– Кудри вьются, кудри вьются у… ледей, – бормотала я, накручивая волосы перед зеркалом. – Почему они не вьются у порядочных людей? Потому что у ледей деньги есть на бигудей. И они их получают от порядочных людей.
жизни каждой девушки должны случиться тряпочки для локонов. Бигуди – это сурово. А тряпочки – мягко. И если вы не крутили на них волосы, то… о чем вообще можно с вами говорит?
Он молчал, но меня это начало нервировать. Ибо если мужчина молчит, то не факт, что он не раздумывает, как бы тебя придушить. Про женщин не говорю, те точно раздумывают.
Вот почему нельзя взять себе мужчину, который понравился? Просто вот взять и принести домой. Сказать: «Дорогой, теперь ты будешь жить здесь. Я все уладила».
Он молчал, но меня это начало нервировать. Ибо если мужчина молчит, то не факт, что он не раздумывает, как бы тебя придушить. Про женщин не говорю, те точно раздумывают.
узнаю, – признала я. – Да и вообще первый раз вижу, чтобы летучие мыши говорили с людьми. – Мыши и не говорят, – вдруг рассердился мой визави, – а фамильяры очень даже! Алина, это же я, Бецик! Тишина. Звук судорожно щелкающих извилин. Результат: ноль. Хотя… Дорота говорила что-то про Бецика. Следовательно, вот он… такой. Собственной персоной. Тот, который не знал, куда спрятаться, когда я колдовала. Уже ближе, но все равно все сложно. – Когда Шаленый говорил, что ты потеряла память, я думал, что это для запугивания пиявок-родственников. Но, кажется, все ой как плохо, – задумчиво изрек он и снова подобрался ко мне. – Так, давай вспоминай. Тебя зовут Алина Альжбета Каторжинская, двадцати трех лет от роду, невинная. «Очень даже винная!» – чуть не ляпнула я, но вовремя прикусила язык.
какой-то крылатый комок. Комок верещал неприличными словами и тормозил по покрывалу. Я судорожно схватила его. Комок замер, а потом… полез обниматься. – Алина! Алиночка! Эти изверги не пускали меня, говорят, никаких животных! Сами они животные! Я фамильяр, я… Пока он безостановочно трещал, я сидела и осознавала. Первое: я обнимаюсь с летучей мышью. Большой. Размером с кота. Второе: мышь трындит. Много. Третье: я все-таки сошла с ума. А-а-а-а! – Чего орешь?! – Мышь с перепугу откатилась в сторону и подозрительно посмотрела на меня красными глазками. Во тьме зрелище было еще то. Я закрыла рот, моргнула, снова открыла. – Только не говори, что не узнаешь меня, – тихо произнесла мышь, пятясь к быльцу кровати.
… Пока он безостановочно трещал, я сидела и осознавала. Первое: я обнимаюсь с летучей мышью. Большой. Размером с кота. Второе: мышь трындит. Много. Третье: я все-таки сошла с ума. А-а-а-а! – Чего орешь?! – Мышь с перепугу откатилась в сторону и подозрительно посмотрела на меня красными глазками. Во тьме зрелище было еще то. Я закрыла рот, моргнула, снова открыла. – Только не говори, что не узнаешь меня, – тихо произнесла мышь, пятясь к быльцу кровати.
