одиночество и раскол на две части, которые желали соединиться, но не находили способа это сделать.

Несчастный случай, произошедший со мной однажды, ненадолго объединил родителей, и заодно открыл во мне новые экстрасенсорные способности.

Однажды во дворе нашего дома оказался мой школьный друг Серега с мопедом. Это был наполовину самодельный аппарат, издающий дикое рычание и извергающий клубы дыма из выхлопной трубы. Звук работающего мотора был такой громкий, что в нашем панельном доме дрожали стены и дребезжали стёкла в деревянных оконных рамах.

Мы с папой выглянули в окно и увидели Серегу, сидящего верхом на мопеде и машущего мне рукой. Я выбежал во двор и с восторгом посмотрел на его «нового» коня, грациозно стоящего на тротуаре. Несмотря на то что мопед был явно старой рухлядью, собранной из нескольких таких же в один, на тот момент он произвёл на меня неизгладимое впечатление. «Я бы всё отдал за такой!» — подумал я тогда.

Папа вышел следом за мной.

— Пап! Можно мы прокатимся! Ну, пожалуйста. Мы рядом, вокруг дома, — я умоляюще посмотрел на него.

Он слабо кивнул, немного побледнев и сдвинув брови. Я знал, что он не сможет мне отказать, видя, с каким восторгом я кинулся к мопеду. Хоть я и обратил внимание на его реакцию, но не придал ей никакого значения, пока был в эйфории от нестерпимого желания прокатиться.

Мы запрыгнули на жёсткое истёртое сидение и рванули с места. Встречный воздух ударил мне в лицо, и я крепче ухватился за бока друга, сидевшего впереди. Мы завернули за угол дома и развили скорость по пустынной, темнеющей от наступающих сумерек аллее. Я бросил взгляд на ржавый трясущийся спидометр, похожий на большой будильник, закреплённый на руле, стрелка подёргивалась возле надписи «50 км/ч». Внезапно я почувствовал острый укол в сердце от сковавшего меня страха, а в следующую секунду увидел как руки моего друга не могут удержать неуправляемый руль, виляющий в разные стороны. Уже через мгновение мы летели в канаву, тянущуюся вдоль обочины, позади я услышал голос бежавшего за нами папы, он выкрикивал моё имя. Если бы мне не было так больно, я бы уже тогда удивился его появлению.

Очнулся я уже в карете скорой помощи. Всё тело ныло, переломанные рёбра не давали дышать. Я открыл глаза и посмотрел на искажённое лицо папы, в котором радость и боль смешались одновременно. Сразу же я спросил про друга. Со слов папы, понял, что друг практически не пострадал, отделавшись двумя синяками, и завтра даже пойдет в школу, а мопед придется выбросить на свалку, как не подлежащий восстановлению, я же, влетев в дерево, переломал себе два ребра с левой стороны, левую ключицу и левую ногу в двух местах.

Тот случай научил меня многому. Папа рассказал, что почувствовал приближающееся несчастье, выбежал из двора, понимая, что уже не в силах ничего изменить, не сможет догнать мопед, и уже готовился принять удар судьбы, которого не ожидал. Через месяц у него отросли седые волосы, а мама первые дни после аварии все время причитала и плакала. Тогда я сказал себе, что впредь буду осторожнее, я не готов был видеть страдание на лицах моих самых родных людей.

Папа был для меня больше, чем просто человеком, который дал мне жизнь и воспитывал, он был моим наставником. По моему мнению, одним из его главных достоинств было умение расположить к себе людей и руководить ими. Он исключительно миролюбиво общался с окружающими, если к нему обращались за помощью или советом, всегда отвечал участием. Люди это чувствовали и тянулись к нему в моменты, когда надо было получить совет, помощь или найти компромиссное решение проблемы. Я полагаю, что тягу к помощи людям, оказавшимся в беде, я унаследовал от него.

В свой одиннадцатый день рождения я, как и последние три недели, проснулся в больничной палате. Тело уже не так ныло, больше чесалось под наложенным на ногу гипсом и туго затянутыми вокруг туловища повязками.

«Ну почему я влетел в это дерево! Проехать бы ещё полметра, и я, как и мой друг, мог свалиться на траву, ничего себе не сломав! — думал я. — Ох, прожил одиннадцать лет без приключений, и тут на тебе!»

