Оглавление

Часть первая. Вопросительные знаки

Пролог

(Глубокая осень 2016 года)

— Сколько стоят эти цветочки?.. Ого! А эти? Да вы что, откуда вообще такие цены?! Можно подумать, у вас нет конкурентов в этом городе.

— Странный какой-то, — проворчала продавщица, глядя вслед уходящему от её благоухающего прилавка мужчине. — На бедного вроде не похож.

— А кто их разберёт? — откликнулась её соседка. — Сейчас иных бомжей можно определить только по запаху.

— Ну да! — отмахнулась цветочница. — Ты его руки видела? Не у каждой бабы такой маникюр! Я знаю о чём говорю, раньше в слоне красоты работала. На такие ногти нужно час потратить! Их самому себе не сделаешь.

— Ногти — как ногти. Я не посмотрела, — призналась соседка. — А чего на цветы перешла?..

Разговор удалился от предмета обсуждения на превратности судьбы, а мужчина с ухоженными ногтями вышел из одноэтажного павильона, построенного в стиле соседствующего с ним Витебского вокзала, и направился вдоль Введенского Канала. Ещё до середины 1960-х здесь действительно был канал, который соединял собою Обводный и Фонтанку, но его безжалостно засыпали и от водной преграды осталось одно название. Улица была не очень оживлённой, поэтому, пройдя павильон и свернув к проезжей части, незнакомец с ухоженными ногтями рискнул перейти на другую сторону, к бизнес-центру. Возвращаться на переход было далеко.

— Вон он! — встрепенулся сидящий рядом с водителем человек. Старенькая «Лада», цвета «кофе с молоком», стояла припаркованная ближе к перекрёстку.

Водитель тут же завёл мотор.

— Кстати, — бросил он. — Не надо искать удобного момента.

— Уверен? Может, подождём до вечера?

— Уверен!

«Лада» тронулась с места и тут же пошла на разгон. Человек был уже на середине проезжей части и почему-то не обращал внимания на то, что делается на дороге. Он обернулся в последний момент. Ударом его отбросило, как манекен, который используют при моделировании катастроф. «Лада» вильнула и помчалась вдоль вокзальных строений, в сторону Обводного канала.

Глава первая. Подведение итогов

Сокольский вошёл в длинный кабинет, который за последнюю неделю посещал раза четыре. Раньше ему не приходилось так часто общаться с генералом, но всё меняется. Правда, самого Дмитрия Ивановича Чёрного визит Сокольского не обрадовал:

— Игорь Сергеевич! Мне показалось, что мы с вами уже закрыли тему!

Генерал не счёл возможным отказать Сокольскому в аудиенции, но хотел показать сразу: об Ольгине ему больше сказать нечего. Парня жалко, из него вышел бы хороший сотрудник, но никто не имел права допустить к службе в УВР человека с судимостью за плечами. Полковник Баринцев временно замял это дело и Ольгин успел поучаствовать в нескольких операциях под руководством Сокольского, но как только генералу стало известно о подобном нарушении — разговор был короткий. И, по мнению Дмитрия Ивановича, достаточно категоричный, чтобы не поднимать тему снова.

— Я знаю, — будничным тоном ответил Сокольский. — Но есть пара фактов, с которыми вам необходимо ознакомиться.

Чёрный потрогал свою выдающуюся нижнюю губу, но потом опустил руки на стол и тяжко вздохнул.

— Садись.

Сокольский устроился на стуле поближе к генералу.

— Послушай, Игорь! — пробасил Чёрный сочувственно. — Я всё понимаю. Я даже готов посодействовать, чтобы устроить парня на хорошую работу. Ну, ты сам всё знаешь…

Генерал хотел было добавить, что Сокольский может оформить Ольгина как своего агента-осведомителя, но зачем напоминать о том, что и так понятно?

— Знаю, — повторил между тем Сокольский. — Поэтому прошу у вас всего пять минут.

— Ты думаешь, что за пять минут сможешь изменить законы или устав?

Сокольский посмотрел на генерала своими прозрачными, серыми глазами, и едва заметно улыбнулся. Генерал успел уже отметить, что после потери брата Игорь изменился. Он стал каким-то по-особенному строгим и собранным, так что эта улыбка сразу настораживала.

— Дмитрий Иванович! Вы справедливый человек. — Генерал кивнул, не оспаривая этого мнения — и Сокольский раскрыл чёрную папку, которую принёс с собой. — То, что я вам покажу, позволит Ольгину остаться в УВР, не меняя никаких законов.

— Интересно! И что же это? Смелее, подполковник!

