Фундаментом нашей дружбы — Мотька, Шаша и я — послужили все три обстоятельства: мы жили на одной улице, родители наши были «знакомы домами» (или, как говорят на юге, — знакомы домамы), и все трое вкусили горькие корни учения в начальной школе Марьи Антоновны, сидя рядом на длинной скамейке, как желуди на одной дубовой ветке.
Уличенный в сердечной слабости, «страдалец за Катей Капитанаки» конфузится и для сокрытия прелестного полудетского смущения загибает трехэтажное ругательство.
— Не пропущу. — То есть, почему это не пропустите? — Не пропущу. — Однако, по закону вы должны пропустить! — Не пропущу. — А что нужно сделать, чтобы вагон был пропущен? — Смазать. — Вас или вагон? — Меня.
У нас невская вода не хорошая. С вибрионами. — Для меня принцип важнее вибриона! — И потом не виноват же Вильгельм, что русские не пустили его в Петроград. — Не обещай! — А ты знаешь, что?.. Попробуй теперь сдаться в плен: может, тогда и напьешься невской воды. — Не хочу. Компромисс