Обычно я радовался каждому наступлению дня рождения: уже с утра подарки и поздравления сыпались на меня со всех сторон, от родственников, друзей и учителей. Но в тот день я приготовился к тому, что буду грустить, отмечая день рождения в одиночестве, в больничной палате. Настроение было испорчено, праздника ожидать не стоило.

Словно желая развеять мои грустные мысли, в палату вошёл лечащий врач.

— Ну что, Артур, сообщу тебе приятную новость в честь твоего дня рождения. Кстати, мои поздравления! — с улыбкой произнес он и потрепал меня по плечу. — Сегодня я тебя выписываю, все твои косточки ровно срастаются, ранки затянулись, долечиваться будешь дома, под присмотром мамы и папы. Гипс пока не снимаем, ещё недели две будешь с ним ходить.

— Ох… — выдохнул я с облегчением.

— Ну вот и отлично, вижу, что ты рад. Улыбайся почаще и быстрее поправишься. Хорошее настроение, видишь ли, способствует скорейшему выздоровлению!

К обеду мы приехали домой, радости не было предела! Больничная палата оставила у меня в душе унылое впечатление, там было скучно, всё по режиму. А когда я находился дома, в родных стенах, я мог делать всё, что душе угодно, тем более в день рождения. Подарки, поздравления и пожелания скорейшего выздоровления сыпались на меня до самого вечера. Приготовленный мамой праздничный бисквитный пирог со сметанным кремом и цукатами, стоящий посредине стола, выглядел настолько аппетитно и был таким вкусным, что мы втроём умяли больше половины за пять минут.

— Ну а теперь подарок от нас с мамой! — провозгласил папа и направился куда-то.

— Ага, целый день гадал, что же вы мне подарите, — я в нетерпении ёрзал на стуле и потирал руки.

Папа втащил в комнату какую-то не очень большую, но явно тяжёлую коробку. И поставил её передо мной.

— Вот, сынок, то, что ты давно хотел. — Сказал он.

— Боже мой, это же телевизор! Мне в комнату? — с восторгом прокричал я и захлопал в ладоши.

— Ну да, ты же вроде говорил о нём… — смущаясь, сказал папа, видя мою радость.

Его смущение было вполне мне понятно в связи с тем, что телевизор, который я очень хотел, мне запрещали иметь у себя в комнате. Родители были оба против его установки, считая, что его просмотр может отвлекать меня от учебы. Но в тот день этот дорогой подарок был словно признанием моей болезни. Поскольку на поправку я шел медленно, родители готовы были купить мне все что угодно, лишь бы я чувствовал себя лучше.

— Супер! Мечта всей жизни. Спасибо, папа, спасибо, мама, — я взглянул на маму, и в моей голове промелькнула картинка, как её младшая сестра Вика стояла перед такой же коробкой с телевизором. — Должно быть, хороший, если Вика выбрала себе такой же, я-то знаю, что она сначала долго выбирает, а потом покупает. Кстати, она завтра собирается к нам приехать. — Я звал мамину сестру по имени, поскольку она была значительно моложе мамы.

В комнате воцарилось молчание, родители уставились на меня. Я даже сначала не понял, что конкретно произошло.

— Вика завтра?! — сказал удивлённо папа, чуть побледнев.

— Ой, она всегда появляется так неожиданно! Никогда не предупреждает, — замахала мама руками и загадочно заулыбалась.

— Теперь ПРОШЛОЕ… — пробубнил папа и в растерянности плюхнулся на стул.

Вика влетела в нашу квартиру как ураган. В отличие от моей хрупкой, нежной и мечтательной мамы, ее младшая родная сестра была эксцентричной, веселой, крупной, но при этом очень подвижной, женщиной. Когда она появлялась где-то, заполняла своей энергетикой всё пространство, требовала к себе повышенного внимания окружающих и постоянно находилась в движении. Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, рядом с ней моя мама казалась ещё более маленькой, скромной и молчаливой.

Но в день, когда Вика вошла в нашу квартиру, я поймал себя на мысли, что уже целый час сижу у себя в комнате, настраивая каналы нового телевизора, а так и не услышал жуткого грохота от удара тетиной ноги в дверь своей комнаты. Я тихо пробрался в холл и услышал, как мама с Викой о чём-то шептались на кухне за закрытой дверью.

— Ладно, вот сейчас всё и проверим, — неожиданно громко сказала Вика и через мгновение уже появилась в холле, но увидев меня, резко остановилась.

— Ты что? Подслушивал? — звонко спросила она и весело потрепала меня по голове. — Какой-то ты смешной в этом гипсе!