Сокольский тут же сделал непроницаемое лицо. Он ещё не успел привыкнуть к новому званию, зато все окружающие то и дело напоминали ему при удобном случае, что из погон майора он уже вырос.

— Я изучил дело Вячеслава Борисовича Ольгина, — начал он, — и через свои связи в полиции восстановил всю картину его так называемого преступления.

Генерал насторожился на это «так называемого» и снова принялся теребить нижнюю губу, словно хотел, чтобы она рассосалась, как шрам от массажа. Сокольский продолжил:

— Меня заинтересовал один факт, который был упущен во время следствия. А именно: время нападения на гражданина С. Т. Минаева, которого якобы избил Ольгин. Вот парочка документов, — он протянул их генералу, — просмотрите, а я постараюсь в нескольких словах обрисовать ситуацию. Итак, Ольгин возвращается с работы раньше обычного и застаёт у себя на квартире жену с любовником. Он сгоряча бьёт любовника по лицу, тот падает, Ольгин уходит. Примерно через сутки гражданина Минаева доставляют в отделение больницы с черепно-мозговой травмой, множественными ушибами и повреждением селезёнки.

— Ну что же, это не противоречит показаниям Ольгина, — заметил генерал, старательно изучая представленные ему документы.

— Да, конечно, — согласился Сокольский. — Но обратите внимание на заключение, которое дал лечащий врач. Точнее, на время осмотра. Минаев получил ушиб головного мозга и разрыв селезёнки через сутки после встречи с Ольгиным. Одновременно с этим отмечено наличие небольшой гематомы под левым глазом, нанесённой ранее и не представляющей никакой угрозы жизни господина Минаева.

— Это ещё ничего не значит, — заметил Чёрный, оставив губу и постучав по бумагам толстыми пальцами. — Они могли встретиться снова.

— Исключено! — Игорь выпрямился и с совершенно непроницаемым лицом выложил перед генералом ещё одну бумажку. — Это справка о том, что Вячеслав Ольгин был задержан за драку в нетрезвом виде и на момент нанесения побоев господину Минаеву находился в «обезьяннике» местного отделения полиции.

— Позвольте! Ну и как же этого не заметил следователь?

Сокольский пристально посмотрел на генерала.

— Полагаю, тут всё просто, — сказал он негромко и слишком буднично, так что генерал усомнился в его бесстрастности. — Ольгин подписал признательные показания добровольно и не особенно разбираясь, а следователю очень хотелось поскорее закрыть дело и он не стал уточнять детали, которые могли бы помешать ему это сделать. Согласитесь, у нас так бывает. Хорошо, если находится дотошный опер, честный следователь или грамотный адвокат, которые не ленятся всё перепроверить, имея на руках готовое признание. Я полагаю, что дело Ольгина надо передать на доследование со всеми собранными показаниями и уликами, и я уверен, что он будет оправдан по всем пунктам. Худшее, в чём его можно обвинить — это в нанесении лёгкого телесного повреждения в состоянии аффекта. Срок, даже условный, он получил несправедливо. К тому же, я разговаривал с этим Минаевым. Он в эти же сутки встречался с ещё одной замужней женщиной — и вот как раз от её супруга, точнее от его охранников, получил сполна.

— Тогда почему он оговорил Ольгина? — спросил генерал, разглядывая бумаги.

— Второй обиженный им муж был богатым бизнесменом и пригрозил Минаеву вернуться и довершить начатое, если он хоть слово скажет о том, кто его избил, — ответил Сокольский. — Поэтому на следствии этот «Казанова» свалил всё на первого обиженного, а Ольгин, пребывая в расстроенных чувствах, всё подтвердил, не задумываясь.

Генерал отодвинул бумаги и ухмыльнулся.

— Вот что мне в тебе нравится, Игорь, так это твоя собственная дотошность. — Он встал, сделав Сокольскому знак, чтобы не поднимался, и не спеша извлёк из сейфа бутылку коньяка и пару стопок. — Я ещё не помянул твоего брата. Извини, совершенно нет времени. Олег был замечательным парнем, но даже он не обладал этой твоей въедливостью.

— Олег был одиночкой, — признал Игорь. — А я привык к команде, очень переживаю за тех, кто со мной, и не упускаю случая залезть в чьё-нибудь грязное бельё, если из этого можно извлечь пользу.

Они выпили, не чокаясь.

— Отправляй дело на доследование, — распорядился генерал и хлопнул его по плечу. — Я позвоню, кому надо, чтобы не затягивали. А Ольгин… Пусть продолжает работать в твоей группе, неофициально. И ещё — передай, что хоть у него и есть одно высшее образование, получить второе, у нас, ему всё равно придётся.

