Михаил Уткин

Особенности национальной командировки

Мемуары старого командировочного волчары. Том 2

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Михаил Уткин, 2017

Мемуары старого командировочного волчары, авиационного и железнодорожного споттера, документальные рассказы о путешествиях и приключениях. Вторая книга.

18+

ISBN 978-5-4485-0816-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Особенности национальной командировки
2. VI. Город Лужков
   1. 100. Памятник Маяковскому
   2. 101. Временная регистрация
   3. 102. «Уральская Республика»
   4. 103. Каникулы
   5. 104. Времена года
   6. 105. Убля
   7. 106. Рудный двор
   8. 107. Нас не догонят!
   9. 108. Поиск сети
   10. 109. Страна чудес
   11. 110. Осенний марафон
   12. 111. Каньон Аксу
   13. 112. «Большая стирка»
   14. 113. «Огни Магнитки»
3. VII. На семи ветрах
   1. 114. Поезд «Тальго»
   2. 115. Передислокация
   3. 116. Фотоохота
   4. 117. «Лесная Сказка»
   5. 118. «Глоток свободы»
   6. 119. «Если близко воробей…»
   7. 120. Город MITTAL-лургов
   8. 121. По дороге на юг…
   9. 122. Левобережье
   10. 123. Пятнадцать лет спустя…
   11. 124. «Мотаня»
   12. 125. «Малинки-малинки…»
   13. 126. Ведёрко твоей судьбы I
   14. 127. Ведёрко твоей судьбы II
   15. 128. МЕНТ-алитет
   16. 129. Зона турбулентности
   17. 130. Одесский саммит
   18. 131. И снова про «Тальго»…
   19. 132. «Проследовал без замечаний…»
   20. 133. Праздник в конце лета
   21. 134. В последний путь…
   22. 135. Пошариться по Шару…
4. VIII. Иринин день
   1. 136. Гавриловка
   2. 137. Царство Зубчика
   3. 138. Права человека
   4. 139. Когда исчезла дрожь в руках…
   5. 140. Город «312»
   6. 141. Весенние каникулы
   7. 142. Первая «кругосветка»
   8. 143. Танчик
   9. 144. Плавленый песок
   10. 145. Игра в «успевалки»
   11. 146. «Стрелки все по нулям…»
   12. 147. Авиаспоттинг
   13. 148. «Всюди буйно квітне черемшина…»
   14. 149. Шуский Halloween
   15. 150. Дружбы с пресс-службами…
   16. 151. Строго по Центру. Туда
   17. 152. Строго по Центру. Обратно
   18. 153. Последний вагон на север
   19. 154. Край нормальных тепловозов
   20. 155. Всё по десять сомов…
   21. 156. Полёт ради полёта
   22. 157. Земля Ичалки
   23. 158. День–ночь…
5. IX. ***
   1. Я на Вачу ехал, плача…
   2. Не может быть!

VI. Город Лужков

«Граждане, прибывающие в Москву на срок свыше трёх суток, обязаны в суточный срок (исключая день прибытия, выходные и праздничные дни) пройти регистрационный учёт и внести плату по

возмещению расходов, связанных с обеспечением регистрационного учёта».

(Закон города МОСКВЫ)

100. Памятник Маяковскому

Не прошло и месяца после моего увольнения из «KEGOC», как я, уже в ранге инженера-технолога ПТЦ «Кианит», поехал в свою первую «полнометражную» командировку в Москву. По дороге мне предстояло заехать сначала в Новокузнецк, и сделать там авторский надзор за проведением футеровочных работ на местном алюминиевом заводе.

Я уезжал из Алматы на пассажирском поезде номер 286, который представлял собою этакую «сборную России», потому что на самом деле это были три совершенно разных поезда: вагоны с 1-го по 5-й шли по маршруту Арысь–Новосибирск, с 6-го по 10-й — по маршруту Арысь–Омск, а последние семь, с 11-го по 17-й, которые прицепили к этому поезду на Алма-Ате I, шли из Алматы в Новокузнецк.

Меня проводили огромной компанией: мамка, дядька Вовка и Кеша. Малков, разумеется, принёс бутылочку, мы хряпнули по стаканчику прямо на перроне, и я поехал. Проезжая через полчасика позади Дмитриевки, я помахал из окошка рукой домику Мукаша, но во дворе никого из его пацанов не увидел…

Мы ехали себе потихонечку по Великой Казахской Степи, а когда посреди неё попадался какой-нибудь разъездик в три домика, я сразу вспоминал компьютерную игру «Железнодорожный магнат II», в которую играл тогда юрист Нурлик — мне тут же хотелось построить на каждом таком разъезде водонапорную башню, склад, ресторан, гостиницу и казино…

Но самое интересное ждало нас впереди. В половине двенадцатого жаркой июльской ночи с пятницы на субботу, когда весь нормальный алматинский народ уже давно сидит либо на берегу Капчагая, либо в знаменитой в те времена «Инаре», а наш поезд только отъехал от станции Матай, в ярко-чёрном звёздном небе над нами пролетел космический корабль «Прогресс»!

В тот день Казахстан снял для России запрет на запуски ракет типа «Протон», введённый после двух, произошедших подряд, катастроф такой ракеты-носителя. Огромная ярко-голубая звезда, за которой тянулся сильно расходящийся в стороны белёсый хвост наподобие кометного, обогнала нас как-то по диагонали, и ушла в сторону Китая. В какой-то момент она вдруг погасла, но через секунду разгорелась вновь. По-видимому одна из ступеней ракеты отработала и включилась следующая.