— Нет, конечно. Только что вышел из комнаты, телевизор настраивал, — пробурчал я.

— Телевизор, телевизор… Пошли со мной, — она придержала дверь, чтобы я, таща за собой загипсованную ногу, проковылял на кухню. — Значит, говоришь, у меня такой же телевизор есть, как тебе подарили? — спросила она как только я сел и пристально на меня посмотрела.

— Ну да, мне так показалось, — тихо ответил я.

— Ты знаешь, что тебе всё правильно показалось? — спросила она, и в её глазах заиграл задорный огонёк.

— Наверное, — снова тихо ответил я.

— Да вот, купила себе на прошлой неделе, отлично показывает, мне нравится. Представляешь, — обратилась она к маме, которая в это время разливала чай по чашкам, вовлекая её в разговор, — пошла по магазинам, что самое интересное, за продуктами, прохожу мимо «Бытовой техники», смотрю, а он, красавчик, на витрине стоит и уценён на целых тридцать процентов. Я-то давно уже на него глаз положила, но всё как-то не решалась купить, денег было жалко, ну, сама понимаешь… А тут подумала, будь что будет, и взяла его, любимого.

— Вика, ты говоришь о нём, как о мужчине своей мечты, — засмеялась мама.

— Так он и есть моей мечты… красавчик, — не унималась Вика, смакуя последнее слово.

— Главное, чтобы тебе нравился.

— Артур, — обратилась ко мне Вика и заерзала на стуле, — ну-ка, посмотри сюда и ответь на вопрос: кто этот человек? — она порылась в сумочке и достала фотографию улыбающегося мужчины с тёмными волосами и бородой. В одной руке он держал удочку, а в другой — видимо, недавно пойманную рыбу.

Я взял в руки фотографию, внимательно посмотрел на лицо мужчины, стараясь как можно чётче запомнить его черты.

Потом перевёл взгляд на Вику. Я закрыл глаза и постарался соединить Вику и этого мужчину в мыслях, и передо мной всплыла картинка: моя тетя в белом платье и с букетом полураспустившихся лилий, а он в костюме, ниже её на целую голову, надевает ей кольцо на палец правой руки, а мы втроём стоим рядом, красиво одетые.

— Он твой муж, — ответил я.

— Хо-хо! Ты слышала, Нина? Мой муж… — она всплеснула от удивления руками и обернулась к маме. — Действительно, это Гарик, на прошлой неделе он сделал мне предложение, поэтому я и приехала пригласить вас на нашу свадьбу.

— Ах, Вика! — воскликнула мама. — Но мы его даже не знаем! Хоть бы привезла его к нам! Представила нас. Кто он вообще такой? Где вы познакомились? Как давно вы вместе? Столько вопросов…

— Я всё тебе расскажу сейчас, понимаю твоё нетерпение, давай сначала с Артуром закончим. Мне кажется, что это было прямо-таки простое задание, потому что, когда молодая и красивая девушка вроде меня достаёт из сумки фотографию мужчины, даже ребёнок догадался бы, что это, скорее всего, муж. Ты меня не убедил, Артур. Что бы ещё придумать? — она наморщилась и похлопала указательным пальцем по губам.

Пока она сидела в раздумье, я смотрел на неё и неожиданно для самого себя увидел в голове картинку, как Вика стоит с большим животом, выпяченным вперед как-то неестественно.

— Я могу ещё сказать, что вы с ним скоро станете папой и мамой. Ты беременна, так… — выпалил я.

— Что ты говоришь? Вика! Это правда? — воскликнула мама.

Вика вытаращила на меня глаза.

— Вот это да! Без паники, Нина, я всё объясню, — обратилась она уже к маме, увидев её изумлённый взгляд, но тут же снова повернулась ко мне: — ты прав, у меня четвёртый месяц беременности сейчас. Но это уже не для твоих ушей, — опомнившись, замахала она руками. — Ладно, мой дорогой, иди, развлекайся, а мне твоей маме надо многое рассказать.

Я встал из-за стола.

— И закрой за собой дверь! — крикнула она, когда я выходил из кухни.

Я проковылял в свою комнату и продолжил возиться с телевизором. Видимо, задремал под какую-то программу, потому что вздрогнул, когда услышал громкий, весёлый голос Вики над моим ухом:

— Пока, малыш, выздоравливай и маму не огорчай больше своими шалостями!

