РУКИ ХИРУРГА
Авиценне приписываются слова, что у врача должно быть сердце льва, глаза орла, а руки женщины… На первый взгляд, руки как руки, как у всех… Но это не так. Есть у них свои особенности.
Одна из них — это тонкая и ранимая кожа, которая легко повреждается или занозится о шершавую поверхность. Перед каждой операцией руки обрабатываются специальными растворами, а потом всю операцию находятся в резиновых перчатках. Раньше эти растворы были достаточно агрессивными — нашатырный спирт в двух тазах, затем дубление 96%-м этиловым спиртом и ещё обработка ногтей йодом. Или смесь из муравьиной кислоты и пергидроля (30%-й перекиси водорода). Помоешься такой смесью за дежурство раз пять, и сухая красная кожа на руках обеспечена. Вы видели когда-нибудь сморщенную кожу у бабушек на тыле кистей? Так вот, у моей тёти, хирурга с немыслимым стажем, такая кожа была до локтей. То есть до того уровня, до которого обрабатывают руки хирурги. Теперь антисептики не такие агрессивные, но от их постоянного употребления, а возможно, и от постоянной стрессовой нагрузки, кожа рук хирургов способна реагировать даже нейродермитами, дерматитами и экземами. А это уже очень серьёзно, можно работу потерять. Поэтому хирурги или меняют растворы, или пользуются кремами и мазями после операций. Я одно время даже пользовался жидкими перчатками. Наносишь жидкость тонким слоем, ждёшь пока подсохнет, потом сверху надеваешь обычные резиновые. Снимаются жидкие перчатки только с помощью специального раствора, через боль, особенно с волос…
Другая особенность — особая гибкость и чувствительность пальцев. Предлагаю эксперимент. Надеваете печатки (благо, их сейчас в ковидные времена в каждой семье достаточно), затем берёте кусочек нитки и смачиваете в воде или, что ближе к реалиям, в растительном масле. На столе уже лежит какой-нибудь столовый прибор, вилка или ложка. А теперь завязываете нитку вокруг черенка вилки или ложки в узком месте. Столовый прибор не должен подниматься, нитка не должна болтаться. Если получилось с десятого раза, то в вас сидит рукастый хирург.
Как-то в ординатуре я ассистировал при удалении большой забрюшинной опухоли Евгению Абрамовичу Паку. Он это делал виртуозно и бескровно, кончиками пальцев ощущая малейшую пульсацию сосудов и перевязывая их, не глядя, в глубине раны. Потом, в конце операции, вдруг встревоженно спросил у нас с первым ассистентом: «Ой, а это что?» Мы щупали по очереди и предполагали: «Ещё одна опухоль? Неужто метастаз?» А он улыбнулся хитренько: «Это я там салфетку для гемостаза оставил». Мы слегка покраснели…
На операции хирург на ощупь может определить: метастатический лимфоузел или нет. Отделить только пальцем, глядя куда-то в сторону, по плотности, доброкачественную опухоль от здоровой ткани молочной железы. Как-то в гостях мой ребёнок забрался ко мне на колени и попросил почистить для него куриное яйцо. Через какое-то время я понимаю, что все сидящие за столом смотрят, как я это делаю. Ничего особенного, на мой взгляд, не происходило. Я правой рукой держал ребёнка, а левой на весу одновременно удерживал и очищал яйцо от скорлупы.
Наш Учитель — Евгений Георгиевич Григорьев — на одной из лекций говорил, что при рождении Бог целует хирургов в руки. Потом, отвернувшись, ворчал: «Ну, хоть бы иногда в голову…» Когда я был в Корее и Японии в компании с нашими медиками, то перейти на палочки для еды хирургам никакого труда не составляло, терапевты же чаще просили вилки.