Наутро, когда наш поезд пропускал в Копан-Булаке встречный 201-й из Новосибирска, оказалось, что там едет моя старая знакомая бригада проводников — Ормашку я так и не увидел, зато помахал рукой через открытое окно удивлённому бригадиру Кайрату, и крикнул ему, чтобы он передал привет моему другу. Печальная картина открылась нам сразу за Семипалатинском: в то лето 1999 года случился крупный лесной пожар, и сосновый «Ленточный Бор», тянувшийся слева по ходу поезда до станции Аул, практически весь выгорел. А какие были сосенки…

На таможне между Локтем и Рубцовском нас никто не проверял. Россия вдруг убрала у себя второй путь от Рубцовска до Алейской… В Барнауле наш состав разобрали на три части соответственно маршрутам. Каждую из них поставили на отдельный путь и прицепили по электровозу. Мы уехали в Новокузнецк самыми первыми.

Всю дорогу мы догоняли грозовую тучу, и под утро в неё всё-таки въехали. В Новокузнецк, который, как оказалось, целых три недели до этого умирал от 42-градусной жары, я сам себе «привёз погоду», и вылезал из поезда под проливным дождём… Меня встретили, отвезли в гостиницу, а потом немного прокатили по городу. На одной из его площадей оказался огромный памятник. Я сначала и не понял, что это за монумент, но вскоре сообразил, что это же тот самый Владимир Владимирович, который написал:

«Я знаю, город будет,

Я знаю, саду цвесть,

Когда такие люди

В стране советской есть!»

Город и вправду был, сады по дачам, правда, уже отцвели, а люди… Люди во весь рост праздновали День Металлурга. «Кто тяжело работает, тот тяжело отдыхает!» — вот где была живая иллюстрация к приколам «Русского Радио»! Площадки, битком полные пьянющих в умат мужиков, стояли, как и у нас в Алматы, абсолютно на каждом углу. Но мне-то хотелось посидеть чисто по-казахски, и я пошёл искать «мясо на палках». Искал часа полтора, потому что площадок было много, но шашлык готовили всего в четырёх-пяти местах на весь Новокузнецк.

На небольшой точке у пляжа на реке Томь (киоск, мангал и четыре столика) командовали парадом две русские тётки лет под шестьдесят: одна — шашлычница, вторая — барменша. Хрюшке, которую они поджарили на сосновых поленьях, накануне исполнилось лет триста. Но я героически съел две палки, запив их пивом «Ворсинское». Никакого ворса ни внутри, ни снаружи этих бутылок обнаружить не удалось — уже за это можно было сказать спасибо Барнаульскому пивзаводу.

В дальнейшем я питался на ближайшей к гостинице площадке сосисками в тесте, пиццей и разливным тёмным новокузнецким пивом. Сама гостиница алюминиевого завода оказалась спаренной квартирой в жилом доме, два первых этажа которого занимала районная администрация, а верхние три были жилыми.

У меня в комнате стоял телевизор, и каждый вечер по местному тулеевскому телевидению показывали передачу «Открытый бюджет», в которой показывали цифры, сколько за прошедший день получено денег от налогов и прочего, и сколько отчислено в такую-то больницу, в такую-то школу и так далее по всей области! Абсолютно все заводы и предприятия Новокузнецка работали, безработных практически не было, а торговцами на местном базаре были исключительно азербайджанцы.

Сделав свою футеровку, я собрался в четверг из Новокузнецка в Москву. Накануне пришёл в местное авиаагентство — на ежедневный рейс «Ту-154» в Москву билетов по 1600 рублей за неделю вперёд уже не было. В кассах вокзала плацкартных билетов по 560 рублей и купейных по 940, разумеется, тоже не оказалось, и пришлось брать аж «люкс» за 1860 — дороже самолёта! Причём потом оказалось, что я и тут взял самый последний билет!

При отправлении скорого фирменного поезда «Новокузнецк» по динамикам вокзала играл марш «Прощание славянки». Все вагоны, в том числе и наш «СВ», были забиты до отказа — народ ехал в отпуск. Поезд был синего цвета, между окнами вагонов закрашен ярко-голубым и с белыми надписями «Новокузнецк» над окнами.

Наш вагон, вроде бы должный быть самым лучшим во всём составе, оказался с неисправным кондиционером, но зато в нём вместо дальнего туалета была оборудована душевая комната — удобство, которое мы оценили по достоинству особенно тогда, когда проезжали через Казанское ханство, и при этом у господина Шаймиева было плюс тридцать четыре! Унитаз в бывшем туалете оказался снят, вместо него на полу была сделана круглая заглушка, которую закрывала деревянная решётка. Из потолка торчал краник, а на него был надет пластмассовый шланг, который вёл к укреплённому на кронштейне в стенке душу.

Подождёшь станцию типа Омска, на которой заливают свежую прохладную воду, и идёшь купаться. Единственное неудобство было в том, что при приличной скорости на каждом повороте ты плавно уезжал по скользкому мыльному полу то к одной, то к другой стенке душевой, и сочно шлёпался об неё…

Паровоз между тем оказался не особенно скорым, и делал остановки на совсем крохотных станциях. Цены вагона-ресторана улетели следом за космическим кораблём «Прогресс» куда-то туда же, поэтому я питался с перронов. Зато вкусно: в Барабинске одна русская женщина, оказавшаяся эмигранткой из Таджикистана, накормила меня совершенно изумительными настоящими мантами с фаршем, нарезанным вручную, а не через мясорубку. Настоящие русские у неё почему-то этих мант не покупали…

В Красноуфимске я купил стаканчик местной земляники — аромат микроскопических ягодок не выветрился из купе до самой Москвы! На перроне Казани продавали горячее второе в пакетиках — половинка жареного цыплёнка (не окорочков!), несколько варёных картошин, хлеб и половинки помидоров.

Вагон до Новосибирска был полный, с Тюмени нас осталось в нём двое или трое, но в Казани народу вновь набилось до отказа. Паровоз прикатил в Москву в 11 утра воскресенья. Мои орлы ещё накануне умчались всей толпой на какое-то не то Истринское, не то Икшинское водохранилище, поэтому никто за мной на вокзал не приехал. Но мне-то что — я нырнул в метро и поехал в Ясенево, ключ от квартиры у меня уже был. Весь народ рассосался из Москвы по своим дачам — в вагонах метро сидело всего-то по три-четыре человека.