— Пока, Вика, рад был тебя увидеть! — Я отвернулся носом к стене и заснул.

На следующий день маме позвонила её тётка и сказала, что хочет к нам приехать, тем более что мы уже больше года не виделись, она соскучилась. Папа верно подметил, что Вика, похоже, рассказала ей о моих способностях, и тётка захотела увидеть своими глазами одарённого родственника. А это, скорее всего, приведёт к тому, что молва о необычном ребёнке скоро начнёт разрастаться. Родители не хотели, чтобы ко мне стали приходить люди со своими многочисленными проблемами, старались уберечь от переживаний, вызываемых чужими страданиями. Поэтому папа попросил маму, чтобы она как-то постаралась отсрочить приезд любопытной родственницы и предупредить Вику, чтобы та никому больше ничего не рассказывала.

Через две недели с меня сняли гипс и повязки, и я снова смог ходить в школу и гулять.

Но как ни старались родители уберечь меня от ненужных проблем, информация о моих способностях стала распространяться среди наших родственников и каким-то образом долетела до соседей по дому.

Спустя два месяца после приезда Вики, мои родители да и я сам уже окончательно убедились, что я могу видеть яркие моменты будущего и прошлого и соотносить их с людьми, а при большей концентрации и более конкретной постановке вопроса смогу и уточнить детали видений.

Однажды, вытащив свой велосипед на улицу, я уже было собирался запрыгнуть на сиденье и укатить в парк, как ко мне подбежала наша соседка с верхнего этажа Мария Орлова. Уже немолодая и крайне любопытная особа, она одна из первых узнала, что в доме живёт мальчик, обладающий «даром предвиденья», как она это называла. Она затащила меня к себе домой под предлогом передачи мне журнала, который якобы просила у неё моя мама.

— Заходи, заходи, не стесняйся. Хочешь конфетку или пирожок? — дребезжащим голосом заискивающе произнесла она.

— Нет, спасибо, я только что пообедал, поэтому ничего не хочу. — Мне было неприятно ее обращение и тем более не хотелось у нее ничего есть. Я постоянно съеживался под взглядом ее хитрых маленьких глаз.

— Пойдём со мной в гостиную, я отдам тебе журнал. Нет, нет, обувь не снимай, — затараторила она, когда я постарался стянуть кроссовки.

Мы вошли в гостиную, заставленную непропорционально большой для такой маленькой комнатки мебелью, отчего та казалась тёмной и очень узкой. Мне стало неуютно, с первого взгляда было понятно, что здесь живут любители тащить всё в дом, потому что вся мебель была забита до отказа каким-то барахлом. Это было видно сквозь приоткрытые дверцы шкафов и тумбочек. Я кинул взгляд на балкон, где скопилось много старья: кажется, это были старые лыжи, торчало ржавое колесо велосипеда, стояли необтесанные доски с торчащими занозами, когда-то давно покрашенные зеленой краской, которая давно облупилась и выцвела. Я съёжился еще сильнее.

— Ты садись, садись, — скрипела она.

— Спасибо, вы бы мне дали журнал, и я пойду, наверное. — Произнес я, несколько раз обернувшись на входную дверь, проверяя не заперта ли она.

— Подожди, я хотела задать тебе один маленький вопрос, — ехидно сказала Мария, — ты и вправду можешь предсказывать будущее и видеть прошлое? А-то ходят такие слухи.

— Ну, мне, вообще-то, запрещено разговаривать на эту тему.

— Мне ты можешь сказать, я-то уж точно умею держать язык за зубами! Тем более что мы очень несчастны с мужем, нам некому помочь, у нас случилось такое горе!

В её глазах я увидел слёзы.

— Горе? Какое горе? — тихо спросил я и снова обернулся на дверь. Удостоверившись, что она не заперта, я немного успокоился и спросил: — и чем я смогу вам помочь?

— Понимаешь, у нас пропал близкий родственник. Родной брат моего мужа. Ну, ты, наверное, знаешь, что муж мой работает вместе с твоим отцом. Ну вот, Боря, его брат, тоже с ними работал. Последним, кто видел Борю, был мой муж, они расстались с ним на платформе станции метро, муж поехал домой, а Боря — к своей бывшей жене, больше его никто не видел. Мы уже полгода не знаем, что с ним.

— Дайте мне фотографию Бори, — прошептал я, мне стало жалко эту женщину, и я подумал, что постараюсь помочь ей, а потом просто попрошу ничего никому не говорить. Почему-то я поверил, что она меня послушает.

