Другой парадокс рациональности состоит в том, что компетентность, умственные способности и сознательное мышление сами по себе не гарантируют достижения истины. Напротив, с их помощью можно еще изобретательней рационализировать все что угодно. Как заметил Бенджамин Франклин, «удобно быть рассудительным существом, ведь это дает нам возможность посредством рассуждения найти или изобрести повод сделать все то, к чему мы стремимся».
В 1950-х и 1960-х годах еще один спаситель миллиардов жизней, Норман Борлоуг, перехитрил эволюцию и положил начало Зеленой революции в развивающихся странах (21). В природе растения тратят много энергии и питательных веществ на формирование деревянистого стебля, который поднимает их листья и соцветия выше тени от соседних сорняков и друг друга. Как фанаты на рок-концерте, они стараются высунуться повыше, но лучше видно все равно никому не становится. Так всегда работает эволюция: недальновидная цель ее отбора — благополучие индивидуума, а не вида в целом, не говоря уже о каких-то других видах. С точки зрения крестьянина, высокая пшеница мало того что расходует энергию на несъедобные стебли — при использовании удобрений колос тяжелеет настолько, что стебли все равно ломаются. Борлоуг взял эволюцию в свои руки: он скрестил тысячи образцов пшеницы и отобрал потомство с короткими стеблями и высокой урожайностью, устойчивое к ржавчине злаков и нечувствительное к продолжительности светового дня. После нескольких лет «немыслимо монотонного труда» Борлоуг вывел сорта пшеницы (а позже кукурузы и риса), во много раз более урожайные, чем их предшественники. Благодаря выращиванию этих сортов с применением современных методов орошения, удобрения и возделывания культур, Борлоуг практически в одночасье превратил Мексику, а затем Индию, Пакистан и прочие подверженные массовому голоду страны в крупнейших экспортеров пшеницы. Зеленая революция продолжается — теперь ее называют «самым тщательно охраняемым секретом Африки» — в форме совершенствования сортов сорго, проса, маниока и клубнеплодов
Совсем другое дело, когда человека заставляют идти на высшую жертву во имя харизматичного лидера, куска ткани или цветных пятен на карте. Нет ни чести, ни радости в том, чтобы принять смерть, лишь бы удержать провинцию в составе империи, расширить сферу влияния или «воссоединить исконные земли».
как писал Смит, «не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму».
Если ты прежде всего ценишь разум, тебе важнее последовательность в мышлении, а не личности мыслителей. А если ты предан идее прогресса, ты понимаешь, что твои знания заведомо не полны
Не путайте пессимизм с глубокомыслием: проблемы неизбежны, но они разрешимы, и видеть в любом откате симптом социального недуга — дешевая уловка с целью набрать авторитета.
Наконец, эта история — не достояние какой-то отдельной группы. Она принадлежит всему человечеству — каждому мыслящему созданию, наделенному разумом и стремлением продлить свое существование. Ведь все, что для нее нужно, — это убеждение, что жизнь лучше смерти, здоровье лучше болезни, изобилие лучше нужды, свобода лучше принуждения, счастье лучше страдания, а знание — лучше, чем предрассудки и невежество
Познание мира достигается путем наблюдения, эксперимента и рационального анализа. Гуманисты считают, что наука является наилучшим способом такого познания, так же как и решения встающих перед человеком проблем и развития полезных технологий. Мы также признаём ценность новых направлений мысли, искусства и внутреннего опыта, каждое из которых подлежит критическому анализу разума.
Человеческие существа являются неотъемлемой частью природы, результатом ненаправленного эволюционного процесса. Мы принимаем нашу жизнь целиком и полностью, отличая то, каковы вещи на самом деле, от того, какими мы бы хотели их видеть или какими их представляем. Мы приветствуем вызовы будущего и охвачены неустрашимой страстью познания.
Этические ценности вытекают из человеческих потребностей и интересов, удостоверенных опытом. Гуманисты основывают ценности на благополучии человека, соответствующем условиям его существования, интересам и заботам и распространяющемся на всю глобальную экосистему и за ее пределы…
Самореализация каждого определяется личным участием в служении человеческим идеалам. Мы… одухотворяем наше существование глубоким ощущением его осмысленности, испытывая восторг и благоговение перед радостями и красотой человеческого бытия, перед его вызовами и трагедиями и даже перед неизбежностью и окончательностью смерти…
Человеческие существа по природе социальны и придают значение общению друг с другом. Гуманисты… стремятся к миру всеобщей взаимной заботы и участия, свободному от жестокости и ее последствий, в котором наши разногласия разрешались бы совместными усилиями, без обращения к насилию…
Труд на пользу обществу способствует росту личного счастья каждого. Прогрессивные цивилизации всегда деятельно стремились освободить человечество от жестокостей элементарного выживания, уменьшить страдания, укрепить общество и развить чувство общности между людьми всего мира…
Впервые сталкиваясь с данными, противоречащими их точке зрения, люди только сильнее за нее цепляются, что не удивит тех, кто знаком с теориями об оберегающем идентичность мышлении и снижении когнитивного диссонанса. Чувствуя, что его идентичность под угрозой, верящий во что-то человек с удвоенной силой выстраивает защиты, чтобы отбить эту атаку. Но какая-то часть его сознания следит, чтобы он не слишком отрывался от реальности. Противоречия накапливаются, диссонанс растет и в какой-то момент становится так велик, что его невозможно больше выдерживать. После этого убеждения человека рушатся — феномен, который называют аффективным переломным моментом
Прогнозисты, справившиеся с заданием хуже всех, были одержимы некой Большой идеей — левой или правой, оптимистичной или пессимистичной, которой они придерживались с воодушевляющим (но вредным) постоянством:
Какими бы разными они ни были в идеологическом отношении, их всех объединял тот факт, что само их мышление было идеологическим. Они пытались втиснуть сложные проблемы в свои излюбленные шаблоны причинно-следственных связей, а то, что туда не помещалось, объявляли обстоятельствами, не имеющими отношения к делу. Не одобряя уклончивых ответов, они расширяли охват своего анализа до предела, используя обороты вроде «к тому же» и «более того» и нагромождая доводы, доказывающие, почему они правы, а остальные заблуждаются. Демонстрируя примечательную самоуверенность, они чаще обычного объявляли события «невозможными» или «неизбежными».