С «Чистых Прудов» мне пришлось переходить на «Тургеневскую». Прошагав уже почти весь подземный межстанционный тоннель, тоже абсолютно пустой, я вдруг услышал: «Эй, мужик, ну-ка, стой!» Я обернулся. Передо мною маячила мерзкая рожа рядового лужковского мента. Тут же откуда-то появился ещё один, и они на пару целых полчаса перетрясали все мои документы и сумку.

Здравствуй, Москва!

101. Временная регистрация

Закон джунглей, то бишь закон города Москвы, придуманный Лужковым, гласил: «Граждане, прибывающие в Москву на срок свыше трёх суток, обязаны в суточный срок (исключая день прибытия, выходные и праздничные дни) пройти регистрационный учёт и внести плату по возмещению расходов, связанных с обеспечением регистрационного учёта». Менты всех остальных городов и поездов вскоре ввели то же самое в пику Лужкову, чтобы доить всех, кто им попадётся, а уж москвичей — в первую очередь…

Приехав в город Лужков теперь уже надолго, я был вынужден вместо той работы, которую приехал туда делать, сразу же бегать и тупо оформлять эту самую временную регистрацию — в любом месте тебя могли остановить местные менты и начать трясти документы. Нет регистрации — плати минимум сто рублей, нет с собой паспорта — на три часа в «обезьянник», якобы для установления личности.

Директор той московской фирмы, в которую мы приезжали в командировки, поселил нас во второй принадлежавшей ему квартире, чтобы мы не жили в гостиницах (очень дорого!), и там же делал нам эту регистрацию. Но если администрации гостиниц выписывали их каким-то ускоренным порядком, то здесь пришлось побегать самому.

Итак, я приехал в Москву в воскресенье, и по их же закону должен был в течение трёх рабочих суток зарегистрироваться. Но лужковская бюрократия сплела такую хитрую сеть крючкотворских препонов, что реально таких суток ушло на это аж семь. Первым делом мне пришлось идти в местное домоуправление — Дирекцию единого заказчика (ДЕЗ) — и брать там выписку из домовой книги.

ДЕЗ работала так: во вторник и в четверг с 10 до 12 утра, а в среду — вечером, с 18 до 20. Остальные дни и часы были почему-то не приёмные! Поэтому я попал туда только во вторник (шли уже третьи сутки с момента прибытия). Какая-то тётка долго вычисляла, сколько будет стоить увеличение всех коммунальных услуг с появлением там ещё одного жильца, и выписала мне квиток на сумму около двухсот рублей. Я успел добежать до сберкассы, оплатить его, и вернуться ещё до того, как она закрыла свою богадельню. Поглядев, что счёт оплачен, она поставила мне подпись и печать на эту самую выписку, и я поскакал дальше.

Теперь мне нужно было попасть в местный паспортный стол и получить там крохотный листочек «прибытия-выбытия». Во вторник паспортный стол не работал и попал я туда только вечером в среду (4-е сутки). Просидев около двух часов в огромнейшей очереди, я получил-таки и эту бумажечку. Теперь надо было идти в паспортную службу самого районного отдела внутренних дел, но было уже восемь вечера и там всё закрылось.

В четверг (5-е сутки) не приёмный день оказался в самом этом ОВД, и я смог сдать весь собранный мною ворох бумаг только в пятницу (6-е сутки с момента прибытия). Женщина-паспортистка посмотрела все мои документы и дала мне листочек с банковскими реквизитами ГУВД г. Москвы — пойти в сберкассу и заплатить уже за саму регистрацию.

С граждан России брали за неё 4 рубля 18 копеек, а с граждан СНГ — не упадите! — 262 рубля. Кто и зачем придумал такую дикую разницу в цене, оставалось только догадываться. Но это было ещё не всё — жители города Лужкова овладели искусством выкачивать деньги с приезжих в таком совершенстве, что это даже вызывало некоторое восхищение! Сбербанк накрутил сверху на сумму моего платежа ещё три процента — якобы за свои услуги по переводу денег! Оказалось, что этот сбор накручивается на любые платежи кроме коммунальных и телефонных счетов.

У меня чуть не съехала крыша при заполнении бланков платёжных квитанций: такого дикого количества нулей в номерах расчётных, лицевых и корреспондентских счетов я до этого ни разу не видел (у нас в Казахстане столько нулей не писали). Потратив изрядное количество времени на эти нолики, я всё же заплатил все сборы, отнёс квитанцию в ОВД, и теперь у меня забрали не только все бумаги, но и мой загранпаспорт, причём аж на целые сутки — на компьютерную «пробивку»!

По коридорам ОВД среди различных гостей со Знойного Юга, истекавших слюной при одном её виде, бродила удивлённо шикарная итальянская девочка с паспортом в руках: «Vado qui?!!». Бедный ребёнок тыкался во все кабинеты, как слепой котёночек, но я ничем не мог ей помочь — этого языка я не знал.

Вечер этого дня и утро следующего я был вынужден блукать по городу вообще без единого документа — как меня ни один мент в метро не «свинтил»?!! И только утром в субботу (7-е сутки с момента моего прибытия!) я получил наконец-то свой паспорт с этим самым листиком регистрации, действительным на полгода.

Рано радовался…

На третий или четвёртый день после получения этой временной регистрации в городе Лужкове взорвался жилой дом на улице Гурьянова. На следующий день мэрия издала приказ, в котором обязывала всех приезжих пройти… перерегистрацию! Из Госдумы и прочих интересных мест по всем телеканалам тут же понеслись вопли, что это незаконно, но Лужков-то всю жизнь плевал на любые законы, и пришлось снова идти в ментуру.

И снова на целые сутки у меня отобрали и паспорт, и только что выданную мне регистрацию, чтобы на следующий день выдать мне другую, действительную уже только на 45 суток! Хорошо ещё, что бесплатно! Впрочем, мне её до окончания командировки почти хватило… Прокуратура, правда, официально признала факт перерегистрации незаконным, но сделала это только… через год!