— Вот, держи, — она протянула мне помятую и заляпанную чем-то фотографию.

Я внимательно изучил лицо изображённого на ней мужчины. Потом перевёл взгляд на Марию и вздрогнул. Передо мной возникла картинка. Соседка со злорадной улыбкой, абсолютно уверенная, что ей уже ничего не помешает, шарила по квартире этого мужчины, сгребая в коробки всё, что попадалось ей под руки: какие-то золотые кубки, посуду, висевшие на стенах коллекционные ножи, картины. Потом прошлась по ящикам письменного стола, вытряхнув оттуда какие-то штуки, залезла в шкаф, обшарила карманы одежды.

— Что? Ты что-то увидел? Что с ним случилось? Он жив? — допытывалась она.

— Подождите минутку.

Я постарался сконцентрироваться на лице. Жуткая картина всплыла перед моими глазами: его пытали двое мужчин, жестоко и мучительно, а потом подошёл третий, стоявший до этого в стороне, и ударил его ножом в сердце.

— Он умер, умер, его убили! — закричал я, и слёзы предательски покатились по моему лицу. Я выскочил из её квартиры как ошпаренный и тут же рванул домой.

Уткнувшись в маму, которая бросила готовить ужин и с недоумением то заглядывала мне в глаза, то сильно прижимала к себе, я немного успокоился. Я чувствовал себя глупо, что разрыдался, но после всего увиденного, просто не мог остановиться. Когда картина убийства всплыла перед глазами, мне стало так больно самому, что закололо сильно в боку и в груди! Я очень испугался. Звериная жестокость людей, совершивших это деяние, не укладывалась в моей детской голове. Картины изнывающего от боли мужчины и злорадного выражения лица соседки Марии, которая по большому счету радовалась его смерти, стали жуткими воспоминаниями детства, которые открыли мне новое знание какой иногда может быть реальность, прочно закрепив во мне чувство страха.

С работы вернулся папа. Я уже не помню, что он говорил тогда, но ему удалось меня растормошить и узнать, что приключилось. Тогда он мне пообещал, что сделает всё возможное, чтобы никто меня больше не расстроил, и сдержал своё слово. Не знаю, что он сказал Марии и её мужу, но никто из соседей больше не пытался отловить меня и попросить о чём-либо, хотя, по рассказам моих школьных и дворовых друзей, эта история получила большую огласку. Люди всё же стали судачить о мальчике с «даром предвиденья». В скором времени среди детей и подростков эта история обросла небылицами и практически превратилась в сказку со счастливым концом, где, в довершение всего, я спасал мужчину от неминуемой гибели и меня награждали Государственной премией. Я был не против такого финала, почувствовав себя настоящим героем!

Все последующие годы папа регулярно со мной занимался, развивая мои способности и внутреннюю силу. Он учил меня узнавать цвета и геометрические фигуры, а также читать любые надписи или тексты с закрытыми глазами, диагностировать отклонения в работе внутренних органов человека, направлять и регулировать потоки собственной энергии. Я научился рисовать с закрытыми глазами, изображая видения, которые приходили ко мне, научился запоминать большие объёмы информации и чётко, без запинки, выуживать из памяти ответы на задаваемые вопросы. Он говорил, что я лучший из всех его учеников, хоть и самый молодой. И мне была очень приятна его похвала.

Наши занятия проходили строго в соответствии с составленным папой графиком. Он требовал четкой дисциплины. Однако всегда реагировал на мои замечания относительно процесса моего «познания себя» и корректировал в соответствии с ними учебный процесс.

В восемнадцать лет после окончания школы я пошел по его стопам, а именно поступил в Академию Федеральной Службы Безопасности нашей страны. О престиже этого высшего учебного заведения известно в определённых кругах, который подтверждается ещё тем фактом, что попасть в ряды его студентов нелегко. Обучающаяся здесь молодёжь с пелёнок воспитана на уважении к работе в ФСБ, переданному им по наследству от родителей. Девять из десяти всех поступивших вместе со мной первокурсников были детьми тех, кто большую часть своей жизни работал в ФСБ. Люди поколениями служили на благо родине, и я среди них оказался неслучайно.