— Спасибо! — Сокольский пожал протянутую ему, пухлую как взбитая подушка, генеральскую руку, и удалился.

Нет, победителем он себя не чувствовал. Получалось, что Слава Ольгин чудом избежал тюрьмы, которую совершенно не заслужил, да и условная судимость может здорово исковеркать человеку жизнь. Но лучше добиться справедливости поздно, чем никогда.

Глава вторая. Новые лица, новые планы

Майор Малышев заслуженно считал себя опытным оперативником. За плечами — двадцать лет стажа, а количество раскрытых убийств Михаил Иванович давно перестал подсчитывать. Кто-то сказал про него: «У Малышева особое чутьё». Складывалось оно из опыта и внимательности. Мелкие детали порой трудно распознать сразу, но они фиксируются в памяти и беспокоят, пока не разберёшься и не поймёшь, обо что именно споткнулся взгляд, и как это использовать. Вот и сейчас, Малышев стоял рядом с местом, где пять минут назад лежал труп, слушал молодого подчинённого и медленно оглядывал пространство вокруг, пытаясь понять, почему ему не хочется считать наезд случайным.

— Погибший — Строгов Владлен Викторович, сорока пяти лет, — докладывал худощавый лейтенант, пряча подбородок в поднятый воротник спортивной куртки. — Документы, деньги на месте. Прописан в области…

— А что по машине, которая его сбила? — Малышев вертел в цепких пальцах паспорт погибшего.

— Нашлась почти сразу. Её бросили на Обводном, после поворота.

— В угоне? — Михаил Иванович внимательно посмотрел на помощника.

Глаза у майора были светлые, с тёмным ободком, веки припухшие после дежурства и бессонной ночи, в которой был виноват он сам. Не следовало ругаться с дочерью — не пришлось бы искать девчонку по всему городу. Самостоятельная выросла! Слишком…

— Да нет… — невнятно доложил молодой коллега, которому было всего лет на пять больше, чем дочери Малышева.

— Велик и могуч русский язык… Поясни!

— Скорее нет, чем да. Владелец отвёз её на свалку несколько месяцев назад. Приличная такая «Лада», ещё ездить на ней и ездить, но хозяин купил новую, а старую предложил кому-то на запчасти. Не исключено, что её подновили и продали по дешёвке.

— Узнай, кто продал и кому именно! — Малышев поглядел в унылое, низко висящее небо и невольно передёрнул плечом. От недосыпа и без завтрака он всегда мёрз, тем более при такой погоде. Потом он сунул паспорт в руки помощника. — Средь бела дня на пустой улице… Отдай эксперту. Я — не я, если паспорт не липовый.

Неожиданно он понял, что ему не нравится! Сколько времени «Лада» простояла на обочине? Могла она ждать конкретно этого человека? Могла. Водителю вздумалось поехать именно тогда, когда одинокий пешеход решил нарушить правила и перейти улицу в неположенном месте. Да и сама личность погибшего волновала Малышева. Ему казалось, что он должен знать этого человека. Возраст — за сорок, вид респектабельный, чистые, ухоженные руки…

— Не удивлюсь, если парень числится в нашей картотеке, — высказал вслух Малышев. — Не нравится мне всё это! Нехорошо попахивает. — Он глянул рассеянным взглядом на лейтенанта. — Что стоишь? Работай!

Сунув подмышку чёрную кожаную папку, майор направился в здание бизнес-центра, проверять камеры наблюдения.

* * *

В то же холодное, ветреное утро, Сокольский вышел на угол Литейного и Воскресенской набережной. Ольгина он заметил издали. Тот стоял у самого начала моста, прислонившись к тёмно-зелёному перильному ограждению с чугунными русалками, и смотрел, как мимо проезжают машины. Погода была не слишком подходящая к прогулкам и Сокольский сунул нос в шарф, пожалев об отсутствии головного убора. Холодный ветер трепал волосы и норовил забраться под одежду. Пройдя над тоннелем для машин, Игорь подошёл к своему подчинённому.

— Что-то рано холодает в этом году, — сказал он вместо приветствия. — Не замёрз тут торчать?

— В ближайшем будущем синоптики тепла не обещают, — рассеянно отмахнулся Ольгин. — И мира во всём мире — тоже.

Он явно хотел о чём-то спросить, но промолчал, а Сокольский, как на зло, не хотел торопиться. Вдвоём они медленно двинулись по Воскресенской набережной.