Приехав в город Лужков на следующий год, я опять потратил ровно неделю на получение такой же регистрации. Её срок плавно истёк в июле и, приехав в очередную командировку уже в октябре, я пошёл за новой. Майор, начальник паспортной службы этого ОВД, посмотрел на меня как-то странно:

— Рожа твоя уж больно знакомая, ты же уже в этом году регистрацию получал?

— Да, получал, на полгода, но сейчас снова в командировку приехал.

— Тогда иди на…, полугодичная регистрация даётся только один раз в год.

— И дальше что?

— А ничего. Если хочешь — иди со своим командировочным удостоверением к начальнику паспортной службы самого ГУВД, в его власти дать тебе эту регистрацию хоть на сколько, может там и получишь…

Ментяра выписал мне бланк официального отказа в регистрации по месту временного пребывания, указав причину: «Уже был зарегистрирован в этом году на срок 6 месяцев». В тот же вечер я переписал текст этого официального отказа в компьютер и сбросил по электронной почте на интернет-сайты Президента РФ и «Союза Правых Сил», с вопросом: «Господа, что за беспредел?!!»

Оказалось, что это моё письмо даже где-то прочитали, потому что ровно через две недели после этого ещё живой тогда депутат Госдумы РФ от «СПС» господин Юшенков выступил на заседании Парламента с требованием прекратить все эти регистрации. Ему буквально на следующий же день ответил в телевизионном интервью Генеральный Прокурор РФ господин Устинов: «Я знаю, что требования московской мэрии по регистрации иногородних абсолютно незаконны, но, учитывая криминогенную ситуацию в столице, выносить протест на эти действия не буду!»

К начальнику паспортной службы ГУВД города я, разумеется, не пошёл — люди, уже бывавшие там, рассказали мне, сколько недель просидели в очередях на такой приём. Поэтому я получил тогда временную регистрацию в одном из городов самого ближнего Подмосковья — это у лужковских ментов «считалось». В коридоре паспортного стола висело компьютерное объявление: «ВНИМАНИЕ! Граждане республики Грузия получают временную регистрацию только в ОВиРе!» Один из гостей со знойного Юга приписал внизу ручкой: «Вах!..» А с 2001 года граждан СНГ вдруг приравняли к гражданам дальнего зарубежья, и стали выдавать временные регистрации только на три месяца. При этом постановление о том, что такая регистрация даётся не более, чем один раз в год, отменено не было.

Примерно через год я познакомился с одним московским милиционером-участковым, у которого и стал покупать себе при каждом командировочном заезде в Москву трёхмесячную временную регистрацию за 1300 российских рублей. Именно этого, значит, и добивался от меня мэр Лужков — как же я сразу-то не просёк…

102. «Уральская Республика»

Прошёл месяц моего пребывания в городе Лужкове, и в августе 1999 года меня вызвали на футеровку в Нижний Тагил. Поезд номер 50 под названием «Малахит» отправлялся с Казанского вокзала тихим субботним вечером в 23.25. Компания в купе подобралась неплохая. Выше меня оказался Санёк — «ГИБДД-шник» из Горнозаводска, а соседнюю полку заняла очень вкусная девочка — глазной врач из Питера Ольга. Когда наша «Малахитовая шкатулочка» отправилась со своего девятого пути, барышня переоделась в блузочку и лосины, которые были в такую обтяжку, что нам с Саньком осталось только облизываться. Своё горе мы запивали пивом «Балтика»…

Весь следующий день мы провели в бесконечных разговорах. Санёк в Москве проводил родную сестру в Германию и возвращался домой. Олечка имела в Питере крутого хахаля, который дал ей денег на отпуск, и она, нищая бюджетница, предварительно покатавшись по подружкам в Воронеже и Москве, ехала к родителям в Нижний Тагил.

Санёк сошёл в пять утра в своём Горнозаводске, перед этим мы сфотографировались прямо в купе. Нам оставалось до Тагила ещё 4 часа. Барышня взяла у меня визиточку с телефонами, но своих ни в Нижнем Тагиле, ни в Ленинграде так и не дала. Всевышний немедленно её за это наказал — в Тагиле родители её встречать так и не пришли, а пришедшая за мною с завода «НИКОМ-огнеупор» пассажирская «Газель» завезти эту барышню домой так и не согласилась — посёлок Голый Камень был совсем в другую сторону и очень далеко.

Завод коптил себе помаленьку. Насколько бедно, по сравнению с теми же алюминиевыми заводами, жил здесь народ, можно было судить хотя бы по заводскому магазину. Из сигарет торговали только моршанской «Примой» — сигареты подороже никаким спросом не пользовались…

По ходу дела я, оказывается, попал в самый пик предвыборной борьбы за пост губернатора Свердловской области. Прямо в окна гостиницы смотрел подсвечиваемый всю ночь плакат «РОССЕЛЬ — НАШ ГУБЕРНАТОР!» Предвыборные вывески остальных шести кандидатов висели по городу тут и там, сделанные обычной краской на простынях, и очень напоминали призывы нашего Амантая-Хаджи на углу улиц Наурызбай-Батыра и Шевченко в Алматы: «Долой мафии всех стран!»

По ходу моей командировки наступили выходные. В ночь с субботы на воскресенье нас, постояльцев, осталось в гостинице «Металлург» три человека. Субботним вечером вдруг налетели ОМОН, ФСБ и ещё какие-то подобные им местные спецслужбы. Нас настоятельно предупредили, чтобы мы на следующий день не высовывали носа из своих номеров — на стадионе «Металлург», расположенном через дорогу, Россель давал городу предвыборный концерт с участием Кобзона, Газманова, Апиной, Насырова и Расторгуева. Перед концертом, с двенадцати до трёх часов дня, губернатор хотел хорошенечко угостить господ артистов в специальном номере, расположенного на моём этаже…

В воскресенье весь день лил проливной дождь и было плюс одиннадцать. Срочно вызванная рота солдат устроила над сценой «военно-полевой» брезентовый навес. Концерт всё же состоялся, и кто-то из господ артистов в самом деле ненадолго заезжал к вечеру в наш отель, но уже без Росселя. Я, правда, так и не засёк, кто именно, потому что и сама гостиница, и площадка перед ней была заполнена всякими охранниками и ментами настолько, что я счёл за благо из номера не высовываться.