Мой дед, будучи полковым офицером, ещё до начала Второй мировой войны осуществлял подготовку солдат для прохождения полного цикла военной службы. Он трудился в штабе и был одним из разработчиков всесторонних учебных программ для новобранцев, основная цель которых заключалась в обеспечении слаженности действий и единства военного подразделения. В самом начале войны он попал в плен, а спустя полтора года был освобождён советскими солдатами и переведён в Генеральный штаб армии, но при переезде где-то погиб, и до сих пор его имя значится среди без вести пропавших. После празднования Дня Великой Победы советских войск во Второй мировой войне бабушка с моим папой, которому было чуть более шести лет, в поисках работы уехала в Москву, где устроилась ткачихой на фабрику в Сокольниках.

Друзья моего деда по службе и их жёны были частыми гостями в доме бабушки в послевоенные годы. А она снова вышла замуж за фронтового друга деда Николая, который и решил всю дальнейшую судьбу моего папы и предопределил мою.

— Сашка, ты ж в этом году школу заканчиваешь. Чем планируешь заниматься? — спросил он папу однажды.

— Думал в училище пойти на медицинского работника, и мама вроде не против.

— На медицинского, говоришь… Медсестрой хочешь стать? Или как это по-другому называется, когда мужик женскую работу выполняет? — ухмыльнулся он.

— Медбрат, — тихо ответил папа.

— Давай, не мудри, я напишу тебе рекомендацию, и поступай-ка ты в Высшую школу КГБ, тем более что с такими заслугами, как у твоего отца, думаю, что с поступлением проблем у тебя не будет.

Так было принято решение о дальнейшем обучении папы. Более двадцати лет после окончания Высшей школы КГБ (во времена Советской власти Академия Федеральной Службы Безопасности носила именно такое название) он отработал в Комитете государственной безопасности (современное название — Федеральная Служба Безопасности Российской Федерации). Большая часть его работы была засекречена, результаты его деятельности до сих пор хранятся в архивах под грифом «совершенно секретно». Он считался одним из лучших психологов и экстрасенсов, способных не только распознать истинные мотивы поведения человека, но и предугадать его дальнейшие действия. В его окружении считали, что он обладает способностями, которые обычным людям неподвластны, что он может видеть действия людей, находясь от них на значительном расстоянии.

В ночь перед первым днем начала занятий в Академии, я волновался, крутился в кровати, спал поверхностно. Так, в полудреме, у меня было видение.

Как обычно, я шёл один по яблоневой аллее к парку, мне всё равно было куда двигаться, главное — не домой, в это молчаливое царство. Я глубоко втянул носом чистый прохладный воздух. Как же хорошо дышится ночью! Побродив какое-то время, уже подумал о том, что пора бы возвращаться, иначе опоздаю в Академию. Но тут мой взгляд упал на человека, сидящего на скамейке ко мне спиной. Силуэт мне был как будто знаком, и вскоре я понял кто это.

— Ангел мой! — выдохнул я. И кинулся к нему.

Ангел повернул ко мне улыбающееся лицо. Он был очень похож на меня, только лет на десять постарше и гораздо больше в размерах. Он положил руку мне на плечо, как только я присел рядом, и я сразу же почувствовал тепло от его прикосновения. Мы просидели долго, в тишине, мне было так тепло и хорошо и я подумал о том, что больше никуда не хочу идти. Я остаюсь с ним!

Сквозь полудрему я понимал, что уже давно наступило утро и пора вставать, только не хотелось. Неожиданно ангел заговорил, а его голос прозвучал баритоном с удаляющимся эхом, словно мы были в пустой комнате с высоким потолком:

— Просыпайся, Артур, тебе пора в Академию! Ты встретишь там проводника. Узнаешь его по рукам! Иди за ним.

Картинка резко исчезла.

Последние две фразы я услышал очень четко и уже не во сне.

Я сел на кровати, переводя дыхание, как после долгой пробежки. В голове крутилось: «Узнаешь по рукам. Иди за ним». Я точно знал, что видел своего ангела-хранителя! А на душе почему-то чувствовал неимоверное облегчение и радость от осознания, что мне открывался дальнейший путь, обозначенный свыше, а с ним новые надежды и впечатления.

2. Профессор Манусов

— Артур! Привет! — услышал я знакомый голос за спиной и обернулся.

Это был мой школьной друг Серега. Мы вместе с ним поступили в Академию Федеральной Службы Безопасности на переводческий факультет.