— Красивый мост, — заметил Ольгин, оборачиваясь на ограждение с русалками. Среди него, правда, виднелась пара секций из обычных прутиков — на месте майской аварии. Утонувшие фрагменты всё ещё не восстановили и дыра, забранная тощей решёточкой, просто-таки мозолила взгляд.

— Красивый. Только история у него мрачная, — отозвался Сокольский.

— Что так? — переспросил Ольгин.

Сокольский критически на него посмотрел.

— Образованный человек, да? Надо знать историю своего города. — Но потом перестал ехидничать и пояснил: — Здесь сперва был плавучий мост, но в середине XIX века его снесло ледоходом. Решили построить настоящий, но вот проблема: тут самое глубокое место Невы, 24 метра, и дно — ил с глиной. Противное такое, неверное дно. В общем, строили так: опускали в воду огромные кессоны, потом камеры нужно было заполнять камнями. Одна камера наткнулась на валун в грунте и её перекосило, в другой кессон ворвалась вода с илом, третий взорвался. В общем, каждый раз приходилось начинать заново и денег ушло немерено. А хуже всего — людей погибло несколько десятков.

Ольгин оглянулся на могучие опоры моста, в верхней трети которых блестели окошечки каких-то местных служб. Казалось, что эти опоры могут выдержать ядерный взрыв, а их поставили полтора века назад, угробив кучу народу.

— Да уж! — протянул он. — Несколько десятков… А правда, что какие-то психи нарисовали на мосту член? Вроде как, протест выразили Большому Дому.

Сокольский хмыкнул. До чего же живучи бывают историйки, которые не стоят потраченного на них времени!

— Правда. В 2010-м, — ответил он. Год Сокольский помнил, потому что находился в это время в Ставрополе, командированный туда после майского теракта. О том, что делается дома, он узнал, вернувшись в Питер в середине июня, от словоохотливых коллег. — Меня тогда в городе не было, но ребята рассказывали. Ночью нарисовали, во весь разводной пролёт. Только я не понял, кому именно сие художество предназначалось. Мосты-то по ночам разводят, так что большинство потенциальных адресатов спало и картинку не видело. А днём, когда мост опущен — кто разберёт, что там за пятна краски?

— Наверное, это такой воинствующий эксгибиоционизм, — решил Слава, подумав.

— Слова-то какие! — усмехнулся Сокольский.

— Ты время не тяни, если не хочешь, чтобы я ещё по-гречески заговорил. — Ольгин покосился на него. — Как прошло-то?

— Ещё не прошло. — Сокольский смотрел в пространство перед собой. — В моей группе остаёшься. Пока неофициально, на положении платного информатора. Суд оправдает по всем статьям — тогда уже будем определять в штат. Ты мне вот что скажи: точно не передумал?

Он повернул голову и теперь пристально наблюдал за Ольгиным. Слава пожал плечами. Они шли вдоль набережной. Нева, чёрная и взволнованная, разделяла недовольство людей ранними холодами.

— А чего мне передумывать? — сказал наконец Ольгин. — Я готов.

Сокольский кивнул и перестал за ним наблюдать.

— Тогда будем работать. Но ты мне должен кое-что пообещать.

— Что именно?

Игорь шагнул чуть шире и, повернувшись на каблуках, остановился перед Ольгиным.

— Что запомнишь раз и навсегда: твоя жизнь стоит так же дорого, как любая другая. Понял?

Слава посмотрел вперёд, в сторону другого берега. Туда, где темнели старые кирпичи «Крестов» и выделялся среди их массы белый купол тюремной церкви.

— Главное, что ты так считаешь, — отозвался он. — Ты — начальник, моё дело подчиняться.

— А короче?

— Обещаю, — нехотя ответил Ольгин и наконец-то посмотрел в лицо Сокольскому. — Серьёзно, обещаю.

— Вот и хорошо. — Сокольский направился дальше.

— А как же: «Сам погибай, но товарища выручай»? — невинно поинтересовался Слава, пристраиваясь рядом.

— Ну, такая необходимость возникает нечасто, а вот то, что ты любишь кидаться на амбразуру — я уже понял, — резонно возразил ему Сокольский. — Ладно, поговорим о деле.

Он достал из внутреннего кармана фотографию и передал Ольгину.

— Это тот, о ком я подумал? — спросил Слава, вглядываясь в незнакомое лицо.

Сокольский кивнул. Ольгин отдал ему фотографию и взамен получил конверт.