Яркое впечатление оставила хирургическая техника Сергея Павловича Чикотеева. Руки его порхали ако птицы. Но обучал он жёстко. Мог и по рукам инструментом ударить. Как-то спросил меня во время операции: «Спишь?» — «Любуюсь», — ответил я честно. Иглодержатель остановился в нескольких сантиметрах от моей руки…
Как-то моя новая знакомая, глядя на рубцы на моих руках, полученные ещё в детстве по разным причинам, спросила: «Это всё от операций?» Меня невольно хохотнуло. Это ж как оперировать-то надо? Вспомнился Высоцкий: «Он резал вдоль и поперёк и говорил: «Держись, браток!”…»
Да, случаются проколы пальцев иглами. Ну, снял перчатку, выдавил кровь из пальца, обработал спиртом, надел новую перчатку — и дальше оперировать, время-то идёт… Однажды меня попросили выйти из отпуска и сделать одномоментно удаление и реконструкцию молочной железы родственнице высокопоставленного фармацевта. Хорошего человека, надо сказать. Родственница, гепатитом переболевшая. И во время операции я прокололся. А это большой риск самому гепатит подхватить. Третий гепатит для моей печени был бы чреват серьёзными последствиями. Первый я перенёс в детстве. Второй — на врачебной практике. С бабушкой-заразительницей в одном отделении потом лежал. Так фармацевт сама вечером мне домой иммуноглобулин, дефицитный в то время, привезла. Для уменьшения вероятности заражения гепатитом. И вот сижу я один на один с набранным шприцем. В традиционное место ставить неудобно, придётся в переднюю поверхность бедра. Жалко себя и страшно! А что делать? Минут пять сидел. Потом размахнулся и от отчаяния всадил шприц себе в ногу. Два дня хромал…
Ещё эти руки память имеют. Да, да. Отдельную от головы. Делаешь, казалось бы, давно забытую операцию, голова не помнит, а руками получается. Ещё ярко эта память проявляется, когда тебя кто-нибудь во время операции внезапно спросит: «А почему именно так вы делаете?» Тут нужно время, чтобы головой вспомнить, почему руки так сделали.
Суеверий у врачей много. Это отдельного рассказа достойно. Но что касается рук, то это ритуал надевания перчаток. Мною замечено, что хирурги вначале надевают правую, затем левую, а травматологи наоборот. И операционные сёстры, которые и халаты, и перчатки врачам надевают, не ропщут, а спокойно меняют правые на левые, левые на правые, если сразу вдруг не угадают. Суеверия уважаются.
Руки руками, но инструменты — их основное продолжение. Большое многообразие разработано для каждой хирургической специальности и для каждой операции. Например, у травматологов много инструментов, похожих на столярные и слесарные: молотки, остеотомы (стамески), дрели, пилы, пластины, шурупы… Но и объекты их операций очень плотные — кости, суставы, связки… А сопоставить перелом так, чтобы на рентгеновском снимке оставалась только тонкая полоска, тоже уметь надо. «Самосвал триста тысяч кило мне скелет раздробил на кусочки». Это тоже Высоцкий. Более изящные инструменты у микрохирургов. Пинцеты, больше похожие на две иголки. Мининожницы, маленькие иглы и нити, тоньше волоса. Объекты соответствующие — кровеносные сосуды диаметром от одного до трёх миллиметров, нервы с их пучками, лимфатические сосуды… Сколько нежных микроинструментов погибло просто после падения на кончики. Удивительная техника у нейрохирургов, сначала они травматологи, потом микрохирурги. Инструменты у них и такие, и такие… А детские хирурги? Техника детских хирургов более тонкая и нежная. Их пациенты — дети. Это ко многому обязывает. Юрий Андреевич Козлов своими руками может полностью закрыть новорождённого пациента. Но у этих рук есть продолжение — изящные эндоскопические инструменты, которыми он чудеса творит!
Надо сказать, что мануальные (ручные) навыки не у всех медиков одинаковые. Здесь есть что-то врождённое, а что-то приобретённое. Рукастых спецов оказалось не очень много. Знаю нескольких со сложными характерами, но их терпят, с ними считаются, их рекомендуют, у них оперируются. Потому что в руки Богом поцелованные!
Способный ученик — редкость. Чтобы ему один раз показать, и он сразу бы повторил. Для меня самое большое разочарование в последнее время, если такой ученик, которому оставалось-то пару видов операций показать, уволился и вообще ушёл из медицины из-за финансовых проблем в семье. В душе в-о-о-т такая дыра! Берегите рукастых. Если их не будет, останутся только проверяющие и контролирующие.