На самом деле выбран этот факультет был уже давно. Папа считал его одним из лучших в Академии, да и я сам по складу ума больше был гуманитарием. Не питая особого интереса в познании математики, физики и других точных наук, я с лёгкостью развивал языковые навыки. Здесь я был на высоте! На момент поступления я уже неплохо владел пятью иностранными языками. Помимо английского, который я изучал в школе, за время тренировок с папой я успел выучить польский, французский, немецкий и румынский.

Серега сразу сказал, что заморачиваться не собирается и пойдёт учиться со мной. Я считал, что он поступает правильно, поскольку его любовь к общению и литературе также склоняла его в пользу выбора гуманитарного образования. Несмотря на свою взбалмошность, он был очень начитанным парнем с блестящей эрудицией.

— Привет, Сер! Как ты? — в ещё незнакомой обстановке я был рад его видеть как никогда.

— Отлично, трясусь только немного, всё-таки первый день в Академии! — ответил он, подергивая руками и ногами, изображая озноб.

— Не нервничай так, — улыбнулся я, — я думаю, всё хорошо пройдёт. У тебя расписание занятий есть?

— Ага, хватай, — он протянул мне листок с расписанием, из которого я узнал, что первым занятием была лекция по философии в 214 аудитории.

— Ого! У нас первая философия! Десять минут осталось, а нам надо ещё найти аудиторию, пойдём скорее! — сказал я и потянул его за рукав. Мне не хотелось в первый же день опоздать.

Мы взбежали по лестнице на второй этаж и сразу же увидели табличку «214», прикреплённую над входом в аудиторию. Я открыл дверь, и мы оказались в огромном, как мне показалось тогда, зале с трибуной и доской во всю стену справа от нас и несколькими рядами столов с приделанными к ним сидениями — слева. Практически все возвышающиеся один над другим ряды сидений были забиты студентами — первокурсниками, точнее, в основном, первокурсницами. Около ста пар глаз уставились на нас.

— Сколько девчонок! Обалдеть! — процедил сквозь зубы Серега. — И правда, переводческий факультет — это супер! Их раз в десять больше, чем парней!

— Давай найдём где сесть, — шепнул я другу, не обращая внимания на его реплики.

Мы стали подниматься по ступенькам вдоль рядов, высматривая себе свободные места. Неожиданно я услышал знакомый женский голос:

— Привет, ребята! Что-то вы запаздываете, в первый день надо приходить пораньше.

— Ася! Привет! Рад тебя видеть! Я почему-то думал, что это ты опоздаешь и придёшь уже после начала занятия, ты же всегда везде опаздываешь! — обрадовался я, увидев знакомое лицо.

Ася была нашей одноклассницей, да еще и жила со мной в одном доме.

— Нет, сильно волновалась, поэтому и пришла пораньше. Можно с вами? — и не дождавшись ответа, Ася встала, схватила разложенные учебники и пошла за нами. — Я вот подумала и решила, что буду теперь я у тебя списывать, так же, как ты у меня в школе математику списывал, ты же у нас гений языковой! — говорила она за моей спиной.

— Вот ещё! Деловая! Я первый на очереди, — услышал впереди идущий Серега и начал что-то возмущённо бухтеть себе под нос.

Ася захихикала, и на её щеках образовались милые ямочки. Я сам себе удивлялся: почему я так рад был её увидеть? Хотя виделись мы буквально вчера, когда она со своей мамой приходила к нам в гости.

— Хорошо, хорошо, не ссорьтесь вы! Ещё занятия даже не начались, а вы уже думаете о том, у кого и как списывать! — примирительно сказал я. — Пойдёмте еще выше, там места вроде есть на галёрке.

— Я буду с вами сидеть. — Настойчиво сказала Ася. — А то мне одной как-то не по себе здесь, я пока никого, кроме вас, не знаю.

— Здесь все такие, никто и никого не знает! — огрызнулся Серега, ему явно не хотелось, чтобы Ася шла с нами. Ведь вокруг такое количество новых девчонок, а ему придётся просидеть лекцию в обществе бывшей одноклассницы!

— Да хватит уже, Сер! Конечно, пойдём, — позвал я ее. Мы взобрались на предпоследний ряд, он был полупустой, поэтому мы свободно там разместились.

Буквально через минуту после того, как мы уселись, дверь в аудиторию распахнулась, и вошёл преподаватель.