— Здесь документы и рекомендации. Всё, что нужно. Учти, он жёстко проверяет тех, кого берёт к себе. — Сокольский потёр щёку, явно сомневаясь в чём-то. — Тебе придётся разыграть начало самостоятельно. Надеюсь, эксцессов не будет. В случае критической ситуации ты знаешь, что делать. И не геройствуй: у меня есть запасные варианты, но нет лишних людей.

— Да понял я, — протянул Слава. — Связь через Ингу?

— Да. — Сокольский остановился. Они как раз дошли до вознесённого на высокий пьедестал восьмиметрового кораблика. — Удачи!

Они пожали друг другу руки и Ольгин энергично направился к переходу. Сокольский ещё с минуту постоял у «Полтавы», поёжился на ветру, потом поправил шарф — и пошёл прогулочным шагом в обратную сторону.

Глава третья. Знакомства бывают разные

У России во все времена было много врагов. В несовершенном мире любое сильное государство обречено существовать среди враждебного окружения. Могучая, самостоятельная страна не может не внушать страха, равно как не может не вызывать зависти, а если руководители более слабых стран боятся и завидуют — они найдут способ поселить в своих согражданах чувство ненависти и вражды к сильному соседу. На то и существует понятие «идеологическая обработка». Зачем это делается? Не проще ли жить в мире? Проще. Только не все это понимают.

На государство, которое вызывает страх и зависть, можно пойти открытой войной, если хватит смелости и амбиций, или натравить того, кто поглупее. И всё-таки проще нападать на заведомо слабого противника, поэтому настоящая война против сильной страны применяется редко. Иное дело — война тайная, которую ведут при помощи нечестной дипломатии, подрывной деятельности, проплаченной агитации и провокаций. Время от времени подобные методы оказываются действенными. Профинансировали же немцы переворот 1917 года в России — и добились того, что страна, побеждавшая в Первой Мировой войне, капитулировала и лишилась всех своих завоеваний. Сильная Россия Западу никогда не была нужна.

В XXI веке, настрадавшись от последствий переворотов, русские люди гораздо критичнее относятся к чужим попыткам толкнуть их на очередную революцию. Но противники России не сложили оружие и не собираются этого делать в обозримом будущем. Скорее наоборот, они изобретают всё более изощрённые способы влияния, добавляя работы тем, кто поставлен охранять покой мирных граждан. Западные агенты ведут себя крайне нечистоплотно, могут и наёмных убийц нанять, и оружием их обеспечить, и снайперов посадить, чтобы расстреливали в спины тех, кого сами же подстрекали выйти на улицу и устроить очередной «майдан». Чтобы не допустить подобного в России, приходится быть бдительными, так что полиции и спецслужбам работы всегда хватает и работа эта дороже любых денег. Ведь счёт идёт на человеческие жизни.

Рядовой день, не менее пасмурный, чем все предыдущие, начался с неожиданного телефонного звонка в следственный отдел Адмиралтейского района.

— Майор Малышев? Вас беспокоит подполковник Сокольский, УВР ФСБ. Мы можем увидеться?

Михаил Иванович потёр глаза, стараясь сосредоточиться и понять, что могло от него понадобиться подполковнику из Большого Дома.

— Можете подъехать… Или я должен явиться к вам?

— Предпочту нейтральную территорию, — отрезал собеседник. — Скажем, Львиный мостик на канале Грибоедова. Вам до него пешком недалеко. Через пол часа.

— Так срочно? — Малышев всё ещё не понимал, чего от него надо этому подполковнику.

— Да. И для вас не безынтересно. Речь пойдёт о наезде на одного пешехода, пару дней назад, на Введенском Канале.

Малышев встрепенулся, сонливость как рукой сняло.

— Хорошо, как я вас узнаю?

— Я сам к вам подойду.

Собеседник прервал связь. Малышев опустил руку с телефоном и хмыкнул. «Сам подойду»… Хорошенькое дело!

— Что-то случилось, шеф? — спросил один из его коллег.

— Пока не знаю. Я отойду, примерно на час. По служебной необходимости.

Малышев поднялся, на ходу подхватил куртку и вышел под недоуменные взгляды молодёжи своего отдела. Минут через пятнадцать он был на месте. Поскольку фээсбэшник не сказал точно, где его ждать, Михаил Иванович взошёл на мост и остановился поближе к облупленным львам, облокотившись на перила. Мостик ему всегда нравился и где-то в подсознании мелькнула мысль: уж не знает ли этот подполковник Сокольский всю его подноготную, вплоть до привычек и предпочтений, раз позвал именно сюда? Но ведь хороши львы! Вон, даже завитки шерсти на брюхе сделаны…

Едва Малышев отвлёкся на брюхо ближайшего льва, как к нему подо