Местный нижнетагильский ликёроводочный завод выпускал очень классную водку под названием «Демидовский штофъ», коей накануне, в пятницу, заводские мужики угостили меня сначала прямо в заводском кабинете. Потом мы пошли в одну из местных шашлычных точек, где свинячий шашлычок оказался гораздо вкуснее, и не дороже, чем в Новокузнецке. Дело происходило на конечной трамваев у «Тагилстроя». Мы уселись сначала внутри кафешки и, поскольку «Демидовского штофа» там не оказалось, взяли у барменши пузырёк «Гжелки», за который она потребовала заплатить сразу, а затем заказали по шашлычку. Потом нам разонравилось сидеть внутри помещения, и мы, предупредив барменшу, перебрались на улицу, за столики, стоявшие вокруг здания. Нам принесли шашлыки, мы накатили по первой, затем и по второй…

Вдруг подлетел охранник сего заведения, и с самым свирепым видом кинулся ко мне: «Где вы взяли водку?» Я даже не успел ничего сообразить, как следом за охранником подскочил и шашлычник — самый молоденький из тех трёх азербайджанцев, что крутились у мангала — и вцепился ручонками мне за грудки! Следом из кафе вылетела барменша и стала кричать охраннику: «Они у меня водку купили!!!» По ходу дела выяснилось, что ещё вчера такого пойла в баре не было. Охранник тут же отошёл, а я стряхнул с себя шашлычника и уже хотел ему врезать, как он шустренько отбежал назад к мангалу и спрятался за спины двух своих других соотечественников! Не удивило: так всегда и поступают настоящие кавказские мужчины — во время моей службы в армии такое же было…

Поодаль стояла навороченная легковушка — «BMW» какой-то одной из самых последних марок, из которой немедленно вышел солидный мужик лет сорока и направился в нашу сторону: «Здравcтвуйте, меня зовут Олег Павлович. Чего шумим?» Я как-то сразу правильно сообразил, что передо мною какой-то местный «Антибиотик», и вполне вежливо объяснил человеку, как в «подведомственном» ему заведении почём зря обижают «гостей со знойного Юга!» Мужик очень внимательно выслушал меня и тут же приказал азербайджанцам принести нам по шашлыку бесплатно. Барменша мигом организовала ему рюмочку — «смотрящий», посидев с нами немного и слегка выпив, вежливо попрощался и ушёл. Какой там «Белый Дом» и Госдума?!! Вот она теперь, реальная российская власть…

На другой день я пошёл побродить по городу, практически в самом центре которого у небольшого озерца игрушкой смотрелось одно из чудес света: крохотный настоящий металлургический заводик, построенный там лично господином Демидовым аж 277 лет назад, с которого, собственно, и начался город Нижний Тагил. Заводик до 1992 года работал, две или три его крохотные доменные печки давали чугун, вполне соответствовавший всем современным ГОСТам! Затем городские власти заводик остановили, раскрасили, как новогоднюю ёлку, и устроили там музей. А рядом на пригорке расположился бывший «господский дом» Демидова, перед которым на постаменте стоял паровоз братьев Черепановых. Местные клялись, что он настоящий…

Через неделю я поехал дальше на север Свердловской области — на Богословский алюминиевый завод в городе Краснотурьинске. К моему удивлению, там оказался самый дикий, но не по цивилизации, а по порядкам в этом городе «Медвежий угол»! Началось с того, что билеты на поезд туда были только общие — плацкартные и купейные были распроданы за месяц вперёд. 677-й пассажирский поезд сообщением Свердловск–Североуральск пришёл в Нижний Тагил по расписанию, в полпервого ночи. Я запёрся в этот переполненный общий вагон, в котором не то, что лежать, сидеть толком было негде.

Однопутная дорога с разъездами и электровозами петляла в густом кедрово-осиновом лесу между мелких сопочек, светила хорошая луна, в окошке было всё видно, да и вскоре рассвело. Поезд останавливался на каждом разъезде, пропуская бесконечные товарняки с углём и лесом. В восемь утра приехали в Серов, где и простояли, непонятно зачем, почти час. Последние 33 километра до Краснотурьинска я вытерпел с трудом.

Вокзал Краснотурьинска не был станцией или разъездом — он выглядел, как обычная остановка для электричек: рядом с железнодорожным путём был высокий, как на нашей Алма-Ате I, перрон, и довольно приличное здание вокзала. Кругом росли огромные кедры, между которыми кое-где виднелись трёх- и девятиэтажные домики. В городке было семь пассажирских трамваев и один вагон-снегоочиститель, правда в отличие от ильфо-петровского Старгорода, они были пронумерованы не от 701 до 710, а от 1 до 8.

Часть трамвайчиков ходила из города до главной проходной алюминиевого завода по первой трамвайной линии — однопутной, и с разъездами посредине, а вторая часть — до дальней проходной того же завода по второй такой же линии. Пересечение обоих маршрутов было в центре города, как раз у трамвайного депо, а номеров маршрутов вообще не было, и народ каким-то образом ориентировался, куда ехать, то ли по бортовым номерам трамваев, то ли ещё как… Ничего не соображая после бессонной ночи, я пошёл на «маршрутку».

