Нет, в эту ночь Артём боролся не только с художником и его приспешниками. В эту ночь он был один на один с самим Дьяволом, беспощадно терзавшим всё его существо.
В голове перемешались все образы последнего времени: добиваемая раком Кристина, её руки, судорожно хватавшиеся за него, когда он душил девушку в больнице. Потом Даша вместо собаки на цепи, Линда сама не своя после возвращения, Кристина, делающая ему страстный минет, потом Кристина, пьющая воду из вазы, потом Кристина, стоящая над кроватью дочери в ночи и её светящиеся глаза. Вика, кишки Вики, разрезанная плоть и этот нож в её горле…
«Малютка хороша, — подумал художник, — но тоже не совершенство». Природа, или Бог, или они вместе создали крошку по образу и подобию матери, но, как всегда, упустили несколько моментов. Вот, например, у девочки слишком выпирают уши, несколько кривоваты зубы, хоть они и молочные. Глаза идеальные, такие же голубые, как и у мамы, но, естественно, не светятся в темноте, а потому образ её скучен и банален.
Художник смотрел на произведения искусства с вожделением. Мать и дочь — что может быть прекраснее, что может быть чище и благороднее, чем столь милая глазу и сердцу композиция?
От двери до кровати тянулась кровавая линия из каких-то потрохов и внутренностей. Артёму потребовалось всего мгновение, чтобы понять: это кишки. Жуткий след заканчивался у кровати, на которой распласталось мёртвое женское тело. Повсюду на полу была разлита кровь, море крови. Артёму стало дурно. Вика лежала на спине, обнажённая, с раздвинутыми в стороны ногами и руками. Между ног, прямо от влагалища, начинался глубокий разрез, проходящий вдоль всего тела. Кожу искромсали и растянули в стороны так, что теперь она походила на открытую книгу, обнажая вместо страниц человеческие органы. Разрез на коже заканчивался где-то возле груди, а выше находилось и оружие убийства. В горло несчастной был воткнут огромный кухонный нож, которым Артём обычно разделывал мясо, если Кристина не справлялась сама.