Это был невысокий мужчина средних лет, среднего роста и крепкого телосложения, с круглой лысеющей головой. Одет он был в чёрный строгий костюм и белоснежную рубашку с высоким распахнутым воротом. В руках он держал папку с бумагами, на кончике его носа висели узенькие очки в прямоугольной оправе. Он прошёл на трибуну, посмотрел на часы и стал раскладывать перед собой бумаги.

«Вправо, влево, какие-то знакомые движения! На папу моего чем-то похож!» — подумал я. Я немного вздрогнул от промелькнувшей в голове мысли, что этот человек тоже обо мне думает. Но постарался отогнать ее, так как мне сложно было в это поверить.

— Всех приветствую! — произнёс он громко и уверенно, пробегая взглядом по замершим в ожидании студентам. — Уважаемые студенты! Поздравляю вас с поступлением в Академию Федеральной Службы Безопасности и с первым учебным днём!

— Спасибо, — прошелестело по рядам.

— Меня зовут Анатолий Федорович Манусов. Ваша первая лекция, надеюсь, вы успели посмотреть и изучить расписание, — по философии. В первой части вводного занятия я хотел бы познакомить вас с направлениями, которые будет включать наш цикл лекций по философии на этот семестр. Во второй части я прочту вам материал о месте философии в системе научного знания и, если успею, начну говорить об античной философии, затем выслушаю ваши вопросы, и мы разойдёмся до завтрашнего дня. Завтра состоится ваш первый семинар, то есть практическое занятие, по предмету. В этом семестре у нас будет по две лекции и по два семинара в неделю. Расписание, конечно же, ещё будет утрясаться, но в целом объём часов не должен измениться. Наши лекции будут проходить примерно в таком режиме: первые десять-двадцать минут — повторение прошлого материала, мои вопросы, остальное время — новый материал и ваши вопросы. Предупреждаю сразу, чтобы в дальнейшем проблем у нас с вами не возникало: опоздали — в аудиторию можете не входить, я не впускаю опоздавших. Всё понятно?

— Да-а-а, — прошипел зал.

— Отлично, приступим. Итак, цель нашего курса — дать вам представление о предмете, познакомить с трудами и основными достижениями выдающихся философов, сформировать у вас чёткое представление об основных тенденциях развития этой области знаний. Изучать мы будем этот курс целый год, по завершении вы сдадите экзамен, — он сделал паузу и улыбнулся, мне показалось, что слово «экзамен» он произнес с особым удовольствием. — Давайте определим тематику нашего курса. Прежде всего, это история философии. Она включает в себя изучение античной философии Древней Греции и в меньшей степени Древнего Рима. Почему в меньшей — вы поймёте по ходу курса. А также философии средневековья, философии эпохи Возрождения, Просвещения. Поговорим о противоположности эмпиризма и рационализма, о классической и неоклассической немецкой философии, рассмотрим труды основных представителей герменевтики и остановимся на философских трудах девятнадцатого и двадцатого веков.

— Кошмар, столько непонятных слов за пять минут лекции! — прошептал Серега мне в ухо.

— Итак, — продолжал громко, отчеканивая каждое слово, профессор, — о предмете философии, её месте в системе научного знания. По ходу лекции я буду делать остановки, вы сможете задать возникшие у вас вопросы.

По рядам студентов пробежал шелест открывающихся тетрадей.

— Какой он серьёзный, я уже его боюсь! — прошептала Ася.

— Вечно ты всего боишься! — ответил ей Серега. — Посмотри на него, не такой уж он и страшный, чем-то он напоминает Индиану Джонса, а если ему шляпу нацепить — вообще сходство будет идеальное.

Я наклонился к Сереге и зашипел:

— Тихо вы! Я ничего из-за вас не слышу! Лучше записывайте, он уже пол-лекции прочёл, а вы ещё ничего не написали. Я вам конспект потом не дам!

Не поднимая головы, профессор Манусов посмотрел в нашу сторону поверх очков.

— Молодой человек! На последнем ряду! — Неожиданно позвал он, а я невольно вздрогнул, поскольку знал, что он точно ко мне обращается.

Я взглянул в глаза профессору и ткнул себе в грудь указательным пальцем.

— Да, вот вы! Как ваша фамилия?

— Волатуров, — выдавил я из себя в оцепенении.

У профессора на секунду расширились глаза, и он улыбнулся той же улыбкой, что и при слове «экзамен». Я почувствовал, как у меня на затылке волосы зашевелились.

— Надо же! У вас уже созрел вопрос? Так задайте его мне! Или вы думаете, что ваш сосед по парте знает больше