На Богословском алюминиевом заводе существовал какой-то совершенно дикий пропускной режим, и тот сотрудник, который вызвал меня туда в командировку, оформлял мне пропуск на завод аж три часа. Когда с готовым пропуском я пошёл на территорию, охрана заставила меня дуть в стаканчик — глаза красные! — подумали, что я пьян! Я объяснил этим скотам, как я катался всю эту бессонную ночь в общем вагоне. Пропустили, но извиниться даже и не подумали…

Вечером я поехал заселяться в заводскую гостиницу. Дежурная администраторша, увидев мой казахский паспорт, тут же зарядила цену за номер в два раза дороже, чем для граждан самой России, и сказала, что у неё есть на это письменное распоряжение директора завода. Я остался крайне низкого мнения об этом директоре, а сил на то, чтобы и дальше удивляться диким порядкам этого «медвежьего угла», уже не было. Когда меня отвели в номер, прибежала тётка-горничная и демонстративно повключала все электроприборы и телевизор: «Смотрите — всё работает! При сдаче номера не говорите, что было сломано!» Я моментально упал спать, принципиально не став включать ни телевизор, ни холодильник…

Я удивлюсь, когда через год, между майскими праздниками 2001 года, за «высокое» звание «медвежьего угла» вдруг решит побороться и Нижний Тагил! Мне нужно будет продать за рубли сотню долларов, и я забреду ненароком в «Золото-Платина Банк» на самой центральной его площади. Барышня, скучающая в кассе обменника, увидев мой казахский паспорт, вдруг потребует с меня таможенную декларацию на ввоз валюты! «Откройте таможенные правила Вашей России, — скажу я ей, — и прочтите там, сколько валюты я имею право ввезти по «зелёному коридору» безо всяких деклараций!

Но подруга в своей бюрократической тупости попадётся крайне упорная, и закроет окошко! И что же? Я перейду через дорогу и продам свой стольник баксов в открывшемся к тому времени с обеденного перерыва обменнике «СКБ-Банка», и там почему-то никто не будет спрашивать с меня никаких деклараций…

А пока… Главный инженер завода на следующий день подписал мне все бумаги. Ночь, луна, боковая нижняя полка, разложенная столиком — точно такое же полное отсутствие билетов на любое более цивильное место, и снова такой же общий вагон, но уже до Екатеринбурга…

Напротив меня сидел старый и крепко поддатый дед, весь багаж которого состоял из старинного карниза для штор и матерчатой сумки, в которой сидел огромный шикарный кот. Над дедом и особенно его котом хохотал весь вагон. Рыже-бело-серый котяра с рёвом выбрался из сумки, и часа за полтора по-хозяйски обошёл всех пассажиров, собирая «дань». Кто пожертвовал кусочек колбаски, кто сыра — кот объелся, нагадить убежал в тамбур (!), потом без проблем улетел на третью полку, и там улёгся на чьей-то сумке. О том, каких усилий стоило деду поймать кота и запихать обратно в сумку в Нижнем Тагиле, можно было написать ещё один такой же рассказ.

Название города «Екатеринбург» отдавало какой-то ономастической экзотикой, ибо было как-то не в ходу. Во всех билетах и расписаниях, на маршрутных трафаретах поездов, и на здании вокзала было по-прежнему написано «Свердловск». А местные жители называли свой город «Ёбургом». Здание железнодорожного вокзала находилось на реконструкции, и представляло собою откровенные руины, облепленные со всех сторон подъёмными кранами.

Электричка в Каменск-Уральский была ещё не скоро, и я под тарелочку привокзальных пельмешек подумал: «А не поискать ли мне автовокзал?» Тут же в киоске я купил карту этого города, подобрал нужный трамвай, номер «пять», и поехал. Кондуктор, пожилой дяденька, мне сразу же сказал, что я еду не в ту сторону — кто же знал, что на их схеме маршрутов вверху нарисован не север, как на всех нормальных картах, а запад города?!! Кондуктор, однако, не взял с меня денег за эту остановку, и на «Пионерской» я пересел на трамвайчик в обратную сторону.

Чешские двойные трамваи всех почти сорока маршрутов ходили с интервалом максимум в пять минут — это, правда, в восемь утра рабочего дня. Они подходили на остановку по три-четыре сразу и потом долго пропускали друг друга на стрелках. Екатеринбургские водилы принципиально отказывались пропускать выходящих из трамвая на остановках пассажиров, и народ, отчаянно пища, разлетался по всей проезжей части, иной раз достигая спасительного тротуара только после крайне замысловатых виражей между мчащимися машинами.

Автовокзал нашёлся после получасового путешествия на трамвайчике. Автобус в Каменск-Уральский тоже попался очень быстро. В отличие от шикарной автострады между Екатеринбургом и Нижним Тагилом, по которой возили членов правительства этой страны на международную выставку вооружений в Тагил, дорога в Каменск-Уральский (и дальше в Курган) была убита в нет! Кроме этого, наш «Икарус» останавливался по дороге абсолютно в каждой деревне…

На Алюминиевом заводе в Каменске-Уральском я прошёл в здание заводоуправления без всяких проблем — охранник просто записал меня в журнальчик. Вроде та же Свердловская область, и такой же завод, как в Краснотурьинске, а порядки отличались радикально!

К вечеру я уже ехал обратно в Москву. На вокзал Каменска-Уральского, пока я там ждал электричку до Екатеринбурга, прикатил пассажирский Свердловск — Бишкек. Киргизские проводники удивили меня тем, что за 20 минут стоянки скупили всё пиво «Балтика», вообще имевшееся на этой станции, а коробки с бутылками развозили по вагонам оба существовавших на этом вокзале багажных электрокарщика.

Электричка мне досталась уже не рижского, а российского производства, из Торжка. Её отличали от прежних электричек лавки — не деревянно-ребристые и не из кожзаменителя, а пластиковые, типа, как в турецких автобусах «MAN». Хотя, какая разница — латышская это электричка, или российская: самое главное было в том, что ездить-то она быстрее от этого не стала, и до Ёбурга телепалась со всеми там своими остановками более двух часов.

Билет на московский поезд у меня уже был. Три с половиной часа я блукал по чудом уцелевшей при реконструкциях трёхэтажной четвертинке вокзального здания. Небольшой дождик, начавшийся сразу после того, как я заехал в Екатеринбург, к тому времени кончился, и как только вызвездило, наступил дикий холод с ветром.

Вообще-то сами свердловчане (или ёбуржцы?) ездили в Москву на фирменном поезде жёлто-красного цвета, с номером 15, и с надписями «Урал» и «Свердловской железной дороге — 120 лет!» на вагонах. Мне же они подсунули свой скорый номер 7, который шёл не через Казань, а через Пермь, Киров и Ярославль. Поезд был не фирменный, состоял из древнейших вагонов, и до Перми вообще ехал, несмотря на свой маленький «скорый» номер, с остановками от двадцати шести до девяноста минут! После Перми он стал похож на скорый, но не сильно. Ну да ладно — я всё же попал на Ярославский вокзал по расписанию.

Меня встретил наш начальник производства Санёк, хотя для этого ему и пришлось вставать в половине пятого утра — мне по дороге с вокзала очень не хотелось лишний раз нарываться на лужковских ментов…

103. Каникулы

Надвигался Новый 2000 Год, и я собрался из Москвы домой. Поскольку цена купейного билета на прямой поезд в Алматы подходила к девяноста долларам, а экономического класса в самолёте — к двумстам пятидесяти, я решил, ради интереса, уехать за возможно меньшую сумму денег.

Покопавшись в анналах ещё свободно доступного тогда интернет-сайта АСУ «Экспресс», я спокойно нашёл себе вариант, как уехать с двумя пересадками, причём «межгосударственная» (самая дорогая!) перевозка приходилась во-первых, на пассажирский поезд, а во-вторых, на сравнительно короткое расстояние. На обеих пересадках в Кургане и Астане я должен был просидеть ровно по три часа. Билеты из Москвы до Кургана и из Кургана до Астаны я купил себе заранее. Третий билет нужно было успеть взять на вокзале в Астане, уже за тенге. Заранее скажу, что поездка в трёх купейных вагонах обошлась мне всего в сорок шесть с половиной долларов…

В день отъезда мне вдруг позвонила наша бывшая алматинка Ольга Палённая, которая жила теперь в городе Лужкове у своих родственников, и вызвалась меня провожать. А на вокзал ещё должен был прийти наш главный шофёр Серёга, которому я должен был сдать ключ от «директорских» апартаментов. Палённая успела прикатить из своего Южного Измайлова ко мне в Ясенево, мы выпили по паре рюмочек, сели в автобус и поехали к метро «Юго-Западная». Жёлтый с гармошкой «Икарус» 642-го маршрута телепался себе по МКАД, а ощущение было такое, что это наш алматинский 92-й экспресс едет по Красногвардейскому тракту в аэропорт…

На перроне «Комсомольской-радиальной» нас уже ждал Серёга Плотников. До поезда оставалось чуть больше часа, и мои проводы было решено продолжить уже втроём. Небольшая кафешка-«стекляшка» притулилась к выходу из обеих «Комсомольских» станций метро, находившемуся между Ленинградским и Ярославским вокзалами. Мы там очень здорово посидели и минут за десять до отправления я попрощался со своими провожатыми и зашёл в вагон.

Мне досталась улан-удинская «прицепка» к хабаровскому поезду. В купе со мною оказалось трое пенсионеров, и как-то сразу же стало скучно. «Амур» делал по дороге такие остановки, о существовании которых я до этого и не подозревал. По крайней мере до Перми он шёл на шесть часов дольше фирменной «Камы». Вечером второго дня пути наш паровоз подкатил к перрону Кургана.

Скромный двухэтажный вокзальчик этого областного центра имел внутри один-единственный буфет, подойти к которому было крайне затруднительно: работникам вокзала и станции в тот день перечислили на пластиковые карточки зарплату, и огромная толпа народа насиловала единственный банкомат, как раз и расположенный возле этого буфета.

На привокзальной площади вроде бы стояли ещё какие-то магазины, но ни один из них в восемь вечера уже не работал. Морозец был не сильный, и я простоял почти час на перроне, разговорившись с одним мужичком, тоже работавшим здесь на железной дороге. За полчаса до отправления на первый путь подали маленький павлодарский состав — семь вагончиков, один из которых был купейный. Народ садился в основном в плацкарту, и в этом нашем купейном вагоне оказалось всего семь или восемь человек.

Через два часа мы занырнули к себе в Казахстан и остановились на перроне печально знаменитой мне станции Пресногорьковская. Во время моей работы в «KEGOC», когда я занимался договорами по электроснабжению всей казахской железной дороги, ЦДУ ЕЭС Казахстана никак не могло подключить линию 220 кВ до этой тяговой подстанции: такая крохотная нагрузка не проходила по «режиму» — напряжение сильно задиралось, и только месяца за два до моего «дембеля» Сарбайский РДЦ нашёл, наконец-то, возможность подать на здешнюю подстанцию электроэнергию через сети Кустанайской РЭК.

Пока нам меняли электровоз, к бригадиру поезда зашли минут на десять трое таможенников — чисто наши «понты»: несмотря на мороз, шарашиться по станции в форме без пальто и курток, но в зимних шапках и с непременными кожаными папчонками под мышкой. Проверять пассажиров они не стали — да это и хорошо: меньше пустой мороки…

Ночью поезд останавливался на каждом разъезде, и было слышно, как мимо вагонов бегают с криками люди — пассажирские по этой ветке ходили нечасто. А в Кокшетау набился до отказа и наш вагон. Моей соседкой оказалась симпатичная молодая девчонка с двумя пацанами трёх и пяти лет, ехавшая на Новый Год к своим родителям в Павлодар. Она рассказала, что её мужа — сотрудника КНБ — перевели из Астаны сюда, и платят такую крохотную зарплату, что они не платили за коммунальные услуги уже полгода — почти все деньги уходят на фрукты мальчишкам. А она сама врач-невропатолог, но работу найти не может. А мы-то в «KEGOC» всё удивлялись, почему Кокшетауская РЭК у нас в таких должниках ходит?!!

Поезд от Кокшетау до Астаны пошёл, как электричка: он останавливался почти у каждого столба даже там, где не было станций, а в Ак-Куле простоял почти час, пропуская вперёд себя пассажирский из Свердловска, который тоже плетётся в час по чайной ложке…

На вокзале Астаны я первым делом побежал к кассам и, на моё счастье, билеты на разовый дополнительный поезд в Алматы ещё были! Всё дело было в том, что этот состав специально назначили для вывоза из «новой столицы Евразии» на новогодние праздники многочисленного чиновного люда, так и не перевезшего свои семьи на новое место. Вышедшая сразу после праздника газета «Время» опубликовала на самой первой странице снимок полупустого столичного Конгресс-Холла, в котором наш Президент давал новогодний «Ледовый Бал» и… фотографию нашего, битком набитого народом 26-го скорого, с подписью: «На Родине хорошо, а дома лучше!»

А у нас в паровозе почти все друг друга знали, даже я встретил немало своих старых знакомых из управления железной дороги. Со мной в купе ехали какие-то большие чины из КНБ, Нацбанка и какого-то министерства. Мужики немедленно начали наливать «бахусовский» коньяк, а я достал коробку покровских конфет «Соколиная Охота» и шматок московского сыра. Вскоре стало так весело, что к утру в вагоне-ресторане закончились все запасы спиртного, и народ едва дождался станции Чу…

Я едва успел принять душ после всех своих трёх паровозов, как меня уже выдернули на новогодний вечер нашего «KEGOC». Впрочем, этого вечера мне, Нурлику и Олежке показалось мало, и мы во втором часу ночи ещё пошли есть «мясо на палках»…

Новогодние праздники отзвенели быстро и я, уже на пару с Андрюхой Лариным, собрался обратно в город Лужков. Мы выезжали седьмого числа, на седьмом поезде, в седьмом вагоне и седьмом купе — вот счастья-то привалило… В первую же ночь мне как-то не спалось, и я смотрел в окошко. Сразу за Таразом наш паровоз вдруг попал в совершенно жуткий ливень с ураганным ветром — мужики, стучавшие по колёсам нашего вагона в Тюлькубасе, ходили по перрону почти по колено в воде! А сразу за Арысью пошёл лёгкий снежок, и тамбурные окошки в нашем вагоне подёрнулись ледком.

В Кызылорде мы вышли за пивом: снегу на перроне было наметено уже почти по колено. Так любимая Лариным «Балтика №3» оказалась только в одном из киосков, но он был закрыт. Внутри него между товарами, выставленными вдоль витрины, бродил, скучая, малюсенький котёнок. Мы с Андрюхой стали скрести пальцами по стеклу в разных местах витрины, и полосатик начал метаться то туда, то сюда, пытаясь поймать наши пальцы. Через пару минут он, увлечённый этой игрой, снёс с витрины на пол добрую половину выставленных там товаров! Мы прошли чуть дальше, к базарчику, взяли «Чимкентского» и вернулись в поезд…

К вечеру на станции Саксаульская снег всё продолжал идти, причём уже хлопьями. Мы вышли на перрон. Вдоль состава бежала старенькая бабка и кричала: «Заварка, мыло, сосиска в тесте! Шерстяные носки, „Орбит“! Печенье — внутри варенье! Кола-минералка!» Подбежала ближе — закутана в сто одёжек и застёжек, на голове с десяток шерстяных платков. На груди у бабули болтался на широкой лямке, перекинутой через её шею, деревянный ящик, все товары в котором были просто вперемешку! Лишь сосиски в тесте были завёрнуты каждая в тонкий полиэтиленчик.

Проводник соседнего вагона посмотрел на всё это хозяйство и сказал ей с возмущением: «Бабка, ты что, обалдела? Ты разве не могла это всё по-человечески разложить?!!» А старая посмотрела на него как-то искоса и тут же ответила: «Ы-ый, не нравится — самолётом ходи?» Весь народ на перроне упал со смеху…

От Аксая до Уральска весь поезд, как и всегда, набился до отказа местными «трамвайщиками» — по проходу было невозможно ходить! А в Озинках таможенники и пограничники устроили нам такой досмотр, что задержали поезд на полтора часа. Что искали — непонятно, потому что ни одного «челночника» по крайней мере у нас в вагоне не было, да и в остальных, я думаю, тоже — не «грузовое» направление! Первый час стоянки они оцепили поезд аж с собаками и никому не давали выходить из вагонов, а докопались в конце концов до проводников — у тех не было с собой каких-то необходимых документов…

Но наши проводнички, как потом оказалось, были тоже не пальцем сделаны: они заныкали по всему вагону пару десятков мешков самого классного фиолетового талдыкурганского репчатого лука, и на перроне в Мичуринске успели мешков пять или шесть продать. Там, видать, их кто-то и сдал — Россия же… В Рязани в наш вагон прилетел наряд ОМОНа, и с каким-то непонятным остервенением повытаскивал у наших проводников ещё полтора десятка мешков этого лука, лихо спрятанных в тамбуре. ОМОНовцы выкинули их прямо на перрон и, пока они составляли там какой-то акт, половину этих мешков прямо у них из-под носа растащили местные бомжи!

Служащий российского ОМОНа, ты до сих пор не понял, что завтра после таких конфискаций лук у азербайджанцев на твоём базаре станет стоить столько, что именно твоей полицейской зарплатки уже не хватит, чтобы его покупать? Наши тебе его раза в два дешевле продавали…

На перроне Казанского нас встретил Санёк Тивин, и сначала привёз в офис. А мы специально захватили с собой из Алматы несколько разных бутылок нашего иссыкского вина: «Бибигуль-Голд», «Катюшу» и прочее — такого вина в городе Лужкове тогда не продавали, и москвичи наслаждались каждым глотком! Потом, говорят, такое вино появлялось в каком-то самом крутом гастрономе на Арбате за не менее крутую цену…

А госпожа Палённая уехала встречать новый год к своим родственникам в Киев и, когда она оттуда вернулась, мы отметили встречу — в небольшом кафе возле Таганской площади…